Доза

Драко всеми силами пытался сфокусироваться на звуках, которые издавал замок, на каменном холоде стен и на картинах, ворчливо перешептывающихся всякий раз, когда их покой нарушали. Но Пэнси, что шла впереди, отвлекала его внимание. Она просто шла. Казалось бы, как обычно: чуть виляя бедрами, выпрямив спину, она покачивала головой, будто пританцовывала. Так она ходила, когда пыталась соблазнить Малфоя. В начале года, когда у Драко еще не так сильно ехала крыша, он хватал ее за пояс и утаскивал в угол, где они могли провести не меньше получаса, тискаясь. Не всегда даже трахались. Иногда он просто залезал руками под кофту и терся бедрами о ее юбку. Но теперь ее движения не соблазняли, не заставляли воображение играть. Они пугали. Драко знал, что это не та Пэнси, с которой он спал, и не та Пэнси, которая заглядывала ему в рот, прижимаясь к плечу во время ужина. Это была не та Пэнси, которую он возил на пляж и с которой занимался сексом впервые. От нее веяло могильным холодом, она смотрела словно на него, но в то же время мимо, как будто видела стены за его спиной. В подсвечниках мигнули и погасли последние огоньки. Он на секунду замер, схватившись за стену. Темнота ударила по глазам. Стена была холодной, сырой. Он нащупал ладонью выпирающий камень – он был не слишком хорошо обточен, при возможности о него можно было разбить голову. – Пэнси? – позвал он тихо. Оставаться в темноте, тем более с ней, было немного жутко. Девушка не отозвалась. Свечи на секунду загорелись вновь, а потом погасли. Малфой услышал, как заворчал рыцарь на картине за углом. – Что за чертовщина? Наконец, глаза привыкли к темноте. Драко смог рассмотреть узкую дорожку коридора и подсвечники. Достал палочку из кармана и поднес к огарку свечи. – Инсендио. На конце палочки вспыхнуло маленькое пламя, но фитиль свечи отказывался гореть. Он не подхватывал огонек, словно противился ему. – Люмос. Коридор осветился прозрачно-голубым. Драко отступил на шаг назад и повернулся, оглядываясь. Пэнси рядом не было. – Эй, Паркинсон. Хватит в прятки играть. Что-то противное, склизкое поднималось изнутри к горлу. Драко не хотел искать этому названия, но холодок, пробегающий по его коже, был одновременно знакомым и малоизвестным. Внезапно захотелось поймать в углу старшекурсников. Чтобы они хихикали и обжимались, чтобы было слышно звуки их поцелуев и влажные стоны. Он бы даже замечания не сделал. Оставил бы парочку в покое, благословил и все дела. Но было тихо. Если бы сейчас на пол упала капля воды, то Драко услышал бы это. – Пэнси, – он пошел вперед, медленно, шаг за шагом рассекая воздух. Рука, сжимающая палочку, была напряжена. Коридор обрывался на повороте, а за ним – такой же коридор, только более темный. – Куда ты, мать твою, делась? – Малфой. Рука дрогнула, от неожиданности палочка упала на пол. Драко поднял ее, в панике светя в глаза человека напротив. Это был Поттер. Поттер, щурящийся под светом «Люмоса». В его очках Драко увидел свое отражение: всклокоченные волосы, полные смятения глаза. Ресницы его дрожали, и он поспешил отвернуться, чтобы не смотреть. – Не могу найти Паркинсон, – сказал непонятно зачем. Поттер встал рядом. – Ты должен знать о ней кое-что. – Что? Грейнджер. Дура рассказала ему. Точно рассказала, иначе что это? – Есть какие-то странности в ее поведении, ты не думаешь? – Единственная странность, которая сейчас есть – что ты и я разговариваем в коридоре среди ночи. И какого дьявола ты не с Грейнджер? Он постарался задать вопрос легко, словно ему плевать, но внутри разбухало, как промокший кусок губки, острое беспокойство. Это давно стало привычным делом – чувствовать беспокойство за эту дуру. Драко с ностальгией вспоминал времена, когда ему было на нее насрать. Славные были деньки. Завидев ее в коридоре, он придумывал оскорбления и смеялся, как ненормальный, когда она спотыкалась или когда Гойл, толкнув плечом, отбрасывал ее к стенке. Что сделал бы Драко сейчас? Если бы Гойл толкнул ее в стену, что бы он сделал? Даже от мысли об этом под языком собиралась злость. Поттер посмотрел на него. Малфой почувствовал его полный презрения взгляд кожей. – Тебе-то что? – Ты должен патрулировать. – Не должен. Я вообще-то не староста, я вызвался добровольно, захотел – передумал. Драко хмыкнул. – А ты молодец. Бросил подружку одну, ночью в коридоре школы, зная, что с одной из нас «что-то не так». – Звучит так, будто ты беспокоишься. – Мне все равно, что ты там думаешь. У тебя мозгов, как у таракана, так что вали, куда шел. – Нет уж, Малфой, давай поговорим, раз встретились, – придурок спрятал руки в карманы брюк. – Что происходит с Пэнси? – А что происходит? – Она ведет себя так, словно повредилась головой. Хотя, я бы не удивился, с таким другом как ты. – Дружба, Поттер, понятие переоцененное. Его придумали, чтобы как-то оправдывать неумение самостоятельно принимать решения. – Если ты не умеешь дружить, не придумывай этому никаких оправданий – звучишь немного жалко. Драко помотал головой и зашагал дальше по коридору, теперь чуть быстрее, чем ранее. Поттер не отставал. Они шли бесшумно, но все равно казалось, что этот идиот привлекает внимание. Какого