***
Аомине никогда не любил учебу: вместо скучных уроков с нудными учителями ему больше нравилось играть в баскетбол, да и сосредоточиться на чем-то одном Дайки было сложно. Ничего удивительного, что оценки аса Поколения чудес оставляли желать лучшего. Да даже у Мурасакибары каким-то образом оценки были лучше, чем у него! Несправедливо! И Дайки не был дураком, ведь прекрасно понимал, что поступить в академию будет не так-то и просто, но зачем-то прикинулся перед всеми недалеким человеком. В комнате у Момои всегда было чисто: Сацуки едва ли не была помешана на чистоте, когда как Аомине было, мягко говоря, всё равно на то, где лежат его учебники, тетради и вся подобная дребедень. Так что каждый его приход в гости к подруге никак не мог обойтись без её упрёков в неряшливости и ответных замечаний Дайки о чистоплюйстве девушки. Ас Поколения чудес сидел за маленьким столом и старался понять хотя бы суть тестовых заданий по истории. Получалось у него это из ряда вон плохо. Масла в огонь также подливало то, что Сацуки или Акаши без каких-то проблем (на взгляд Аомине, конечно) ответили на эти вопросы и уже давно перешли к другим. В такие моменты Дайки реально чувствовал себя тупым. — Дай-чан, что тебе непонятно? — Это сейчас Момои говорит таким ласковым-ласковым голосом, но Аомине знает, что стоит только принять её помощь, как эта мегера начнет подкалывать за любую промашку. Знаем, проходили. — Отстань, Сацуки, — отмахнувшись от назойливой подруги, Дайки открыл учебник и стал судорожно листать страницы, пытаясь найти хоть какой-нибудь ответ на вопрос. Как же Аомине раздражала эта тупая зубрёжка! Радовало, что Акаши решил, наконец, помолчать, и не сказал в сторону товарища ни одного слова. И эти мгновения были бы лучшими в жизни аса Тейко, если бы не эти непонятные вопросы! — Кохай, когда найдешь все ответы в учебнике, то несколько раз прочитай их. Рюу оказался не таким дотошным, как представлял себе Дайки. Если он что-то не понимал, то старшеклассник объяснял всю информацию понятными для Аомине словами. Благодаря такому подходу ас Тейко пускай со скрипом, всё же начал запоминать хоть какие-то даты и события. Но сейчас Дайки не мог сосредоточиться на этих вопросах, и с тоской думал о том, что такое времяпровождение будет у них вплоть до сдачи вступительных экзаменов. Подросток едва не кожей чувствовал, как стены вокруг него сужаются, и единственным желанием было поскорее выскочить на улицу и делать что угодно, лишь бы сбежать от этой скуки. — А что там по спортивной стипендии? — Аомине воспользовался прекрасной возможностью хотя бы ненадолго отвлечься от учебников. — Если говорить о баскетболе, то сдаёте бег, отжимания и подтягивания. Потом проходите устное собеседование: рассказываете, какие вы крутые, что без вас клуб будет полным отстоем. А, ну и показываете свои спортивные награды за среднюю школу. Ничего сложного, короче. «Да спортивную стипендию стопудово получу!» — в один миг повеселел Аомине, но практически сразу вернулся в своё прежнее состояние, стоило ему только вернуться к поиску ответов на вопросы. — Считай это закалкой твоего характера, — удивительно спокойно и без оскорблений заговорил Сейджуро, ненадолго отвлекаясь от содержимого конспектов лекций, которые ему вручил Рюу, — Какой ж из тебя ас, если ты не сможешь сдать эти простые тесты? — А вот яда можно было поменьше! — вскипел подобно чайнику Дайки, едва в порыве злости не отбросив учебник. Но вскоре до Аомине дошел весь смысл слов капитана, и, не извинившись за свою вспыльчивость, ас Тейко вернулся к запоминанию исторических событий. Подросток так уткнулся носом в учебник, что не заметил, как заулыбались его друзья. А вот дома новость о поступлении в академию восприняли далеко не так радужно, как хотелось бы Аомине. Но начнем по порядку. В тот день, подросток задержался у Момои допоздна (насколько это позволяли элементарные правила приличия) и направился домой, подгоняя себя мыслями об отсутствии учебников и глупых тестов. — Дайки, есть будешь? — донёсся до названного подростка крик матери, которая, судя по звукам, мыла посуду. В гостиной работал телевизор, показывая какую-то передачу о животных, а значит, со смены вернулся отец и таким образом пытался отдыхать. — Буду! Привет, пап, — пожав родителю руку, подросток пошел прямиком на кухню. В желудке крутило от голода: Аомине не рискнул ужинать у Сацуки. И хотя подруга едва не клялась, что готовила не она, но её отец (крутой, к слову, мужик) жестами предупредил ребят о том, чтобы они не верили ни единому слову его дочери. Вот интересно, а как он уже столько лет живет вместе с женой и Сацуки, раз они обе отвратительно готовят? У него там стальной желудок? Или он вкуса не чувствует? — Кстати, слушал тут по новостям, что в этом году баскетбольная команда Тоо заняла третье место! — Дайки неопределенно кивнул на слова отца. Подросток уже давно перестал задаваться вопросом о том, зачем папа пытается показать ему, что любит баскетбол и что он в курсе всех важных событий. Хотя сам ас Тейко прекрасно понимает, что родитель разбирается в баскетболе также хорошо, как он в балете. — Я уверен, что ты-то точно выведешь их в лидеры! — Пап, я не буду поступать в Тоо. Родители синхронно подавились, на неожиданное заявление со стороны сына. Отец страшно выпучил глаза, будто узнал, что Дайки совершил какое-то преступление. Хотя, с какой-то стороны так оно и было: Тадао сам был выпускником Тоо и почему-то считал, что и его сын должен туда поступать. Странные мысли, особенно если учитывать, что таковых разговоров о старшей школе у них не было. — Я буду поступать в Райс, — Дайки до самого последнего не хотел говорить о том, что это академия, и что она вообще находится в другой префектуре, но под напором посыпавшихся на него вопросов, ему пришлось обо всем рассказать. Мама пребывала в глубоком шоке и поэтому молчала, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. — Сдурел, что ли? — резкость в эмоциях у мужчин в этой семье было наследственным, — Там только детки этих взяточников и лизоблюдов учатся. Там, таких как мы с тобой, за людей не считают! «Опять он за свое» — Да с чего ты так решил-то? Я познакомился с несколькими ребятами, которые там учатся и они не такие, какими ты их описываешь. — Все дети богатых родителей такие, сынок. Они редко к чему-то стремятся и живут на всем готовеньком! — Аомине сразу вспомнил своего капитана, как одного из представителей «элитных» отпрысков. У него всегда идеальная успеваемость, превосходные манеры, дорогие вещи (хотя почему у него на первом году Тейко была какая-то раскладушка – хрен знает). И как человек он намного лучше, чем большинство тех, кого папа считает «нормальными». Конечно, Акаши не без греха, чего тут таить: уж очень он раздражает своей тотальной заботой. А резкие перепады в настроении были явно не из-за избалованного характера капитана. «Меньше всего мне бы хотелось повторить судьбу Акаши»***
