Маленькие проблемы большого города

«Иии», — нетерпеливо произнесете вы. «Мы поженились и сбежали в Вегас» звучало бы малоправдоподобно, поэтому буду до конца откровенен с вами. Я не стал отталкивать брата. Почему? Он выше меня на голову, гораздо шире в плечах, сильнее в стократ. И потом, мы ведь находились в школьном туалете. А это значило, что на любой мой крик в туалет могли ворваться преподаватели с вилами наперевес. А если честно, не хотел. Сильно забегая вперед, я скажу, что о нашем поцелуе с Егором не знает никто, кроме нас двоих. Посчитав это нашим, нашим и только нашим личным делом, мы не обмолвились об этом ровным счетом никому. Нет, я не забыл тепло губ брата. Но, небо, брата! Родного, кровного брата, черт подери! Я буду помнить этот поцелуй долгие годы, во сне и наяву, в Аду или в Раю. Я буду помнить ту страсть и несдержанность, с которой Егор бросился меня целовать. Я буду помнить ту нежность, с которой этот поцелуй продолжался. Я буду помнить весь спектр чувств, что подарил мне Егор за какую-то минуту. Я буду, и я помню уже семь лет. — Ты мой, ясно тебе? — прошептал Егор, отстраняясь от меня, и левой рукой сильно сжал мое правое плечо. — Нас небо связало. — Я твой, — кивнул я, неотрывно глядя в блестящие карие глаза. — Но твой брат. Братья не целуются, Егор. — Чушь, — сузил глаза он. — Целуются. И не только это. Слышал слово «инцест»? — Хватит, — выдохнул я, мягко отодвигая от себя старшего брата. — Что на тебя нашло? Мультиков пересмотрел? — Опять, — с нескрываемой злобой прошипел Егор, неприятно кривя рот, — опять ты ведешь себя, будто ничего не произошло. Тебе говорят: «Я завалю тебя», ты не реагируешь. Тебя целуют, ты не реагируешь. Ты жив или умер? А я, знаете, и сам тогда не знал, жив я или умер… Шестнадцать лет — это много? Я знал Егора шестнадцать долгих и, вместе с тем, коротких лет. Знал? Я был знаком с ним и думал, что знаю. И вот вдруг меня будто ударили по голове алюминиевой кастрюлей с громким воплем «Слепой идиот». Жить шестнадцать лет с человеком и знать не больше, чем знали его одноклассники… Тогда, в тот майский день, я отчетливо понял, что наши отношения с Егором никогда не были отношением братскими. И обиды его, и ревность — все стало таким враз понятным. И куда глядели мои глаза? — Клиническая смерть, — с вымученной улыбкой констатировал я. — Ты больше не будешь говорить с Сидоренковым, — жестко и властно произнес Егор, когда я уже направлялся к выходу. — Это решать не тебе, — не оборачиваясь, сухо ответил я. — Начинай относиться серьезно к тому, что происходит вокруг, — тихо посоветовал брат. Мое сердце будто разбилось, не напополам, на миллионы осколков. Неприятно царапало грудь, будто рвало и обжигало ее изнутри. Говорят «щемит», но тут не то… «Щемит» — это даже не сотая того, как заныло у меня в груди. И вместе с тем будто что-то теплое заполнило и то место, где несколько минут назад билось сердце, и легкие, и брюшную полость, проникло буквально в каждую клетку тела, заменило собой саму цитоплазму. Губ коснулась улыбка, сожалеющая, горькая. Это было то самое чувство, когда ты осознаешь, что тебя любят. И любят не взаимно. И на чувство это ты никогда не сумеешь ответить. Не потому что ты злой или жестокий. А потому что понимаешь: не твоя, не твой. Я вышел в коридор и медленно побрел прочь. Прозвенел звонок, мимо меня пронесся Егор и кто-то еще, кто крикнул мне набегу слова приветствия. Я поднял руку в ответном жесте, но мой знакомый уже скрылся за поворотом. Предугадывая ваш вопрос, отвечу, что на урок я все-таки пришел. Пришел с пятиминутным опозданием на ОБЖ. Учитель поторопил меня, не задавая никаких вопросов, Виктория пробуравила взглядом. Я, заметив этот изучающий неприятный взгляд, показал ей кончик языка. Королеву передернуло, и она тут же склонилась к уху фрейлины, что-то быстро нашептывая. Приближенная подобострастно закивала и гадко захихикала. — Не торопись, — раздался у меня над ухом бархатный