***
Конечно, было бы странно, если бы Драко не думал о Грейнджер, но, Слава Мерлину, она почти не попадалась ему на глаза. Он не знал, делала она это нарочно или случайно. Может, просто их расписания не совпадали? Даже на уроках она пряталась за спинами Поттера и Уизли, постоянно строчила пером на куске пергамента и поднимала голову от стола лишь тогда, когда ее спрашивали. Или когда не спрашивали. Чаще второе. Драко томился. У него было много вопросов, которые предстояло решить, но мысли о ней не покидали. Они возвращались с каждым днем все назойливее, заставляли представлять ее, вспоминать вкус ее кожи и запах ее шампуня – приторный запах роз. Он не мог спать по ночам, не мог оставаться один. Он даже дрочить не мог, ему было противно, потому что больше не хотелось удовлетворять самого себя, ему хотелось в нее, внутрь, сильно, грубо. Она не позволит больше, наверное. Она не подпустит, не застонет под ним, не откроет свой рот, хватая воздух. Она больше не ответит на его поцелуй, не столкнется с его языком своим… Она больше не коснется его плеч пальцами. И еще этот Крам. Он не мешал, но и дышать не давал нормально. Постоянно торчал на стадионе, сука, весь такой улыбчивый и спокойный. Чаще возился с малышней, иногда заявлялся к ним на тренировки со своими никому нахрен не нужными советами, которые Монтегю и Уркхарт почему-то слушали, открыв рты, как полнейшие ублюдки. Драко вспомнил, как болел за него на Турнире Трех Волшебников… До тех пор, пока тот не разочаровал его, связавшись с грязнокровкой. Сейчас Драко сторонился Крама. Он не слушал его советы и не занимался с ним индивидуально, как это делали другие, несмотря на то, что у них было уже около трех тренировок (дебильное расписание для удобного знакомства команд с новым тренером). – Ты ловец, как и я, – сказал ему как-то болгарин, рассекая воздух на своей метле. Он остановился рядом с Драко, его снисходительная улыбка вызвала желание рассечь ему губу кулаком. – Я в курсе, – ответил Малфой. Он в жизни бы не признал тот факт, что Крам круче него в квиддиче, что он круче Поттера и всех ловцов, что были в Хогвартсе в последние годы. Он смотрел на него и отчаянно боролся с мелькающими в голове картинками: вот Крам спрашивает у Грейнджер, можно ли ее поцеловать, она отвечает согласием, пропихивает руки ему под пальто, и они целуются. Она целуется с ним, как блядь. – У меня есть пара хитростей. – Поделись ими с Поттером, – Драко отлетел на внушительное расстояние. Крам вздохнул и продолжил, явно нервничая: его акцент стал заметнее, Малфою пришлось прислушиваться, чтобы различить половину слов. – Нам придется работать вместе до конца года, хочешь ты этого или нет. – А что потом? – голос Драко задрожал. Ему не нравилось говорить с ним, но, в то же время, Крам не был Поттером и компанией, он не был ненавистным гриффиндорцем, не был сыном маглов – когда-то он был его кумиром, и огрызаться, несмотря на выжигающую внутренности ревность, не получалось. – Когда год закончится? – Будет видно. – Ты наиграешься в квиддич, заберешь ее и уедешь? Виктор прищурился. Драко мысленно чертыхнулся – это надо было так облажаться? – Ты говоришь о Гермионе. Он и имя ее произносил неправильно. Криво как-то, словно прутья метлы переламывал. – А если и о ней? – Я не знал, что вас что-то связывает. Ох, этот упырь собирался забраться глубже. Драко вцепился в древко метлы. Разговор затягивался, а команда начала кружить вокруг них, выкрикивая их имена. Они были воодушевлены тренировками, трюками, которые показал им лучший в мире ловец, и хорошей погодой. В их головах не было места для беспокойства, страха, паники, от которой не хотелось жить. – Нас ничего не связывает, – Драко надавил на слово «ничего» языком так, что оно выплюнулось, как яд из его рта. Как будто ему была отвратительна даже сама мысль об этом. Крам улыбнулся и развернул метлу, словно собирался улетать. – Не нужно стыдиться чувств к Гермионе. Она – одна из немногих, кто заслуживает, чтобы ее любили и желали. Сказав это, он спикировал вниз, сделав сначала крутую петлю, от которой команда пришла в восторг. Последние слова Крама застряли у Драко в мозгу, как застревают кусочки еды в зубах. – Блять. Он положил руку на грудь. Сердце стучало бешено. Грейнджер, возможно, в этот момент читала запоем книжки в библиотеке и грызла яблоко, не чувствуя ничего, кроме предвкушения встречи с Виктором Крамом. Знала ли она? Чувствовала ли? Была ли, правда, достойна, или же великий ловец просто попал в сети, как попал он, Драко, и не мог из них выпутаться?***