черта он привязался? Почему бросил Грейнджер? Где ее носит вообще? В последнее время эта тупица нарывалась на неприятности. Словно искала проблемы, мало было того, что она была в курсе почти всех планов Драко, так теперь еще и впутывала в это дело своего дружка. Нет, не к добру это было, ох не к добру. Если Поттер узнает больше, то план Драко может провалиться. А Поттер узнает больше. Дайте этому ублюдку одно крошечное подозрение, и он вскроет вам череп обгрызенными ногтями. – Если ты что-то сделал с Пэнси, то не нужно скрывать это, Малфой. Я рано или поздно узнаю. – Что-то сделал? – Драко снова прикинулся, будто ему смешно. – Что я мог сделать? Я чист и прозрачен, в отличие от тебя. – А со мной что не так? – Тебя весь год где-то носит. Прогуливаешь уроки, на переменах не видно, и твои дружки теперь чаще болтаются вдвоем. У меня есть глаза, Поттер, я не слепой. – Как и я. Кэти поправилась кстати, – при упоминании Белл внутри у Драко что-то крепко сжалось. – Она вернется в школу на следующей неделе. Он даже не убавил шаг. Несмотря на то, что под веками тут же вспыхнули красками сны о ней, Драко знал, как держать марку. – Кэти? Твоя бывшая? Я просто плохо запоминаю имена. – Как хорошо тебе удается прикидываться. Драко ускорился. Коридоры сменялись один другим, как будто они блуждали в лабиринтах. На самом деле, будучи старостой, Драко думал, что выучил эти коридоры, что знал, через сколько метров нужно повернуть и какое количество картин висит у той или иной двери. Но Хогвартс иногда преподносил сюрпризы. Он не ответил. Повернув в очередной раз, он замер. На полу перед ними что-то лежало. Поттер поравнялся с Драко и наклонился, чтобы поднять. – Это шарф Пэнси? Драко направил на него свет от палочки. – Точно. Она же единственная слизеринка в школе. Поттер вздохнул. – Ладно, я тебя раздражаю, это взаимно, но мы оба знаем, что с ней что-то не так. Выключи уже свою ублюдочность или хотя бы на время убавь ее. Нужно найти девушку. Он был прав, но Драко лучше бы себе язык откусил, чем признал это.

***

Пришлось вернуться в гостиную, чтобы оставить там книги из библиотеки. Стопка оказалась внушительной. Несколько томиков были настолько старыми, что буквы на корешках полностью стерлись, а страницы пожелтели и совсем истрепались. Профессор Трелони на третьем курсе сравнила душу Гермионы с этими страницами. Сказала, что она сухая. Тогда она, скорее всего, была права. И на самом деле Гермионе хотелось бы и сейчас оставаться той четырнадцатилетней девочкой, которой эти слова были адресованы. Тогда ее волновали родители, друзья и спасение жизней. Она жаждала справедливости и не позволяла себе даже подумать о том, чтобы упасть в любовь. Тем более, в такую. Теперь же она ломала себя снова и снова, наступала на грабли, рассыпалась на кусочки, врала, шла на ужасные поступки и прощала такие же… Она была отвратительна сама себе и завидовала сухим страницам. Они хранили много тайн, но их можно было прочесть при желании. Гермиона же не могла бы прочесть свою душу теперь – так она изменилась. Полная Дама посмотрела на девушку с недовольством. Ее больше всех в замке возмущало позднее патрулирование, ведь старосты то и дело нарушали ее шаткий покой. – Сколько можно бродить туда-обратно, девочка? – сказала она тоном, лишенным терпения. Гермиона решила, что сейчас не время, чтобы пререкаться с картинами, и вздохнула. – Прошу прощения. – Прощения? Все нормальные картины давно спят, а мне снова придется ждать, когда ты вернешься, – она драматично вздохнула и принялась размахивать веером перед собой. Ее лицо словно стало еще круглее, а губы сжались. Она посмотрела Гермионе за плечо и добавила: – Ну вот, еще одна. Кто вас выпускает в такое время? Гермиона обернулась. Никто с факультета не ходил по замку после отбоя, все боялись ее гнева и того, что с ними сделает профессор Макгонагалл. Она увидела сначала темную тень, а потом Пэнси. Та стояла напротив, на верхней ступеньке лестницы, губы ее исказились в подобие улыбки, а голова была чуть наклонена вниз. Внутри все сжалось от непонятного страха. Гермиона нырнула рукой в карман и нащупала палочку. – Пэнси? Разве ты не должна патрулировать с Малфоем? – С ним скучно, – сказала она и хихикнула. – К тому же, у него есть компания. – Компания? – Гермиона отступила от картины и начала спускаться по лестнице. Пэнси шла следом, ее каблуки стучали по ступенькам и эхо разлеталось по всему коридору. – Твой приятель. Очаровательные зеленые глазки. Паркинсон – настоящая Паркинсон – никогда бы не сказала такого о Гарри. И о ком-либо из Гриффиндора. Она бы в жизни не признала кого-то из них симпатичным, даже если бы думала так в глубине души. Злость на саму себя наполнила Гермиону до краев. Ей стоило прислушаться к Малфою и к собственной интуиции уже давно. Стоило в первый же день начать искать информацию, как она делала обычно. Что стало с прежней Гермионой, которая утоляла любопытство через минуту после того, как узнавала новый факт? «Меньше нужно отвлекаться на всякие глупости», – подумала она про себя и стало только хуже. И вот теперь в ее комнате лежали книги, которые могут привести ее к истине, но она не может