«Шестая зона. Коридор перед кабинетом допросов. 8:36».
Длинный пустой коридор, наполненный отдаленным эхом стенающих голосов. Человек, который впервые окажется в этом пыльном, позабытом Богом месте, сразу же вспомнит о старых камерах пыток, наполненных в своей глубине самыми жуткими механизмами, призванными дробить людские тела и души. Однако некоторым пациентам, которые обитают здесь значительную часть своей жизни, уже давно кажется, что эти отдаленные плачи и крики похожи на музыку, эхом отдающуюся от голых стен. Хор из скулящих голосов, который сопровождается громким стуком тяжелых ботинок о каменный пол и судорожным, паническим дыханием, сводит с ума. Высокий охранник, лениво почесывающий небритую щеку, вызывая неприятный шершавый звук, словно кто-то усиленно поскребывает наждачкой по шлакоблочной стене, и молодой парень, совсем еще мальчик, отчаянно оглядывающийся по сторонам и вздрагивающий от каждого шороха. Нежно-голубые глаза истерически блестели и в ужасе всматривались во тьму, ожидая в любой момент броска какого-нибудь жуткого монстра в свою сторону. Длинная дубинка, которой лениво помахивал мужчина, то и дело цеплялась за стены, заставляя и так дрожащего, как банный лист, подростка буквально подпрыгивать на ходу. Наконец-таки процессия остановилась около нескольких металлических дверей практически в самом конце длинного коридора. Пока мужчина листал папку, полученную от главврача вместе с новым пациентом, паренек прислонился спиной к широкой двери, за которой, по его мнению, никого не было – слишком уж тихо. Но, увы, он ошибся. Сильный, безумный удар сразу нескольких рук, вытянувшись из самой глубокой темноты камеры, о закаленные толстые решетки заставил мальчишку побледнеть на пару оттенков и буквально отлететь к противоположной стене, чем немало позабавил стоящего рядом охранника. Тяжело дыша и пытаясь попятиться еще дальше, чему молчаливо мешала стена, он с ужасом наблюдал, как тонкие пальцы цвета застарелой пыли, с обкусанными ногтями, просунувшиеся сквозь толстые прутья, медленно втягиваются обратно, вновь тая в глубинной тьме. Пока парень приходил в себя от ужаса, охранник уже успел ознакомиться с необходимыми документами, предоставленными ему по праву обязанностей слежения. Дело № 32875 «Имя: Куроко Тецуя Возраст: 21 год. Особые приметы: голубые волосы и глаза, угловатое телосложение. Положение: Сектор семь. Пятый отсек, 312 камера – для существ с невероятными феноменами. Статус: Особо опасен. Угроза уничтожения - 7 баллов. Диагноз: Ананкастное расстройство личности; Социопат; Код заболевания по МКБ-10: F60.5. Особенность: Обладает невидимостью. Период действия: 2 часа, после требуется восстановление в течение десяти минут. Развитие способности чтения мыслей по глазам и жестам. Не умеет пользоваться воздействием. Рост: 168 см. Вес: 57 кг. Группа крови: А. Врожденные болезни и отклонения: Нет. Поведение: Стабильное. Без резких выплесков эмоций и агрессии. Поступил: 15 апреля 2124 года. Врач – специалист, ответственный за пациента: Хагаки Кейто Общее заключение специалиста/Характеристика/Биография: Достаточно тихий, спокойный пациент. Не противится процедурам, предпочитает молча посидеть и покопаться в себе. Скрытен, в общении нужен особый подход. В прошлом жил в бедной многодетной семье. Младший сын, имеет семь братьев и сестер. Его не замечали, часто подвергался нападкам со стороны старших родственников психологического и физического характера. Предполагаемо, из-за этого, парень и замкнулся. Противопоказано: сильное давление со стороны, воздействие с людьми, страдающими синдромом MSD-10 и сильные физические нагрузки». Тонкая папка, состоящая всего из нескольких страничек, с тихим шелестом закрылась. - Что ж, Куроко Тецуя. Добро пожаловать в Шестую зону, - ухмыльнулся охранник, смотря на судорожно жмущегося к стене парня. Его голос как нельзя лучше вписывался в данную обстановку: охрипший, глухой, отдающий мрачной удовлетворенностью. Да и он сам напоминал что-то серое, склизкое, тянущее свои руки из пыльного угла к горлу жертвы. - Неужели, у тебя действительно все так запущено? Или просто пытаешься оправдать диагноз? Громовой голос эхом разнесся по длинному коридору, заунывно отражаясь от голых стен, заставляя парня пожалеть, что в его послужной список не входит умение смешиваться со стенами. - Н-нее.... Под-дходите... Ко... мне... - прошептал голубоглазый, отползая чуть дальше вдоль стены