Немые колокольчики

С момента окончания третьей мировой войны — самой короткой в истории человечества — прошло уже сто пятьдесят лет. Бэкхён искренне радовался, что родился именно сейчас, когда люди привыкли к изменившемуся миру, обжились в нём, придумали новые законы и правила. В отличие от своих революционно настроенных друзей, Бэк не стремился устраивать перевороты и перекраивать привычный мир под своё особое видение. Он приспособился к новым условиям, устроился весьма комфортно и проживал каждый день как последний. Юноша часто сравнивал человечество с муравьями — их можно было давить, сжигать, заливать кислотой, но они упорно продолжали жить, несмотря ни на что. Так и люди — кажется, куда уж хуже? Ан нет, приноровились, вновь пустили корни, лишний раз доказывая, что не такие уж и слабаки, ко всему привыкнуть смогут. Миновав парочку узких переулков, Бэкхён подошёл к ржавым воротам фермы и бросил короткий взгляд на потрёпанные наручные часы — до окончания смены Джиын оставалось чуть больше пятнадцати минут. Юноша огляделся и, прислонившись спиной к шершавой стене, зарылся рукой в карман, пытаясь нащупать последнюю сигарету. Спустя минуту поисков, он чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся, пуская кольца дыма в свинцово-серое дождевое небо. Ему было пять лет, когда купол, скрывающий их город от радиации и мутантов, разрушился. Он прекрасно помнил истерику матери, вопли горожан, оглушительную сирену. Все боялись, что, надышавшись отравленным воздухом, погибнут, но как оказалось, за столько лет изоляции уровень радиации спал и действовал на организм гораздо слабее, чем прежде. Хоть родившиеся после разрушения купола младенцы и выглядели болезненными, а порой и вовсе имели уродства, делать было нечего, и люди-муравьи продолжали упрямо трудиться. Их город был весьма крупным — порядка пятидесяти тысяч человек, и разделялся на две неравные части. Окраины напоминали пресловутый муравейник — грязные, вонючие трущобы, наслоившиеся друг на друга, будто грибы. Население составляли бедняки, которые вымирали как мухи, но с такой же интенсивностью и плодились. Бэкхёну иногда казалось, что его соседи только и делают, что трахаются и дохнут. Дохнут и трахаются. Вторая же часть — ядро города — являлась скоплением богачей и городской элиты. Путь туда простым смертным был заказан. По трущобам из года в год ходили жалкие легенды, вещающие о том, что в центре всё иначе. Там пахнет изысканными духами и свежей выпечкой, люди улыбаются и пожимают друг другу руки, дома большие и светлые… Бэк никогда не слушал эти басни — ему не было дела до богачей — себя бы прокормить да сестру. К слову, Джиын была ему лишь названной сестрой, не кровной. Когда мама Бэкхёна умерла, оставив после себя лишь выцветший халат и пару колокольчиков, мальчик подумал, что теперь точно всё. Десятилетний тощий пацан не выживет в одиночку на улице, а в приюте его забьют до полусмерти, потому что он предательски похож на девчонку со своими тонкими ручками, пухлыми губками и синими глазищами на пол-лица. Бэк, кажется, ни за что не забудет тот день, когда он сидел на полу их крохотной комнатки и вытаскивал язычки из колокольчиков, чтобы они навсегда замолчали, не напоминая о маме, о её улыбке и звонком смехе. И мальчик искренне удивился, когда его навестила мамина подруга — тётушка Хёри. Не говоря ни слова, поцеловала Бэкки в лоб и, взяв за руку, отвела в свой дом. Джиын была младше на два года и с первого дня вилась за ним хвостиком. Они вместе кушали, читали книжки, играли, даже спали под одним одеялом, потому что в доме было слишком холодно по ночам. Когда немного повзрослели, то стали задумываться над серьёзными вещами. Например, о том, куда они пойдут работать, когда им исполнится пятнадцать лет. Власти сами распределяли детей по объектам, в зависимости от умений и сил, и выбор хоть и был большим, но прельщал не особо. На ферме нужно было вкалывать круглый год: копать грядки, собирать урожай, ухаживать за скотиной; чтобы обеспечить жителей центра, а самим прокормиться гнилой картошкой да овощной ботвой. Ещё был машинный завод, где неугомонные учёные пытались создать гигантских роботов, но вместо этого лишь зря переводили металл и гробили детишек, таскающих на своём горбу здоровенные детали. Существовали швейные фабрики, но туда