Барбоскины. Новые истории

Тем временем Гена всеми силами пытался успокоить испуганного графа. — Куда они исчезли?! — кричал он. — Где я нахожусь?! Почему нет света?! — Подождите, барин, я вам сейчас все объясню, — ответил Гена, зажигая свечу, потому что свет нельзя, чтобы не напугать гостя из XIX века. — У вас в усадьбе ремонт начался, перекрасить ее надо, и вам пришлось на время переехать сюда. — Куда это сюда?! — возмутился Собачинский. — Кто велел мою усадьбу перекрашивать?! — Велел… Велел… Сам император велел, — соврал Гена. — Всем приказал дома свои перекрасить в желтый. Или прикажете не перекрашивать. — Да чтобы я против императора пошел! Ни за что. Пусть перекрашивают, раз так надо. Тебя, кстати, звать-то как? — Гена… то есть Генка. Простой русский парень, Генка. Я тут у барона Барбоскина служу. — Хорошая усадьба. Теплая. А ты, — он строго посмотрел на Гену. — Стол мне накрой. Барин иесть желает. Но Гена уже не слушал графа, а пытался сообразить в каком же дне они находятся. — Это же тридцатое мая две тысячи шестнадцатого, — обрадовался Гена, увидев календарь. — Мы как раз в Испанию уезжали. Теперь нам никто не… — Ты я вижу, совсем оглох, Генка! — рассердился барин. — Видно, мало вас барон плетью сечет! Совсем распустились! Я бы тут навёл порядок! Я же сказал, неси мне яства вкусные. — Сейчас. Поставь пока чайник, — Гена на секунду забыл, где и с кем находится. — Чего?! — прогремел Собачинский. — Да я тебя! — Я говорю, кушанья неси, Гришка! — ловко вывернулся Гена. — Барин обедать желает. Собачинский посмотрел на дверь. — Где же твой Гришка? — Совсем забыл! Он же коров ушел пасти. Я сам вам чай принесу. — А это, что еще за коробка диковинная? — граф обратил внимание на телевизор. — Это зеркало. — Какое ж это зеркало? Оно же черное! Вы посмотрите только! — возмутился Собачинский. — На дворе девятнадцатый век! А у них зеркала черные! Надо сказать, возмущался Собачинский очень громко. Тут в дверь позвонили. — Это еще что за шум?! — возмутился граф. — Неужто снова крестьяне ерундой занимаются?! — Сейчас узнаю, барин. Гена вышел в коридор и посмотрел в глазок на входной двери. На лестничной площадке стоял участковый дядя Паша. Делать нечего. Пришлось открывать. — Здравствуй, Гена, — поздоровался дядя Паша. — Соседи на шум жалуются. Говорят, кричит у вас кто-то постоянно. — Это к нам дядя приехал, — объяснил Гена. — Знаменитый актер из Новосибирска. Он… Но барин не заставил себя долго ждать и вышел из комнаты. — Ты еще кто такой?! — громко спросил Собачинский. — Это полицейский, — ответил ему Гена. — По-по-полицейский? — граф тут же переменился в лице. — Простите-с меня, не признал сразу. Я вообще полицию нашу люблю и уважаю. — Я очень рад, — улыбнулся дядя Паша. — И все-таки, я бы попросил вас вести себя потише. — Обещаю-с. Дядя Паша ушел. — Ух! — граф аж вспотел от страха. — С этой полицией нужно быть осторожнее. — Если закон не нарушаешь, то и бояться нечего, — ответил Гена. — То есть не нарушаете…не нарушаете-с. — Это ты не нарушаешь, а я давеча у Петра Николаевича в доме ложку серебряную в карман сунул. Завтра надо вернуть, а то быть беде. Держи, Генка, — он протянул Гене чайную серебряную ложку. — Утром отдашь ее Сашке, крестьянину Петра Николаевича. Пусть на место положит. Собачинский прошел в гостиную и снова сел на диван. Но граф не заметил, что случайно сел на пульт от телевизора. Это было ужасно. Телевизор включился и на экране появился ведущий Песбургских новостей. Гена стал быстро придумывать, что же скажет барину, но каждый последующий вариант был еще нелепее предыдущего. Граф посмотрел назад, потом снова на телевизор. — Что за чертовщина! Сзади никого нет. Это я что ли? Разве я так выгляжу?! Неправильное у вашего барона зеркало! — Неужели пронесло, — подумал Гена и на всякий случай выключил телевизор. Как вдруг телефон в кармане громким сигналом оповестил его о низком заряде батареи. — А это еще что?! — воскликнул барин. — Чего это у тебя, Генка, нога светится? — Это… это просто… — Да что у вас тут творится! Не дом, а кошмар какой-то! — Сейчас я вам все объясню, — вздохнул Гена. — Скрывать больше нет смысла. Я изобрел машину времени. Мы с братьями и сестрами начали ее тестировать, а потом мы перенесли вас к нам в двадцать первый век. — Хочешь сказать, мы в двадцать первом веке? — Да. В две тысячи шестнадцатом году. — Брешешь?! — Нет, — Гена показал ему календарь. — Не может быть.