С подготовкой к экзаменам у Куроко обстояли дела куда лучше: английский и литература никогда не вызывали проблем у Тецуи, да даже Кисе без проблем решал типовые задания по иностранному языку. Поэтому раз за разом подростки сдавали старшекласснику на проверку едва ли не идеальные работы. — Превосходно, ребят, — похвала от Ватанабэ приятно грело самолюбие баскетболистов Тейко. С устной частью, что у Куроко, что у Кисе были существенные проблемы, но, к их удивлению, Ютагэ результат вполне устраивал. Как выразился сам старшеклассник: «уж лучше нехватка практики, чем недостаток мозговых извилин». Что именно хотел донести до них Ватанабэ, было загадкой, на которую никто особо и не рвался получить ответ. Кисе был переполнен энтузиазмом: он раскачивался из стороны в сторону даже во время чтения вслух. В общем, от процесса учебы трое школьников получали больше позитивных эмоций, чем отрицательных. В отличие от всех предыдущих встреч с этим старшеклассником, сегодня Ютагэ был в прекрасном расположении духа, поэтому он первый предложил устроить небольшой перерыв. — Ватанабэ-сэмпай, — Рёта ненадолго отвлекся на какое-то сообщение в телефоне, — А почему вы согласились нам помочь с поступлением? Мы же.. как бы… — Соперники? — закончил мысль за Кисе старшеклассник, — Я получил всё, что мог от баскетбольного клуба: и в Америке тренировался и играл вместе с крутыми ребятами, и первое место занял. Ненавижу зацикливаться на чем-то одном: надо быть разносторонним человеком, а не гением в одном и дебилом во всем остальном. У Куроко была абсолютно противоположная точка зрения на этот счет: уж лучше быть гением в одном, чем посредственностью во всем. Своим мнением Тецуя противоречил самому себе, ведь он сам сильно отстаёт в способностях от ребят из Поколения чудес, и причислить его к одному из гениев нельзя. — А почему вы начали играть в баскетбол? — пожалуй, это единственный вопрос, на который Куроко точно хочет знать ответ: почему Ютагэ тогда не выбрал другой вид спорта? Старшеклассник неестественно замер. — Просто решил, что это должно быть интересно. Ватанабэ точно о чем-то умолчал, но лезть к едва знакомому человеку в душу – не только глупое, но и весьма бесполезное решение, поэтому Куроко и не стал приставать с ненужными вопросами к старшекласснику. У каждого свои скелеты в шкафу и раскрывать новые у Тецу нет никакого желания: найти бы место, куда свои перепрятать. — Мидорима, да ты всё налету схватываешь! — Шинтаро, наверное, был одним из немногих людей, которые удосужились такого количества похвалы в свой адрес от капитана академии Райс. Комплименты ему, безусловно, льстили. Успехи Мурасакибары были не такими внушающими, как у его товарища: если по физике центровому надо было только повторить некоторые темы и подучить формулы, то с химией было всё намного сложней. Из-за этого Коузо пришлось потратить куда больше сил и нервов, чем он рассчитывал изначально. — Нет, Мурасакибара, так не прокатит, — жесткость со стороны Сугавары выражалась только в том, что он отобрал у Ацуши сладости, и пошел по пути наименьшего сопротивления: за каждую успешно усвоенную тему центровой получал какую-нибудь вкусность. «Блин, да кому расскажу – не поверят!» — раз за разом удивлялся капитан, когда видел, что ради сладостей Мурасакибара в два раза быстрее запоминает химию. Конечно, большинство информации долго не продержится у него в голове, но начало было положено. Хорошо, что они хотя бы сдвинулись с мертвой точки. Первые две недели распорядок подростков был до жути однообразным и состоял только из учебы и естественных потребностей. И поступающие явно бы долго не продержались в таком беспощадном режиме, если бы старшеклассники не приняли решение приступить, наконец, к тренировкам. — У меня есть некоторые подозрения, — голос Сугавары прямо таки сочился ядом, и, судя по тому, что его недовольный взгляд был направлен на Куроко, отдуваться придется именно ему, — Что готовить тебя к нормативам нет никакого смысла. Да, Тецуя явно выделялся среди своих товарищей по команде. Особенно в плане физической подготовки. Но это не является поводом смотреть на него таким уничтожающим взглядом! Поколение чудес вполне устраивал факт того, что им, наконец, разрешили добавить в расписание хоть что-то, помимо учебы. Вы даже представить себе не можете, как радовался Аомине! Он был готов побить любой рекорд, лишь бы не возвращаться к этой зубрежке, которая у него уже поперек горла стоит. — Да какая разница, будет он идти на спортивную стипендию или нет? — возразил Ватанабэ, едва сдерживаясь, чтобы не приступить к пробежке: ему также осточертели эти тесты, да и организм уже давно требовал хоть какой-нибудь смены деятельности, — Так, герои, давайте начнем с… Не успел старшеклассник закончить свою мысль, как Аомине рванул с места начал бежать туда, куда глаза глядят. Остальным ничего не оставалось, как тут же побежать за ним – негоже отставать от этого выскочки. — Ахомине, идиот, — Мидорима поправил сползающую на глаза панамку (разумеется, это был его талисман дня), и, практически, сравнялся с тяжелым форвардом. Дайки услышал мнение Шинтаро о своей персоне, и огрызнувшись, стал вырываться вперед. Кисе воспринял это как соревнование, так что с этого момента Рёта начал предпринимать попытки не только догнать соперника, но и перегнать его. Иногда это получалось, и блондин ненадолго вырывался вперед, но Аомине, кряхтя что-то оскорбительное, тут же обгонял его. Постепенно обычная пробежка начала превращаться в настоящий балаган. — Я дожил до этого момента! — от счастья Аомине кричал едва ли не на весь парк, — Никаких дат, никаких определений государства и структуры судебной системы! — Да ты так не расстраивайся, Аомине-чан, — издевательский голос Кондо порой пробирал до костей, поэтому не было ничего удивительного в том, что у Дайки даже дыхание сбилось, — Я обязательно устрою тебе тесты для закрепления материала! — Какого черта?! — Заткнулись оба! — прокричал капитан академии Райс, едва поспевая за двумя асами, — Не сбиваем дыхание! — Пф, — послышалось