***
Гермиону придавило собственным выдохом, когда прохладное тело в белой рубашке без галстука уселось рядом. Девушка сдвинулась по скамейке влево. – Что ты творишь?! – прошипела она и толкнула Малфоя локтем. Половина факультета Слизерина уставилась на них. Гриффиндорцы, которые занимали места позади, также неодобрительно покосились. – Пэнси хочет сесть со мной! Малфой вытаскивал учебники из своего рюкзака так торопливо, словно был в полной панике. Гермиона всмотрелась в его лицо. Ее внезапно разобрало на смех, потому что у слизеринца на лбу и над верхней губой выступили капельки пота. – Мерлин, да ты же в ужасе! – выпалила она и закрыла себе рот ладонью, потому что лицо Малфоя выражало полнейшую безнадежность. Он смерил ее взглядом. – Обхохочешься, Грейнджер. Гарри и Рон застыли в проходе. Гермиона взглядом показала им, что будет, если они вмешаются, и друзья предпочли спрятаться на задней парте. Профессор Слизнорт немного опоздал. Запыхавшись, он раздавал ученикам свертки с заданиями и попутно рассказывал о самостоятельной работе, которую им предстояло выполнить. – Наконец-то, теория! – воскликнула Гермиона, услышав недовольный стон Гарри с другого конца кабинета. Он лидировал в баллах по Зельеварению в этом году, но теоретических знаний у нее все равно было больше. Эта дружеская гонка была забавной, ведь Гарри никогда раньше не отличался тягой к знаниям, а в этом году составил ей отличную конкуренцию по одному из предметов. – Чему ты радуешься, дура? – прошипел Малфой. Девушка смерила его взглядом. – Будешь и дальше так говорить со мной – я позову Пэнси к нам в партнеры. Он побледнел. Сжал зубы и, обмакнув перо в чернила, начал выводить на пергаменте свою фамилию. Гермиона залюбовалась косточкой на его запястье, после чего, обозвав себя, отвернулась. Часть урока все молча скрипели перьями. За исключением, пожалуй, Крэбба и Гойла, которые предпочитали бросаться друг в друга бумажками и периодически гоготать. В какой-то момент профессор Слизнорт даже сделал им замечание, но это не сработало. В середине урока Невилл пихнул Гермиону в спину и передал ей записку. Девушка аккуратно развернула смятый листок и поймала недовольный взгляд слизеринца, будто она портила ему жизнь прямо сейчас. – Что? – спросила она тихо. – Ты не могла найти другого времени для переписок с любовниками? Это прозвучало так нелепо, что Гермиона даже не обиделась. Она лишь вскинула брови, и Малфой вытаращил глаза, как будто ожидал иной реакции. Записка была от Гарри и он хотел знать ответ на восьмой вопрос теста, а еще какого черта она сидит с врагом. Это было написано в такой осторожной форме, словно Поттер шагал по льду и прощупывал места, где было более безопасно. Гермиона нацарапала на клочке: «2 капли слизи флоббер-червя; не твое дело» и вернула записку Невиллу. Следующие несколько минут она старалась сосредоточенно работать, но вопрос Гарри не давал ей покоя. В конце концов, это даже со стороны смотрелось нелепо: слизеринцы и гриффиндорцы всегда сидели по разные стороны кабинета, предпочитая, чтобы их разделял проход, через который они могли кидать друг в друга взгляды презрения, колкие оскорбления и записки с не самыми пристойными рисуночками. И сейчас так вышло, что Малфой был единственным слизеринцем, примостившимся не в своем ряду. Но главное было даже не это, а то, насколько комфортно он чувствовал себя, сидя рядом с ней, иногда прижимаясь плечом, а иногда – бросая взгляды в ее конспекты или даже (как сейчас) на ее одежду. – В чем твоя проблема? – прошипела Гермиона и почувствовала, как наливаются краской ее щеки. Малфой поерзал, снова бросил взгляд на ее свитер и шепнул в ответ: – Замерзла? – Что? Ухмылка коснулась его губ. Гермионе захотелось ударить его, просто чтобы он не улыбался вот так, словно знает тайну человечества. Его взгляд скользнул ниже, от воротника к ткани свитера на ее груди. Гермиона посмотрела вниз и… О, Мерлин! Ее насквозь прошибло подступающей истерикой. Ее решение не надевать бюстгальтер сегодня было обусловлено исключительно тем, что она проспала и не хотела опоздать на завтрак! Это никогда не было проблемой, так почему сейчас… Малфой вернулся к своему тесту, но теперь она знала, что он бросает на нее эти свои взгляды, и ей хотелось его задушить. – Нет, – заявила она, определив для себя, что терять уже нечего. – Не замерзла. – Тогда в чем же дело, Грейнджер? – он снова повернул голову. Теперь он смотрел на торчащие из-под кофты соски безотрывно, как будто имел на это полное право, и Гермиона сдержала желание обнять себя руками и сгореть от стыда. А еще его взгляд вызывал мучительную тяжесть в низу живота. Он слегка наклонился, чтобы никто не смог их услышать. – Я так тебя возбуждаю? Гермиона сглотнула. Невилл постучал по ее спине и записка от Гарри снова оказалась в ее руках. Девушка развернула листок, не отрывая от Малфоя взгляд. – Не ты, – сказала она, улыбнулась и больше не смотрела на него в течение урока. Но, несмотря на то, что она не могла видеть его лица, одно чувствовалось очень отчетливо – то, как напрягался Малфой каждый раз, когда Гермиона передавала другу записку.***
