Меня звали Андреа Картер

      Я толкаюсь ногами от пола и качусь несколько метров на стуле, закинув голову назад. Я не шевелюсь, когда стул останавливается, просто продолжаю слушать музыку, на полную громкость орущую из колонок. Наверное, она мешает соседям, но мне срать на них, ведь они тоже считают меня сумасшедшей. В моей комнате мрак, да он здесь постоянно. Днём я задёргиваю шторы, чтобы яркий свет не раздражал мои уже истерзанные нервы. Сейчас часов девять вечера, и в окна заползает мутный, серый без малейших оттенков свет, он не освещает предметы, только придаёт им тени.       На эту неделю огромная квартира полностью в моём распоряжении, родители уехали, заперев меня внутри, а я даже не знаю, куда. Возможно, они не сочли нужным уведомить меня, или я просто забыла. Мою младшую сестру отправили к бабушке в солнечный Лос-Анжелес ещё месяца три назад. Но мне кажется, что и там не намного приятнее, чем здесь, хотя, родители, очевидно, думают, что там ей будет лучше. Конечно, ведь там нет меня и всего, что со мной связано, нет того, чем я могу её «испортить». И, если честно, я по ней не скучаю.       Мать и отец думают, что, закрыв дверь на замок, они перерезали мне все пути из квартиры, но они ошибаются. Пару раз я выбиралась в город, поковырявшись в замке скрепкой, за новыми дисками, когда родители отобрали старые.       Я встаю со стула, чтобы распахнуть окно. Тут стало слишком душно. Переступив через опрокинутый стол, я подхожу к окну и, повернув ручку, тяну на себя. Сдавленный воздух вместе с кричащим голосом из колонок вырывается наружу, в тихую и холодную ночь. Я не заметила, как стемнело, в соседних домах сейчас почти не горит свет, люди уже улеглись по кроватям, предаваясь спокойному сну, который избавит их от забот. Но этот огромный город никогда не спит, в нём всегда есть жизнь, ночью она замедляется, но никогда не останавливается. Нью-Йорк всегда и без остановок копошится в своих улицах и авеню. И никогда не спит.       Как и я. Обычно в одиннадцать вечера отец обрубает в квартире электричество. В первый раз, когда он сделал так, внезапно наступившая тишина мгновенно высосала из меня всё, оставив пустоту и страх внутри. Но на следующий день я приспособилась, включив музыку в наушниках за минуту до «отбоя». Но я не сплю. Я просто лежу на кровати и слушаю, слушаю, слушаю, наполняя себя остатками жизни, последними причинами к ней. Я не двигаюсь, так что физически можно назвать это сном.       Присев на подоконник, я замечаю на полу сломанную рамку с разбитым стеклом и съехавшей фотографией, наклоняюсь и поднимаю снимок. Это фото сделано около года назад: я, сестра, папа и мама – обычная, ничем не отличающаяся от кучи других, счастливая семья. На снимке мы все сидим на пляже и радостно улыбаемся. Зачем люди вообще ставят фотографии в рамки? Чтобы каждый день снова и снова смотреть на них, пока собственные глаза не перестанут замечать их? Воспоминания сотрутся, станут блёклыми, и фотографии не будут вызывать никаких чувств, кроме скуки, когда с них придётся вытирать пыль.       Продолжая смотреть на фотографию, я достаю из заднего кармана зажигалку и, чиркнув, подношу её к плотной, глянцевой бумаге. От высокой температуры она идёт пузырями и, наконец, загорается синеватым пламенем. Родители мне больше никто, у меня нет семьи. И я об этом не жалею. Скинув почти сгоревший снимок вниз, я забираюсь на подоконник с ногами и достаю из другого кармана сигарету. Курить вредно? Считайте, что я уже смеюсь вам в лицо.