ими воспользоваться прямо сейчас и не знает, чего ждать от девушки, шагающей позади. В памяти всплыло правило: «Не поворачивайся спиной к врагу». Была ли Пэнси врагом? Наверное, лучше перестраховаться, чем проверять. Она остановилась и, обернувшись, направила на Пэнси луч света. Слизеринка не сощурилась, не прикрыла глаза рукой – только улыбка стала шире. Гермиона воспользовалась этим, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Внешне она была той же Пэнси, что вошла в здание школы в сентябре этого года. И до сих пор никто кроме нее и Малфоя не замечал в девушке изменений, но она вела себя иначе, говорила иначе, и только в походке прослеживались черты прежней Паркинсон. – Нам нужно закончить патрулирование, – сказала Гермиона. – Может, лучше поговорим? По душам? – глаза Пэнси сверкнули. Даже в другой жизни они вряд ли станут теми, кто говорит по душам. Пальцы на палочке сжались крепче. Гермиона стойко выдержала чужой взгляд и тряхнула головой. – И о чем мы должны говорить? – О Драко, – Пэнси сделала шаг вперед. Гермиона отступила, и холодные перила лестницы коснулись ее спины. – Он плохо спит. Это что еще за разговоры? Гермиона вскинула брови. – Да ты что? Почему же? Пришла уверенность, что замолкать нельзя. Что нужно заболтать ее, тогда выход найдется сам по себе. Как в кино. – Мысли, – она шагнула снова. Гермиона отступила еще на шаг, ступенька скрипнула под ней, и она едва удержала равновесие. – Чувства. Грехи. Ты знаешь, как трудно спать, когда тебя тянут грехи? Гермиона помотала головой. – Не представляю. – Точно. Ты же безгрешная. Вы со своими друзьями только и делаете, что спасаете мир. – Ну, не весь мир, – попыталась съязвить Гермиона, и в ужасе почувствовала, как ее нога проваливается под западающую ступеньку. Она читала об этом и на первом курсе даже предупреждала Гарри и Рона о том, что лестницы не только имеют свойство менять направление, но еще и обладают целым списком возможностей, многие из которых не несут совершенно никакой пользы студентам. Она дернула ногой. Боль стянула лодыжку, пальцы занемели, и по коже вверх к бедру прошел холодок. Пэнси подошла совсем близко. Прежде она не оказывалась так близко перед Гермионой, и сейчас она могла ощущать запах ее кожи – все еще слишком цветочный, но также затхлый, густой. Так пахнет в запертых на зиму подвалах – сыростью и нежилым духом. Гермионе стало трудно дышать. Она никогда не питала теплых чувств к Пэнси и даже не думала искать способ поладить с ней, но она вспомнила плачущую, ревнующую, чувствующую Паркинсон, которая от бессилия скинула ее в озеро на Хэллоуин. Она была хоть и злой, но живой. ЖИВОЙ. То, что стояло перед Гермионой сейчас, не было человеком. – Не скромничай, – Пэнси драматично вздохнула. – Вы, гриффиндорцы, такие отважные. Боль в ноге разрасталась. Гермиона попробовала дернуть ею изо всех сил, но лишь привлекла внимание слизеринки. Та опустила взгляд и, заметив в какую ловушку попала девушка, расхохоталась. Терпение Гермионы лопнуло. Она выдернула палочку из кармана и направила ее Пэнси в лицо. – Что тебе нужно от меня? Паркинсон же угроза получить заклинание в лоб, казалось, не волновала. – Не так много, как ты думаешь, – она оперлась на перила. Гермиона напряглась. Поза была такой расслабленной и свободной, как будто она беседовала перед уроком с лучшей подружкой о шампунях для волос и развороте в последнем выпуске журнала для юных ведьм. – Немного твоего страха. Чуть-чуть информации. Фраза про страх осталась висеть в воздухе не прокомментированной. – Информации? – спросила Гермиона. – О чем именно? – Здесь так много всего, – Пэнси протянула руку и коснулась указательным пальцем виска Гермионы. – Так много. Все думают, что сокровище – Поттер, но ты – лучше. Ты – кладезь знаний, Гермиона Грейнджер. Это звучало не просто дико, это походило на бред сумасшедшего и в то же время впервые с тех пор, как Паркинсон изменилась, ее слова были осознанными. Она больше не походила на младенца, застрявшего во взрослом теле. Она словно перестала прикидываться. «Что случилось с тобой? – подумала Гермиона. – В какой момент все изменилось? Когда?» И тут она вспомнила. Пару недель назад они с Гарри видели Пэнси со Снейпом на карте Мародеров. Еще тогда это показалось странным, но оба позже выбросили странность из головы. А теперь все словно обрастало задатками смысла, до которого нужно было докопаться. Ей нужно было немного времени. Профессор Снейп. О нем говорил Гарри, его, не стесняясь, сдал Гермионе Малфой. Но какова была его цель на самом деле? На чьей стороне он был, сколько времени уже планировал свои действия? – Тебе-то что до моих знаний? – Гермиона отклонилась от прикосновения. Ее палочка все еще была направлена в сторону слизеринки, но та будто не замечала ее. – Когда начнется война, тебя будут разрывать на части, – Пэнси улыбнулась. – Тебе нужно понять, на чьей ты стороне. – Ты это и без того знаешь. – Правда? А ты сама знаешь, на чьей? Гермиону бросило в пот. Она хотела бы стереть из головы образ Малфоя, который словно прилип к ее телу, пропечатался под веками и никуда не хотел уходить. Она видела его руки с длинными пальцами, его