в ответ от Рюу, за что тут же получил пинок для ускорения. Таким образом, в расписании у баскетболистов теперь появилось время и для занятий спортом, чему Аомине был несказанно рад: именно он и тренировался в два раза усерднее остальных и с трудом передвигал ногами после таких нагрузок. Когда наступало время отжиманий, то Куроко старался оставаться также незамеченным, но, к его сожалению, удавалось это сделать не всегда, поэтому Тецуя получал таки свою порцию упражнений, но только с добавлением подколок и сарказма. И в качестве наказания за попытку исчезнуть, Призрачному шестому игроку подарили утяжелители, так что «удовольствия» от бега у подростка было более чем достаточно. — Двадцать семь, — Сугавара едва ли не орал в ухо Куроко, отчего подросток постоянно морщился, — Двадцать восемь! Руки адски горели: Тецуя вообще не помнит, когда в последний раз отжимался столько раз, и это ему еще повезло, что Рюу разрешил снять утяжелители для рук! Нет, если Куроко еще хоть раз отожмется, то он упадет пластом и больше не встанет. Как жаль, что капитану академии было абсолютно все равно на мольбы подопечного. «Вот же, друзьями еще называются!» — и никто ведь из них не пришел на помощь к Призрачному игроку! Аомине, будто у него в заднице не одно шило, решил еще раз пробежаться по парку; Кисе отрабатывал своё наказание в виде подтягиваний за то, что каким-то образом плохо написал пробный тест по английскому; Акаши вообще делал вид, что не знает его! И это после стольких сыгранных вместе матчей. — Ты спортсмен или кто?! — Сугавара превращался в самого настоящего демона, когда дело касалось тренировок, — Тридцать! И Куроко не смог удержать свой вес на трясущихся руках и все-таки рухнул на землю. Вряд ли сможет встать без чьей-либо помощи. К горлу подкатывает тошнота и Тецуя снова ощутил уже забытые «прелести» тренировок. А ведь в этом прошлом ему еще ни разу не было так плохо! — Всё-всё, вставай. На сегодня с тебя хватит, — вот интересно, а Сугавара говорит с такой интонацией, потому что реально считает, что делает большое одолжение Куроко, или это характер у него…оставляет желать лучшего?! У Призрачного игрока не было сил даже чтобы хоть что-то ответить, поэтому так и остался лежать на такой удобной земле. — Ты че, меня игнорировать вздумал?! — Куроко, — а вот это уже говорил Акаши, — Ты хоть живой? Встать можешь? «Вот и где ты был десять минут назад, Акаши-кун?!» — Оставьте меня здесь, — едва выдавил из себя Тецуя, откуда-то найдя в себе силы, чтобы перевернуться на спину, — Я умираю? — КУРОКО-ЧИ! — попытка Кисе схватить названного баскетболиста и хорошенько встряхнуть была на корню пресечена со стороны Сугавары, который схватил Рёту за ворот футболку и отправил в дальний полет в противоположную от них сторону. И это ещё хорошо, что Момои сегодня осталась дома: на одного мучителя было меньше. — Кажется, я перестарался, — признание Коузо было «немного» запоздалым: Куроко встал на ноги только благодаря Акаши и до дома его донес на своей спине Мурасакибара. Неплохой, конечно, вид открывался с высоты роста центрового, но Тецуя не мог в полной мере насладиться такой возможностью. Когда мама увидела, что её сына принес на себе Мурасакибара, она была в таком ужасе, что чуть было, не упала в обморок. Благо, что Сугавара сразу же объяснил ситуацию и несколько раз извинился перед женщиной, но как бы красноречиво не вещал Коузо, это не спасло Тецу в недалеком будущем, когда Хэруми будет высказывать всё накипевшее у неё за эти годы. В этом дурдоме был только один плюс: Куроко отменили тренировки до самого поступления в академию.***
Как реагировать любящей матери на новость о том, что её сын собрался поступать в дорогостоящую академию? Хэруми не сомневалась в Тецу: у него превосходная успеваемость, так что у сына есть все шансы получить стипендию. Но как женщина неглупая, Сатори понимала, что всегда есть вероятность неблагоприятного исхода. Мало ли что может произойти? Вдруг ребёнок перенервничает на экзамене или вступительные экзамены окажутся слишком сложными? Тецуя такой же упертый, как и его отец! Даже не хочет выбрать школу попроще, на случай, если он всё таки не пройдет в академию. Но нет же! «Мама, я все сдам. Перестань волноваться, пожалуйста»! Вот в будущем будет его ребенок поступать в академию, так Хэруми припомнит ему эту фразу! И что самое возмутительное, так это то, что мама не поддержала её возмущений, когда она пришла к ней за советом. — Чего раскричалась, а? Себя вспомни в его возрасте: помнишь, какие истерики ты устраивала, что не собираешься поступать в выбранную мной старшую школу? — и когда она видела, как дочь нахмурилась, тут же продолжила, — То-то же! Тецуя у нас парень серьезный. — Мам, ну а вдруг у него не получится? — в такие моменты Хэру не могла сдержать слез, — Как я смогу сказать собственному ребёнку, что не смогу оплачивать его обучение? Что ему придется выбрать первую попавшуюся школу, в которую еще будут принимать документы! Сатори Иоко невозможно было разжалобить: эта женщина, даже потеряв собственного мужа, сохранила в себе твёрдость настоящего солдата. Ни слёз, ни ласки от неё было не дождаться, она всегда говорила своей дочери только то, что думает, из-за чего у них постоянно были ссоры. — А ну вытри сопли. Может, ты и забыла, но у твоих сыновей есть отец. Вот пусть и он вкладывается в их образование. — Что? — Хэруми тогда не поверила своим ушам: и это она предлагала обратиться за помощью к Куроко? Она же сама его терпеть никогда не могла! — Он за все эти годы, что мы в разводе, навестил детей всего лишь несколько раз! Да я на пальцах одной руки могу пересчитать все его визиты! Иоко покачала головой, откинувшись на спинку кресла-качалки: — Ты не забывай, что твой бывший муж сирота. Он не знает, что значит быть семьей и как вести себя с детьми. Ради собственного ребёнка любая мать готова перешагнуть через собственные принципы. В тот день Сэдэо тихо принес ей бумажку с номером телефона. Всё-то он знает, паразит. Еще пару дней она не могла решить, что же лучше – позвонить или написать. И всё-таки она отправила ему короткое сообщение: «Привет, Кенджи. Нам надо встретиться и поговорить о Тецуи. Хэруми». Покупая билет на поезд, Хэру даже и не задумывалась о длительности поездки, но держа в руках несчастный кусок бумаги, женщина в полной мере могла осознать всю катастрофу предстоящей дороги. Три часа бестолкового времяпровождения. С собой не было ни книги, ни на худой конец плеера с наушниками. Кажется, в том романе оставалось до конца страниц двадцать-тридцать.