пробивались по большому блату. Также была возможность попасть на работу в центр, но чтобы прорваться за высокий забор, отгораживающий простых смертных от элиты, надо иметь семь пядей во лбу. Ну и, наконец, — армия, куда мечтали попасть все мальчишки трущоб. Потому что это круто, это оружие и патроны в карманах, а ещё власть и умение сверкнуть погонами перед девчонками. Но Бэку не хотелось в армию. Велика радость стоять днём и ночью, в холод и жару на посту, отстреливая из автомата мутантов, подбирающихся слишком близко к городу. Такое послушание претило юноше, он желал хотя бы призрачной свободы и добился её, когда по соседству поселился бывший вояка и охотник за мутантами — Пак Чанёль. Он был старше Бэкхёна на добрый десяток лет, знал множество увлекательных историй, а ещё у него отсутствовала левая кисть, поэтому манжет рубашки всегда был завязан и скрывал уродливую культяпку. — Я сделаю из тебя достойную замену! — привязавшись к мальчику, гордо заявлял Чанёль. И он учил хрупкого Бэка драться, стрелять из лука и ружья, тренировал реакцию и выносливость. После выматывающих занятий они обессиленно валялись на траве, а мелкая Джиын брызгала на них водой и задорно смеялась, требуя повторения боя. Бэкхён правда не знал, какими путями, но Паку удалось избавить прыткого паренька от службы в армии и пробить ему пропуск за границу. В ночь перед первым выходом они сидели на узкой койке Чанёля и в сотый раз повторяли маршрут, по которому должны были идти. Джиын сидела тут же, смотрела на них с испугом и поджимала дрожавшие губки. У неё не было желания отпускать брата за пределы города, да только он и слушать её не хотел. — За восемь лет, что я охотился на мутантов, удача ни разу от меня не отвернулась. А однажды мерзкая тварь просто оторвала мне полруки и я понял, что всё, пора на покой, — с горечью произнёс Чанёль и похлопал паренька по спине. — Ты справишься! И Бэкхён справился. Уже на протяжении двух с половиной лет он регулярно покидал город, смело вышагивал по деревянному двадцатиметровому мосту, перекинутому через ров с кислотой, и углублялся в завалы мусора, где прятались злобные твари, радиационные мутанты и нищие бродяги, выкинутые из города за ненадобностью. Бэк вылавливал мутантов и доставлял их в центр. Суровые солдаты забирали у него рычащий мешок, платили деньги и захлопывали перед носом железные ворота. Юноша не задавался вопросом, зачем элите зверушки — возможно, они селят их в клетках и с гордостью показывают друзьям; или их мясо считается деликатесом; или чокнутые учёные ставят на них ужасные опыты. Главным было то, что Бэкхён получал деньги и мог содержать сестрёнку, с недавних пор ставшую такой же сиротой, как и он сам. — Привет, Бэкки! Изумлённый юноша оторвал взгляд от пыльной земли и непонимающе уставился на хрупкую брюнетку — Ёнджи. Видимо, он настолько задумался, что забыл про время, а работницы фермы, радостно смеясь, уже выходили через ворота. — Привет, — процедил он сквозь зубы, отвернувшись от надоедливой девицы. — Придёшь сегодня вечером? — придвинувшись вплотную к юноше, шепнула Ёнджи. — Нет, мне завтра за границу идти, — поморщился Бэк. — Тогда послезавтра приходи, я тебя пригрею, — ласково улыбнулась девушка. — Будь осторожнее, не забывай, что чокнутый Чонин прячется где-то там, в горах мусора и в окружении мутантов! — Чокнутый Чонин, — юноша недовольно закатил глаза и едва удержался, чтоб не покрутить пальцем у виска. — Нет никакого Чонина! Его уже давно сожрали эти самые мутанты, а косточки закопали до лучших времён! Ёнджи нахмурила аккуратный носик и, привстав на цыпочки, чмокнула Бэка в губы. Помахав ладошкой, скрылась в толпе, и юноша вздохнул облегчённо. Правда, проходившая мимо стайка девчонок, бросила на него голодные взгляды и смущённо захихикала. Бэкхён покачал головой и вновь возвёл глаза к небу. Лет пять назад он и подумать не мог, что станет настолько популярным среди противоположного пола. Несомненно, он вытянулся, стал гибким и сильным, но решающую роль, по его мнению, сыграл тот факт, что девушек к нему притягивала именно опасная профессия. Они считали Бэка смельчаком, безбашенным героем, а сам парень, сунув руку под юбку очередной пассии, почему-то представлял на их месте свою сестрёнку, и сердце начинало биться слишком сильно. Зоркие глаза выхватили из