– От кого прячешься? Гермиона вздрогнула, подпрыгивая на месте. Она тщетно пыталась дойти до гостиной так, чтобы Виктор ее не заметил. В идеале – ей вообще не стоило привлекать внимания, но он стоял в коридоре прямо за углом, мило беседуя с профессором Снейпом. Ну, как мило? Виктор был мил, а Снейп говорил надменно и сквозь зубы, как обычно. Чжоу стояла перед ней с улыбкой, и хамить ей совершенно не хотелось, но она притягивала к ним взгляды, а Гермиона избегала этого уже несколько дней. С тех пор, как ее выписали, и с тех пор, как вернулся Виктор, прошла почти неделя, а разговоры не утихали, и девушка просто надеялась, что кто-то в школе вляпается в ситуацию похуже и внимание перейдет на другую персону. – Чжоу, – мило улыбнусь Гермиона, стараясь не выглядеть, как сумасшедшая. – Мне… я… Я… – Прячешься от Виктора, – заявила она, пожалуй, слишком громко. Гермиона дернула ее за рукав, чтобы та тоже спряталась за углом. Господи, она вела себя, как типичная девчонка, чего никогда в жизни себе не позволяла! – Тише. – Прости, но зачем ты это делаешь? Гермиона вспомнила Святочный бал и то, как развевалось платье Чжоу, когда Седрик кружил ее, подхватив за талию. Должно быть, она тосковала по нему. – Не хочу, чтобы начались разговоры. – Ты опоздала. О вас не сплетничает разве что немой. Я недавно шла по коридору и слышала, как дамочка с одной картины спорила с юношей на другой о том, будет ли ваша свадьба в классических английских традициях или же вы поедете в Болгарию, и там… – О, Господи! Гермиона закрыла лицо руками. Стыд наполнял ее и хлестал через край. Даже на четвертом курсе, когда она была совсем ребенком, а Виктор – взрослым студентом с мировыми именем, это было не так неловко. – Не стоит так переживать. Когда я встречалась с Гарри, обо мне тоже говорили. – Но я не встречаюсь с Виктором! Ей хотелось спрятаться под кровать и плакать. Или злиться. Или читать книжки, не думая о том, что ее увидят и ткнут в нее пальцем. Ей захотелось стать невидимой. Подождите-ка. Невидимой?***
Гермиона топталась у входа в гостиную несколько минут, пытаясь придумать, как начать разговор, пока, наконец, не решилась. Гарри читал учебник Принца-Полукровки, сидя на ковре у камина. – Гарри, ты не мог бы одолжить мне свою мантию-невидимку на какое-то время? – убедившись, что рядом никого нет, спросила она. Поттер поднял на нее глаза и слишком резко захлопнул книгу. – Конечно, Гермиона, бери, – нарочито мягко ответил друг. – Правда? – Нет, разумеется! Пока не скажешь, для чего она. Девушка присела на краешек кресла и разгладила складки на юбке. – Это личное, – ответила она, прекрасно зная, что этого мало для того, чтобы Поттера убедить. Он любил быть в курсе того, что происходит, тем более если в этом замешаны его вещи и его друзья. – Это личное настолько, что я буду подначивать тебя до конца твоих дней, или настолько, что я запрещу тебе это делать, потому что опасно? – ... Второе, – нагло солгала она. Нет, ну не говорить же ей о том, что она, будучи взрослым, адекватным человеком, собирается передвигаться в свободное время по замку в мантии-невидимке, чтобы не попасться на глаза своему бывшему парню, с которым они так и не выяснили свои отношения до конца? Было приятно оставаться с Виктором хорошими друзьями… и, к примеру, целоваться иногда, во время праздников. Она бы хотела, чтобы все оставалось так. Гарри вздохнул, поднимаясь. – А я надеялся, что ты собралась подсматривать за Виктором в раздевалке. – Гарри Джеймс Поттер! Щеки Гермионы начали гореть от стыда, и она огляделась, боясь, что это мог услышать кто-то из посторонних. – Что? Видимо, у Поттера