… В любом случае книгу пришлось бы перечитывать: она слишком давно начала её читать, и уже не помнит самой сути произведения. Пейзажи за окном также не поднимали настроение: Хэру не могла бездумно смотреть в одну точку на протяжении трех часов. Да уже спустя полчаса женщина едва сдерживалась, чтобы не начать дергаться на своем сиденье и не начать передвигаться по вагону. Но непрошеная мысль о том, насколько мог измениться бывший муж, остудила пыл Сатори. Нормально ведь думать о человеке, с которым тебе предстоит сложный разговор, не так ли? Особенно если вы с этим человеком не виделись без малого десять лет. «И почему я ему просто не позвонила?! Не пришлось бы ехать, не пойми куда!» «Потому что это не телефонный разговор» — ответила на свой собственный вопрос Хэруми, прекрасно понимая, что телефонный разговор дался бы ей куда сложнее: точно бы сбросила звонок и забыла бы об этом случае как о страшном сне. Только даже без этой непредвиденной встречи, они бы всё равно пересеклись – не на выпускном у Тецуи, так на концерте Сэдэо. Как же быстро выросли дети…. Особенно остро Сатори это почувствовала, когда заметила, что не так далеко от неё сидят молодые родители с ребёнком, который до ужаса напомнил ей старшего сына: Сэдэо также не мог долго усидеть на одном месте и постоянно норовил куда-нибудь сбежать. Успокоить его в такие моменты мог только Кенджи – под его суровым взглядом легко стушуется взрослый человек, что уж говорить ребёнке. Ох, сколько же ссор у них было по этому поводу: какой женщине понравится, когда любимый мужчина смотрит на нее таким взглядом? А то, что дети от него никакой заботы не могли дождаться?! Разумеется, в их семейной жизни было также много замечательных моментов: сначала это были разговоры до поздней ночи, несмотря на то, что им приходилось рано вставать на подработку, попытки помогать друг другу с учебой, да даже нехватка денег не казалась им огромной проблемой. К своему стыду, Хэруми признается, что Сэдэо был незапланированным ребёнком; она только окончила первый курс, а Кенджи был на третьем. У них не было ни нормального образования, ни постоянной работы – им очень повезло, что родители Хэру согласились помогать молодой семье. Жизнь больше напоминала какой-то замкнутый круг, состоявший из ребёнка, домашних обязанностей и подработок. Кенджи как-то умудрился найти постоянную работу, совмещая её с учебой. Нервы, разумеется, периодически сдавали у обоих: Хэруми готова была выть от постоянных посещений поликлиники – Сэдэо был на редкость болезненным, а у молодого отца не всегда получалось спать хотя бы по пять часов. Благодаря помощи родителей, Хэру всё же получила лицензию педагога, а Кенджи полностью посвятил себя работе. Когда родился Тецуя, то семья Куроко уже не нуждалась в помощи родственников. Следующие пять лет Хэруми только и делала, что убеждала себя в том, что у них всё хорошо. Ну и что с того, что Кенджи сутками пропадает на работе и приходит домой только чтобы принять душ и поспать? Какая разница, что сыновья постоянно не могут между собой что-то поделить и приходилось выслушивать их жалобы. Во всём доме были поклеены отвратительные обои с каким-то мелким рисунком – они раздражали до такой степени, что Сатори была готова самостоятельно перекрасить всё вокруг в любой другой цвет. Эмоциональная нестабильность едва ли не стала вторым именем ранее жизнерадостной Хэруми. Её руки превратились в одну сплошную сыпь – врач что-то говорил о том, что надо перестать нервничать и выписал какую-то мазь. Склизкая ерунда ни черта не помогает, но Сатори ежедневно втирает лекарство в пораженные участки. С работы пришлось уволиться: дома был сплошной кавардак, а как его можно будет исправить, если Хэруми пришлось бы работать по пятьдесят часов в неделю? Проходили недели, месяцы, но ничего не менялось, кроме постоянно растущей в доме тоски. А в один день, к ней подошел Сэдэо с вопросом: «А почему ты больше не улыбаешься?». Хэруми очень хотелось улыбнуться и отшутиться, сказав, что её сын просто большой фантазер, но у женщины вышло только растянуть губы в жалкой пародии на улыбку, а фраза вышла ужасно скомканной. Всё это было неправильно: ни один адекватный человек не скажет, что нормально рыдать в соседней комнате, едва дождавшись, пока дети уснут. Хэруми готова уже в календаре отмечать те дни, когда Кенджи ночует дома. На все её доводы и слёзы, он отвечает: «Чтобы вас обеспечивать и выплатить кредит за этот дом, мне надо работать в три раза больше. И вообще, тебе заняться, что ли, нечем?». После того, как прозвучали эти слова, Хэруми четко поняла, что скучает по тем временам, когда они вчетвером жили в небольшой квартире, а Кенджи не начал работать на износ. Случавшиеся истерики удавалось скрывать от глупеньких сыновей – в интернете, оказывается, есть много советов о том, как вернуть лицу свежий вид. Оставалось только подождать несколько месяцев, когда родители разберутся с последними бумагами и переедут к ним, продав свой дом. Этих денег как раз хватит, чтобы погасить кредит. В один из пасмурных осенних дней эта надежда рухнула. Сатори как сейчас помнит, что у неё было благодушное настроение: дома чисто, а дети вели себя на редкость покладисто и молча делали в своей комнате уроки. — Хэруми, я хочу развода, — намыленная тарелка выскользнула из рук и разбилась о последнюю недомытую кружку, — Я изменил тебе, и не хочу больше делать вид, будто ничего не произошло. На дом не претендую. Куроко больше не сказал ни слова, и ушел из дома с уже собранным чемоданом. А у Сатори не вышло сдержаться: она, чувствуя себя точь-в-точь той разбитой тарелкой, упала на пол и разрыдалась. Её не волновало, что дома были дети, которые сами не понимали, что происходит. Из этого дня она помнит только то, что с пола её поднял отец и отнес в комнату; гладил по спине до тех пор, пока Хэруми не перестала сотрясаться в рыданиях. Она не знала, почему всегда предупреждающие о своем приезде родители, решили приехать к ним, не позвонив заранее. Только потом отец рассказал, что им позвонил Сэдэо, а с детьми сейчас мама. Было жутко стыдно перед родителями и сыновьями за то, что они застали её в таком состоянии. Выбор был не велик: продолжать жалеть себя всю оставшуюся жизнь или начать что-то делать уже прямо сейчас. Разумеется, Хэруми выбрала второе. Она подписала все нужные документы через адвоката уже бывшего мужа; Кэнджи договаривался о встрече с детьми через