так, чтобы до него было не так просто дотянуться, и закрылся руками, как будто свято веря в то, что если он не будет видеть этого кошмара, то ничего с ним не случится. Его трясло, как банный лист: он еле держался на ногах, опираясь острым плечом о холодную поверхность стены, пальцы, цепляющие недлинные голубые пряди на любу судорожно дрожали, а приоткрытые губы выпускали частое дыхание наружу. Однако голос его, не считая истерического заикания, оставался более-менее спокойным. На глазах его выступили слезы, которые не смогли остановить даже плотно прижатые к лицу руки, солеными дорожками стекая вниз по белоснежной коже. Страх. Безумный страх перед этим человеком и столь жутким местом, в котором ему пришлось оказаться, затуманивал оставшийся рассудок парня. А все почему? Нет, он никогда не желал быть одиноким затворником, который не может спокойно общаться с людьми, ранее ему незнакомыми. Он хотел. Он мог общаться с другими людьми! Он мог стать частью общества! Но... Его убили. Буквально растоптали, как ненужную вещь, заставляя погрязнуть в жутком мире лжи и предательства. Жизнь слишком страшна вещь, чтобы со спокойной душой существовать в этом мире. И, как только в голову пришло осознание этого, в нему проснулись мысли о самом жутком – о смерти. Они затмевали собой все, о чем только мог думать парень. И днем, и ночью он видел лишь страх, желал найти место, где его ноги не будут подкашиваться от близости кого-то, стремился остаться в полном одиночестве. Вы скажете, это сумасшествие? Возможно, раньше он бы не согласился с этим, оправдываясь неуравновешенной подростковой психикой, но теперь, когда на него со всех сторон давили выбеленные стены узкого коридора, опоясанные громовым эхом тяжелых шагов охранника, а сквозь двери пробивались существа, готовые разодрать его на тысячу кусков, он уже не был так уверен в своем здравии. Был бы в порядке – не оказался бы в таком угнетающем месте. Охранник получал какое-то садистское удовольствие от конвульсивной дрожи мальчишки: его лицо то и дело озаряла ухмылка, руки ненавязчиво поигрывали с прорезиненной дубинкой, огрей которой он мальчишку по затылку, так вышиб бы весь дух до самой последней капли. Когда люди чувствуют власть, они становятся опьяненными ею, жестокими, важничающими. - Я могу тебя обрадовать, если это можно назвать таковым: для тебя припасена самая дальняя, сама непримечательная камера из всех, что у нас имеются. В соседних помещениях пока никого не держат, так что можешь считать, что отделен от других парой-тройкой стен. А после, когда в Сектор семь прибудет особый пациент, - охранник сделал пазу, таинственно приподнял одну бровь и негромко хмыкнул. Вероятно, он пытался добиться какой-то особой атмосферы, да только собеседник его едва ли слушал, судорожно ухватившись за информацию, что какое-то время он будет вдали от других. – Существо с MSD-10, которое мы заселим в соседнюю с тобой камеру, чтобы вы, так сказать, смогли тесно пообщаться. Тебе это пойдет на пользу, уж поверь, мелкий, - самодовольно прикрыв глаза, охранник почувствовал слабое колыхание воздуха. Словно кто-то махнул маленьким перышком перед его лицом. Парень, который только что был в каком-то метре от него, будто растворился в воздухе. - Мелкий? - мужчина начал быстро оборачиваться, ища взглядом потерянного собеседника. Он не видел его всего лишь пару секунд, за это время он попросту не мог добраться до конца коридора – они стояли практически в самом его конце. Остается только одно – он пустил в ход свои возможности. Тишина казалась бы гробовой, если бы не его громкое гневное пыхтение, чем-то напоминающее начинающий закипать чайник. Ничего вокруг не изменилось, ни малейшая трещинка, а за столько лет он изучил их все досконально. Лишь только легкий сквозняк просачивается сквозь щель под дверью. Пропал. Пропал, черт возьми! Резко откуда-то из-за широкой спины мужчины, словно призрак, выплыл подросток. Походка его была плавной и уверенной, ноги больше не подкашивались, и телу не требовалась подпорка в виде стены. Лицо было совершенно безэмоциональным, а глаза, напоминающие голубые блюдца, казались совсем безразличными. Для знававшего различные причуды заключенных охранника это не стало сногсшибательным шоком, однако такое на его памяти было впервые. Это заставило его вдоволь понервничать за этот краткий миг, а его сердце пропустило пару ударов. Кто знает, что бы с ним сделали, упусти он