*** ▒‖▒ ***
«Мужские пальцы гладили ее голую кожу. Схватив его за запястье, Эби оторвала его руку...» — тихо шуршавшая по бумажному листу, ручка споткнулась на последнем слове и щедро мазнула пастой, оставляя жирный синий след, пачкающий пальцы. — Тьфу ты, прям как хреновы зомби, — ругательство и стук отброшенной ручки утонули в паническом шелесте бумаги. Лихорадочно заскрипел карандаш. Спустя несколько мгновений этот же листок оказался безжалостно смятым и отправился в короткий, но живописный полёт до мусорной корзины, в которой уже покоились с десяток таких же потрёпанных нелёгкой судьбой собратьев. Зелёные бы кровавыми слезами рыдали над таким перерасходом тропических лесов Южной Америки. Истязаемый муками творчества, молодой (но не подающий особых надежд) писатель Стайлз Стилински страдал уже час. Страдал он со вкусом, вперив остекленевший взгляд в потолок, находясь при этом в окружении армии пустых кофейных чашек всех мастей, размеров и степеней наполненности. Или опустошённости, на самый пессимистичный взгляд. Рядом с пачкой чистой бумаги притаилась коробка из-под ванильного печенья, в которой сиротливо болталась россыпь крошек. На случай, если муза не явится на столь скромное подношение, предприимчивый Стилински имел в запасе совершенно неприличного размера ведёрко мороженого. Всего-то навсего два литра жиров, бесполезных углеводов, десятка стабилизаторов, наполнителей и консервантов, превращающих непонятную субстанцию из сухого молока в восхитительный шоколадный десерт с кусочками зефира. «Боже, Лидия пришла бы в ужас», — подумал Стайлз, прежде чем почувствовал нежданный прилив вдохновения (и лёгкого голода) и начал строчить дальше. «Он еще теснее прижал ее к себе, — старательно вывел он на новом листке и задумчиво погрыз кончик карандаша, — острыми углами своего тела оплавив ее женственные изгибы». Очень бурное воображение нарисовало ему невнятное оплывающее месиво телесного цвета, в сравнении с которым часы Дали показались бы детской раскраской. Стайлз пожал плечами, решив не заострять внимание читателей на подробностях альтернативной анатомии героев, возможно, имеющей даже внеземное происхождение. Помучившись для виду ещё немного и в целом довольный делом рук своих, горе-писатель поправил съехавшие на кончик носа очки и стряхнул с футболки сдобные крошки, которые щедро осыпались на пол аналогом манны небесной для представителей местной фауны (если таковые ещё не повывелись). Ну вот. Последние правки он внёс, постельную сцену дополнил, теперь можно было договариваться с Лидией, а потом — бесконечно слушать её едкие, но не лишённые остроумия замечания, неизменно сопровождающие процесс редактуры. Стайлз собрал исписанные листки, бодро постучал клавиатурой нетбука, набирая правленные фразы и с чувством глубокого удовлетворения выключил компьютер. О, божественная, огненноволосая, волоокая Лидия Мартин! Единственная женщина, которая считала своим несомненным долгом регулярно иметь мозг Стайлза во всех известных человечеству позах, взывая к благоразумию. Лидс утверждала, что Стайлз не должен размениваться на дешёвые романчики, а идти в «мир большой литературы», где его, по уверениям Мартин, он получил бы возможность «двигаться дальше». Стилински никуда «двигаться» не собирался, продолжая строчить поэмы фиалковым глазам и нежным локонам цвета спелых пшеничных колосьев. — Чёрт подери, дорогой, — кривилась Мартин, принимая новый трёхсот-страничный плод его усердных трудов, — тебе не надоела эта пошлятина? Если я опять найду в тексте «выпрыгнувшие из пенных развалов кружев соски» или мучительные поиски точки G, я тебя так отделаю, что мать родная не узнает! Не воспринимая всерьёз угрозы, Стилински смеялся, отшучиваясь, что