Сэдэо. Вынужденного общения они избегали профессионально, поэтому их следующая встреча, после того злополучного дня, состоялась только спустя десять лет. Сейчас она раз за разом повторяет себе, что делает это всё только ради будущего своего сына. Проклиная Синкансэн за эти три часа ада, Сатори вдохнула полной грудью свежий, как ей сначала показалось, воздух и тут же закашлялась: неподалеку курили мужчины. Сверившись с распечатанным ранее маршрутом, Хэруми, собрав в себе всю свою уверенность, направилась в сторону кафе. —Тецуя должен соизмерять свои хотелки с нашими возможностями, — произошло бы восьмое чудо света, если бы Кенджи так просто согласился с идеей бывшей жены, — Хочет поступить в академию? Да на здоровье, только пусть сам позаботится об оплате. У меня нет лишних денег. Если Куроко изначально планировал поговорить в кафе, чтобы Хэру сдерживалась от криков, то он это хорошо придумал. Не было бы рядом лишних ушей, и женщина бы точно не сдерживалась ни в громкости, ни в своих выражениях. — У тебя совсем, что ли, совести нет?! — Сатори не обратила внимания на то, что своей жестикуляцией едва не опрокинула чашку, — Я же не прошу тебя полностью оплачивать его учебу. В чем проблема, если стоимость академии мы поделим поровну?! Кенджи устало потёр виски, всем своим видом демонстрируя, что аргументы бывшей жены он не воспринимает всерьез. Выждав пару минут – на деле же чуть меньше десяти секунд – Сатори не выдержала этого молчания. — Какого черта, Кенджи? — Хэруми потребовалось титанических усилий, чтобы не сорваться на крик, — У тебя хоть остались какие-нибудь отцовские чувства к детям? Или переносишь на них свои старые обиды?! Взгляд мужчины был красноречивей любых слов: только бы недалекий человек не понял, что так смотрят на объект своего раздражения, которому надо еще объяснять причины такого к нему отношения. — Ни черта ты не изменилась: тебе также надо всё разжевывать. Объясняю: Тецуя должен соизмерять свои «хочу». Пусть учится брать ответственность за свои действия. Захотел поступать, то пусть и пашет для стипендии, а не выйдет – либо идет в обычную школу или пусть совмещает учебу с работой. — Ты с ума сошел?! — Хэруми разрывалась от противоречивых чувств, поскольку понимала, почему Кенджи придерживается такой позиции, но это же её и неимоверно злило, — Как ты это себе представляешь?! Да он и при всем желании не сможет совмещать и учебу, и спорт, и работу! — Тогда пусть выбирает, что для него важней – учеба или развлечения, — Куроко всем своим видом показывал, что аргументы бывшей жены для него неубедительны. Хэруми пыталась разглядеть в Кенджи хоть что-нибудь, что напомнило бы ей о том человеке, который тайком утирал слезы с глаз после рождения каждого из своих сыновей. Когда же она упустила тот момент, когда Куроко стал таким жестким в своих словах и поступках. — Какой же ты ублюдок, Кенджи, — сдерживать грубые слова стало уже невыносимо, — Забыл, как сам едва не вылетел из школы из-за работы?! Да ты по школе едва передвигался от усталости, со всеми огрызался! Да я больше чем уверена, что и сейчас доводишь себя до состояния овоща, и друзей у тебя так и не появилось! Так ты такую жизнь хочешь своим детям?! Бывшие супруги подскочили со своих мест одновременно: она поняла, что наговорила лишнего, а он, потому что ему попали в самое больное место. Лицо Кенджи перекосило от гнева – редчайшая эмоция на лице семьи Куроко, но его попытки успокоиться выглядели со стороны ещё более угрожающе. — Прости, — первое слово было на грани слышимости, — Я просто хочу, чтобы Тецуя еще немного побыл беззаботным ребенком.… Не хочу, чтобы он слишком рано взрослел, как пришлось это сделать тебе. Выражение лица Кенджи смягчилось, однако его взгляд не изменился ни на йоту. Хэруми позволила себе задуматься о том, что, несмотря на болезненность этой темы, но эта правда заставила Куроко хотя бы задуматься о её словах. — Пожалуйста, напиши, если передумаешь, — и немного подумав, добавила, — Это, правда, очень важно для Тецуи.***
Единственное яркое воспоминание Кенджи из детства – звон битого стекла. Сколько бы раз он не пытался вспомнить хоть что-нибудь о своей жизни до детского дома, то в голове тут же всплывал этот звук. Спрашивать у кого-нибудь из воспитателей об этом было бесполезно: они никогда ничего не знали. Точнее, они, наверное, многое чего знали, благодаря своему жизненному опыту и всё такое, но они не знали того, что нужно было сиротам: почему от них отказались родители, усыновят, удочерят ли их когда-нибудь. — Старуха сказала, что больше шансов на усыновление у детей до одиннадцати лет, — странно, что сироты любили об этом говорить именно перед сном. Может, это было связанно с тем, что рядом не было лишних ушей. Кенджи было бы легче свыкнуться с тем, что ему придется делить комнату с еще пятью мальчишками, если бы большинство из них не было любителями почесать языками. — Значит, у нас еще есть шанс! — а, еще Куроко не успел занять самое крутое место: второй этаж на двухъярусной кровати. И теперь ему приходится не только спать внизу, так еще и терпеть постоянные разговоры толстого мальчика со второго этажа! Вряд ли Иоши, конечно, от этого стал бы меньше болтать, но было бы не так обидно! — Ха! Это потому что маленькие дети такие ми-илые! Во время таких разговоров Кенджи изо всех сил казался выглядеть спящим, лишь бы не участвовать в этих разговорах. Память играет с Куроко в злую шутку: запоминая всякую ненужную ерунду, он никак не может вспомнить свое прошлое. Кенджи девять лет, его фамилия Куроко. Он родился двенадцатого февраля. А семью, в которой рос Кенджи, называют «неблагополучной». В голове всё время звон битого стекла и, наверное, это как-то связано с клеймом на его фамилии. Он попал сюда достаточно давно, чтобы забыть родных родителей. Может, если бы мальчик помнил хоть что-нибудь о них, то ему было бы проще: вон, Иоши помнит, что попал сюда из-за того, что он был «жертвой домашнего насилия», как называют это старшие ребята. Но семью Куроко ведь тоже называют «неблагополучной», значит ли это, что мать Кенджи тоже была неуравновешенной психопаткой? «Нет, моя мама точно хорошая. И папа хороший» Их детский дом находился очень далеко от школы. Кто-то из детей сказал, что это так сделали, потому что сироты не должны жить близко с нормальными семьями. Многие эту идею поддержали, а Куроко только пожимал плечами: какая ему разница, где они находятся, если это никак не повлияет на их жизнь? Старшие дети обожают задирать