предплечья, прячущие метку, его запястья, на которых манжеты рубашки всегда были плотно сомкнуты, как кандалы. Она видела его пронзительный взгляд, который научилась чувствовать даже сквозь расстояние, его редкий смех и его кожу, которая иногда будто светилась от белизны. Его падающую на глаза челку, гладкую шею, сжатые в презрении губы. Она видела себя в его руках – разгоряченную, не способную к сопротивлению. Пэнси снова засмеялась – на этот раз тихо. Они встретились взглядами, и Гермиона почувствовала боль в животе. Она любила его. По-своему, с черной ненавистью, с густым страхом и необъяснимым желанием помочь, она, чёрт побери, любила его. Но эти ядовитые чувства растворялись дымом перед одним только воспоминанием. Ей одиннадцать. Она входит в вагон Хогвартс-Экспресса в поисках сбежавшей жабы Невилла Долгопупса. Перед ней рыжеволосый мальчик, сметающий сладости с тележки, и пока еще счастливый, радующийся тому, где находится, Гарри Поттер со шрамом на лбу. Ее Гарри. Тот, кто еще не знает, что ему предстоит, но уже готов ко всему. Готов бороться, готов быть ее другом. Это воспоминание тает, и на смену ему приходит другое. Хэллоуин. Она прячется от тролля в женском туалете, Гарри и Рону все еще по одиннадцать. Им плевать, что тролль крупнее их в десять раз. И снова. Она идет из библиотеки, в руке зажат безжалостно вырванный из книги листок. Василиск. Она должна сказать Гарри, что чудовище в Тайной комнате – Василиск. Но не успевает. Огромные глаза пригвождают ее к полу, последняя мысль – Гарри и Рон смогут спасти ее. А дальше. Рона утаскивает в Воющую хижину огромный черный пес. Гарри разгоняет сотню дементоров, чтобы спасти Сириуса. Они с Роном переживают за Гарри во время Турнира Трех Волшебников. Они бьются втроем, спиной к спине в Отделе Тайн Министерства Магии. Учат уроки. Спорят. Едят. Смеются. Болеют за Гриффиндор. Ищут способы покончить с Волан-де-Мортом. Есть семьи, которые не связаны кровью, но которые ближе друг другу, чем все остальные. Они – маленькая семья, которая появилась, когда Гермиона в поисках жабы Невилла зашла в их купе. – Да, – ответила она, внезапно почувствовав себя лучше. Как будто шелуха разных мыслей отлетела, и остались только правильные. Те, с которыми она жила с тех пор, как узнала, что она волшебница. – Я знаю, на чьей я стороне. Пэнси кивнула. – Сейчас да. Но мы с тобой еще вернемся к этому разговору. И она развернулась, чтобы пойти по лестнице вверх. Злость клокотала у Гермионы в горле, бессилие из-за застрявшей в ступеньках ноги, душило ее. – Что ты такое?! – выкрикнула она. – Что ты сделала с Пэнси? Но силуэт лишь отдалялся, ответа не было. Гермиона крепче перехватила палочку, в голове рядами из букв выстроились заклинания: – Апарэкиум, – произнесла она. Голос дрожал. – Репарифарго. Диссендиум. Ревелио. Но все это не имело смысла. Ее слова отскакивали от тела Пэнси, как будто ударялись о бетонную стену, и рассыпались. Без какого-либо результата.

***

Поттер был королем очевидности, когда, замерев у тупика, заявил: – Пэнси здесь нет. – Разумеется нет, болван, коридор пуст, – голова Драко была битком набита мыслями и огрызаться не было настроения, это выходило само по себе. Этакий рефлекс, от которого никуда не деться. Организм самостоятельно решает, какое количество яда ему стоит тратить на гриффиндорцев сегодня. – Возвращаемся. Как он и подозревал, замок был полон лабиринтов и тайн. Вряд ли даже самый дотошный ученик, вроде Грейнджер, разгадает их все, обнаружит каждый тупик и каждую скрытую в стенах дверь. Кстати о Грейнджер. – Так куда делась твоя подружка? – спросил Драко, порадовавшись тому, что Поттер не видит его лица. Было что-то неприятное в том, что она отправила Поттера следить за ним. Раз уж так волновалась, могла бы прийти сама. В последний раз они разговаривали в Выручай-комнате. Хотя, разговором это сложно было назвать. До сих пор от мыслей об этом кожу оплетало волной жара. То, как послушно, страстно она отдавалась ему, как смотрела, как трогала – каждое ее прикосновение было наполнено неуверенностью и страхом разрушить все. Поразительно, как Грейнджер умела запутывать его мысли. До чего же наивной, глупой она была в моменты своей откровенной наготы и признаний. Признаний. Еще немного, и она сказала бы то, чего Драко не желал слышать. Он бы умер, наверное. Его убило бы осознанием этих слов, они ударили бы его по голове, и он не смог бы подняться. Грейнджер. Она действовала на него неправильно, будила мальчишку внутри, отключала мозги, ломала принципы. Нужно было учиться держаться от нее подальше, но Драко не мог себя контролировать. Как только видел ее в коридоре – смотрел. Вспоминал. Думал. Что это такое? Как это называется? Неужели это то самое и почему именно он, Малфой, застрял в этом по самые уши? – Посмотри, что там? – сказал Поттер, и Драко вспомнил о его присутствии. Он проследил за чужим взглядом, который задержался на лестнице этажом выше. – Это Гермиона. Поттер обошел Малфоя и бросился к лестнице, перескакивая через две ступеньки. – Гермиона! – кричал он, направляясь к ней. А Драко стоял, застыв, как вкопанный. Он не мог пошевелиться. Он видел лишь ее