Сумерки Мемфиса

Геланика опять была беременна. Она поняла это, когда повеяло весной. Утренняя тошнота, сонливость, беспричинная гневливость... все то, что было так знакомо и предвещало женщине новые бесчисленные трудности. И как же некстати!.. Долго скрывать свое состояние от господина, благородного Надира, ионийка не смогла. Да и не захотела. Когда Геланику опять постигла эта общая женская судьба, ожидаемое великое приключение вдруг потеряло свою остроту... Однако Надир, к изумлению ионийки, очень обрадовался. Он подарил Геланике пять локтей бесценного хиосского шелка, и в придачу к нему - рабыню: искусную швею и опытную няньку. - Наш сын однажды будет царем Ионии! - воскликнул перс. На сердце у Геланики заскребли кошки. С извечной мужской самоуверенностью, Надир ожидал сына; и, с такой же мужской беспечностью, персидский военачальник не спешил обзаводиться детьми до сих пор. А если она родит дочь? Или, еще хуже, - если это все-таки будет сын, какая участь тогда ожидает Фарнака, ее первенца от Дариона... первенца княжеской крови?.. Но к тому времени, как ей придет срок рожать, еще десять раз все переменится. К тому времени Геланика уже будет царицей - или... - Ты должен жениться на мне, чтобы наш сын был законным, - заявила Геланика господину. Остальные соображения пока высказывать не следовало. Перс нахмурился... его, как всех мужчин, покоробила ее требовательность; однако в жене твердость была ценным качеством. - Я женюсь на тебе, как только Милет станет нашим, - обещал военачальник. Геланика сцепила руки на животе, прислушалась к своему чреву. Вдруг к ней вернулась жажда действовать. Она опять взглянула на Надира, бледная и решительная. - А ты так уверен, что Милет покорится? Поликсена не сидит без дела, можно не сомневаться, - в отличие от нас с нашими солдатами... И нас не так много, и твои люди скоро ослабнут от недоедания! Надир гневно закусил губу, но перебивать любовницу не стал. А Геланика продолжила, потрясая маленьким кулачком: - Нам следует сделать вот что: как можно раньше послать на соседние острова за помощью. Пусть пришлют провизию, корабельных плотников, дерева, еще солдат! - Но сейчас зима, половина людей утонет, пока доберется туда и обратно, - сердито возразил перс. - Другая половина останется, - ответила Геланика. - Да и больше страху, если ничего не делать! Подумаешь, зима!.. Надир был покорен блеском ее изумрудных глаз. - А как мы заставим другие острова дать то, что нам нужно? Геланика засмеялась. - А как заставили самосцев? Притворитесь, что у нас больше силы, чем есть, - и чем больше людей покорится, тем легче сдадутся другие. А еще надо сказать вот что: когда мы завоюем Ионию, придем опять с великим войском и проучим всех, кто не покорился вовремя. Ионийка подошла к своему возлюбленному и, обняв его за шею, посмотрела в глаза. Голос понизила до вкрадчивого шепота: - На каждом острове следует представить все так, как будто другие острова уже изъявили покорность. Понимаешь, господин мой Надир? На Хиосе скажите, что сдалась Итака... На Керкире - что сдались Итака и Хиос... Кто это проверит? Надир в восторге поцеловал ее. - Так мы и поступим, моя пери! Жаль, что женщин не делают полководцами! Геланика прижалась золотоволосой головой к его плечу, провела ладонью по шитому жемчугом кафтану. - А я что говорю? Каким полководцем я бы стала - весь мир был бы мой... "А может, еще и будет", - усмехаясь, подумала ионийка про себя. Дарий не вечен, и не за горами передел его империи. Люди Надира начали копить силы еще до прихода весны. С Хиосом и Керкирой им повезло: обман удался, и греки поддержали их припасами и людьми. Другие два вождя самосского войска сперва выступали против Надира, который один решил все за всех. Но избранник Геланики спокойно