младших, и тут Кенджи не удается остаться в стороне, потому что на его одежду также часто проливают молоко в столовой, его рюкзак не всегда находится на том месте, где он его оставил в последний раз. А когда у старших было ужасное настроение, то тут не обходилось без подзатыльника и обидных слов. Сначала они пытались жаловаться воспитателям, но они были заинтересованы в разрешении конфликтах так же, как о здешних детях беспокоились их родители. В школе никто не распространяется о своем адресе проживания: никто не хочет дружить с сиротами, вот они и собираются в одну компанию обиженных на всех детей. Кенджи тоже состоит в одной из таких компаний, потому что он ребёнок, и тоже хочет болтать с кем-нибудь на переменах, обедать с товарищами. Правда, Куроко едва ли не единственный из их сиротской банды, у кого успеваемость всегда была выше среднего, поэтому прозвище «ботан» к нему привязалось быстро. «Ботан» - не круто, поэтому и в компании таких же брошенных, как и он, Кенджи быстро становится вороной. Куроко Кенджи одиннадцать и он перешагнул тот возраст, когда у него был хоть какой-нибудь шанс на усыновление: не потому что из всех японский семей ни нашлось ни одной пары, которая хотела бы его усыновить, а потому что у Кенджи, оказывается, есть какой-то близкий родственник. Этот человек и не забирает Кенджи из детского дома, но и не подписывает бумажку о согласии на усыновление. Рыдать по ночам от несправедливости жизни Куроко перестает на следующий день после того, как узнал об этом – если бы слезами можно было помочь, то детских домов бы не было, да и каких-либо проблем, в принципе. К сожалению, до этой истины тяжелее всего доходят девчонки, которые постоянно спускаются к завтраку с опухшими лицами, и тот толстяк Иоши, с которым они всё-таки поменялись койками. — Куроко-кун, ты уверен, что хочешь это знать? — воспитательница постоянно отводит взгляд в сторону на вопрос сироты о том, кем были его родители. Отмахнуться от мальчика Кьёко не могла: во-первых, потому что питала к брошенным детям какую-то особую симпатию, во-вторых, Кенджи ей прямым текстом сказал, что видел, как она смотрела его личное дело. Она рассказала о его отце, умершем от онкологии и о спившейся матери. Во время рассказа её голос дрожал так сильно, что Кьёко приходилось по несколько раз повторять одно и то же слово; смотрела с таким жалостливым взглядом. И почему-то очень удивилась, когда Кенджи вместо слов благодарности послал её в пешее эротическое путешествие. Вытянувшееся от обиды лицо воспитательницы точно стоило того, чтобы потом отмывать туалеты в качестве наказания, правда, Кенджи приступает к уборке не сразу. «Мама, почему?» — в животе всё скручивает от боли до такой степени, что Куроко приходится облокотиться о раковину. Безумно хотелось разрыдаться, но мальчик изо всех сил кусает внутреннюю сторону щеки, повторяя про себя, что плачут только девчонки, а он, на секундочку, среди сверстников теперь один из самых крутых пацанов. — Кен-кун, ты как? — Кенджи никак не отвечает на вопросы толстячка Иоши, и это раздражало рыжего еще сильней: тот вскарабкался на верхнюю кровать и едва не орал в ухо. В детском доме не так часто происходит что-то интересное, поэтому неудивительно, что остальные уже знали о сегодняшней выходке Куроко и о пощечине, которую ему отвесила Кьёко. — Задолбала меня эта старуха, — по комнате раздались одобрительные смешки. Иоши перебрался к нему на постельное место, когда остальные мальчишки уже крепко спали. Кровать явно не была рассчитана на двоих человек (особенно если один из них очень упитанный), но Кенджи на это было абсолютно всё равно. — А ты хотел бы увидится со своей мамой? — от вопроса Нишики желудок снова начало скручивать, но Куроко продолжал делать вид, что любуется видом потолка. — Нет, не хотел бы, — на лице у Кенджи ни единой эмоции, а Иоши, в силу своего юного возраста и плохого понимания поведения людей, не может понять, что сейчас чувствует друг. От холодной интонации друга Нишики вздрогнул, — Если бы мама любила меня, то я бы здесь не оказался. Куроко было тринадцать, когда ему жутко повезло устроиться на подработку так, чтобы об этом никто не узнал из воспитателей и сирот. Взрослые сразу бы начали брюзжать слюной, что у Кенджи еще нет никаких юридических прав даже на четырех часовой рабочий день, а старшие дети бы попросту отобрали у него честно заработанные деньги. Отдавать драгоценные йены сирота не хотел, поскольку половину денег из зарплаты откладывал, лелея мечту съехать из детского дома как можно раньше, а другую половину тратил на всякие подарочки для самой красивой и доброй девочки в его классе – Шиори. Она выделялась из всех девчонок в классе своей невероятно милой улыбкой и копной ярко-красных волос, которую можно было увидеть издалека. «Шиори-чан, с Днём рождения» — Куроко пришлось прийти в школу раньше остальных, чтобы оставить на парте девочки небольшую упаковку шоколада с запиской. Подойти лично к такой красавице не решались даже самые накаченные парни класса, что уж говорить о Кенджи, который обладал не самой лучшей репутацией в школе из-за равнодушного взгляда и отвратительного поведения. — А что ты тут делаешь? — девчачий голос был настолько неожиданным для мальчишки, что Куроко подпрыгнул, больно ударившись при этом ногой о парту. Кенджи чувствовал, как начинает стремительно краснеть, а в груди был такой громкий «БУМ», что заставшая его врасплох Шиори, наверняка это слышала и уже сто процентов обо всем догадалась. — Я…А.…Это… С Днем рождения! — девочка беззлобно рассмеялась и попросила помочь с уборкой в кабинете. С тех пор, между ними установилась такие отношения, в которых она общается с Кенджи как с хорошим знакомым, а он был в неё по уши влюблен. Теперь к Куроко привязалось также прозвище «во френдзоне», о котором ему постоянно напоминал Иоши. Первая влюбленность продлилась два года, но так и не переросла во взаимную любовь. На память об этом времени осталась только парочка фотографий, которые они сделали в парке аттракционов. Кенджи пятнадцать, он готовится к выпуску из средней школы и решает на свой страх и риск продолжить обучение в старшей школе, потому что иначе поступить в институт невозможно. Денег хватает только на оплату первого года, и то, благодаря случайным подработкам и стипендии за выигранные олимпиады по физике и биологии. Куроко иногда мерещится звон битого стекла, от которого закладывало уши. В основном такое происходило от постоянного недосыпа – а ты