силуэт, полулежащий на ступеньках: юбка, немного задранная на бедрах, волосы, закрывающие лицо. Снизу с такого ракурса можно было подумать, что она спит, но также это выглядело пугающе. Как будто кто-то подкинул на лестницу труп. Холод обрушился на Драко лавиной. Холод и невыносимый страх. И лишь когда она, заметив Поттера, подняла голову, Малфой обнаружил, насколько сильно ему не хватает воздуха. Он почувствовал привкус железа во рту и, облизав губы, подошел ближе. – Гермиона, ты в порядке? – Да, – ее голос был вымотанным, когда Поттер опустился рядом с ней. Драко встал под лестницей и прислушался. Видеть ее было невыносимо. Она отправила ему на помощь Поттера, а сама осталась одна в замке, где творится непонятно что. Хотелось биться головой от мыслей об этом. – Ступенька провалилась. Ничего страшного. – Уверена? – Да. Заклинания не помогают, лестница зачарована. – Я найду профессора Макгонагалл, она поможет. Послышался скрип – Поттер встал. – Постой, Гарри, – тихо сказала она. – Помнишь, как мы познакомились? Драко вскинул брови. Действительно, самое время поностальгировать. – Да, конечно. В поезде. Давай поговорим об этом чуть позже? – Одну минуту. Послушай, Гарри. Тогда, на первом курсе вы с Роном все время были вместе, а я была одна. Другие ребята не особо любили меня – я была немного невыносимой. Поттер засмеялся. – Немного. И только в том, что касалось учебы. – Ладно, я была ужасной всезнайкой. Но… С момента знакомства в Хогвартс-Экспрессе я знала, что ты, я и Рон – мы одно целое. Даже если вы приняли меня не сразу. Я нашла всю информацию о тебе в первую же неделю. Я держала ее наготове, чтобы в случае чего помочь тебе, рассказать о твоей семье или поддержать, когда тебе будет плохо. Поттер немного помолчал, прежде чем сказать: – Мой отец. Это ты сказала мне, что он был ловцом. – Да. Это было немного нечестно с моей стороны. Я хотела, чтобы вы посмотрели на меня другими глазами. – Гермиона, ты что… Ты плачешь? – Нет. Возможно, немного. Я просто хочу, чтобы ты знал, Гарри: я всегда буду на твоей стороне. Я знаю, ты все делаешь правильно. Я чувствую себя так, будто вернулась на первый курс – вы с Роном немного подозрительны ко мне, и этому есть причины. Но поверь, если я скрываю что-то от тебя, это значит лишь то, что я тебя ограждаю. Малфой хотел уйти, чтобы не слышать этого, но ноги его пристыли к полу. Каждое ее слово эхом отражалась в его голове. «Я всегда буду на твоей стороне». А как ты хотел, Малфой? Так было всегда. Она могла хоть тысячу раз стонать впуская тебя в себя, но она всегда будет на ЕГО стороне. Захотелось, как в детстве, забиться в угол и сидеть там, пока не наступит утро. Тогда это помогало. Ему казалось, что в углу его никто не видит. Он прятался от ночных кошмаров, от скандалов родителей, от ощущения, что он живет как-то неправильно. Грейнджер всхлипнула. Этот звук показался таким громким в тишине дремлющего коридора. Казалось, даже стены в замке умеют спать. Драко схватился за горло. Никогда еще ему так сильно не хотелось кричать. Пока не сорвется голос. Кричать, чтобы проснулись все, чтобы каждый идиот, считавший его бесчувственным, увидел, что его тоже может рвать на мелкие части. Что она с ним творила? Драко всегда был уверен в себе. Во всем, что касалось девчонок, ему не приходилось сомневаться ни одной секунды в своей жизни. Они всегда выбирали его. Драко был как выдержанное вино, как огневиски особого сорта, все хотели попробовать его, о каком-то там выборе речи ни шло. И вот она. Плачет, потому что ее накрыло воспоминаниями. Что она чувствует, когда думает о Драко? Она плачет так же? Она вспоминает их первый поцелуй, прокручивая его в голове или старается забыть побыстрее? Может, она оттирает его вкус со своих губ мочалкой после каждого их столкновения? Значит ли он хоть что-то для нее или все упирается в Поттера? В Уизли? И их гребаную дружбу, которая, как ядовитый гриб, наносит Малфою колоссальный вред? Он осторожно выдохнул, выходя из-под лестницы. Впереди, у главного выхода, промелькнула едва заметная тень. Драко набрал полные легкие воздуха. Это была Пэнси. Она играла с ним, играла в игры, правил которых он не мог разобрать, и это душило. Пора было разобраться: определить, что она за хрень, что ей нужно и как ее уничтожить. Силуэт остановился, приоткрыв дверь. На удивление, та даже не скрипнула. На лице лже-Пэнси мелькнула улыбка, она посмотрела Малфою в глаза и поманила его. Так манят русалки в книжках про волшебных существ. Зазывают, хитро улыбаясь, а сами точат зубы друг о друга, желая вонзить их в теплую плоть. Драко поднял взгляд вверх, чуть развернулся. Где-то там, несколькими пролетами выше Грейнджер сидела и ждала Поттера со старухой. Застряла ногой в ступеньках, какая дура. Как можно было застрять? Хохот рвался из горла – булькающий и жуткий. Драко проглотил его и потер глаза. Грейнджер, Грейнджер. Почему ты такая? Почему каждый твой шаг – происшествие на мою задницу? Отступишь – вляпаешься, сдашь немного назад, и сам же тянешься, чтобы снова влезть по самые колени. Пэнси тихо позвала его по имени. Драко, ощущая заранее пустоту внутри, шагнул вслед за ней в темноту.