ответил: - Вы можете предложить что-нибудь лучше? Если действовать порознь, ничего не выйдет, - поглядите на греков! А если не рассоримся, каждый из нас получит богатство, честь и славу! Перед такой логикой все смирились. И, мало-помалу, пока шла подготовка к войне, другие два военачальника ушли в тень; и Надир стал единственным истинным вождем, у которого во всех делах спрашивали совета и который принимал все главные решения. Геланика торжествовала. Она знала, что так всегда бывает. Однако кое-что тревожило ее - чем дальше, тем сильней. От Клео ничего не было слышно уже больше месяца. Самос получал известия из Милета даже и зимой... а теперь Надир отдал особый приказ о постоянном сообщении с ионийской столицей. Конечно, этим же путем слухи о готовящемся нападении могли достичь ушей Поликсены - и милетцы могли теперь удвоить бдительность, тщательно проверяя все корабли и задерживая подозрительные. Но все равно, это зловещее молчание лазутчицы что-то значило. А вдруг Клео попалась? Что тогда она могла рассказать?.. На самом деле, Клео могла выдать не так много, даже под пыткой. И то, что царица от нее узнает, уже мало что изменило бы. Геланика успокаивала себя такими словами, расхаживая по своей комнатке в отсутствие господина. Однако было еще кое-что, гораздо хуже. В один из таких дней корабль, прорвавшийся через милетских портовых чиновников и зимнюю непогоду, принес вести, будто бы Поликсена расправилась с царевичами - велела удавить обоих мальчиков в своей подземной темнице, а тела их сбросили с крепостной стены, на съеденье псам. Геланика, выслушав это известие, упала в обморок и долго пролежала без чувств. Она очнулась от болей в животе - и поняла, что может исторгнуть ребенка. - Нет! Не сейчас, я тебе не дам!.. - яростно простонала Геланика, сжимая руками живот и сгибаясь пополам от боли. - Если эта волчья сука убила моего сына... тебе я умереть не позволю, так и знай! На помощь подоспела старая рабыня, которая отпоила Геланику одной ей известными отварами, и еще пошептала над ее чревом, так что судороги наконец прекратились. Геланика немного полежала, с облегчением ощущая, как рабыня гладит ее по голове. - Ну вот, моя добрая госпожа, теперь все будет хорошо... Геланика выдавила улыбку. - Да, Бану. Все будет хорошо. Слухи о моем сыне могут оказаться и ложными, - заметила она. Эта мысль ее весьма ободрила. - Ну а если все правда... эта тварь своими глазами увидит, как наши солдаты рубят на кусочки ее внуков. Уж я позабочусь, чтобы она увидела. По спине старой персиянки от этих слов пробежала дрожь; но она покорно и ласково кивнула хозяйке, во всем соглашаясь с нею. Такими и следует быть высоким госпожам, уж она-то знает! Бану села в угол, на свою подстилку, и продолжила вышивать новое шелковое платье Геланики. Таких просторных нарядов с затейливым узорочьем ей понадобится много - к тому времени, как они войдут в город, госпожа окажется в самой поре, и ей нельзя будет осрамиться. Хиос и Керкира послушали самосцев; зато другие близлежащие острова Поликсена успела предупредить и заручилась поддержкой их населения. Она разгадала маневр противника. Поликсена понимала, что и теперь, как прошлой весной, далеко не все решится числом, - никто не мог предугадать, сколь многие из ионийских персов захотят переметнуться к самосцам. Мануша чтили и слушались, Поликсену признавали царицей и восхваляли - однако недовольство властью, как всегда, зрело там, где его никто не мог разглядеть... Любая помощь сейчас была бы кстати, а любая помеха могла сыграть на руку врагу. Царица неоднократно задумывалась, что предпримет в этом году Эллада. Если греки соберутся и ударят снова, теперь, когда персы сцепятся между собой, ее сородичи могут одержать победу много легче. А о далеких