попробуй тут выспаться, когда нужно и оплачивать учебу, и поддерживать хотя бы среднюю успеваемость. Неудивительно, что такой ритм жизни сказывался на состоянии парня: он стал нервным и в конец перестал стеснять себя в выражениях, когда его что-то не устраивало. Постепенно Куроко начал «входить во вкус» и таком темп жизни ему нравился куда больше, чем бесполезное времяпровождение на вечеринках со сверстниками или в школьных клубах. Хэруми ворвалась в его жизнь своеобразным образом, когда парень доучивался в старшей школе последний год: Кенджи бежал по школьному коридору, опаздывая на урок, а Сатори распахнула дверь именно перед его носом. — Простите, простите! — девушка была так перепугана, что Куроко даже пришлось успокаивать эмоциональную школьницу, хоть пострадавшей стороной среди них двоих был именно он. После этого происшествия они пересеклись пару раз в коридорах школы, но даже не здоровались друг с другом. — Ну, уж нет, Куроко-кун, это никуда не годится! Я не стану рисовать тебе оценки, лишь бы ты только окончил школу! — Кенджи оставалось только прикусить язык, чтобы не сказать что-то о напускной, по его мнению, принципиальности этого учителя. В дверь постучали, и в кабинет зашла та самая девушка, из-за которой Куроко пришлось пару дней ходить с синяком на носу. — Как вовремя то! — Кенджи ощутимо вздрогнул от чересчур довольной интонации учителя, — Куроко-кун, эта милая девушка поможет тебе с английским. Сначала Хэруми не вызывала у Куроко каких-либо других чувств, кроме раздражения не вызывала: кому будет приятно, когда тебя учить первогодка, да еще и с шилом в одном месте? Эмоциональная Сатори была полной противоположностью замкнутому Кенджи, но постепенно совместное времяпровождение перестало быть друг другу в тягость. Хэруми оказалась очень разносторонним человеком, с которым было приятно разговаривать не только об учебе. После выпуска Куроко из старшей школы, они продолжали поддерживать связь и спустя полгода впервые сходили на свидание. Кенджи двадцать. Он поступил на экономический факультет в Токийский университет; у него есть любимая девушка, а подработки, также высасывают из него много сил. Беременность Хэруми была незапланированной, и первой реакцией Куроко на такую новость была предсказуемой: он был напуган. В голове сразу была уйма вопросов о том, как он сможет обеспечить своего ребенка тем, чего сам был лишен в детстве, тем более что у Кенджи не было стабильной работы. — Ну, в крайнем случае, у меня есть две почки в идеальном состоянии! Кенджи двадцать один и он не смог удержать слезы, когда впервые взял на руки своего новорожденного сына: разом вспомнились прожитые годы в детском доме. Молодой отец четко осознал, что готов хоть в лепешку разбиться для того, чтобы сделать всё возможное для счастья любимой девушки и их ребенка. За время беременности Хэруми, Куроко успел разобраться с документами в университете и перевелся на заочное отделение, и скопил достаточно средств, чтобы они втроем смогли переехать в маленькую квартирку. И когда Кенджи представился шанс устроиться на постоянную работу по специальности (даже не смотря на еще неоконченное высшее образование), то вцепился в него так, как в свое время зарабатывал каждый йен на свое обучение. Сэдэо рос настолько быстро, что Куроко впервые ощутил, как жизнь проходит мимо него: в голове только мысли о работе и предстоящих выпускных экзаменах. Здоровье заметно подорвалось – у Кенджи резко упало зрение и начались постоянные головные боли, всё же работа за компьютером в офисе не способствовала улучшению здоровья. Хэруми постоянно жалуется на усталость и как-то реагировать на её истерики у Куроко просто не получается: он катастрофически хочет спать, и вряд ли жена и впрямь так сильно устает, сидя дома с ребенком и занимаясь уборкой, глажкой и тому подобным, тем более, если ей все время помогает её мать. Обстановку в доме разряжает только их маленький жизнерадостный сын. Кенджи двадцать пять, и он только что стал отцом во второй раз. Но в этот раз всё было по-другому: у него есть образование, стабильный высокий заработок и скоро на счете в банке будет достаточная сумма, чтобы внести первый взнос за ипотеку на покупку дома. Отношения с Хэруми, пускай, и были не такими гладкими, как раньше, но по сравнению с прошлым годом у них произошел заметный прогресс. Кенджи двадцать восемь и он, в эмоциональном плане, чувствует себя так же, как в те времена, когда жил в одной комнате с пятью болтливыми мальчишками. Куроко уже и забыл, когда в последний раз просыпался не по будильнику; не помнит, когда любимая жена превратилась в одну сплошную необоснованную агрессию. Чтобы не срывать злость на единственных дорогих людях, Кенджи мысленно надел на себя маску равнодушия. Так привычней, и не надо срываться на любой пустяк. Какой смысл устраивать скандалы, если это никак не поможет? Жаль, что Хэруми его точки зрения не разделяла. Кенджи двадцать девять и он стоит перед могилой Иоши, не может понять, почему его единственный по-настоящему близкий друг умер так рано. В груди адово жжет от боли утраты и мысли, что Нишики был бы жив, если бы какой-то мудак не перерезал ему в машине тормозной шланг. Что же сделал в своей жизни добрый толстяк Иоши, в жизни ни обидевший и муху, что заслужил смерть в таком раннем возрасте? Куроко разменял третий десяток, и он понимает, что в своей жизни надо срочно что-то менять: ненормально постоянно испытывать чувство отвращения перед приходом домой; на истерики Хэруми было абсолютно всё равно. К его сожалению, отношения с сыновьями складываются не так, как хотелось бы: если с противоположностью во взглядах с Сэдэо на жизнь еще можно было как-то принять, то с Тецу начать диалог было невозможно из-за того, что младший сын его сторонится. Кенджи любит своих детей больше жизни, но всё равно не может согласиться с мнением бывшей жены. Вполне логично, что Хэруми движет желание дать своему ребенку всё самое лучшее, но она не понимает, что этим лишь избалует сына? — Принципиальный здесь только ты, — Аои отодвинула в сторону ноутбук, выслушав всё то, что накипело в душе у супруга. — Чертова женская солидарность. Да я больше чем уверен, что Тецуя даже не знает о том, что его мать просила ему помочь, — Кенджи не пытался скрыть своего раздражения, когда отвечал на телефонный звонок. Послушав своего собеседника от силы пятнадцать секунд, Куроко отключил мобильник и убрал телефон подальше от глаз, — Уволить бы этих бездарей к чертям. Ни хрена не могут