заключенного, даже не сумев довести его до камеры. Мужчина был готов самолично убить парня, но его мстительные порывы были прерваны холодным голосом Куроко: - Почему ты оглядывался? Мужчина опешил. Нет, не от самого вопроса, а скорее от того, что стоящий перед ним парень заговорил первым. Тот самый мальчик, который минутой ранее не мог без заикания выдавить и слова. Да еще и с такой наглостью переходя на «ты». Охранник никогда не разбирался в медицине. Его дело – сторожить заключенных и вовремя смазывать замки, чтобы медиков при входе не раздражал мерзкий дребезжащий звук металла, но даже ему хватило той крупицы знаний, чтобы сказать: социопаты так себя не ведут. Он сам уже видел его обычное состояние непрекращающейся конвульсии, сопровождающейся обильными слезами, а теперь перед ним стоит самоуверенный парень, взглядом которого можно воду замораживать. «Странное сочетание. Боится общества, но в то же время - Ананкастное расстройство личности. Пусть они оба могут почти одинаково охарактеризовать людей - тихие, более менее мирные; Но! Психи, что слишком замкнуты в себе более спокойны, а этот голубоглазый развел тут истерику. И в это же время, думаю, ему хватило несколько секунд, что бы все осмыслить. Странный он...» Холодные, словно лед, глаза парня смотрели на охранника и не отражали ровным счетом ничего. Ни единой эмоции. Пустота. Казалось, что он вообще не умеет чувствовать. И ударь ты его сейчас - не шелохнётся. В голову мужчины пришла мысль, пробужденная столь обширными впечатлениями от нового знакомого. Он мог назвать его лишь одним прозвищем: живая кукла - самое правильное сравнение на данный момент. Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, Куроко огляделся на дверь практически в самом конце коридора и медленно поплыл, а это нельзя было назвать никак иначе, к ней. Дождавшись, пока плетущийся позади него охранник откроет трясущейся рукой дверь, парень зашел внутрь и осмотрелся: узкая, немного вытянутая в длину комнатка, обитая тканью настолько выбеленной, что резало в глазах, в дальнем углу стояла небольшая кровать, застеленная накрахмаленным бельем, таким же белым, как и все здесь. На ней валялась гора подушек, непонятно для чего предназначенных в камере для заключенного. Казалось, он оказался в какой-то чудовищной резиденции страстного поклонника стерильности, который просто жить не может без белого цвета.«».
Позади парня с глухим стуком закрылась металлическая дверь, загнавшая в комнату небольшой вихрь прохладного воздуха. Мужчина, сопровождавший его, прогремел ключами и поспешил удалиться от странного пациента, опасаясь за свой рассудок, оставляя парня наслаждаться долгожданным уединением и искусственным освещением, которое угнетало похлеще общественных мест. Он остался совершенно один. Закрыв глаза и досчитав до десяти, Куроко медленно прошел к кровати, скинул разложенные на ней подушки на пол и забился в самый угол, упираясь худой спиной в металлическую перекладину, которая теперь холодила его кожу даже сквозь одежду. Обхватив колени ладонями, парень уткнулся носом в жесткую ткань больничных штанов и разрыдался. Очутиться в этом месте не казалось ему радужной перспективой – там, за стенами этой палаты, жили такие существа, о которых он раньше даже представить не мог. И люди, к которым он мало-мальски, да привык, пугали его намного меньше той неизвестной извращенности природы и научной жестокости, которые поджидали его за металлическими дверями. И ничего не изменится. Мир никогда не будет его принимать, как бы сильно он не стремился измениться. Слишком свежи еще воспоминания из детства, когда он понял, что не может иметь собственного мнения, собственных желаний. Тогда он испытал шок от осознания того ужаса, в котором он живет, находясь рядом с такими разными и такими страшными людьми. Стадное чувство стало для него защитой. Лишь на поводу у толпы. Как преданная собачка. Но, как он понял потом, его вполне все устраивало. Он мог видеть мир другими глазами, не затуманенными розовой дымкой. Он понимал, что попытки что-то изменить в этом мире тщетны, мир так и сгниет, оставив у своей могилы гнить и Куроко, которого так и не признают. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем из коридора послышались тяжелые быстрые шаги. Тецу даже не заметил, как погрузился в напряженный сон, то и дело прерываемый дальними отгласами криков здешних узников. Поэтому, когда из-за тяжелой двери раздался громкий стук, парень не то, что не отдохнул, а вымотался еще сильнее. - Хей, парень! – окликнул голубоглазого строгий голос. - Доктор сказал, чтобы ты ходил в общую столовую. Обед через полчаса. Камеры откроются автоматически, - последние слова доносились с каждым разом все тише, по мере удаления охранника. Прикрыв глаза, Тецуя вновь уткнулся лбом в колени и погрузился в свои мысли. Сам того не замечая, он начал автоматически анализировать полученную информацию. Нет, для него было не столь важно, что говорил мужчина, сколько то, как он это говорил. Громкость голоса, тон, подача информации, напряжение во всем теле, которое ощущалось из-за глубокого судорожного дыхания, облегченный вздох в некотором отдалении от камеры – все это четко открывало отношение к самому парню. Вот только самого важного парень так и не увидел – выражения его лица. Достаточно было посмотреть на него, чтобы узнать все, что его интересовало, до малейших подробностей. Да только Куроко никогда не умел видеть сквозь стены. Полчаса пролетели словно за одно мгновение. Психоанализ парня был прерван длинной, протяжной сиреной, оповещающих всех об открытых дверях и наступившем времени принятия пищи. Если бы только у Куроко была возможность не двигаться с места, упросить охранников приносить еду в камеру, он бы сделал все. Но, увы, по настрою здешнего персонала, с которым ему удалось пообщаться за столь краткое время, он понял, что тратить свои силы на столь незаурядного заключенного они не собираются. Как бы ему не хотелось подальше забиться в свой угол, голод давал о себе знать, и ему пришлось медленно продвигаться к щелкнувшей металлическими защелками двери. Снова ему придется оказаться в обществе людей и существ, которые готовы унизить, сожрать его при первой же возможности, которая непременно будет, уж он-то знает не понаслышке. Тихо переступив через порог, он словно окунулся в совершенно другой мир. Из сотен открытых камер выходили различные существа в оранжевых тюремных робах: кто-то был воистину огромен, а кто-то до невозможного мал и незаметен. Мужчины, женщины, создания непонятного пола, дети, старики - все. От обыкновенных людей, ставших лабораторными крысами, до жителей Флотилии, изначально родившихся совсем не похожими на каноны, поставленные обществом. Все они шумными потоками тянулись к заветной двери: огромной, скрывающей за собой жизненно важные ресурсы. Огромное помещение. Вот что значит - ни конца, ни края: как минимум пятьсот квадратных метров, под тысячу столов и длиннющие ленты с работницами, раздающими еду, по периметру. Высокие окна, пропускающие яркий дневной свет, были полностью загорожены металлическими прутами, которые казались намного толще тех, что закрывали маленькие прорехи в дверях камер. Если внимательно и долго их рассматривать, то можно было бы заметить редкие синие всполохи электричества где-то на поверхности металла – для такого огромного количества заключенных в одном месте требовались особые средства защиты. Там, где несколько столов были раздвинуты в стороны, чтобы освободить площадку, которую оккупировала компания мужчин из Западного государства - мощных представителей негроидной расы, с татуированными телами, с идеально сбритыми головами и довольно устрашающим видом. Любой был бы напуган, оказавшись в подобном обществе, что уж говорить о маленьком социопате, который был едва ли крупнее их накаченных рук. Заключенные стояли небольшой группой, что-то увлеченно обсуждая и подкидывая в руках пару баскетбольных мячей. Странно было то, что им вообще позволили принести в столовую тяжелые мячи, которыми, при желании, они смогут снести голову любому в этом зале. Внимательно осмотревшись, Тецу заметил высокие столбы, вершины которых украшали баскетбольные щиты с кольцами без сеток. Вероятно, они были специально убраны, чтобы заключенные не смогли стянуть веревку и навредить себе или кому-то другому. Значит, время для обеда выделяется не только на прием пищи, но и на небольшое развлечение, чтобы окончательно не сойти с ума в этих тусклых помещениях. Немного постояв в мысленном затишье, наблюдая за тем, как легко и свободно подскакивает рыжий мяч в огромных смуглых ладонях, Куроко, решив для себя, что вмешиваться не будет, быстро поспешил туда, где уже скопилась приличная очередь за едой. - Слышь, парень! - недовольно возмутился какой-то брюнет, смотря на то, как перед ним кто-то влез. - Совесть имей, ты! - Вообще-то, я