Несмотря на их откровенность друг с другом, Гермиона все еще чувствовала необходимость узнать больше. Малфой не отвечал на ее вопросы, и они наслаивались друг на друга, копились, разрастаясь в цепочку сомнений. Она не могла больше это терпеть. Коридор на восьмом этаже был пустым. В такое время дня студенты готовились к урокам в библиотеке или отдыхали в своих гостиных. Погода в последние дни не радовала, так что приходилось сидеть в замке, с грустью вздыхая у наглухо закрытых окон. Гермиона с трудом отвязалась от Гарри и его разговоров о произошедшем на уроке Зельеварения, так что просить у него мантию-невидимку она бы не рискнула. Пришлось надеть домашнюю одежду, натянуть капюшон и представить себя ниндзя, крадущимся по коридору, словно тень. Так вот, на восьмом этаже никого не было и, встав напротив заветной двери, Гермиона сняла капюшон. Сердце ее быстро колотилось, а мозг работал в ускоренном режиме, что было, несомненно, минусом в такой ситуации. Ей нужно было сосредоточиться. «Я хочу найти то, что скрывает Малфой», – мысленно произнесла она, вышагивая мимо стены из одной стороны в другую. Разумеется, это не работало ТАК, и девушка почувствовала себя слабоумной. Она вздохнула. Размяла пальцы, вспомнила, как выглядел слизеринец, когда стоял напротив и открывал дверь. Его тело было напряжено, он не двигался и даже, кажется, не дышал. Только ресницы, чуть подрагивающие в тусклом свете, падающем из окна, немного дрожали. «Пожалуйста, – подумала Гермиона, напрягая все тело, словно это могло помочь послать Комнате особые импульсы. Увы, все, что она читала о таких помещениях, укладывалось в пару абзацев общей информации без какого-либо конструктива. – Я хочу совершить злодеяние». Последняя мысль рассмешила даже ее саму. Девушка открыла глаза. Само собой, никакой двери в стене не было и от досады она едва не топнула ногой по полу. – Мне вот интересно, Грейнджер, – почему-то его появлению здесь она даже не удивилась. Мир не мог быть так благосклонен к ней, чтобы ее попытки обдурить Малфоя не привели к разоблачению. – О чем ты думаешь? Она медленно повернулась. Утренняя выходка слизеринца на Зельеварении все еще сворачивала кровь внутри нее. От одного воспоминания о его взгляде и подлой ухмылке Гермионе хотелось бить его по груди кулаками. – Ты знаешь, о чем. – Нет, будь добра, озвучь. Он подошел ближе. Малфой тоже был в домашней одежде, но он не носил старые, застиранные футболки или джинсы с протертыми коленками, нет. Наверное, он развалился бы, если бы надел что-то, не соответствующее его вечно всем недовольной роже аристократа. На нем была черная рубашка и такие же черные брюки, пожалуй, непривычно узкие для Драко Малфоя. Гермиона постаралась не смотреть на эти брюки и на его грудь, обтянутую рубашкой, она взглянула слизеринцу в глаза и застыла. – Я думала о том, что мне нужно спрятать расчлененный труп младенца. Или бывшей подружки. Или директора школы. Малфой шагнул вперед и заткнул ей рот ладонью. От него пахло шампунем, и только сейчас Гермиона заметила, что его волосы влажные. Некстати ей представился Малфой в душе и пришлось с силой укусить себя за щеку изнутри, чтобы выбросить из головы всякие глупости. – Хватит бесить меня. Его рука на ее губах лежала мягко, почти не давила, он не пытался сделать ей больно. Он заткнул ее, чтобы самому не слышать подобных слов. Когда Малфой отпустил ее, Гермиона облизнулась. Это произошло машинально, и ей тут же стало стыдно. – У тебя от меня секреты – я пытаюсь их разгадать. – Шпионя за мной? – Ты не оставил мне выбора, Малфой. Он снова сжал ее – на этот раз схватился руками за плечи. Прохладные ладони контрастировали с ее горящей от стыда и возмущения кожей, и девушка едва не заскулила, когда он приблизился к ее лицу. «Он не твой герой, Гермиона, – убеждала она себя, пока расстояние между их лицами сокращалось. – Не смей думать о нем, не смей, не…» – А ты хоть раз подумала о том, для чего я оставляю секреты? Она старалась держать себя в руках, но, дракл, как это было сложно. Почему с ней постоянно это происходило? Она лезла из кожи вон, вспоминая все его страшные поступки, слова, все его взгляды, которыми он, казалось бы, проклинал ее, и… Это не приносило никакого результата. Стоило ему – как сейчас – просто оказаться рядом, и сердце ее колотилось, волосы на руках становились дыбом, и хотелось одновременно разорвать его на кусочки и зарыться пальцами во влажные волосы… Она пожала плечами. – Потому что ты злодей? Мерлин, да она сама уже не верила в это. Он делал ужасное, а потом выглядел так, как будто больше всех на свете нуждается в помощи, и мир