голос Короля. Я со стоном закатил глаза. А что вы так смотрите? Третьего серьезного разговора за день я просто не мог выдержать. К покореженному сердцу грозила прибавиться лопнувшая селезенка, вскипевший мозг и еще пара органов, не справившихся с нагрузкой. К концу уроков водоворот собственных мыслей прочно затянул меня на дно эмоционального водоема. — У меня дела, — попытался уйти я от разговора. — Врешь, — преградил мне дорогу Владимир, — нет у тебя никаких дел. Егор пришел прямо на середине нашего разговора, ты не успел мне ответить. — Ты у меня ничего не спрашивал, — резонно заметил я, стараясь обойти внезапно выросшую передо мной преграду. — Перестань, — мягко взял меня за запястье Владимир. — Ты прекрасно понимаешь, что я хочу встречаться с тобой. И я со вниманием жду твоего ответа. — Послушай, — сдался я, — тебе стоит найти смазливую девушку, как твоя сестра, подарить ей пару цветочных букетов и конфетных коробок, сводить в ресторан поесть суши, погулять в парке, спуститься к заливу* и встретить с ней закат, обнимая ее хрупкие плечи. — Мне нравится план, — одобрил Король, — кроме первого пункта. Не нужна мне смазливая девушка, когда у меня есть красивый парень. — Красивый парень? — наигранно оживился я. — Фотки покажешь? — Интересуешься парнями? — повернул мои слова в свою сторону Владимир. — Нет, — опешив, ответил я. И я не солгал. Я никогда не смотрел на молодых людей, как на предмет любви. Правда, на девушек я не смотрел также. Но речь не о том, ведь Владимир спросил именно насчет парней. А значит, я был честен. — Арсений, ты очень красивый, — ласково произнес молодой человек, отдув прядь русых волос с лица. — Ты умный. В тебе есть что-то такое, что заставляет выделить тебя взглядом из толпы. И мне всегда казалось странным, что ты один. — И ты решил исправить положение, — с сарказмом догадался я, не опровергая, впрочем, комплименты в свой адрес. — Говори так, как тебе удобно, — разрешил Владимир с нескрываемым снисхождением в голосе. — Спасибо за позволение, Ваше величество, — почтительно поклонился я. — Давай еще раз, — улыбнулся Владимир. — Арсений, ты мне нравишься. Я испытываю к тебе нежные и трепетные чувства. Ты согласен со мной встречаться? — Ты глубоко заблуждаешься, — выдал я, — считая, что из простой симпатии может вырасти что-то путное. Люди не начинают встречаться, когда одному из них просто нравится второй. — Когда же люди начинают встречаться? — с интересом поглядел на меня Король. — Когда понимают, что любят друг друга, — с широкой улыбкой клинически больного заявил я. — Арсений, я не хочу рушить твои мечты, но когда люди понимают, что любят друг друга, они женятся, — с прискорбием сообщил Владимир. — Хорошо, когда они чувствуют взаимное влечение, — смирился я. — Я чувствую к тебе влечение, — пожал плечами Сидоренков. — Но я-то нет! — воскликнул я. — В этом все дело. — Не вижу проблемы, — искренне недоумевал Владимир. — Пара — как ты сказал? — букетных цветов и конфетных коробок, и ты будешь чувствовать ко мне влечение. Меня передернуло. Вот так запросто сказать мне в лицо, что считает меня какой-то дешевкой? Сами по себе нетрадиционные отношения были для меня ненормальными. Эта его скорость и поспешность была для меня ненормальной. Да что уж тут греха таить, мне в тот момент ничего нормальным не казалось. Будто весь мир разом сошел с ума и начал воспевать и восхвалять меня. Ничем не примечательного скромного обычного меня. Таких как я ведь тысячи, миллионы! Но именно на меня в тот жаркий, не подходящий к ситуации совершенно, день свалились две проблемы. Две самые неприятные и самые сладкие мои проблемы: какие-то странные чувства Владимира, не желавшего до конца открыться мне, и вполне конкретные чувства Егора, открывшегося мне целиком буквально за несколько минут. И я понял, что жизнь для меня уже не станет прежней. ______ * Имеется в виду Финский залив. Да, автор по ночам подрабатывает капитаном судна «Очевидность».