было веселое настроение. Девушка прищурилась и встала, направляясь вместе с ним по лестнице вверх, к спальным комнатам. Мимо них, перешептываясь, прошли Симус и Дин, они явно замышляли что-то нелегальное, и Гермиона отвлеклась, чтобы сделать им замечание. Когда они, наконец, ушли, Гарри уже стоял перед ней с мантией в руках. Но не поддеть его в ответ было бы глупо. – Это так ты используешь мантию, Гарри? Подглядываешь в раздевалке за Дж… – Тшш! – он заткнул ладонью ее рот. Гермионе было страсть как смешно смотреть на такого Поттера: кончики его ушей покраснели, глаза блестят. Если бы из-за угла сейчас вышла Джинни, он бы точно грохнулся замертво. – Не говори ерунды! Она освободилась от его захвата и взяла мантию. – Между прочим, я не видела Виктора уже почти неделю, – сказала она вполголоса. Она бегала от него так усердно, что сама поражалась. Но меньшее, чего ей хотелось сейчас – это новые слухи о них, а их встреча зимой в Хогсмиде закончилась поцелуем, и письма Виктора были вполне однозначными. Ей нужно было немного времени, чтобы разобраться в себе. Чтобы понять: чувства, что она испытывает к Краму – настоящие? Или это прикрытие, способ вытравить гниль из себя чем-то светлым и теплым? – Если бы ты не обходила поле для квиддича стороной… – Если бы ты не совал нос в чужие дела… Гарри вздохнул. – Просто пообещай, что будешь осторожна, даже если собираешься подглядывать за Виктором в раздевалке. Гермиона могла только пообещать убить Гарри Поттера ночью, пока он будет спать.***
Добраться до кабинета профессора Макгонагалл, используя мантию, было гораздо легче. Никто не смотрел на нее и не шептался в спину. Правда, пробираясь вдоль стены с журналом мероприятий в руках, Гермиона пару раз слышала свое имя от младшекурсников и девчонок с других факультетов. Оно было произнесено с интонацией, наполненной неприязнью и завистью, и Гермиона скривилась. Отдать журнал не составило труда. Девушка даже подумала о том, чтобы пойти обратно, не прикрываясь мантией, но на горизонте вдруг возник кто-то в квиддичной форме, и Гермиона решила не рисковать. Коридоры в это время суток были наполовину пусты. Студенты после ужина шли либо в библиотеку, либо в гостиные, либо разбредались по тихим уголкам, чтобы пошептаться, поцеловаться, рассказать тайну. Гермионе нравилось, когда замок шептался (особенно, если он шептался не о ней), это возвращало ее на первый курс, когда, будучи простой девчонкой из мира маглов, она бродила по школе, узнавая заново каждый поворот, каждый кабинет и картину, что видела прежде лишь на картинках в учебниках. Преодолев очередной коридор, она свернула и оказалась на маленькой, расширенной с двух сторон площадке. Две из трех стен были украшены витражами, которых Гермиона прежде не видела. Сколько еще красивых мест, тайн и загадок хранил Хогвартс? Какие из них были здесь всегда, а какие – появлялись внезапно, пока студенты спали в своих постелях, ни о чем не догадываясь? У третьей, самой широкой стены, украшенной деревянным узором, стоял Драко Малфой. На нем была черная водолазка и брюки, волосы зачесаны на бок. Он стоял к Гермионе спиной и держал трость в руках. Девушка, не издавая ни звука, подошла ближе. Малфой повернул голову и нахмурился, прислушиваясь. На секунду Гермионе показалось, что сейчас он увидит ее, поднимет шум, начнет высмеивать за то, что она нацепила мантию-невидимку. Но он снова расслабился и прикрыл глаза. Прошло не меньше минуты до того момента, как стена перед Малфоем начала преображаться. Она двигалась, узор менялся, собираясь в комочек, пока совсем не исчез и на его месте не появилась, сверкая металлической ручкой, широкая дверь. «Выручай-комната», – подумала Гермиона. В следующую секунду Малфой скрылся внутри, а проход за ним снова стал стеной с красивым узором.***