сделать без чьей-то помощи. С каких это пор ты поддерживаешь мою бывшую жену? Женщина тепло улыбнулась и с непередаваемой нежностью погладила свой живот. А увидев, что супруг не понимает немых объяснений, объяснила: — Совсем недавно я думала точно так же, как и ты. Но сейчас понимаю, что на её месте поступила бы точно также. Женщина продолжала улыбаться, несмотря на скептический взгляд мужа. — Ты ведь помнишь как это – просить помощи, но так и не получить её? — Аои положила свою ладонь на руку мужа, слегка сжав её, — Еще неизвестно, поступил твой сын на бюджет или нет, а ты уже считаешь, сколько денег придется потратить. — Да не в деньгах дело, — Куроко взъерошил свои волосы и вспомнил свое детство в детском доме, — Если бы дело было только в них, я бы продал свою почку. Вот скажи, женщина, какими качествами должен обладать настоящий мужчина? — Ну… Ответственность, думаю, на первом месте. Надежность, целеустремленность, мужественность, чувство юмора, манеры. Вот с последним у тебя, кстати, плоховато, — и Аои бы точно не остановилась на перечисленном, если бы её не перебил муж. — Ну не при живом-то муже! Спишем это на гормоны, — Куроко неопределенно помахал ладонью, — Как Тецуя станет целеустремленным и надежным, если он, захотев учиться в академии, не сделает всё, чтобы учиться там бесплатно? Мой сын должен не только хотеть что-то сделать, но и делать всё возможное, чтобы этого достичь. Ему и Сэдэо в этой жизни изначально повезло больше, чем мне: у них, хотя бы, есть любящие родители, к которым они всегда могут прийти в трудную минуту. Кенджи встретил свою мать абсолютно случайно: он сидел на лавочке в торговом центре с огромными пакетами, набитыми медицинской литературой, канцелярскими товарами и одеждой для беременных, когда к нему подошла она. Темноволосая женщина была сутулой, одета вполне прилично, на лице минимум макияжа. — П-простите, — Куроко поднял на неё свой взгляд – она сделала шаг назад. Кенджи убрал пакеты с лавочки, давая возможность «женщине под семьдесят» присесть. Она не шелохнулась, — Т-ты.… То есть, в-вы ведь Кенджи, так? Куроко Кенджи? Мужчина еще раз посмотрел на нарушителя его спокойствия и не узнал в этом человеке никого из знакомых ему людей. На вопрос он только кивнул головой. Супруги на горизонте не было видно, а значит, она до сих пор что-то искала в магазине. — М-меня з-зовут Мое и я твоя мама. Кенджи не удержал один из пакетов и тот рухнул на пол. Сам мужчина уставился на обретённого родственника не мигающим взглядом. В голове ни одной мысли, ни одного из тех вопросов, которые копились в нем не один десяток лет. Женщина начала копошиться в своей сумке и достала оттуда, как успел заметить Куроко, черно-белую фотографию, которую она ему протянула. От неожиданности, Кенджи тут же взял её, но не взглянул. — Я-я, у-узнала тебя: т-ты про-просто копия своего отца. П-прости меня, ес-если сможешь, — вдохнув воздух полной грудью, Мое продолжила говорить уже, практически, не заикаясь, — Я была такой слабой, прости меня! Мне очень жаль! П-пожалуйста, позволь мне всё рассказать тебе! — Ох, Кенджи, прости, что я так долго, — голос супруги вывел Кенджи из транса, и он тут же забрал у неё пакет, — Кенджи, а это кто? На фотографии были запечатлены три человека: молодая женщина сидела на стуле, удерживая на коленях годовалого сына, а мужчина – практически точная копия Кенджи – стоял позади них. А внутри у Куроко были такие противоречивые эмоции, что мужчина даже не сразу нашелся, что сказать. Воспоминания о детском доме нахлынули с новой силой, особенно яркие были те, в которых он убеждал самого себя, что родители завтра придут и заберут его домой. — Вы ошиблись с годом, бабуля, — Кенджи пришлось применить силу, чтобы разжать кулаки объявившейся матери и вложить в них фотографию. — Чтобы прийти к родителям в трудную минуту, надо не только знать, что тебя не прогонят, но и хотеть к ним прийти! — Аои схватила мужа за руки, вынудив его тем самым смотреть ей прямо в глаза, — Ты ведь не хвалил Тецу за его успехи, не так ли? А ты знаешь, есть ли у него девушка? Какие у него друзья? — Он мне сам ничего не рассказывает. — Самому себе-то не ври, — женщина изо всех сил сжала его руки, — Тецуя ведь приезжал к нам, помнишь? Но ты все два дня провел на работе, а теперь удивляешься, почему он с тобой ничем не делится? А ты не думал, что он хотел с тобой поговорить о старшей школе? Слова Аои подействовали на Кенджи даже больше, чем он сам мог это предположить: Куроко не смотрел на эту ситуацию под другим углом, так что её мысли были очень похожи на правду. Мужчина отчетливо представил себе картину, как Тецуя делится с ним своими переживаниями и просит совета. «Я опять всё просрал» — от промелькнувшей мысли Кенджи почувствовал острое желание напиться, но сразу вспоминает свою маму, как самый очевидный пример того, что может произойти с человеком, которые все свои проблемы глушит в алкоголе. — Дорогой, у вас с Тецу и без того сложные отношения, — лишний раз напомнила о горькой правде Аои, — Ты со своей бывшей развелся, когда он был еще маленький; мало общался с ним. Какого отношения к себе ты от него ждал? На кухне воцарилось молчание. Кенджи в очередной раз убедился, что его жена, как всегда, была права. — Не хочу сгущать краски, но вполне возможно, что это твой последний шанс доказать, что тебе не все равно на него. Куроко хотелось возразить, что ему никогда не было всё равно на своего сына с тех пор, как впервые взял его на руки. Только смысла в его словах не было, потому что Аои это и без того прекрасно знала, а еще и сказала бы свою любимую фразу: «Свои чувства надо не только подтверждать действиями, но и говорить о них». — Я каждый раз удивляюсь тебе: обычно жены не любят детей мужа от первого брака, — Кенджи попытался улыбнуться, но вышло у него это натянуто, — А ты вот, наставляешь меня на путь истинный, всегда рада моим детям. Супруга улыбнулась и напомнила ему об отрывке из своей биографии: — Мои родители ведь тоже развелись, когда я была малышкой. Только вот они отдали меня на воспитание бабушке с дедушкой, потому что в их новых семьях мне не было места. За окном начали собираться темные тучи. Аои, отпустив руки мужа, включила свой ноутбук и приступила к написанию диссертации. Кенджи невесело улыбнулся, подумав, что в его семье каждый пережил какую-то трагедию, которая, так или иначе, касалась родителей. И если уж выбирать между собственным эгоизмом и помощь родному сыну, то мужчина готов выбрать второе.