он же не составитель атласа «Занимательная анатомия для чайников»: Стайлз, как и его герои, не слишком-то разбирался в вопросах женских выпуклостей-впуклостей. В конце-то концов, не его вина в том, что издательство делало на этих ужасающих романах приличную выручку. Ни Пулитцеровская, ни Нейштадская премии Стайлзу не грозили, но он и не унывал. Его вполне устраивал ежемесячный чек с внушительной, по меркам бывшего нищего мальчишки, суммой, а также мелкие надбавки и премии, позволявшие ему продержаться на плаву. На излишнюю роскошь этих денег не хватало, зато на крошечную съёмную квартирку и, время от времени, двойной латте с карамельным сиропом в Старбаксе — вполне. Романы Стайлза к большой литературе не причислялись, даже около не лежали, зато отлично лежали на полках измученных бытом и жаждой роковой бумажной страсти домохозяек. По заверениям проверенного источника (той же самой Лидии, внимательно следившей за всеми знакомыми, приобщившимися к дамскому чтиву, а так же соответствующими ветками женских форумов), эти самые домохозяйки по уикендам обязательно собирались на кухне одной из товарок, и, прикрываясь посиделками с лаймовым пирогом, с придыханием обсуждали историю роковой любви Джона и Мэри. Или Дина и Лизы. Или Сэма и Джессики. Ну, вы поняли. Разумеется, критики исходили ядом. Разумеется, Стайлза это нисколько не задевало. Стайлз Стилински не принадлежал к тем, кто жил под девизом «сделай идеально или умри». Ему больше подходило что-нибудь вроде «сделай хоть как-нибудь, следуй обстоятельствам и забей огромный болт на любого кто скажет что ты — полное дерьмо». Ведь именно «бумагомарательство» превратило Стайлза из абсолютно безденежного неудачника в неудачника чуть более обеспеченного. Повыше рангом, так сказать. Стилински хмыкнул и сладко потянулся, чем потревожил обитающую под столом темноту — послышалось глухое ворчание, тьма тяжело всколыхнулась и подняла на Стайлза огромные, полные вселенской скорби глаза. Парень вздохнул и кинул быстрый взгляд на часы. — Что, Скотти, засиделся? — обратился он к темноте, и на колено согласно легла огромная угольно-чёрная лапища, которая, судя по размерам, вполне могла принадлежать доисторическому предку всех собак, эдакому собачьему тираннозавру. Или, на крайний случай, чудищу Баскервильских болот. Стилински аккуратно стряхнул с колена собачью конечность и осторожно попытался встать, не опрокинув забитую бумагой корзину и не потревожив расставленные чашки. Квартирка была настолько крошечной, что даже кошку бы замучила клаустрофобия — на восемь квадратных метров едва вмещалась рабочая зона со шкафом и столом, санузел, крошечный холодильник и два небольших кресла. Кровать располагалась под самым потолком и была доступна только посредством стремянки. Маневр почти удался — Стилински аккуратно выбрался из-за рабочего стола и почти дотянулся до валяющегося на полу поводка, как Скотти, занятная помесь мастифа и хаунда, обладающий неистребимой жаждой жизни и длительных парковых прогулок, выскочил из своего укрытия и радостно взмахнул поленообразным хвостом. Поднявшись на ноги, в холке пёс приходился вровень столешнице. Чашки со стола посыпались на ковёр, пав в этой неравной битве; стопка чистой писчей бумаги с тихим шуршанием свалилась на пол и устлала его ровным белоснежным слоем. Следующий удар собачьего хвоста прилетел в лицо непосредственно хозяину, отчего застывший в неудобной позе Стайлз вместе со стулом неловко плюхнулся на пол. До поводка он так и не дотянулся. — Слон, а не собака! — пожаловался мирозданию распластанный на ковре Стайлз и, плюнув на бардак, отправился выводить своего разрушительного питомца на променад. Мироздание снисходительно молчало. История появления