***

Она шла перед ним и хохотала, как ненормальная. Драко, шагая по грязи, пытался поймать ее, схватить за плечо и руку, но она выскальзывала из пальцев, как дым. Будто растворялась, а потом появлялась близко. Драко снова тянулся и снова ловил воздух. Как будто это был сон. Бесконечный, реалистичный, жутко неприятный сон. После таких снов просыпаются с мокрым лбом, задыхаясь, хватают воздух пересохшим ртом и готовы жизнь отдать за глоток воды. Сейчас Драко тоже хотел пить. Дождь противной моросью поедал кожу. Вмиг рубашка промокла насквозь, вода лезла в лицо, тропинку под ногами разъело от грязи, и все темнее становилось небо. Драко не сразу понял, почему вокруг так темно, а заметив, едва сдержал панику. Они шли посреди Запретного леса. Не в густой его чаще - достаточно близко, чтобы он мог увидеть редкие проблески света из замка там, где свечи не гасли, когда им вздумается. Вокруг были деревья. Они стояли, прижавшись друг к другу, как замерзшие под дождем любовники, и даже кроны их стыдливо клонились вниз. Драко подумал о холодном камне, из которого построен Хогвартс, о тяжелых воротах, за которые так легко можно выйти ночью. Подумал о том, что Блейз, наверное, еще не спит и с беспокойством поглядывает на часы, доделывая домашку. Он всегда оставляет все напоследок и ждет Драко после патрулирования. Непонятно, когда это стало традицией. В первые дни патрулирования Драко то и дело приносил в гостиную забавные истории про застуканных за горячим старшекурсников, и Блейз ждал этих историй. А потом вошло в привычку. Даже когда они на время перестали общаться, Забини делал вид, что занят чтением, когда Драко возвращался в гостиную, но на самом деле ждал – преданно, как пес. В те дни он находил у себя под подушкой шоколадки. В те дни он впервые поверил в то, что у него есть друг. Всего один, растоптанный обидой, но все еще верный и беспокоящийся за него. Наверное, Блейз ждал и сейчас. Драко шел за Пэнси в Запретный лес и думал, что может не вернуться. Как отреагирует его единственный настоящий друг, если не дождется Драко? Если он просто не придет ночевать? Он бросится к Снейпу, будет испуганно колотить в его дверь кулаками или же возьмет палочку и пойдет искать? Наконец, Паркинсон остановилась. Драко застыл тоже. Ее прямая спина, обтянутая тканью свитера, была напряжена. – И что дальше? Ее молчание действовало на нервы. Подул ветер, но Малфой не почувствовал его – плотная линия из деревьев не пропускала порыв. Драко сжал волшебную палочку, перехватывая ее так, чтобы удержать в том случае, если на него нападут. Пэнси повернулась. В темноте ее глаза казались совсем черными, а кожа – слишком бледной. Словно она устала держать лицо, и сейчас маска чуть сползла, открывая вид на более потрепанную версию Паркинсон. Драко снова почувствовал эту странную хрень у себя внутри. Интересно, жива ли Пэнс? Можно ли вернуть ее или уже поздно? – Кое-кто хочет поговорить с тобой, – сказала она. Малфой подошел ближе, под ногами неприятно зачавкала грязь. Если бы не было дождя, то не было бы дрожи во всем теле. Наверное. Драко был уверен, что его трясет от холода, но потом лицо Пэнси чуть вытянулось, глаза едва заметно засветились, и он услышал голос. Сначала он подумал что голос раздается откуда-то сверху, но, подняв голову, понял, что это не так. Обернулся – никого. Снова посмотрел на Пэнси и понял: ее губы шевелились. – Драко, сынок. Малфой не слышал о нем с Рождества. Тогда, раздавая указания Пожирателям Смерти Темный Лорд восседал за столом в Малфой-Мэноре, как будто это он там хозяин. Он сидел на стуле отца, на его месте, куда не решался сесть даже Драко, когда был маленьким. Люциус же, глядя на это, едва сдерживал гнев. Драко видел, как ходили желваки на его лице, как сжимались его зубы. И впервые в жизни он думал о том, что отец заслужил. Что ему приходится терпеть, потому что он сам так захотел. Трусость это была или желание угодить – Драко было плевать. Медленно, шаг за шагом он чувствовал, как отец теряет свой авторитет в его глазах. Тогда, на новогодних каникулах, Темный Лорд был частым гостем в поместье, вокруг него постоянно были волшебники в капюшонах, все они пресмыкались, унижались, говорили так, что хотелось блевать от звука их голосов. В один из таких дней Драко заперся в спальне и его тошнило в ванной несколько часов. Тошнило от никчемности собственного отца, от того, что он превратился в ничтожество и пытается заставить Драко стать таким же. Превратиться в ничто. Перестать существовать вообще. А он и так уже долгое время не чувствовал себя человеком. Он делал ужасные вещи, о которых потом жалел. А потом снова делал. Он делал это с Грейнджер – равносильно с самим собой, потому что, убивая ее, убивал себя, и его ело изнутри чувство, что ему недолго осталось. Люди не живут с такой чернотой внутри, с такой ненавистью к себе, она должна убивать их рано или поздно. Но он знал, как нужно себя вести. Его научили тростью по спине. Завести одну руку назад, наклонить торс – красивый поклон, такими впору девушек приглашать на бал. К примеру, он пригласил бы Грейнджер, если бы они родились в другой вселенной. Драко поклонился, чувствуя холод всем телом. Он разглядел кучку листьев, оставшихся с осени под ногами, и краешки ботинок Пэнс. – Повелитель, – голос дрогнул. Почему его не удивляло это? То, что он говорил с ним сейчас? Пэнси была чем-то вроде проводника? Он сидел внутри нее или мог видеть ее глазами, говорить ее ртом, когда пожелает? Если так, то как много он видел? – Ты выглядишь уставшим. «А ты звучишь устало», – подумал Малфой. Тогда, на Рождество, Темный Лорд был бодрее. Пару раз он даже попытался завести с Драко разговор, пошутить