переворачивался. Он был ее проклятьем. Не иначе. Она могла смотреть на него, как на врага, сколько угодно, но ее так сильно тянуло к нему. Так сильно. «Держись, Гермиона», – подумала она и отпрянула. Руки слизеринца никуда не делись с ее плеч, только вцепились сильнее. – Я злодей? – Нет? – Почему же ты так сильно хочешь меня? Господи, она могла лишь открывать и закрывать рот, как рыба, но произнести хоть слово в противовес – нет. – Все, что я хочу – убедиться в том, что ты честен со мной. Малфой, когда ты уже поймешь – хранить от меня секреты – глупо. Я все равно докопаюсь. И ты просишь меня о помощи. Так будь честен. Он облизнул губы. В нем тоже боролись личности, сущности, и то, что он не мог не прикасаться к ней, едва они оставались наедине – это говорило о многом. Малфой закрыл глаза. Гермиона едва не заплакала от того, как красив, как нестерпимо доступен он был в эту секунду. Мальчишка, ее одноклассник, и между ними словно нет пропасти, есть только шаг, который можно сделать. «Преодолей это расстояние, – сказала она себе. – Тронь его губы своими, сделай то, чего так сильно хочешь». Послышался звук. Тихий скрежет, какой бывает, когда проходишь в Косой переулок через «Дырявый котел». Это была дверь. Она появилась за ее спиной и Малфой, открыв глаза, посмотрел перед собой. – Выручай-комната, – произнес он, как бы приглашая. Гермиона развернулась. Дверь была большой, с извилистой аркой, как раз такой она видела ее, когда Малфой приходил сюда в прошлый раз. Внутренне Гермиона заликовала. А потом подошла, потянув дверь на себя. Со скрипом та отворилась.***
Лгать ей не было смысла. Драко понимал это, когда услышал, что она следила за ним. Она видела, как он входил сюда. Она знает практически все. Сейчас, когда они стояли посреди коридора и она практически приперла его к стенке, у него не было выхода. Тень прошептала: Будь честен с ней, Малфой. Но как он мог? Если бы она узнала правду, то не ограничилась бы нотациями, она начала бы искать выход для него, а его, черт возьми, просто не было! Нужно было запудрить ей мозги, на ходу придумать что-то, и, когда они входили в комнату, заполненную разным хламом, Драко обдумывал варианты. – Ничего себе! – ее глаза загорелись. Дверь позади закрылась, Драко слышал, как она исчезает за спиной – с тем же тихим скрипом, как будто запечатывая их изнутри. – Здесь так много всего… Магического. – Теперь понимаешь? Был ли у него план? Нет. Ни единой ебаной мысли, поэтому он говорил очевидное. Магические вещи. Книги. Волшебная, мать ее, пыль на полках. Все это было похоже на сейф в Гринготтсе – полон хлама, но если покопаться, то можно найти все на свете. – Только не говори, что ты нашел здесь то проклятое ожерелье. Она ступала на тонкий лед. Драко шел за ней по пятам. Он мысленно прокладывал для нее дорожку между рядов со старыми диванами, шкафами, стопками фолиантов, посуды и прочей дряни. Она шла и оборачивалась на него всякий раз, когда хотела что-то сказать. – Кто знает? – спросил он, надеясь, что она не услышит дрожи в его голосе. Здесь можно было ходить до бесконечности. Он знал, потому что ходил. Целый год он жил поиском выхода, средства и способа минимально запачкать руки. Вскоре он понял, что никакой опасности ни одна из брошенных, оставленных, спрятанных здесь вещей не несла, но шкаф… Они прошли мимо, оставив его позади. Драко мысленно похвалил себя за то, что додумался набросить на шкаф черное покрывало, но каждый шаг грязнокровки, каждый поворот головы вызывал в нем подступающую панику. Если бы Грейнджер бросилась к сундукам с книгами – было бы просто прекрасно. Но ее не интересовали фолианты и свитки, или она старательно делала вид, что они ее не интересуют. Она шла, медленно оглядываясь по сторонам, и Драко готов был поклясться, что она думала о самом страшном. – Зачем мы здесь, Малфой? – подтвердив его догадки, она повернулась. Драко только сейчас заметил, что волосы ее были собраны на затылке резинкой, как в тот раз, когда… Когда они впервые поцеловались. Самое потрясающее и омерзительное чувство в его жизни. Он думал, что взорвется от ощущений, целуя ее, держа руку на ее затылке, поглаживая кожу под этим хвостом. Пальцы зачесались. Он оглядел ее с головы до ног – джинсы с порванной коленкой, кофта, которая явно ей велика. Господи, да она же настолько серая, что запросто может затеряться здесь, среди покрытых пылью вещей, среди кубков, тряпок, старых портретов, заплесневелых зелий в стеклянных банках… Она же… Никакая. Не молчи, Тень, скажи, что в ней такого, что? – Ты хотела знать, где я бываю – здесь. – Почему? Она больше не смотрела по сторонам. Только в его глаза, и Драко пожелал, чтобы выключился весь свет в комнате, лишь бы не видеть ее взгляда, но Выручай-комната не услышала его. Либо он желал этого не искренне. Гребаные проницательные четыре стены. – Потому что здесь тихо. – Я не поверю в эту