– Ты еще не одет? – Забини заглянул в спальню и покосился на Драко с осуждением. Он запихивал руку в рукав своей куртки и явно спешил. – Драко, быстрее, отстанем от остальных. Малфой вздохнул, перевел взгляд с засохшей под потолком в паутине мухи на краешек своего балдахина и только потом смерил друга нечитаемым взглядом. – Велика беда. – Я понимаю, королевские особы любят опаздывать, но не хочется ли тебе хоть раз за долгое время побыть в компании друзей? Потреплемся по дороге, послушаем тупые приколы Тео. Драко вздернул брови. – О, да, всю жизнь мечтал. – Прекрати, – Блейз плюхнулся на край его кровати. – Мы давно не были в Хогсмиде! И ты выглядишь, как несчастный влюбленный, а это мерзко. – Еще раз скажешь такое – зубы выбью, – Малфой сел и принципиально медленно потянулся за джинсами. Он бы в жизни не признал, что слова Забини имеют смысл. – Да и дракл с ними, выбивай. Только не кисни. Он пихнул Драко плечом, тот рыкнул и вдруг почувствовал себя лучше. Как будто правда выпил дурацкий чай Полоумной Лавгуд и мозгошмыги попередохли в башке. – Эй, вы идете?! – в спальню ввалился Нотт, за ним Монтегю и кучка студентов помладше. Крэбб и Гойл возвышались сзади, рядом с ними стояли, рассматривая ногти, разряженные девчонки. На Тео была дурацкая шапка с балаболками, как на третьем курсе. Она закрывала его глаза, и он задирал голову вверх, чтобы их видеть. Блейз заржал. – Крэбб, Гойл. Идите вперед, займите места в «Трех метлах», – сказал Драко. Здоровяки синхронно кивнули, покидая гостиную. Драко смерил взглядом остальных. – Блять, Нотт, закрой уже дверь, я же переодеваюсь! Теодор оскорбленно фыркнул и со словами «можно подумать» захлопнул треклятую дверь.***
Они ждали старуху у дверей замка, погода была хорошей, настроение – еще лучше! Малфой давно не чувствовал такого душевного подъема, как будто его накачали изнутри и сейчас он поднимается в воздух, подобно шару. Солнце припекало, и Драко снял шарф, убирая его в карман. – Какая программа? – Тео так засиделся в замке в последнее время, что едва не подпрыгивал на месте, предвкушая прогулку и целый день на свободе. На улицу медленно высыпала горстка пуффендуйцев, девчонки из Когтеврана и весь Гриффиндор полным составом. Драко отвернулся. – Предлагаю практиковать заклинания на особо болтливых друзьях, – оживился Драко. У него зачесалось в горле от осознания – он может чувствовать ее, даже не глядя в ту сторону. Он может видеть ее боковым зрением так отчетливо, что это невыносимо. – Какие заклинания? – наивно спросил Нотт. – Круциатус, например. Толпа за спиной затихла, кучка недотеп слева начали шептаться. Драко рассмеялся. – Вы такие забавные. – Щеголяй почаще знанием Непростительных, Малфой, если для тебя все это забавно, – выебнулась ОНА. Эта сука. Эта блядь, которую он нормально не видел уже, кажется, целую жизнь, потому что от одного ее голоса скрутило все внутренности. Драко медленно повернулся к ней. Она выглядела иначе. Волосы с обеих сторон были собраны заколками, только пара прядей лежала на плечах. Куртка без талии, без ремня, слишком огромная для нее, кажется, в ней она была тогда, на празднике зимы. – Не ты ли, Грейнджер, назубок рассказала все Непростительные заклинания на четвертом курсе профессору Грюму? – Это был не Грюм. – Мне насрать. Не затыкай мне рот, грязнокровка, иначе я заткну твой. Гнобить ее при всех – как давно он этого не делал. Они словно возвращались к началу, она краснела и начинала глубже дышать от его слов, а он внутренне кайфовал, потому что этого было достаточно. Ее грудь вздымалась, даже куртка на ней не помогала этого скрыть. Драко смаковал ее реакцию, как смакуют редкий алкоголь или любимое лакомство. – Попробуй, Малфой, – кто бы сомневался, что Уизли выйдет вперед, защищать ее честь. Знали бы они – эти ебучие подсосы, – как она стонала в его ладонях, как горела, как плавилась, сливаясь с ним, как тряслась от оргазма, боясь издать хоть один лишний стон, боясь выдать то, как ей хорошо. Он безотрывно смотрел Грейнджер в глаза. Ему было плевать на Уизли, на стоящего с ним плечом к плечу Поттера, на толпу зевак, впитывающих каждое слово, как губки, чтобы потом разнести свежую сплетню по школе. Он смотрел ей в глаза. Он смотрел и хотел упасть на грязную землю, схватиться за сердце, выдрать его из себя. Его раздирала боль. – Убери заступничков, – насмешливо сказал он. – В них нет надобности. Грязнокровка вскинула подбородок, со стороны могло показаться, что она смотрит на него с надменностью, но ее подбородок дрожал. Драко видел это. А потом она отвернулась, и Малфой почувствовал себя полностью опустошенным.***