толпы стройную фигурку Джиын и тут же потемнели от злости. Его маленькая шестнадцатилетняя белокурая сестрёнка шла бок о бок с мерзким хлыщом из центра — О Сехуном — и приветливо ему улыбалась. Кулаки Бэкхёна непроизвольно сжались, и он едва сдержался, чтобы не пересчитать зубы тощего пацана, корчившего из себя изысканного аристократа. Наконец, его ангелочек распрощалась с Сехуном и засеменила навстречу к брату, осторожно придерживая округлившийся живот. — Давно ждёшь? — Джиын ласково погладила запястье Бэкхёна, и по его коже тут же разбежались мурашки. — Опять этот хмырь рядом с тобой ошивается? — прошипел юноша, провожая взглядом ненавистного О, вышагивающего к ожидающей его машине. — Ты же знаешь, что я не могу его отшить, — девушка пожала острыми плечиками и облизнула розовые губы. — Он сегодня намекнул, что в доме его семьи освободилось место служанки… — Да пошёл он! — заорал Бэкхён, заставив проходивших мимо людей вздрогнуть и растерянно на него покоситься. — Успокойся ты, я ему сказала, что меня устраивает работа на ферме! — Джиын схватила брата за ладошку и потянула в сторону дома. — Он к тебе пристаёт? — Нет! Просто разговаривает каждый раз, когда приезжает на ферму. Не бойся, Бэк, если он ко мне полезет, то я смогу дать ему отпор! Не зря же я смотрела на ваши бои с Чанёлем! Юноша согласно кивнул и хмыкнул. В этом Джиын была права — для девчонки она дралась как чёрт, а ножами вертела с такой скоростью, что в редкие ссоры, разгоравшиеся между ними, Бэкхён предпочитал держаться на безопасном расстоянии. Когда они дошли до дома, на улице уже смеркалось и заметно холодало. По привычке двигаясь бесшумно, юноша разжёг небольшую железную печку, труба от которой выходила в форточку, и покосился на сестру, задравшую блузку и высыпавшую на стол несколько картофелин и немного моркови. — Джиын! — прикрикнул он на сестру. — Я же не раз говорил тебе, чтобы ты перестала воровать овощи! Я зарабатываю достаточно, чтобы мы могли позволить себе покупать еду! — Нечего тратить деньги на то, что я могу взять за бесплатно, — отрезала сестра. — А что, если этот твой Сехун увидит, как ты воруешь картошку? Он заставит тебя отрабатывать! И ты догадываешься как! — Я буду осторожна, Бэкхённи, — отмахнулась Джиын, хитро прищурив красивые серо-зелёные глаза. На ужин они сварили наваристый суп и позвали в гости скучавшего за тонкой стенкой Чанёля. Собравшись, по привычке, за грубо сколоченным столом на крохотной кухоньке, они глотали похлёбку и травили байки, ежеминутно взрываясь смехом. И было в этом что-то тёплое и домашнее, особенно родное на фоне трущоб, в которых каждый день умирали в мучениях люди, а улицы утопали в грязи и помоях. — Мой маленький рай, — шептал Бэкхён, глядя на самых близких ему людей. Когда Чанёль ушёл, брат с сестрой перебрались в смежную с кухней комнатку, где из мебели была лишь узкая скрипучая койка и оставшийся в наследство от тётушки Хёри шкаф, в самом дальнем ящике которого Бэк прятал изуродованные колокольчики. Джиын, ничуть не стесняясь присутствия брата, стянула с себя рабочую блузку и брюки, заменив их длинной рубашкой, и нырнула под тонкое рваное одеяло. — Ложись! — стуча зубами, приказала она. Бэк колебался и, наконец, присел на краю кровати, поправляя плед на плечах сестры. — Знаешь, мы уже взрослые, чтобы спать вместе. — Тебя что-то напрягает? — нахмурилась Джиын. Юноша едва сдержался, чтобы не высказать полный список того, что его напрягает. Например, то, что он с трудом сдерживается, когда чувствует полуобнажённое разомлевшее тело сестры, прижимающееся к нему тёмной ночью. Что едва дышит, чтобы не вдыхать её сладкий аромат слишком глубоко. Что безудержно краснеет, когда видит сквозь полупрозрачную ткань очертания острой груди. Что ему неудержимо хочется припасть к её губам, тощим коленкам, мягким бёдрам. Дышать ею. Любить её. Жить ей. — Холодно же, ты замёрзнешь на полу. Джиын откинула в сторону одеяло и похлопала ладонью по подушке. Бэк решился и, сбросив одежду, улёгся рядом с сестрой. Та молниеносно перебросила через него ногу, а голову сложила на плече, припечатывая брата к матрасу. — Теперь точно не убежишь! — довольно хмыкнула она, звонко поцеловав его в шею. Бэкхён нервно сглотнул и медленно закрыл глаза. Однажды Джиын поймёт, что играет с огнём, но будет слишком поздно.