чушь, Малфой. Ему было плевать. Мерлин, ему было все равно, поверит она или нет, есть ли смысл вообще что-придумывать? Он не мог оторваться от ее лица и этого хвоста, который сводил его с ума. И бесил. – Ладно, хочешь знать правду? – наконец, он нашел в себе силы, чтобы повернуться и зашагать в сторону выхода. Под подошвой ботинок скрипел песок, в коробках по сторонам шуршали мыши, пыль столбом взмывалась вверх к казалось бы бесконечному потолку. – Мне страшно даже думать там, где есть другие люди. Мне страшно, что кто-то может прочесть по моим глазам, как много во мне черноты. Он остановился. Грейнджер обошла его вокруг и снова смотрела. Как будто даже не пыталась оставить для него выход. Она насиловала его взглядом, она мучила, истязала, и эти глаза были самым страшным, что с ним случалось. Эти глаза. Это они меняли его. Не чернота внутри, не то, что он должен-был-мать-его-сделать, не страх стать тем, кем он не хотел становиться. Глаза ебаной грязнокровки. – Я боюсь каждый раз, когда начинаю думать, каждый раз, когда остаюсь один. Мне кажется, что у стен есть уши, а у потолка – глаза, и в любой момент меня раскроют, и это не самое страшное. Самое страшное то, что я продолжу действовать. Даже если мне отрубят конечность, потому что у меня нет выхода, Грейнджер, нет… Она прижала ладонь к его груди. Драко только сейчас понял, что ему не хватает воздуха. Он сделал маленький вдох и осторожно выдохнул. Возможно, ему показалось, но Грейнджер будто бы проговорила что-то очень тихо. И стало ясно, почему сбилось дыхание. Он сказал ей правду. Да, здесь был исчезательный шкаф, который он пытался восстановить, но также он прятался здесь. В куче мусора, старого школьного инвентаря и, возможно, зарытых под хламом ценных артефактов, прятался от себя, окружающих и мыслей, от которых все сильнее с каждым днем болела голова. – Почему ты не оставляешь меня в покое? – спросил он и едва не расхохотался – так нелепо это звучало. Кто кого не оставляет в покое, Малфой? Заткнись. Она не отвечала. – Ты – как они. Ты постоянно надоедаешь мне, ищешь ответы, лезешь в мою жизнь, как ты не поймешь, Грейнджер, ты не спасешь меня, даже если выпрыгнешь из своей грязной кожи вон, я уже покойник! Он верил в это сильнее с каждым днем. Потому что уже не думал, что сможет. – Не говори так! – выкрикнула это и замерла, испугавшись, казалось бы, собственных слов. Задышала чаще. Драко стиснул кулаки. – Не смей так говорить, как будто уже готовишься к смерти, борись, ищи выход, Малфой, ты не можешь просто… Просто что? Сдаться? Он был уверен, что делал это уже несколько месяцев. Сдавался. Опускал руки, мирился с тем, что произойдет очень и очень скоро. Он толкнул ее, и она врезалась в стол, оказавшийся за ее спиной. Ему просто нужно было заставить ее молчать. Сейчас. Он не вынес бы новых разговоров о том, что он чего-то там стоит. Подошел впритык, рванул вниз замок на кофте – вжик, и ее тело, вот оно, так близко, обтянутое майкой – маленькая грудь и снова без лифчика. Блять, зачем она делала это? Зачем? Драко был уверен, что провалил сегодняшний тест по зельям из-за ее ебучих сосков, которые торчали и провоцировали, и мысли о том, что эти соски могут видеть все, она сводила Драко с ума. Он хотел схватить ее, прижать к себе и выгнать нахуй всех из класса, включая учителя. Он мог бы. Она так влияла на него, что могла просто посмотреть, и он сделал бы что-то сумасшедшее снова. Грейнджер задохнулась и вцепилась ладонями в столешницу. Драко поднял взгляд от ее груди к лицу – розовые щеки, тяжелое дыхание. Он готов был поклясться, что под штанами, под простыми трусами она вся мокрая. – Твои трусы, – сказал он и почувствовал, как затвердел член. – Они у меня. Она на секунду застыла, а потом приоткрыла рот – поняла, о чем он. Вспомнила. Как стонала и от отвращения к самой себе пыталась не всхлипывать. Текла. Принимала его язык. Облизывала губы. Она хотела его тогда, хотела и сейчас, и Драко рывком содрал с ее волос резинку, и запах ее волос снова избил его до полусмерти. Он зарылся в них носом. Вот так – падая в пропасть, ниже некуда. Просто, блять, проталкивал ее запах в глотку, давился им, жрал, вдыхал, черпал силы. – Нет, – прошептала Грейнджер, но так тихо, так неубедительно. Драко прижался ближе. Сжал пальцы в ее волосах, потянул, и она, откинув голову, подставила шею под его поцелуи. Она говорила нет? Мерлин, какая же дура! Прижался к губам, без сожалений, сразу в рот языком – нагло, грубо. Он управлял ей и целовал, она задыхалась и шептала «нет», но отвечала. Рвано хватая воздух. Нужно было видеть ее лицо, слышать голос в этот момент – она так красиво противоречила своим словам своими действиями. Драко подыхал. – Малфой, подожди, – легонько толкнула, чем только распалила сильнее. Он скользнул губами по ее подбородку, к шее. Застыл, рассматривая бледную, тонкую кожу. Она была создана для