Стайлза Стилински в Большом Яблоке была простой и старой как мир — мальчишка из маленького калифорнийского городка махнул вслед за своей мечтой и старой любовью (читать — Лидией) в Нью-Йорк. И не рассчитал своих сил: Мартин поступила в числе первых и завела полезные знакомства, Стайлз же пополнил армию безликого персонала в кафетериях и барах. Невзирая на некоторые трудности, Стилински так и осел в Нью-Йорке, чувствуя себя вполне счастливым. Очередной кусочек счастья судьба подкинула ему в канун рождественских праздников, когда Стайлз спешил домой, меланхолично размышляя о преимуществах увольнения до Рождества и после — хозяин пиццерии, в которой он работал, оказался тем ещё жлобом. По сути Стайлз зачастую выполнял роль и официанта, и уборщика, и кассира, но тройная нагрузка не была оценена по достоинству, ни морально, ни материально. Увлечённый решением проблемы века, Стайлз едва услышал тихое поскуливание в контейнерах с мусором. Лежавшего поверх груды тряпья щенка он нашёл почти сразу, а спустя четверть часа бежал по улицам, придерживая дрожащий и поскуливающий комочек за пазухой. Так Стайлз Стилински стал папашей-одиночкой, даром что ребёнок был о четырёх лапах и задорно помахивал хвостом-пропеллером. Из-за вечно скучающего щенка Стилински и решился уволиться, отчаянно надеясь, что отложенных сбережений хватит на первое время, а там уже видно будет. Что конкретно станет «видно» — призрачные перспективы дальнейшего существования или его, Стайлза, гробовую доску — Стилински не особо задумывался. Он был занят воспитанием. Щен, наречённый Скоттом, грыз всё подряд. Гадил (много) и ел (ещё больше), раздаваясь вширь и в длину, как на дрожжах. Надежды на то, что у пёсьего ребёнка в родне затесались крошки-терьеры, трещали по швам: к концу весны квартира Стилински перестала напоминать пенал, а стала аналогом банки с рассолом, в которой в тесном соседстве жили два одиноких пикуля, то и дело сталкиваясь пупырчатыми боками. Скотт вымахал настолько, что занимал почти половину комнаты; ему на тот момент было не больше шести месяцев. Работа всё не спешила появляться на горизонте, рисовая каша (с молоком для Скотта и на воде для Стайлза) стояла уже поперёк горла и грозила полезть из ушей. К счастью, Лидия снова объявилась в жизни Стилински прекрасной феей-крёстной для оголодавшей и запустившей себя Золушки: холодильник наполнился щедрыми продуктовыми дарами, а сам Стайлз получил заманчивое предложение поработать на дому, (не без протекции Мартин, встречающейся ни с кем иным, как с помощником главного редактора набирающего силу издательства). С этого и началась писательская карьера Стайлза Стилински, автора бестселлера «Рандеву с незнакомкой» и серии «Роковая страсть». Отвлёкшись от воспоминаний и намотав на руку поводок, вышеупомянутый автор попытался открыть дверь, но не тут-то было — что-то внушительное прочно блокировало вход. Стайлз подналёг плечом и выяснил, что, во-первых, это самое внушительное нечто обладало зачатками жизни, речевыми навыками и, во-вторых, очень богатейшими знаниями обсценной лексики, а попросту — кто-то разразился такой бранью, что даже Стайлз взял на заметку пару особо цветистых оборотов. Вдруг пригодятся. «И блокнота-то под рукой нет», — слегка расстроился Стилински, боящийся расплескать крупицы народной мудрости. За дверью шумно вздохнули и выругались ещё раз. Зазвенели ключи. — В следующий раз смотри, куда прёшь! — рявкнул голос и утонул в оглушительном хлопке двери. Перехватив нетерпеливого Скотта за широкий ошейник, Стайлз осторожно высунул нос наружу — к соседской двери вела цепочка пыльных следов, а у порога лежал небрежно настеленный картон. «Ого, соседи новые?» — удивился он, но нетерпение Скотта к