Стычка со слизеринцами не могла вывести ее из строя. Нет. Это больше так не работало. Гермиона давно перестала придавать этому такое значение – еще на втором курсе, когда «грязнокровка», едко брошенное с губ Малфоя, причиняло невыносимую боль. Тогда она привыкла. Временами обида всплывала, но она научилась игнорировать это, глотать злость в момент ее зарождения, не обращать внимания. И сейчас она делала то же самое. Она улыбалась, усаживаясь за их с Гарри, Роном и Джинни столик в «Трех метлах». Она игнорировала слизеринцев, занимающих места неподалеку. Она собиралась выпить столько сливочного пива, чтобы Гарри пришлось тащить ее в Школу на руках. Вот! Мадам Розмерта была в приподнятом настроении. Она напевала что-то, танцуя у стойки, и раздавала скидки на огневиски и закуски к нему. – Наверное, решила сбагрить старый товар за мизерную плату, – поворчал Рон, с подозрением рассматривая маленьких жареных рыбок, тарелку с которыми Джинни поставила перед ним. В одну рыбку он ткнул пальцем, и она зашевелилась, чем заставила Рона подскочить от неожиданности. Гарри засмеялся над ним. – Или у нее кто-то появился, – несколько рыбок исчезло у Гермионы во рту. – Весна ведь. – Ты говоришь так, словно для отношений нет другого времени, – буркнул Рон, отодвигаясь. – Тебе виднее, – подначила она в ответ. Они заказали по пинте сливочного пива, и Гермиона выпила свою порцию почти сразу. В последний раз, когда она пила этот напиток, они наткнулись на Кэти Белл, возвращаясь в замок. Девушка просто надеялась, что сегодня не произойдет никаких несчастий. Вскоре бар начал наполняться не только студентами, но и учителями. В закрытую зону, прихватив пару бутылок огневиски, отправились Хагрид, профессор Слизнорт и профессор Макгонагалл. Мадам Розмерта на какое-то время исчезла из зоны видимости, а когда появилась снова, граммофон на барной стойке начал раскручивать пластинки, самостоятельно меняя их одну на другую, пока не заиграла подобающая, кабацкая музыка – слегка непристойная, но очень веселая. – Развлекайтесь, молодежь! Мадам Помфри и профессор Стебль заняли маленький столик в углу и оживленно хихикали. Они заказали напитки, их щеки раскраснелись, словно они обсуждали какие-то запрещенные темы. – Могу я к вам присоединиться? – спросил появившийся откуда ни возьмись Крам. – Да! – в голос ответили Джинни и Гарри. – Нет! – заявил Рон. Гермиона вежливо промолчала, внутренне желая спрятаться под стол. На них тут же начали все таращиться. Рон был не слишком-то рад возвращению Виктора в школу и даже пытался раскритиковать его методы преподавания. Он постоянно повторял, что Виктор не вратарь, а ловец, и значит он не знает, как в идеале стоит вести себя вратарю. Но однажды Виктор встал у колец, отбил все самые закрученные подачи Джинни, и претензии Рона стали звучать смешно. Он так и не придумал, к чему придираться дальше. Виктор проигнорировал его отказ, взял стул и уселся между Гарри и Джинни. Он вел себя сдержанно и вежливо со всеми. Гермиона вспомнила, что Виктор устал быть сдержанным, он сам об этом писал. Он променял квиддич на путешествия, чтобы, наконец, обрести настоящего себя: не хладнокровного воина, воспитанного Дурмстрангом, а свободного, счастливого молодого человека, самостоятельно выбирающего свой путь. И теперь он снова себя ломал, ради чего... Ради нее? – Разве учителям не положено сидеть с учителями? – спросил Рон. Виктор ответил уже заготовленной для этого фразой. – Я не учитель. Я тренер по квиддичу. Он посмотрел на Гермиону, та в ответ приподняла свой почти пустой стакан и отсалютовала ему. Вскоре ребята завели разговор про новые модели метел, выпускаемые на рынке в последнее время. Крам говорил, что его совершенно не устраивают новинки, что в них меньше функционала и делается упор на внешний вид. – Я могу годами летать на одной метле, если привык к