отметок, мелких засосов, символов – вот оно мое, не трогайте никто, не смейте. Драко провел языком вниз, к груди, к ебаной майке, которая мешала. Грейнджер едва слышно застонала, вцепилась в его плечи. Он поднял на нее глаза. Господи, если бы у него был выход, даже через окно – он вышел бы. Он избавился бы от нее внутри себя, выскреб бы, выдрал с мясом, но выхода не было. Он все перепробовал. Но даже ненависть к себе иногда теряет цвет. Остается усталость и чувство безысходности. Когда ты сдаешься. Малфой сдавался. Во всех ситуациях сразу. Он был готов провалить задание и отдать свою жизнь, и он сдавался во власть ее рук, ее губ, ее слов. – Остановись! – толкнула сильнее и, отлетев от нее, Драко ударился о шкаф спиной. Она была так красива – растрепанная и зацелованная, наполовину раздетая, со стоящими снова сосками. Дышала, как сука, смотрела, как сука. – Что не так? – Ты не можешь делать это… мы не можем… Стало так трудно дышать. С ней всегда было так. Она отбирала кислород и возвращала его. Все делала сама. Секунду назад заставляла его дрожать от наслаждения, а теперь закрыла дверь и забрала надежду. Совсем. – Точно, – усмехнулся Драко. Смех рвался из его груди, и, наверное, он был похож на психа. – Да, ты права, Грейнджер, мы не можем. У него стоял так крепко, что топорщились штаны. И она видела это. Она смотрела туда, изредка поднимая взгляд на его лицо, потом – куда-то за его спину. Ее взгляд был пьяным, блуждающим. – Да, – выдохнула одними губами. Как будто больше не было слов. – Уходи, – он поправил задравшуюся рубашку. Грязнокровка не шелохнулась. – Что стоишь? Вали, уебывай, давай! Пиздуй к Поттеру, к Краму, ебись с ними, мне насрать! – Замолчи! – рванула вперед и обхватила ладонями его лицо. В который раз она делала это? Пыталась достучаться до него, трогая лицо руками? И это работало, как будто она подобрала ключ к замку, который уже заржавел и вряд ли открылся бы когда-нибудь без ее помощи. – Не говори так. – Правда колет глаза? – Ты ведь и сам не веришь в это! Ты же знаешь, ты же… Он замер. Ее глаза наполнились слезами, и впервые в жизни Драко не хотел их видеть. Он не хотел, он не почувствовал бы кайфа от ее слез, теперь она давала другую Дозу. – Что? Смотреть на нее было невыносимо. На ее вздымающуюся грудь, на полыхающее лицо и капли на розовых щеках. – Помнишь, ты попросил меня… Ты сказал… – Грейнджер сделала паузу. После чего потянулась к его уху и произнесла. – «Не позволяй ему прикасаться к тебе». Мир посыпался. Все разлетелось на осколки к хуям собачьим. Драко не верил. Он не мог поверить, что она тогда услышала, что поверила. Что послушалась. Мерлин, да что же происходило с этой девчонкой, раз она была готова топить себя… Ради него?! «Я насиловал тебя», – прошептал он мысленно то, что никогда бы не сказал вслух. Малфой, всплывай. Тебе нельзя тонуть. Ты не можешь. Но он тонул, и тянул свою Тень за собой. Потому что в ту секунду, когда он готов был умереть от разрыва сердца, Грейнджер вцепилась в его рубашку и крепко поцеловала. Неумело, немного нелепо, но так, как могла целовать только она. Драко снова ударился спиной. Покрывало слетело со шкафа и грохнулось на пол, подняв столбик из пыли. Они запутались в нем ногами, едва не упали, Драко подхватил грязнокровку за бедра, и она обвила его ногами за пояс, как будто знала, что нужно делать. Знала именно с ним, он верил в это. Как бы он не ревновал, как бы не выносил себе мозг, ежедневно представляя ее с Крамом, он знал, что Грейнджер только его. Она показывала ему это сейчас. Усадил на стол, не в силах оторваться от ее губ, стянул кофту, оголяя руки. Грейнджер тихонько простонала в его губы, потом оторвалась и застыла, глядя в глаза. Все, что было между ними до этого казалось таким ненастоящим. Неправильным. С болью и кровью на Астрономической башне или второпях в темноте коридора – не то. Не то, блять, не то. Давно хотелось так, как сейчас – застыть и смотреть в глаза. Он знал, чего ей хочется. Грейнджер боялась его раздеть. Драко отошел на полшага – больше не смог бы. Отошел, чтобы дать ей пространство, опустил взгляд на свою рубашку. Она коснулась пуговиц – провела по ним пальцами, ее губы шевелились. Она пересчитывала их. Драко боялся дышать, словно ее пальцы были бабочками, которых он мог спугнуть. Он замер и слушал ее шепот, стук своего сердца, смотрел, как одна за другой, маленькие пуговицы поддаются ей. Расстегнув первую, Грейджер помедлила. Сделала маленький вдох, подняла взгляд. Драко не мог найти в себе силы на то, чтобы кивнуть. Он только выдохнул, и следующая пуговица была расстегнута чуть быстрее. Ей было трудно – а Малфою еще труднее. Каждый раз, когда ее пальцы касались его кожи, он умирал и снова возвращался. Медленно, пуговица за пуговицей, она в очередной раз отнимала его душу, как будто не выпила ее уже давно до самого дна. А потом… Потом она сделала