тому моменту достигло критической отметки, и пёс рванул вниз по лестнице, увлекая хозяина за собой. Наскоро выгуляв Скотта в ближайшем парке («Никаких хот-догов, я сказал!» и «Нет, Скотти, умоляю, уток мы гонять не будем, нет, не хочу в этот пруд, а-а-а!»), слегка влажный, но всё ещё полный сил, Стайлз возвращался домой. Мокрый и чрезвычайно довольный собой пёс трусил рядом, вывалив длинный розовый язык. Стилински уставился на припаркованный рядом грузовик с вещами: чёрные шкафы и вырвиглазного алого цвета диван, пытались втащить внутрь грузчики в фирменных комбинезонах. Диван явно намеревался пасть смертью храбрых, но в двери не проходил ни под каким углом. Любопытство — было одним из самых неискоренимых пороков Стайлза, причём такое, что давным-давно почившие гамлетовские кошки смотрелись бы жалкими любителями на фоне настоящего профессионала. Найдя удобный для наблюдения пятачок, Стайлз остановился, ожидая, пока эпопея с мебелью придёт к логичному завершению — рабочие сумели протолкнуть алого монстра сквозь проём, однако их ликование было недолгим: диван намертво застрял на лестничной площадке. Скотти, не впечатлённый происходящим, лёг прямо посреди асфальтовой дорожки. Вероятно, решил потратить время на здоровый собачий сон и переваривание всё-таки выпрошенного хот-дога. Когда строптивый диванный монстр сдался натиску рабочих и был торжественно вознесён по лестнице до последнего этажа, словно добытая охотниками мамонтовая туша, Стайлза ждали две новости — диван явно принадлежал новоиспечённым соседям, а он, Стайлз, ну никак не мог попасть домой, потому что одиозный плюшевый монстр перегородил весь лестничный пролёт. Ожидаемо грянул мат рабочих — коридор плавно сужался, не оставляя рабочим шансов развернуться с этой махиной. Стилински вздохнул, сжимая в ладони ключи, и прикинул шансы проползти где-нибудь под, над или между диваном. Шансы ожидаемо были невелики, если конечно Стилински действительно не желал превратиться в нечто примерно человеческих очертаний и формата 2D. Рабочие выдохнули и потянулись к инструментам, намереваясь максимально облегчить конструкцию строптивой мебели. Стайлз повис на перилах и воспользовался возможностью рассмотреть владельца дивана, который высунулся на лестничную площадку, заслышав ругань. Ничего особенного — хмурый и мрачный такой мужик, тёмная майка, потёртая джинсовая рубаха с закатанными рукавами и очень модная трёхдневная щетина. Мужик давал наставления, пока рабочие упорно таранили дверь квартиры диванным остовом, на котором ещё болтались остатки куцего плюшевого мяса. — Чего встал? — окинул он Стайлза неприязненным колючим взглядом. — Жду, пока твой диван отсюда свалит, он мне дверь заблокировал, — нервно пожал плечами Стайлз, чувствуя, как от этого самого взгляда по телу прогалопировало стадо мурашек, и, судя по интенсивности движения, мурашки спешили покинуть тонущий корабль и уже двигались к границе с Мексикой. Скотт выглянул из-за бедра хозяина и лениво показал зубы, намекая присутствующим, что своего человека может строить только он сам, а не всякие сомнительные личности. Понаехали тут, понимаешь. Сосед со вкусом почесал щетину, оглядел лестничную площадку и нахмурился, уставившись на стайлзову дверь, будто впервые её увидел. Громкий треск за спиной оповестил, что диван водворён в родную обитель ценой некоторых потерь в виде надорванной обивки. — Так это ты меня сегодня снёс, придурок, — буркнул сосед и свалил в квартиру, где рабочие громогласно решали, куда лучше опустить принесённого мебельного мамонта. — Кто из нас ещё придурок! Неандерталец, — сердито бросил вслед Стилински, убеждая себя, что только стальная поверхность захлопнувшейся соседской двери спасла этого чурбана неотёсанного от достойной кары. Скотт басовито гавкнул, соглашаясь с хозяином. Кажется, новый сосед ему абсолютно не понравился, а в этот момент...*** ▒‖▒ ***