над чем-то. Малфой сдержанно посмеялся, проглатывая мысль о том, что его шутки устарели примерно двадцать лет назад. Он был стариком. Просто стариком, который наделил себя властью. Его не нужно было бояться, но леденело сердце, леденела душа – все внутри покрывалось коркой льда, а после общения с ним оставались царапины. – Был трудный день, – Драко не мог поднять голову. – Хогвартс. Он отнимает так много сил у вас, детишек. Детишки. Точно. Считая Драко ребенком, он с особым удовольствием поручил ему убить человека. Мерлин, это было так смешно. Драко промолчал. Ботинки Пэнс исчезли с его поля зрения, краем глаза он видел, как она передвигается по поляне, ее силуэт запутался в тенях деревьев, на секунду исчез, после чего появился вновь. Малфой осмелился поднять голову. – Как я люблю это место, – произнес голос. – Здесь красиво, не находишь? Магия Запретного леса всегда была темной, и то что Темный Лорд романтизировал это место, не удивляло. Обескураживало больше то, что он говорил об этом сейчас. Ночью, под дождем, с перепуганным, запутавшимся, не представляющим, в какую сторону двигаться Драко. – Красиво, – ответил он. – Драко, когда-нибудь придет день и мы с тобой сможем прогуляться здесь вместе. Он представил это. Картинки сами легли на плечи тяжелым грузом. Он ощутил затхлое дыхание на себе, кривую гнилозубую улыбку, холод кожи чужой ладони у себя на шее. Как будто разбухший от воды труп утопленника касается тела. Мерзко, что хочется кашлять кровью. – Замечательно. Он закрыл глаза, а когда открыл их вновь, Пэнси стояла напротив и пристально смотрела. Он больше не узнавал ее. Даже то странное выражение лица, с которым она смотрела в последние дни, исчезло, не осталось ничего знакомого. – Мне стало известно, что ты немного застопорился в выполнении моего задания, сынок, – называя Драко сынком, он заставлял его чувствовать все большее отвращение к своему отцу. За то, что тот не смог защитить его, за то, что позволил попасть в такую ситуацию. Нет, даже не просто позволил, а добился того, чтобы он попал во все это. – Поэтому я подумал, может быть, ты сделаешь кое-что другое для меня? Драко замер. Темный Лорд никогда ничего не делал просто так и тем более – не прощал промахов. Но маленький уголек надежды все-таки вспыхнул глубоко внутри. – Что именно? – с подозрением спросил он. – Да будет тебе известно, Драко, Гарри Поттер не так уж силен, как кажется. Расскажи мне, в чем его секрет? Рассказать? Вот так просто? Рассказать о Поттере? Он задумался. – Наверное, он чрезвычайно везуч. – Везение? Ты веришь в свои слова, не правда, сынок? Драко снова опустил голову. Смотреть в глаза Темного Лорда, даже через призму чужих глаз, было неприятно. – Не знаю. Он всегда находит выход, как будто его оберегает что-то снаружи. Пэнси хмыкнула чужим голосом. Было что-то жуткое в этом звуке, как будто кто-то проводит ножом по стеклу. – Ты знаешь, что его мать, пожертвовав собой, создала для него магическую защиту? – Отец говорил мне об этом. – Но это ведь не все, правда? Драко думал так быстро, что у него ломило виски от пульсирующей боли. Он словно топтался на месте и, зная дорогу, все равно предпочитал стоять, потому что та дорога была вымощена человеческими трупами. – Я… Я не понимаю, что вы имеете в виду, Повелитель. – О, думаю, ты знаешь. Это любовь, мальчик мой. Любовь. Он произносил это слово с таким наслаждением, что можно было подумать, будто он знает о любви все. Будто он чувствует ее ежедневно, вдыхает полной грудью и живет этим. Драко потер шею. Неприятное ощущение, которое возникло, когда он представил их с Темным Лордом совместную прогулку, не уходило. – Любовь? – Именно. Одиннадцать лет он был одинок, и вдруг в школе смог собрать вокруг себя преданных людей, способных отдать за него свою жизнь. Что это, Драко? Как это возможно? Людей. О ком он? Сириус Блэк? Все семейство Уизли, включая девчонку, на которую Поттер пускает слюни? О них, верно? Точно о них, о ком же еще? – Они глупцы? – О, сынок, глупость – это противоположное значение того, что я хотел сказать. Здесь ум. Такой ум, которого я прежде не видел. Ты знаком с ней? Драко вздрогнул. – С кем? – С этой умной девочкой, Гермионой Грейнджер? Если бы не она, Гарри Поттер и вполовину не был бы так силен. Ступенька. Чертова ступенька, Грейнджер, как же так. Это ж надо было так вляпаться – застряла нога в ступеньке. Захотелось расхохотаться, но вместо этого он нахмурился. – Я не вожусь с гриффиндорцами, Повелитель. – А вот зря, – тон у Лорда стал поучительным. – Если бы ты познакомился с ней чуть ближе, твое новое задание было бы гораздо более выполнимым. – Что за задание? – Я думаю мне стоит освободить тебя от тяжелой ноши. В конце концов, было бы бессердечно заставлять тебя становиться убийцей в столь нежном возрасте. Чистота твоей души еще сыграет нам на руку, верно? Я найду кому поручить убийство директора, лучше приведи мне эту умную девочку, и мы убьем сразу двух зайцев. Лишим Гарри Поттера его гениальности и приобретем свою. Он слышал хохот и шум дождя – не мог понять, что громче. Темный Лорд смеялся каркающе, грязно. Звуки, вылетающие изо рта Пэнси, были булькающими, он словно задыхался, пытаясь бороться со смехом. Драко отступил на шаг. Грейнджер. Мерлин, Грейнджер, зачем ты вообще существуешь? Зачем так много читаешь, помогаешь Поттеру, лезешь под огонь? Грейнджер, зачем ты подставляешь меня, зачем?! Крик, что рвался изо рта еще в башне, сейчас застрял комом в горле. Так, Малфой, соберись. Он ждет ответа. КАКОЙ ОТВЕТ Я МОГУ ЕМУ ДАТЬ. Он хочет Грейнджер. Его Грейнджер: краснеющую от пошлых шуток, комплиментов и дополнительных баллов от учителей. Грейнджер, что упрямо