то, после чего Драко потерялся в чувствах, захлебнулся ими, как волной из соленой воды. Она… потянула за полы расстегнутой рубашки и… коснулась губами его груди. Так осторожно. Сначала подняла взгляд, словно попросила одобрения. Драко не мог пошевелиться. Ее рот. Ее губы. Он чувствовал их и даже ее язык, скользящий по своей коже. Осторожно, не нападая, она порхала по его телу, щекотала и доводила до безумия. А Драко стоял как истукан, свесив руки вдоль тела. Господи, если бы отец узнал, он убил бы его. Да что там, сам Драко убил бы себя еще год назад, от одной мысли об этом. Но теперь… Почему все изменилось настолько, что теперь он откидывал голову, позволяя грязнокровке изучать вкус своей кожи губами, почему он дрожал и покрывался мурашками, почему мечтал, чтобы это не прекращалось, почему? – Грейнджер, – он подцепил ее подбородок пальцами, когда понял, что больше не может этого выносить. Грязнокровка вздрогнула и отпрянула. В ее глазах стояла паника и неподдельный страх. Драко провел пальцами по ее щеке – там, где минуту назад были слезы. Такое вот немое «не бойся». А потом снял с себя рубашку полностью. Они снова застыли, смотря друг другу в глаза. Время тоже застыло, пожалуй. Драко кричал. Там, в глубине души, где-то в груди за ребрами остатки его гордости и чистокровного малфоевского чего-то-там кричало и драло глотку, но это больше не имело веса. Неа. Никакого. Теперь, когда можно было одним движением ррраз и снять с нее майку, оставив ее с торчащими сосками прямо рядом с собственной кожей. Близко. Стоило ей посмотреть в его глаза, и засасывало. Блять, так смешно засасывало – как будто навсегда , и определения этому не было, вернее, оно было, но, нахер, он быстрее удавился бы, чем это произнес. Тень, да, она могла. Она уже пыталась тогда, на Астрономической башне. Тогда Драко ей не поверил, сделал все, чтобы вытравить это из себя, но сейчас уже не было смысла. Упал. Утонул. На дне. Лежит и не дышит. Только стягивает с грязнокровки штаны, и себя раздевает – полностью. Чтобы не было даже ебучих носков, и не хватает только ложе с лепестками, но Выручай-комната снова его не слышит, и приходится на пыльном столе, но им обоим нет до этого дела. Когда он вошел – рывком, без подготовки, – Грейнджер вскрикнула и сжала бедра. Драко скользнул ладонью по ее спине – падающие каскадом волосы и кожа. Кожа и волосы. То, от чего его рвало бы кровью совсем недавно. Сейчас он не может натрогаться, ведь Грейнджер такая отзывчивая в сексе, оказывается. Снова размылись образы, растеклись, как капли воды по стеклу. Лица, что были до нее, стали просто картинками, у них не было губ, глаз, ресниц, подбородков. Они были пустыми и не имели значения. Грейнджер сжимала его внутри себя, она позволяла ему все. Да, именно позволяла. Потому что, как оказалось, он давно не брал без разрешения. Теперь с ней было именно так. Было так хорошо – медленно трахать ее, чувствуя, как она всем телом, всей душой, сердцем тянется к нему. Как будто он достоин, как будто заслуживает. Она сжимала его, она царапала ногтями его спину, она постоянно целовала его плечи и ключицы, как будто не верила, что ей можно. «Можно», – хотел прошептать он, но не мог, потому что во рту пересохло, да и вряд ли он когда-нибудь смог бы решиться на слова. И стоило бы закончить на этом. Вот на этом. На ощущении, что ты внутри нее. Стоило закончить, пока ее пальцы трогали, ее ногти царапали, а ее губы целовали. Стоило закончить это и не дать ей сказать. Она посмотрела на него так, что у Драко разорвалось сердце. Он толкнулся снова. Глубже. Просто не оставляя между ними пространства, он сросся с ней, стал ее кожей и позволил ей стать своей. – Драко, я… Господи, блять, нет, только не это! Дернуться. Вытащить и снова толкнуться – с силой, чтобы выбить из нее воздух, чтобы не думала больше… НИКОГДА не думала. – Я… – Нет, – удивился тому, насколько спокойный был его голос. А хотелось орать. Хотелось оглохнуть от своего крика НЕТНЕТНЕТ. – Не смей. Она прижалась губами к губам – без языка. Обессиленно поцеловала и шепнула в губы: – Почему? Драко не мог сказать почему. Даже если бы он перерыл всю библиотеку Хогвартса, он не смог бы дать ей ответ. Никак. И себе тоже. Накрыл ее губы ладонью, как в коридоре. Когда это было? Десять минут назад? Час? Год? Мягко прижал, и остался наедине с ее глазами. Принялся вбиваться сильнее. Быстро, резко, толчок за толчком выбивая из нее это глупое желание болтать. Нет, ну какого хера? Что она еще придумала? Зачем? Это не нужно ни ей, ни ему, никто из них не будет счастлив в этих не-отношениях, так не может быть, они существуют в разных вселенных, она грязная снаружи – он изнутри. И это не изменится. На очередном толчке она выкрутилась, оторвала от своего рта его руку и прошипела: – Не смей… запрещать мне. Он прижался лбом к ее лбу и прорычал, теряясь в собственной ярости, делая