...Дерек окинул мученическим взглядом высившийся у стены Монблан из коробок с вещами и сердито пнул полуразобранный, почти выпотрошенный диван. Дерек чувствовал себя не менее выпотрошенным — сначала он долго и нудно улаживал дела с адвокатом почти что бывшей жены, потом — получил от последней сомнительный подарочек в виде их свадебного альбома, пестреющего его, Дерека, фотографиями с выжженными глазами. Чёртова психопатка. Одиннадцать лет назад Кейт не казалась ему ненормальной. Романтика старшей школы — король и королева выпускного, шибающее в нос и выбивающее остатки мозгов шампанское, жаркие тисканья в тёмных, завешанных шелестящей мишурой школьных коридорах, в которых шуршание бального платья отдавалось настойчивым и непристойным эхом... Через пару лет они поженились, и началась эпоха романтики студенческой, включающей шумные вечеринки, корпение над учебниками до утра и жаркий восхитительный секс на продавленном матрасе в обшарпанном общежитии. И никого не смущало, что ножки матраса заменяли половинки кирпичей. Дерек получил диплом ветеринара достаточно скоро и твёрдо решил открывать своё дело. Вот только со временем выяснилось, что муж-ветеринар для Кейт Арджент был недостаточно хорош. Как минимум ей требовался банковский служащий или преуспевающий адвокат, но вовсе не небритый мужик, насквозь провонявший анестетиками, потом и конским навозом, потому что опять провёл ночь в конюшнях, помогая появиться на свет жеребёнку. И тем более для Кейт было невыносимо представлять своего немногословного мужа своей чокнутой семейке, в которой брат был олимпийским чемпионом по стрельбе из лука, а его жена — известной биатлонисткой и той ещё стервой. Кейт хотела шика и лёгкой жизни, увлеклась разведением редких собак, а последние четыре года совсем слетела с катушек, превратившись из белокурого ангела в стервозную гарпию с проблемами контроля гнева и любовью к крепкой выпивке. К тридцати годам Дерек Хейл с прискорбием признал, что лодка семейной жизни прочно осела на острых скалах быта, а штормовой характер супруги довершил начатое, буквально разнеся остатки по щепочкам. Кейт стремилась выжить опостылевшего супруга любой ценой, а уставший Дерек позволил ей поймать его на измене. Поход в клуб, где к нему очень скоро приклеился смазливый мальчишка, остался запечатлённым на чётких и ярких фотографиях нанятого женой детектива — и то, как мальчишка отсасывал ему возле туалетов, и как подставлял оттопыренный аппетитный зад. Отчаянные попытки Кейт надавить в суде на факт несоблюдения брачного договора и оттяпать хоть что-нибудь оказались бесплодными — ветеринарная клиника, которую выпестовал Дерек за годы работы, по бумагам считалась собственностью дяди Питера (отдельное спасибо дядюшкиной прозорливости), а дом Хейл собирался отдать и так. Он всё равно в нём толком не ночевал. В идеале, по решению суда во владении бывшей жены останется и собачий питомник тайганов*, откуда Дерек забрал забракованную комиссией Эл, его умницу Эллисон, чьё полное имя по родословной звучало как Эллисон Фелиция Дориана Арджент, и невзирая на то, что официально бумаги не были подписаны окончательно, Дерек считал себя практически свободным человеком. Эллисон, чинно возлежавшая на ещё неразвёрнутом ковре, ткнулась ему носом в колено. — Ничего, девочка, — потрепал собаку по холке Дерек, зарываясь пальцами в мягкую длинную чёрную шерсть. Всё таки факт развода и переезд он воспринял философски. — Вот мы и дома. (* визуализация — тайган Эллисон http://taygan.su/wp-content/gallery/tverskaya_legenda/tl_ilda01.jpg )