"Никогда не знаешь, с чем может пожаловать голос из прошлого".
Джон Вердон. Я знаю, что придет время, и ты прочтешь это. Потом посмотришь на нас и улыбнешься той самой улыбкой, в которую я влюбился с первого взгляда. Заглянешь в глаза и скажешь, что все хорошо. И я буду верить в это. Придет время, и мы встретимся. Там, под облаками, где вечно тепло и поют песни птицы. Для нас не будет существовать слова "смерть" и "боль". Мы будем вечно свободны. Только ты, я и наша малышка.22 мая.
Снова сон. Я вновь слышу крики и выстрелы, а перед глазами застывает картина, которая уже минула свой круг в небытие и вернулась назад. В голове четко отпечатывается рисунок крови на ладони, и как только я опускаю взгляд вниз, облегченно вздыхаю. Снова кошмары. Снова прошлое врывается в мое настоящее, и я ничего не могу с этим поделать. Думаете, я не пробовал? Не пытался стереть эти ужасы, просто выкинуть из головы и жить, как все? Это не легко, особенно, если твоя жизнь не как у всех. Любовь. Семья. Друзья. Все это должно присутствовать в нашей повседневной жизни, но что было у меня? Задания, с которых я не знал - вернусь ли живым, коллеги, в последствие, предавшие меня и отправившие гнить на волю, с человеческими чувствами. Душой я был мертв уже очень давно, а телом... Скорее, я просто существовал, выполнял указания. А затем все изменилось.***
- Пап, посмотри, - Софи протягивает изрисованный листок бумаги, и я невольно замечаю ее перепачканные ручки. Улыбаюсь, хоть и понимаю, что обычной стиркой одежды сегодня не отделаться. - Тебе нравится? Эти рисунки. Только на них я могу видеть полноценную семью Лето. Семью, которая должна быть у ребенка. Откладываю в сторону газету и усмехаюсь. Джаред вновь вышел чуть пухлым, чем есть в жизни, и с большим пакетом моркови в руках, которой он постоянно радует ребенка. Сама малышка одета в розовое платице с вышивкой в виде бабочки и короной на голове. Моя принцесса. А я стою рядом с девушкой, крепко держа ее за руку, и улыбаюсь. Счастливый. - Очень красиво, дорогая. Ты показывала это дяде Джареду? - Нет еще, - коротко отвечает малышка и потирает нос ладонью, после чего на ее личике появляется дорожка синей краски. - Я уверен, что ему тоже понравится. Покажешь сейчас? - я возвращаю рисунок дочери и, поцеловав ее в лоб и пронаблюдав, как она поднимется по ступенькам, возвращаюсь к прежней работе. С минутная улыбка исчезает, уступая предпочтение боли и негодованию, а на экране ноутбука вместо новостной ленты открывается фотография n-давности. Здесь все по-другому. Ничего не предвещало беды или страдания, а девушка, застывшая в тот миг на кадре, сейчас могла бы быть счастлива. Энни. Моя любимая, моя дорогая, подарившая лучшее, что может быть у мужчины, и в тоже время унесшее самое дорогое. Одна жизнь взамен на другую. Я опускаю глаза, пытаясь собраться с нахлынувшими воспоминаниями, но вздрагиваю, когда позади раздаются характерные шаги брата. - Скоро можно будет открывать выставку с ее работами. Вон их сколько накопилось. И это только за два месяца, - взяв из блюдца яблоко, Джаред садится рядом, и от его взгляда, конечно же, не укрывается фотография. - Шеннон, столько времени утекло с того рокового дня. Не пора ли жить настоящим? - Пора, я знаю, - отвечаю я и, тяжело вздохнув, закрываю крышку ноутбука и откидываюсь на спинку стула. - Снова кошмары? Киваю. - Я день изо дня переживаю тот вечер вновь и вновь и не знаю, что с этим делать, Джа. Это уже не дежавю, а чувство, будто мне придется испытать это еще раз. Только вместо нее может оказаться София. - Ты же понимаешь, что это не произойдет? Энни была одной из них и имела определенную ценность, а малышка... Что она может знать? Что ее папа - бывший агент ЦРУ, а мама, - младший делает паузу и, вздохнув, продолжает, - киллер и сейчас покоится на кладбище вместе с остальными? Шенн, тебе не о чем волноваться. Мы пережили это, и я уверен, что прошлое больше не станет гостем в нашем настоящем. - Боюсь, братец, что призраки прошлого только и ждут момента, чтобы постучаться в дверь. Я закрываю глаза и погружаюсь в воспоминания пяти летней давности. - Шенн, мы не знаем, как она оказалась там! Мегги выслеживала ее до самого крыльца дома, а тут... - Куда ее увезли? - перебиваю коллегу. - В какую больницу? - Третья городская, - также