14.
5 октября 2014 г. в 00:53
Я купил ей платье – длинное, по щиколотку. Натуральная шерсть, натуральный хлопок. Тряпка тряпкой, оно стоило дороже, чем все, что на мне надето, включая ботинки. По крайней мере, в нем она сойдет за местную. И чудовищного вида чепец на голову – прикрыть срам. Я купил ей рюкзак – вот это по-настоящему хорошая вещь, удобный, крепкий и вместительный. Собрал ей приданое – небольшой ухватистый нож, аптечку, три банки кормосмеси, с которых ободрал этикетки, смену белья, плащ-дождевик. С деньгами сложнее, на Победи-Грех до сих пор в ходу бумажные доллары, и отсюда их никак не добыть. Ну да ладно, на Шебе выжила, там точно не пропадёт. Я был готов, но долгое ожидание вымотало меня, в какой-то момент стало казаться, что теперь так и будет, день за днём Долли будет приносить мне кофе по утрам, я буду проверять почту, качать головой вздыхать: ну кода же. Поэтому, получив сообщение – длинный код без пояснений – я оказываюсь растерян, словно меня застали врасплох. Раз, другой пробегаю глазами строку, заставляя себя поверить: началось.
Долли с порога чувствует моё возбуждение и замирает столбиком, как суслик. Я бросаю на диван рюкзак и комбез.
- Собирайся.
Что в ней действительно хорошо – когда надо действовать, она молча действует. Ловлю себя на мысли, что было бы здорово иметь такого напарника – чёткого, собранного, молчаливого. И с возможностями боевой «шестерки»! Оборачивается: уши, как ручки кастрюли, плоское лицо по выразительности сравнимо с кастрюльным днищем. Нет уж, спасибо.
Через час мы на космодроме. Нужно добраться до станции Лира, где стоит мой катер. Мои документы в полном порядке, я выкупил личность реального человека, моего ровесника с той же группой крови (Кристиан, Кристиан, Кристиан Кассе, оборачивайся на имя Кристиан!), недавно погибшего, заменены только фотографии, сканы сетчатки и отпечатки пальцев. Те, что удалось сделать на Долли, небезупречны, чип кустарный, и вдобавок заметно, что в плече её недавно ковырялись. Ну, мне по моим еще жить, а ей бы только долететь. Вскоре нахожу то, что нам надо – старый транспортник, чей капитан готов взять на борт пассажира. Лира не просто по пути, им там гаситься, так что нас берут охотно. Я плачу вперёд. Нас проводят по кораблю, показывают каюту. Одна койка, зачем-то большое зеркало – причуда прежнего обитателя? Мельком бросаю взгляд – желтоватое корабельное освещение ложится на наши лица так, что глаза кажутся запавшими, как у покойников. Я ободряюще улыбаюсь доллиному отражению, но она, конечно, не ответит сейчас на улыбку.
Не то, чтоб я подозревал экипаж транспортника в привычке ставить пассажиров на прослушку, но предпочитаю не рисковать. Мы не разговариваем – по крайней мере, вслух. У неё доступ к моему планшету, и она, если надо, может переписываться со мной в чате. На деле она по большей части сидит в той же позе, как сидела в камере – на полу, у стены, глядя перед собой. Наша каюта немногим больше той камеры.
Её безмолвное стеклянноглазое присутствие не уменьшает моего одиночества, наоборот. Сейчас, когда прежняя жизнь кончилась, а новую я ещё не нарастил, очень уместно оказаться болтающимся в космосе, в пустоте. Вот как-то так я себя и ощущаю - незакрепленным, без ориентиров. Долли – единственное, что осталось привычного, но это уже ненадолго. Я не знаю, что буду делать, когда вернусь. Иногда мне почти невыносимо хочется человеческого присутствия, ничего особенного, просто общения, лёгкого трёпа, да что уж там – оказаться рядом с людьми и видеть, что меня видят. Знать, что я существую. Мне хватает если не ума, то здравого смысла не идти у всего этого на поводу. К команде я не выхожу, мы встречаемся разве что мельком, на кухне или у душевой – я вежливо здороваюсь. И я им завидую. Едим мы с Долли у себя. Её молчание заполняет каюту, как стылая вода.
На вторую ночь я просыпаюсь, будто меня окликнули, и лежу в темноте: сна ни в одном глазу, в голове ледяной сквозняк, в ушах пульсирует. Я не знаю, сколько времени проходит так. Не тревожно, не страшно, не одиноко, мне просто не-вы-но-си-мо, даже не сказать, почему - нет таких слов. Я лежу, таращась в темноту над собой, и слушаю биение крови в ушах, и не могу даже пошевелиться. Воздух каюты давит на лицо, как песок. В углу, где спит Долли, слышится шорох. Поворачиваю голову. Загораются два красных огонька: инфракрасное включила. Чтобы видеть меня или чтобы я знал, что она проснулась? Тихо подходит, садится на пол, привалившись к торцу кровати. Я зачем-то нащупываю в темноте её плечо, легонько сжимаю. Сейчас немыслимо вставать за планшетом, а заговорить вслух тем более невозможно, так что я откидываюсь на подушку и какое-то время просто слушаю, как она ворочается, устраиваясь, дышит, вроде даже чешется… Потом засыпаю. Наутро нахожу её в углу, на одеяле. Она еще спит, и я сомневаюсь, не приснилось ли мне?
Команда не удивляется, что я каждый раз беру по две чашки кофе – себе и ей. По крайней мере, мне не задают вопросов. Вот и сейчас их пилот, не глядя, придвигает мне сахарницу - для Долли я кладу четыре ложки, сам пью несладкий. Возвращаюсь в каюту, протягиваю Долли её кружку. Она благодарно кивает. «Через десять часов мы будем на Лире».