ней, даже если она устарела и уступает новым по качеству, – сказал он. Гарри утвердительно закивал, поймал взгляд Джинни и опрокинул на себя тарелку с рыбками. Пока он боролся с жареными крошечными монстрами, вцепившимися в его джинсы, парочка слизеринцев окликнула Виктора – кажется, это были ребята из команды. Своим внешним видом они никогда не вызывали приятных эмоций: крупные, с волчьими оскалами и широкими плечами, они словно подбирались по физиологическому принципу. Но Виктор был одинаково вежлив со всеми, он не разделял их на факультеты, ему нравилось то, как они увлечены квиддичем, как интересно им всем обсуждать с ним прошедшие игры или планы тренировок. – А где Малфой? – Гарри наклонился к ней и кивнул в сторону слизеринцев. Вся компания была в сборе, но Малфоя не было. Гермиона пожала плечами. – Надеюсь, его бесы съели, – фыркнул Рон. – Надейся, – раздалось у него над ухом. Малфой, излучая отвращение, прошел мимо и сел на заранее приготовленный для него стул. Ребята раздвинулись, кто-то из парней даже встал, чтобы не загораживать Малфою обзор. Гермиону скрутило от отвращения. Вскоре в баре стало совсем шумно. Девушка начала жалеть, что они зашли в «Сладкое королевство» и в «Зонко» сразу по прибытии в Хогсмид – сейчас была бы отличная возможность прогуляться. Она даже хотела позвать Джинни на прогулку по окрестностям, но за окном вдруг поднялся ветер и с набежавших тяжелых туч закапала противная морось. – Мерзость какая, – прокомментировала погоду мадам Розмерта и сделала музыку громче. Теперь им приходилось кричать, чтобы донести свою мысль, и прислушиваться, чтобы разобрать слова друг друга. Девчонки, расположившиеся за столиками у стены, весело пританцовывали. Среди них была Полумна, которой невероятно шли новые очки, правда, вместо стекол в них были вставлены кусочки картонных коробок, и вряд ли она что-то видела в них. – Хорошая песня! – закричал Крам и встал. – Иди сюда. Гермиона в ужасе уставилась на протянутую ей руку. Его примеру последовали несколько человек у стойки, они принялись подпрыгивать, хлопая в ладоши, изображая довольно сомнительные танцы. Она рассмотрела среди них Дина и Невилла, рядом с ними топталась парочка когтевранок. – Нет, – заявила она. И произошло то, чего Гермиона избегала всю неделю. На них начали таращиться. Открыто. Таращиться, чтобы осудить, рассмотреть, разобрать по косточкам. – Давай, я хочу вспомнить! – Не буду я танцевать! И тебе рекомендую сесть на место, пока не поздно. Она пристыженно опустила взгляд, потом подняла глаза на Гарри и тот кивнул, подбадривая ее. Он улыбался самодовольно, и Гермиона пожелала ему снова на себя что-нибудь опрокинуть. – Иди-ка сюда, упрямица. Я всю неделю тебя не видел. Дальше он пробормотал что-то на болгарском и обошел столик, хватая Гермиону за руку. Девушка вскрикнула, но выбора у нее не было – в следующую секунду она стояла на ногах. – Помнишь? – спросил Виктор, улыбаясь ей в лицо. Он покрутил ее вокруг своей оси несколько раз, обхватил за талию, приподнимая...***
Это был тот самый вальс со Святочного бала, но теперь он стал интимнее, медленнее. Крам сделал из него какое-то грязное блядство. Драко уговаривал, умолял себя отвернуться, но к этим двоим были прикованы все взгляды, и ему некуда было деться. Учителя таращились и хлопали в ладоши, ученики столпились вокруг и тоже танцевали, весь бар превратился в какую-то огромную вакханалию из танцующих, смеющихся, аплодирующих тел, и Малфоя едва не стошнило. Он сделал глоток сливочного пива, которое застряло комом у него в глотке, когда Грейнджер сложила свои белые руки у Крама на плечах. Она помотала головой, пряди волос упали на ее лоб. Она словно журила Крама, шепотом отчитывала за выходку, но все равно улыбалась, светилась изнутри. Драко разъедало от ревности и злости. Да, он признавал, что это была ревность, ведь ничего на свете он не хотел так же сильно, как оказаться на его месте, и чтобы ее пальцы сжимали его плечи, а ее глаза ярко смотрели на него. – Какая пошлость, – прошипела Паркинсон, но не осмелилась сказать то же самое в полный голос, потому