быстро отвечает мужчина и пытается остановить меня, но я успеваю проскользнуть мимо оцепления и теперь не вижу ничего. Я бегу так быстро, на сколько мне позволяет дыхание и обмундирование, но чувствую, что время на исходя. Какого черта она здесь забыла? Зачем полезла в самое пекло?! - И до сих пор понять не могу, - задается вопросом Джаред, вылавливая меня из омута отчаяния. - Почему она так поступила? - Скорее всего, - останавливаюсь, сглотнув ком в горле, - просто хотела помочь. Нет, Шеннон. Она хотела спасти тебя. И спасла. - Лето. Я останавливаюсь у самого входа в больничное крыло и сто раз проклинаю начальство, когда быстрым шагом подхожу к Мэтью и пытаюсь унять дрожь во всем теле. - Твоя подопечная сейчас в реанимации. - Я знаю, - зло проговариваю я, желая совладеть с необузданной силой внутри себя самого, но осознаю, что в любую минуту могу проколоться. Энни не должна пострадать еще больше, чем смогла. - И как ты это объяснишь? Начальник спокоен и смиряет меня уверенным взглядом, но мне безразлично его мнение. - Мэт, попозже, хорошо? Сейчас это не так важно. И срываю с места. Мчусь по коридорам больницы, петляя в бесконечных поворотах, ничего не видя, точно слепой котенок, и резко останавливаюсь, когда перед глазами возникает отчетливый образ доктора и грубый голос. - Простите, но вам сюда нельзя. - Послушайте, мне нужно знать, как... - Агент, простите, но это операционная, и посторонним вход тужа запрещен. Коротко киваю и, отойдя к стене, медленно скатываюсь вниз, попутно расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Духота давит со всех сторон, и кажется, что потолок вот вот придавит меня к земле, голова кружится и нет сил адекватно размышлять. По сей момент в ушах стоят звон и женский крик, сигналы скорой и полицией, а руки так отчаянно пытаются ухватить холодную, точно металл, ладонь пострадавшей. Как беспомощный котенок, роюсь в карманах куртки, пока не натыкаюсь на слабый, но в тоже время бодрый яд энергии, и затягиваюсь, наполняя легкие сладким никотином. Я знаю, какие последствия меня могут ожидать и в уверен на все сто процентов, что мою выходку Мэтью так просто не оставит, но в данную минуту кроме боли и девушки за зелеными стенами, угнетающих одним только своим видом, меня мало, что волнует. И после нескольких провалившихся попыток санитары понимают это. Четвертая затяжка, и я вновь могу дышать. Пятая - дрожь в руках исчезает, и вместо страха в сердце селится облако надежды. Докурив сигарету, лезу в карман за новой дозой и неожиданно натыкаюсь на треснутую поверхность телефона. Пропущенные сообщения и звонки от брата. - Джаред? Мы в больнице, - почти хрипло произношу я и, прикрыв глаза, откидываю голову. - Точнее она в реанимации, а я сижу под дверью, - даже в этот недобрый час пытаюсь от смеиваться. - Я не знаю, Джа. Я понятия не имею, как она оказалась там, если мы видели, что она села в самолет. Послушай, - я запинаюсь, собираясь с мыслями и силами: - Третья городская по-главному шоссе. Жду. Я прижимаю к груди ноги и опускаю голову на руки, начиная считать про себя секунды ожидания, и прикрываю глаза, уже не осознавая причины моего пребывания здесь. Открываю глаза лишь тогда, когда чувствую легкое прикосновение плеча, и вижу рядом с собой брата. Он выглядит не лучше меня, это можно судить по первой попавшейся водолазке, которую натянул на себя сонный Джаред, никчемно собранному пучку и двум стаканам с кофе. Интересно, давно ли он приехал? - Спасибо, - вяло отвечаю я, принимая "лекарство" от мужчины, и почти залпом выпиваю содержимое стаканчика. - Тебе не мешало бы хоть немного взбодриться, - констатирует Джаред, сделав глоток и поморщившись. - Сколько уже прошло? 