последние рывки: – Не смей... разрушать меня еще сильнее, чем я уже… сам себя… разрушил. Это был не оргазм. Они словно пытались избавиться друг от друга побыстрее – когда он кончал, когда она кончала. Молча, без стонов, не издавая ни звука. Наверное, застегивать рубашку до последней пуговицы все же не стоило. Потому что дышать и без того было трудно, а теперь еще и жесткая ткань воротничка сдавливала его горло. – У нас, – начал он и прокашлялся. Голос был непростительно хриплым. – У нас патрулирование. Грейнджер так и сидела на столе, прижимая к себе свою смятую кофту. Она была раздета, она не шевелилась, просто наблюдала за ним, и Драко не мог разгадать выражение ее лица. Он понятия не имел, что оно означает. Ушел первым. Сбежал, блять, а не ушел. Просто свалил, оставив ее там, ведь оставаться, дышать этим запахом больше не было сил.***
Внезапная любовь Рона к дополнительным тренировкам когда-то должна была привести к последствиям. Гермиона же говорила. Так и случилось. Он повредил лодыжку, и мадам Помфри, накричав и на него, и на Виктора, оставила Рона в больничном крыле до утра. Не то чтобы это было обязательно, но она настояла. Так сказать, в качестве наказания за безответственность. Он виновато посмотрел на Гермиону. – Я забыл про патрулирование. Все, чего она хотела – пойти и лечь спать. А перед этим проплакать пару часов, потому что, черт побери, кто тянул ее за язык?! И как ей вообще пришло такое в голову?! Она чуть не сказала Малфою, что… О, Мерлин, нет. Она так не думала. Она не чувствовала этого, просто… Ситуация была располагающей, вот и все. Просто… Нужно было забыть об этом. Вычеркнуть это из головы, как и все, что происходило сегодня. – Хорошо, что ты не забыл как следует полетать, Рональд. Под дождем. В день патрулирования. Уизли сморщился. Виктор, что стоял у его кровати с лицом побитого щенка, коснулся ее плеча. – Я проконтролирую, чтобы больше этого не повторилось, обещаю. Гермиона не была настроена на ссоры, так что просто вздохнула устало и села на стульчик у окна. Она не могла поверить, что этот день все еще длился. Он никак не заканчивался, и теперь, в добавок ко всему, ей придется патрулировать школу в компании Малфоя и Пэнси, без поддержки друга, с чувством полного саморазрушения внутри. – Если хочешь, я заменю его сегодня, – сказал, как всегда вовремя оказавшийся рядом Гарри. Боже, он был просто спасением. Она бы не выжила без него, честное слово. Самый лучший друг на планете. Девушка подняла на него глаза. – Правда? Поттер улыбнулся. – Я не оставлю тебя змеям на растерзание. Пойдем.***
Они всегда встречались со слизеринцами у лестницы на третьем этаже. Распределяли площадь, обменивались любезными оскорблениями и расходились в разные стороны. Не было никакой проверки после, Гермиона знала, что Малфой слишком любил ловить студентов за грязными делишками и штрафовать, так что он четко выполнял свои обязанности. А Паркинсон делала все, что делал он. Это было неизменно. Сейчас, дожидаясь их, Малфой стоял, подперев стену и скрестив руки на груди, а Пэнси лежала на перилах. Ее вытянутое тело казалось чересчур округлым, женственным, и Гермиона ненароком поправила край кофты. Ей захотелось прикрыться. Гермиона прокашлялась. Малфой повернулся в их сторону. Он смерил взглядом сначала ее, потом Гарри. На последнего указал кивком головы: – А он здесь что забыл? Гарри напрягся. Девушка остановила его, схватив за руку. Она не вынесла бы их перепалки сегодня. – Он заменяет Рона, – сказала она. Малфою замена не нравилась, но он явно, также, как и она, не был настроен на разговор. Произошедшее в Выручай-комнате витало в воздухе невысказанной обоюдной злостью. Он перевел взгляд с Гермионы на Пэнси. – Мы берем нижние этажи. Паркинсон, идем, – девушка не отозвалась. Малфой подошел и ткнул ее пальцем в плечо. – Оглохла? Пэнси вздрогнула так, словно спала, но Гермиона, да и все остальные, видели, что она лежала с открытыми глазами. После чего потянулась и села. Она смотрела прямо на Малфоя, не моргая, и прошло не меньше полминуты до того, как она улыбнулась. Она никогда так не улыбалась. Мило. Ее улыбка всегда походила на оскал, когда она смотрела на неприятных ей людей вроде нее и Гарри, и ее улыбка также была вызывающей, провоцирующей, если напротив нее стоял Малфой. Сейчас же она выглядела дико. Как будто не понимала, где находится и с кем говорит. Малфой покосился на Гермиону. Девушка облизала губы. – Договорились, – ответила она. Ее тело сковал страх. Пэнси спрыгнула с перил и пошагала в сторону лестницы, немного покачиваясь. Малфой стоял, не шевелясь, и Гермионе захотелось подойти к нему, схватить за руку, не пустить с ней никуда… Господи, она не должна была так думать. Она открыла рот, чтобы позвать его, но слизеринец развернулся и бросился догонять Пэнси. Он не бежал, а быстро шел, размахивая руками. В его походке чувствовалась