что ее тоже привлекал Крам, он всех их привлекал, как Драко привлекала Грейнджер. – Омерзительно. Они все были зрителями спектакля, просто кому-то этот спектакль нравился (вздыхающим по углам девчонкам, например), а кому-то он был противен, но это не уберегало их от просмотра, потому что у них не было выхода. Поттер едва не подпрыгивал на стуле, хлопая в ладоши, видимо, его возбуждал тот факт, что у грязнокровки появился такой знаменитый ебарь. Та же в свою очередь краснела и задыхалась, строила из себя святошу, то ли пьяная была, то ли просто дура. Драко хотел подойти, вырвать ее из его рук, встряхнуть за плечи и сказать: «Ты же стонала подо мной, помнишь? Ты раздвигала ноги, принимала меня на всю длину, ты была мокрая, влага текла по твоим бедрам с внутренней стороны, и я кончал в тебя, помнишь? Помнишь? Вспомни, Грейнджер, вспомни!» Когда Крам наклонился к ее лицу, она засмеялась и спрятала лицо в его шее. Ее бледные губы уткнулись в его кожу, и Драко почувствовал, что его сейчас вывернет от отвращения. Он встал и, расталкивая собравшихся вокруг гриффиндорского столика зевак, вышел на улицу. Было холодно. Как погода могла меняться так резко – Драко не понимал. Она как будто подстраивалась под его настроение, солнечное и веселое утром, мерзкое и злое – сейчас. Волосы лезли в глаза, пока он стоял на крыльце в «Трех метлах», пряча руки в карманы. Ему не нравился такой насыщенно-грязный синий цвет, в какой было выкрашено небо. Ветер завывал, бросая обертки от шоколадок по дороге, гоблины и волшебники спешили в бар или по домам, прикрываясь от ветра мантиями с капюшонами. Малфой вздохнул. – Привет, Драко, – услышал он. Астория стояла в стороне, ее волосы развевались на ветру, как змеи, глаза блестели, а улыбка, не тая, держалась на губах. Губы. Он представил, что могло бы произойти в баре, если бы Грейнджер вконец потеряла стыд. Крам разложил бы ее на столе и трахал, медленно толкаясь. Он сжимал бы ее волосы пальцами, рывками пихая в нее свой член. А потом в ее рот. Опустил бы ее на колени и ебал бы прямо в глотку, чтобы она давилась и стонала, чтобы слезы выступили из ее глаз. Наверное, она послушно сжала бы губы, чтобы сосать плотнее, обнимать ртом его хуй. – Привет. Он огляделся по сторонам. Никого не было. Ни души. Даже те прохожие, что спешили по своим делам, сейчас скрылись, боясь холодного ветра. Драко шагнул к Астории и схватил ее за руку. Она удивленно ахнула, опустила взгляд на его губы и облизнулась. Он потянул ее за собой в крошечный проулок за баром. Должно быть, именно там крутились бродячие собаки, дожидаясь объедков, там же они гадили и спаривались. Драко было по-хуй. Он толкнул Асторию к стене и поцеловал ее. Она задышала чаще, вцепилась дрожащими пальцами в его рубашку. Она не умела целоваться, но Грейнджер ведь не умела тоже, это не должно было стать проблемой, но... становилось ей. Губы Астории не имели вкуса, ее язык мешал, ее рот был слишком тесным, он не подходил для поцелуев взасос. Чччерт. Драко оторвался от нее. Девушка дышала глубоко, смотрела на него с щенячьей нежностью во взгляде, чем только сильнее распаляла отвращение внутри него. Грейнджер продолжала танцевать в баре с Крамом. Драко схватил Асторию за волосы и опустил на колени. Быстро расстегнул ширинку на джинсах. Он знал, что Блейз точно трахал обеих Гринграсс, Астория не может быть девственницей, только не с такой сестрой, как Даф. – Открой рот, – грубо сказал он. Девчонка послушно разжала посиневшие то ли от холода, то ли от страха губы. Нешироко так, чуть приоткрыла. – Шире. Он достал член и мазнул головкой по ее губам. Она закрыла глаза и вытащила язык, влажно облизывая. Драко сжал зубы. Он не собирался распинаться и делать вид, что ему не насрать. Он устал ебать себе мозг, ему хотелось просто кого-то ебать, сильно и грубо, чтобы поджимались пальцы на ногах, а мысли вылетали из головы, подобно нитям в Омуте памяти. Он толкнулся сразу до упора. Астория напряглась, не пуская его член глубоко. – Расслабь, – сказал Малфой. Она всхлипнула и сжала сильнее. Драко легонько хлопнул ее по