23:38 - первое, что попадается моему взору. - Около часа. - Парни оккупировали весь первый этаж, надеются взять уже сегодня показания Энни по этому делу, - младший горько усмехается и потирает переносицу. - Она тебе что-нибудь говорила перед своим уходом? - Ничего, - шепчу я и зажмуриваюсь, чувствуя, как вина пожирает меня изнутри, разъедает внутренности и прогрызается к сердцу. - Шенн, - Джаред касается ладони. - Она выкарабкается, ты же знаешь. Сколько раз ловил ее с огнестрельными ранениями и переломами, а все сводилось к тому, что она и так сбежала бы от нас. - Дело не в этом, Джаред, - я не успеваю договорить, как дверь операционной распахивается, и выходит доктор, устало протирающий вспотевший лоб. Без труда подлетаю к врачу и хочу спросить самый главный вопрос, но встречаюсь с пустым взглядом дока: - Как она? - Агент, - глаза доктора мечутся по-моему пиджаку в поисках какого-либо бейджика или ордена, удостоверяющего мою принадлежность к правоохранительным органам. - Мистер Лето, ситуация была критической, и вопрос решался уже на месте, но, - мужчина снимает перчатки и потирает лицо, а в следующую секунду я слышу ответ, который никак не мог всплыть в моем разуме. - У вас девочка. Четыре с половиной фунта, рост четырнадцать дюймов. - Простите, - вступает Джаред, заметив потрясение в моих глазах. - Возможно здесь какая-то ошибка, но Энни Фиш не была... - Беременна, - заканчиваю я. - Ее доставили к вам с тяжелым огнестрельным ранениям, но никак не беременную. Вы перепутали. - Молодой человек, я понимаю, в каком Вы прибываете шоке, но здесь нет ни чей ошибки. Да, Энни Фиш поступила к нам с многочисленными пулевыми ранениями, но она была уже на девятом месяце беременности и вот-вот должна была родить. Возможно, она не говорила вам об этом, но это ее ребенок. - Подождите, а сама девушка? Мы можем ее увидеть? - спрашивает Джаред. Доктор опускает взгляд, сжав пальцами переносицу, и вздыхает. Нет, Шеннон. Не смей думать об этом. - Док. - Простите, сэр, но, - мужчина поднимает взгляд сначала на Джареда, а затем останавливается на мне. - У нас не было выбора. Она потеряла слишком много крови, чтобы продолжить бороться, но девочку чудом не зацепило. Мне очень жаль. Он касается моего плеча и, сжав его, уходит в конец коридора, оставляя нас наедине с запахом железа. Прислоняюсь к стене, пытаюсь восстановить дыхание, сжимая руки до боли в ладонях, и медленно начинаю тонуть. Меня тянет вниз, в коленях чувствуется слабость, а веки хотят покоя. - Шеннон? - только обеспокоенный голос брата еще держит меня на плаву. - Ты слышишь меня? Нет. Нет. Нет! Так не должно быть. Это сон? Другая реальность? Что это, черт возьми?!***
-... И жили они долго и счастливо. Конец, - откладываю книжку в сторону и укутываю дочь посильнее. - Пап, а когда мама вернется? - тонким голоском спрашивает Софи, поймав в воздухе большой палец. Я улыбаюсь, как ни в чем не было, стараясь снова подавить в себе то чувство, что и пять лет назад. За годы практики мне удалось скрывать глубоко в себе подлинное чувство, порой терзающее мою совесть, но, когда речь о случившимся заводила Софи, тренировки давали слабину. - Очень скоро. Как только у нее закончится командировка, она тут же прилетит к нам. Одно и тоже вранье на протяжение долгих лет - через год после родов Энни уехала в командировку и каждый месяц ее перенаправляют на новое место работы. Я знаю, что рано или поздно мне придется сказать дочери правду, Джаред не раз говорил об этом, но я не хочу впутывать ее в эти дела с рождения, как поступил мой отец. Не хочу ломать будущее единственному, кто у меня остался после ухода Энни. - Хорошо, - зевая, произносит малышка и, приподнявшись, целует меня в щеку. - Спокойной ночи, папочка. - Спокойной, моя принцесса, - целую в лоб и, выключив свет, выхожу из комнаты. Долго и счастливо. Долго и счастливо. Это точно не про нас. Усмехаюсь, зайдя в свою комнату, и, не включая свет, подхожу к комоду. Когда-то я мечтал, что в этом доме нас будет двое, а затем под сердцем любимой я смогу слышать биение третей жизни. Но что я вижу теперь? Отца-одиночку, отстраненного агента ЦРУ и убийцу. Провожу ладонью по шершавой поверхности мебели и чуть не сбиваю рамку с фотографией. Подношу ее к шторам и встречаюсь с улыбающемся лицом Энни. В лунном свете оно кажется еще прекраснее, а глаза наполнены живительной силой. Карточка была сделана не задолго до нашей ссоры и за год до ее смерти. Я осторожно вынимаю фотографию и переворачиваю, замечаю когда-то знакомые строчки ее обрывистых фраз, которые она любила произносить, сидя на последней ступеньки или на подоконнике. Люблю до последнего вздоха. Твоя Энни. Сжимаю кулаки, чувствуя, как натягивается нить нервов и как с треском рвутся эти струны. Я снова даю волю эмоциям и убираю одинокую слезу. До последнего вздоха. Это должен был быть наш общий вздох, Энни, но никак не твой.