уверенность, но Гермиона знала его достаточно хорошо, чтобы по чуть ссутулившейся спине определить нарастающее волнение. – Гарри, у тебя Карта Мародеров с собой? – вдруг спросила она. Эта мысль пришла внезапно, набросилась резко, как паук. Друг тоже смотрел в сторону удаляющейся парочки слизеринцев. – Странные они. – С собой или нет?! – Да, я… – Дай ее мне. Быстро! Она следила, чтобы Пэнси и Малфой не скрылись из виду. Они подходили к лестнице, которая могла в любой момент начать вращаться, меняя направление. Приняв из рук друга карту, Гермиона торопливо ее развернула. – Гермиона, что происходит? – Некогда объяснять! – она навела палочку на карту. – Торжественно клянусь, что замышляю только шалость. Гарри подошел ближе, заглянул за ее плечо. Они были одного роста, но он все равно загораживал и без того скудное освещение. – Люмос, – произнес он, и карту залил голубоватый свет. Чтобы найти нужный коридор в хитросплетениях стен и комнат нарисованного на пергаменте Хогвартса ушло около минуты. Малфой и Пэнси были на середины лестницы, когда Гермиона ткнула в листок. – Вот, смотри! – по схематично нарисованным ступенькам двигались маленькие следы. Их было всего два. Две ноги одного человека. Табличка над ними гласила: «Драко Малфой». – Не может этого быть. Гарри склонился ниже. Пергамент отразился в стеклах его очков. – Карта не показывает Пэнси? Но почему? – Я не знаю. Может, она под оборотным зельем? – Тогда карта открыла бы нам того, кто под ним скрывается! Она видит людей, даже если они под маской. Помнишь, крысу Рона? Питера Петтигрю? Гермиона нахмурилась. Происходящее не укладывалось в ее голове. Она много странностей видела за последние годы, но раньше у нее на все были логические объяснения. Или теории. Или знания, которые всплывали в голове так вовремя. Но теперь была пустота: и на Карте, и в голове. Пробел, который нечем было восполнить. – Но Гарри, если Пэнси, не человек… Тогда кто она? – Или лучше спросить… Что? – Нужно выяснить это. Гарри смотрел на нее так, как смотрит всякий раз, стоит Гермионе произнести слово «БИБЛИОТЕКА». Он смотрел на нее взглядом полным усталости, ужаса и нескрываемого отвращения. – Только не сейчас. – Чем раньше – тем лучше! Она развернулась и готова была броситься прочь, но Гарри поймал ее за рукав. – Гермиона, если Пэнси – не Пэнси, то мы не можем… Он замолчал. Словно сама мысль о том что он сейчас скажет, была ему чужда. – Не можем что? – Не можем оставить Малфоя с ней вдвоем, – процедил он сквозь зубы и закрыл глаза. Гермиона представила их. Двоих, шагающих по пустому коридору Хогвартса, в котором не спят только они и дежурный учитель, коим сегодня был назначен Хагрид. При всей любви Гермионы к их старому другу лесничему, она очень сомневалась в том, что Хагрид вообще сейчас в школе. Почему она не поверила Малфою? Он убеждал ее несколько дней назад в том, что с Паркинсон что-то не так, а она отмахнулась и в отместку его дотошности пошла на свидание с Виктором. Ее не должна была мучить совесть, но так и происходило. Всякий раз, когда Малфой оказывался прав или она не верила ему понапрасну, ее разрывало от чувства вины и неприкрытой злости на саму себя. Одно было ясно точно – Пэнси не существует. Она не является собой, возможно, даже ее тело – ненастоящее. Но тогда где же реальная Пэнси? Как давно она… – Боже, – догадки закружились в ее голове, накладываясь одна на другую. Малфой. Его страх в тот вечер. Его убежденность в том, что Паркинсон не та, кем кажется. Его ужас, когда он думал, что убил ее. Его сомнения в том, что произошло. – Гарри, присмотри за ним… За ними. – А ты? – В библиотеку! Он застыл, выпучив на нее глаза. – Патрулировать школу, как я понимаю, никто не будет? – Не мне учить тебя нарушать правила! Найдешь меня после по карте. Я расскажу, что выясню, и, Гарри… – Что? – Будь осторожен.***
Гермиона шла между рядов библиотеки, и стопка книг, балансирующая в воздухе рядом с ней, все росла. Один за другим она складывала в эту стопку учебники, вышедшие из пользования, старые энциклопедии и книги, в которых надеялась найти ответы на свои вопросы. «Тёмные силы: пособие по самозащите», «Забытые старинные заклинания», «Как наслать проклятие и защититься, если проклятие наслали на вас», «Тени и духи», «Прочь от порчи», «Теории трансубстанциональной трансфигурации». Когда стопка стала так велика, что некоторые книги то и дело падали с высоты, Гермиона бросила взгляд на полку и прочла название еще одного учебника. «Магические предметы. История и эксплуатация». Книга выглядела хорошо, ею явно никто не пользовался много лет. Гермиона застыла. «Нет, тебе сейчас не до этого, – подумала она и, вопреки доводам рассудка, вытащила учебник из стопки других. Быстро открыла, пробежалась взглядом по содержанию. Палец ткнулся в строчку и, проводя по ней пальцем, Гермиона прочла: – Исчезательный шкаф – страница 119.