вскидывает вверх подборок, когда спорит, смотрит с нежностью, когда чувствует вину, постоянно облизывает губы, читает, даже когда ест, и знает все на свете. Он. Он хочет смотреть на нее своими мерзкими глазами, впавшими в лицо, говорить с ней своим изуродованным ртом, рассказывать ей свои тупые шутки и трогать ее? – Нет, – вырвалось раньше, чем он сумел подумать. Пэнси подошла к нему, ее голова наклонилась, брови сошлись друг с другом в одну полоску. – Что ты сказал? Драко мотнул головой. Возьми себя в руки! – Я… Я уже почти закончил с прошлым заданием, Повелитель. Не нужно другого. Он осмелился поспорить. Отец за такое дал бы ему пощечину и еще неизвестно сколько долбил нравоучениями. – Ты уверен? – Да! У меня почти все готово. Остались мелкие приготовления. Уверяю вас, директор будет мертв до того, как закончится учебный год. Снова послышался звук, который Малфой не сразу смог разобрать. Он надеялся, что это означало полное удовлетворение. Холодная рука Паркинсон коснулась его щеки. Она показалась ему такой приятной. Если бы Темный Лорд притронулся к нему сейчас своей кожей, он не вынес бы этого. – Ты не похож на своего отца, Драко. Люциус… – Темный Лорд сделал паузу, будто перекатывая следующие слова у себя во рту. – Он труслив. Ничтожен. Он не способен ни на что, кроме слепого поклонения. А ты другой. В другой раз Драко оскорбили бы подобные выражения в адрес отца, но сейчас его это не заботило. Ему было слишком страшно услышать то, что ему скажут. – А знаешь, почему ты другой, сынок? Малфой помотал головой. – Нет. – Ты похож на молодого меня. Полон амбиций и можешь больше, чем о тебе думают. Он произнес это с гордостью, а Драко захотелось воткнуть себе ветку в шею. Сходство с Темным Лордом было отвратительно ему. Даже мысль о том, что у них может быть что-то общее, заставляла его чувствовать презрение к себе, отвращение к каждому своему слову и поступку. – Я польщен, Повелитель, – голова снова склонилась вниз и, наконец, ладонь исчезла со щеки. Тело Пэнси отдалилось. – Знаешь, твои способности и правда восхищают меня, Драко. Думаю, ты справишься сразу с двумя заданиями. Как будто вместе с дождем на голову обрушилось целиком все небо. И проломило дыру в темени. Драко поднял взгляд. – Что? Его не волновало, что он был мокрым насквозь, что от холода едва не стучали зубы, что перед ним стояла его бывшая почти-подружка, влюбленная в него, глупая девочка, которая ничего плохого не сделала, а всего лишь мечтала быть с ним. А теперь она была мертва с вероятностью в девяносто процентов. – Закончи дело, а потом приведешь мне девчонку. Время еще есть, сынок. Думаю, ты справишься. Наверное, если бы разговор не закончился так же неожиданно, как начался, Драко бы бросился на Пэнси и перегрыз ей глотку, но уже секунду спустя она снова говорила с ним. Говорила своим голосом, весело и непринужденно, будто ночные прогулки под дождем в Запретном лесу были для них обычным делом. Он не слышал ее. Развернувшись, он бросился прочь с этого места, чувствуя, как хлюпает под ногами грязь и поскрипывает тело под мокрой одеждой. Нет. Нет-нет-нет, только не это! Почему так, почему с ним? Все не могло стать настолько хуже! И так было плохо, страшно, до блевотины отвратительно, почему сейчас? Почему ОНА? Грейнджер. Ступенька. Дура. Споткнулся и едва не упал рожей в грязь. Ладони утонули в склизкой жиже. Пошатываясь, поднялся на ноги, попытался набрать скорость и побежать, но ноги отказались слушаться. Опустился обратно, не пытаясь больше идти. Наверное, это был пик. Его просто ударили в сердце так, что он перестал чувствовать что-либо, кроме боли. Она была острой, как лезвие бритвы и кромсала, резала, рвала его на куски, отламывала от него части и снова кромсала, резала и рвала. От него ничего не оставалось, он весь разлагался на песчинки, сидя в грязи, под падающим с неба океаном слез, и его крик, разлетающийся по воздуху громким эхом, тонул в шуме дождя, в шорохе деревьев, в глушащем страхе, заткнувшем уши, рот, глаза. Все превратилось в пустоту. Все, на что он надеялся крупицами своего сознания, обрушилось на него полной безысходностью. Мерлин, на что он рассчитывал? На выход? На то, что он сможет спастись, просто посмотрев ей в глаза? Что ее веры в него хватит на двоих? Он глупец, он давно уже должен был понять, что нет выхода. Затянул ее. Взял и привел ее к нему в руки – хрупкую, с чистой душой, прямо на блюдечке. Снова крик. Кричал, сбивая с губ капли воды. Лживый, глупый, наивный. Грейнджер застряла ногой в ступеньке, а он по уши погряз в безвыходности. Ему даже умереть не позволят, если он решится, потому что такие как он не умирают спокойно, таких как он ждут муки. Его заставят. Блять, это конец, он в жопе, его заставят сделать это. Грейнджер. Нужно бежать. Нужно заставить ее исчезнуть. Позвать Поттера, рассказать ему все, придумать план и стереть ее с лица земли, чтобы даже сам дьявол не смог ее найти. Боже. Нет. Ничего не получится. Слишком поздно, за ним следят. Всех убьют. Отца, маму. Маму. Она не виновата. Для нее он всего лишь мальчик, для нее он – единственное, ради чего стоит жить. Ее убьют, если он не приведет Грейнджер. Он не сможет. Блять, он не отдаст ее. Мерлин, когда это стало так важно? Уберечь ее? Когда ее жизнь стала важнее собственной? Где переход, когда так случилось? Он не отдаст ее. Он будет грызть глотки зубами, он будет биться, пока не лишится последней капли крови. Не отдаст. Мерлин. Он наивный идиот. Заберут. Никто не спросит, ее заберут. Вырвут прямо из рук, он будет смотреть, как она плачет, и ничего, ничего не сможет поделать. Кричит. Дождь усиливается, потому что нет никакого просвета. Теперь тучи будут всегда.