Лира – станция большая и бестолковая, её построили лет восемь назад, и с тех пор многократно расширяли, пристраивая всё новые сегменты. Здесь много таких закоулков, о которых знают только старожилы. Здесь удобно назначать встречи, которые хочешь сохранить в тайне. Здесь хорошо заключать некоторые сделки особого свойства. Здесь в опечатанном ангаре-ячейке второй год законсервирован мой катер. Я зову его Фальк - потому, что FLC-37760, и потому, что «сокол».
- Долли, это Фальк (Фальк,это Долли!). Помоги открутить заглушки, сейчас мы его разбудим.
Долли кивает и бежит выполнять. У неё это выходит легко, почти играючи, не то, что у меня, но после долгих дней неподвижности работа мне в радость. Ей, кажется, тоже, как и возможность не притворяться исправной. Она даже мимолетно улыбается мне через плечо. Наконец, готово, я осторожно запускаю двигатель, слушаю, как катер оживает, оглаживаю рукой край приборной панели.
- Садись, - киваю я Долли на второе кресло. Вообще-то я отлично управляюсь один, но ей наверняка интересно. Мне хочется быть щедрым. Долли чувствует моё роскошное настроение и снова улыбается мне - почти застенчиво, по-девчоначьи. Странное зрелище, учитывая её физиономию.
- Что, лопоухая, Библию вызубрила?
- В начале было слово, и слово…
- Я тебе верю на слово! А теперь держись крепче, стартуем.
Радуемся мы недолго: не успеваем отойти для прыжка, как по нам открывают огонь. Не полиция - никто не вышел на связь, не приказал остановиться. Нас просто хотят уничтожить. Я им сразу верю. У Фалька, конечно, есть свои секреты, но одного взгляда на угрюмую посудину у нас на хвосте достаточно, чтобы даже не порываться принять бой. Хотел бы я посмотреть со стороны на ту серию финтов и уверток, которую я им выдал, ну и адское же макраме. Мне удается по дуге вырулить обратно к Лире. С этой точки она похожа на безногого краба с раскинутыми клешнями, вот за ближайшую клешню я и нырнул, втопил на полную, и –
- Давай, прыгаем!
- Успели.
- Ага, кажись, почти целые ушли.
- Кто это вас так?
- Не уверен, но скорее всего - свои. Контора. Непонятно только, как нашли.
С орбиты Победи-Грех неожиданно красива, зеленая и голубая, яркая, как игрушка.
- Что, нравится?
Долли не отвечает, глаза и в самом деле как у ребенка перед витриной кукольного магазина.
Будь я уроженцем этих мест, перекрестился бы. А так - просто задержал дыхание, вводя код. Секунда, другая, третья, и –
- Готово! Мы торговое судно , идем порожняком с луны.
- Слава тебе, Господи, - по-английски произносит Долли.
Я выбираю местечко в скалах, подальше от всякого жилья, и очень тихо приземляюсь. Молодчина, Фальк.
- Ну что, переодевайся. Платье, чепчик тоже не забудь.
Долли шуршит одеждой у меня за спиной, а я медленно встаю, потягиваюсь, и снова не вполне верю: вот и все. Поздравляю тебя, Марк, ты только что сделал нечто по-настоящему глупое.
Выхожу наружу, не дожидаясь её, осматриваю Фалька. Да уж, бедняге все-таки досталось. К счастью, оба раза по касательной. Ничего, старик, я тебя подлатаю. Ещё полетаем.
А вот и Долли. Платье сидит на ней неладно, обвисает спереди, и оно чуть коротковато – между подолом и ботинками видны тощие лодыжки. За плечами горбом круглится рюкзак. Складки низко натянутого чепчика обрамляют её удивительное лицо так, что кажется – кто-то сделал это в насмешку. Чёрт возьми, на мне эта вещь и то смотрелась бы лучше.
- А ничего.
- Неправда.
- Ну, по крайней мере, на киборга ты не похожа. Ты похожа на чучело.
- Теперь не врёте.
- Карты скачала?
- Да.
- Тогда двигай. Дня за три-четыре выйдешь к людям… Чёрт, погоди, нож дай.
Она без колебаний протягивает мне нож. Я склоняюсь над её плечом, оттянув ворот. Иди сюда, палёный чип, недолго ты прослужил. Долли не вздрагивает, когда я надрезаю недавно зажившую кожу и запускаю кончик лезвия в рану, подцепляя чип. Вот и он.
- Это моё, - говорю я, зажав чип в кулаке.
- А это моё, - в тон мне отвечает она, забирая нож.
Мы стоим друг напротив друга, и ни один не знает, как прощаться. Понятия не имею, о чем она сейчас думает.
- Короче, вот. Я же говорил, что вытащу тебя. Дальше сама.
Она кивает. Если между нами и были какие-то счеты, сейчас они закрыты.
- А вы теперь как?
- Да как-нибудь, это уж не твоя забота.
Снова кивает.
- Спасибо.
Ну надо же. У неё есть представление о вежливости, она благодарила за чашку кофе, за горсть конфет, но за все время ни единым словом не обмолвилась о том, как ей вообще моя сумасбродная затея с её освобождением. Не спрашивала, почему я это сделал, не удивлялась, не радовалась, словно бы не вполне верила, что я не одумаюсь и не отступлюсь. И вот мы здесь. Нечем крыть.
- Давай, не нахреначь тут, а то будет все зря.
- Я не нахренчу.
- Проваливай уже.
- До свидания. И удачи вам.
Она сбегает по склону, не оглядываясь. Я смотрю, пока её нелепая фигура не скрывается среди деревьев. Тогда я опускаюсь на землю и долго-долго сижу, прислонившись спиной к теплому камню.