уже давно здесь стою… - тихо, скорее лишь для себя, прошептал голубоглазый, разворачиваясь обратно и протягивая тарелку для получения своей порции. Люди, стоящие рядом с ним, невыносимо давили на психику, заполняя пересохший рот вязкой слюной и вызывая крупную дрожь в коленях и самых кончиках пальцев, словно у диабетика со стажем. Ему было тесно, душно, невыносимо тяжело. Казалось, что из-за спины к его горлу тянутся длинные руки с цепкими пальцами, стремящиеся вгрызться в его бледную кожу, оставляя на ней красно-фиолетовые следы синяков. Все, что он так долго разрабатывал в своей голове, вся идеально выстроенная структура поведения перед людьми, с треском обрушилось, чуть ли не вгоняя растерявшегося голубоглазого в депрессию и новые долгие размышления. - К-ку... роко? - удивленно раздался все тот же голос, заставивший парня на какое-то мгновение задохнуться от неожиданности. Медленно, словно опасаясь за свою жизнь, он развернулся к говорящему. Быстрый мыслительный процесс прервала неожиданная догадка. - Огивара-кун?! - старый друг детства стоял прямо перед ним. Все такой же, только немного выше и покрепче в телосложении. С такой же улыбкой и блестящими глазами. Он держал в руках поднос, на котором покоилась еда, одетый в такую же, как и все остальные, рубаху заключенного. - Как ты здесь оказался? – на смену удивлению и панику пришло странное чувство умиротворения. Перед ним стоит человек, который не причинит ему никаких неудобств – это он знает точно. Старый знакомый из детства, которого Куроко не видел уже очень давно. - То же самое я хочу спросить и у тебя, Куро-чин! Что ты здесь делаешь?! - негодовал кареглазый, кладя себе на тарелку яблоко. - Неужели ты из Сектора семь? Но тогда откуда у тебя феномен?! Ты же не воздействователь, и... - Огивара-кун, ты не мог бы потише... - невидимка отошел к ближайшему свободному столу, и переложив туда весь обед, не спеша сел, дожидаясь тех же действий и от своего друга. Зажатость постепенно проходила в обществе человека, которому доверяешь. Но не одно зло, так другое - в дело вступал второй диагноз, заставляющий Куроко вновь полностью прогрузиться в себя, анализируя реакцию и поведение негодующего напротив парня. - Осторожно! - прикрикнул кто-то из толпы, смотря на летящий оранжевый мяч. В следующее мгновение вся столовая затихла, сопровождаясь глухими стуками по полу. Куроко приводил дыхание в норму, смотря на едва заметный след на ладони, которая только пару секунд назад отбила резиновый шар. Это произошло автоматически, стоило лишь краем глаза зацепить оранжевую молнию, стремительно несущуюся прямиком к его голове. Рука слегка пульсировала, раззадоренная шершавой поверхностью мяча. Глаза парня непроизвольно расширились, словно прозрев в каком-то трудном жизненном вопросе. Медленно, даже немного заторможено подняв глаза на зал, парень остолбенел от увиденной картины: совершенно все в этом зале пристально смотрели на новенького, не силясь издать и звука. По их лицам он видел какой-то испуг и напряженность. У голубоглазого сразу же сперло дыхание, в горле словно стал комок, который нереально было проглотить. Паника, которая всего лишь пару мгновений назад отступила из-за близости старого знакомого, навалилась новым грузом, буквально вышибающим остатки здравого смысла из его головы. Он даже не сразу понял, как вскочил со своего места и метнулся в сторону выхода, подгоняемый ожесточенными убийственными взглядами, оставляя что-то кричащего ему вслед Огивару-куна в одиночестве. Он совершенно забыл о чувстве голода, которое мучило его перед этим. Возможно, вся эта ситуация была лишь плодом его разыгравшегося воображения, не дающего ему покоя уже много лет, но в данный момент ему хотелось лишь одного – оказаться там, где до него не смогут достать вредоносные сущности из этого ада. Несколько раз заплутав в длинных коридорах, он все-таки наткнулся на свою камеру, в которой он нашел единственное место, где может спастись от социума. С огромным усилием потянув тяжелую металлическую дверь на себя и дождавшись, когда замки в ней щелкнут, он растянулся на жестком матрасе и ткнулся лицом в подушку, пряча в ней набежавшие на глаза слезы. Он спасся из одного жуткого мира и попал в совершенно другой, еще более кровавый, жестокий, устрашающий. Беда никогда не приходит одна, а тем более, если это он – маленький угловатый социопат, которого способен напугать любой малознакомый человек.