щеке. – Расслабь или будет больно. Он не угрожал. Он просто хотел глубже. Наконец, член вошел до конца, в глотку. Драко застонал, вытаскивая и толкаясь снова. Механически, на автомате он ебал эту худую, незаметную мышку в рот, и она поддавалась. Она всхлипывала, но работала языком и губами, чтобы доставить ему удовольствие. Драко пихал глубже, он двигал бедрами, джинсы мешали, но он не хотел их снимать. Ему нравилось ощущение тесноты, словно что-то рвалось изнутри него наружу. Он мог выплеснуть гнев иначе. Он мог вложить свою злость во что-то ужасное. Подкараулить и придушить Грейнджер, например, или скинуть Крама с метлы на тренировке. Он хотел этого. Драко кончил без единого звука, спустил прямо Астории в рот. Быстро застегнул ширинку и вышел из-за угла, обратно к бару. Ему было плевать, проглотит она или выплюнет – не принципиально. Стало чуть-чуть полегче. Стало свободнее как-то, хоть ревность и продолжала сидеть в груди, тыкая иголкой в ребра и сердце. Он напоролся на нее у крыльца. Раскрасневшаяся от своих дебильных танцев, она воняла розами, сливочным пивом и Крамом, который предпочитал использовать столько ароматов сразу, что они хмелели на тренировках всей командой. Вскрикнула, натыкаясь на его грудь, ладони выставила, отстраняясь. – Наплясалась, шлюха? – не церемонясь, спросил Драко. Грейнджер, и без того красная, залилась краской еще сильнее, только уже от злости. – Не твое дело, Малфой! – огрызнулась и, выцепив взглядом что-то за его спиной, напряглась. – Что ты… Ох, Мерлин. Драко обернулся. Астория, вытирая рот, уходила от бара в сторону лавок с сувенирами и магазинов одежды, ее волосы были всклокочены, лицо в слезах. – Что ты сделал?! – налетела Грейнджер, потому что она была курицей-наседкой и хер бы когда смогла сдержаться и не влезть не в свое дело. Она ударила его в грудь. Малфой схватил ее за руки, скручивая. Ему хотелось вопить от боли, ведь даже так, даже когда она била его, злилась, кричала, истерила, как последняя дура, она переворачивала все внутри него. Она делала его слабым, она забирала его силы, она питалась его болью и отчаянием. – Ревнуешь, Грейнджер? – Ты – ублюдок! – грязнокровка изо всех сил треснула его по плечу кулаком, Драко не почувствовал боли. А потом, резко опустив руки, всхлипнула. – Что ты с ней сделал?! – Поверь, ей понравилось, – наклонился, дыхнул в запутавшиеся волосы, рядом с маленьким ухом. Его так невыносимо тянуло к ней, почему он не мог сопротивляться? Почему ревновал, как псих, почему не мог видеть ее в чужих руках? Почемупочемупочему. – Как нравилось тебе. Помнишь? Он прижал ее к стенке. Ему хотелось, чтобы она помнила, он не вынес бы, если бы она забыла. Их поцелуи – с кровью, злостью и жадностью. Их секс, которого было так мало, но который навсегда втерся в память, прогрыз дыру в голове, выскреб все изнутри, оставив лишь чувства, яркие и убивающие своей силой. – Помнишь, Грейнджер? – Пусти. Она больше не кокетничала с ним. Сейчас это ее «пусти» упиралось кончиком волшебной палочки ему в горло. Смелая. Наглая. Такая, что у Драко голова шла кругом. – Произнеси заклинание, Грейнджер. Ты же хочешь меня убить. Она хотела. Это можно было увидеть в ее глазах и в крепко сжатых зубах. – Ты помнишь не только танцы с ним, Грейнджер. Меня ты помнишь тоже. Я был первым, думал Драко, вдыхая запах ее волос. Похуй, что там у нее было с Крамом, лапал ли он ее за грудь и задницу, лез ли пальцами ей под юбку, в мокрые насквозь трусы. Похуй. Она помотала головой. Она лгала и делала это совершенно бездарно. Дверь открылась. Драко отстранился, но появившийся на крыльце Поттер все равно их увидел. – Отойди от нее, Малфой, – сказал он в своей излюбленной нудноватой манере. Они с Драко столкнулись взглядами. – Давай, Поттер, – он ухмыльнулся. – Твоя очередь, грязнокровка еще не высохла, можно без подготовки. – Тебе конец, – шрамоголовый бросился на него, но Грейнджер вцепилась в его одежду, как кошка. – Не надо, Гарри, – сказала она тихо. – Он того не стоит. Конечно. Он не стоит. Крам, Поттер, Уизли, даже безмозглый Кормак Маклагген – стоит. Но не он.