последствиях никто уже не задумается. *** Диомед не забыл своего друга. Эта дружба, пусть и недолгая, ярче всех озарила жизнь молодого фиванца. Он помнил спартанского царевича-изгнанника - несмотря на то, что после войны в судьбе Диомеда случились значительные перемены. Вскоре после того, как фиванское войско вернулось ни с чем, глава его семейства Хризогон заболел и умер. Может быть, от разочарования, - ни одному из его сыновей не удалось стяжать славу, а старшего он и вовсе почитал бездельником и мотом. Не прибавляли хозяину здоровья и ссоры между подросшими сыновьями, которым стало тесно в доме. Из троих сыновей Хризогона в Ионии сражалось двое, старший и младший, - а средний, Антиной, присматривал за домом и матерью с младшей сестрой. И к тому времени, как война окончилась, он, главный отцов помощник, успел жениться и прибрать к рукам дом и загородное имение... Оказалось, что и завещание было составлено на него. Диомед никогда не был трусом - а побывав в нескольких сражениях, молодой фиванец ощущал себя много старше и удалее домоседа-брата. И когда отца похоронили, он, не колеблясь, приступил к Антиною с требованием о разделе на равных. - Мало того, что я старший в семье, - я выполнял за тебя долг гражданина! Мы за тебя воевали! Брат смотрел на Диомеда с нерушимым спокойствием хозяина. - А ты забыл, сколько наш отец пожертвовал на эту войну, которую вы проиграли, и сколько пришлось продать? - ответил Антиной. - А теперь посуди сам - я женат, скоро пойдут дети... Со мной живут матушка и сестра... Ну и младшенькому нужно что-нибудь выделить. Какое же может быть "на равных"? Антиной улыбнулся и развел руками. - Кто тебе виноват, что ты не женился и не помогал отцу, как следовало? Или ты хочешь оспорить завещание? Попробуй! Диомед чуть не плюнул рассудительному брату под ноги; но сдержался. Сейчас не время расплевываться с родственниками. А как семейный человек Антиной, возможно, и прав... - Будь по-твоему, - согласился он, скрепя сердце. - Но тогда выдели и мне долю наследства - достаточную, чтобы мы могли разъехаться. И чтобы мне хватило на обзаведение. После долгих споров были проданы две коровы и часть виноградника; а мать, втайне от Антиноя, подарила Диомеду большую часть драгоценностей из своего приданого. Диомед возмущался и отказывался, не желая обирать ее, но мать настояла - сказала, что ей драгоценности все равно уже ни к чему. - А тебе скоро самому жениться! Матушка присоветовала своему любимому сыну и невесту. В одном Антиной был прав - Диомед, как и другие фиванские юноши, долгое время оставался равнодушен к девушкам, предпочитая общество веселых друзей, из которых многие были любовниками. А теперь, посмотрев на то, как хорошо, по-спартански согласно, живет Никострат со своей супругой, Диомед и сам задумался об удачной женитьбе. Мать свела его с соседской девушкой, к которой давно приглядывалась. Они должны были снимать комнаты, пока не накопят на собственное хозяйство; и тогда Диомеду пришло в голову поселиться в том доме, где раньше жил Никострат. Вдова еще не нашла других жильцов. На свадьбе Антиной много пил, поздравлял брата - а под конец, похлопав Диомеда по плечу, со смехом заявил: - Ты хорошо начал, как я погляжу, - пошел по стопам своего спартанского героя... А как отправишься на следующую ионийскую войну, добудешь себе славы и денег! Диомед вспыхнул; а гости зашептались, поражаясь такому бесстыдству. Конечно же, Антиною, как и всем здесь, было известно, чем кончил Никострат, - он перешел к персам, под руку своей матери-царицы. А позорнее этого для спартанца ничего нельзя было и представить. Один Диомед ни в чем не винил Никострата - и верил, что снова встретится с ним. - Вот увидишь, Антиной, все сбудется по твоему слову, - серьезно обещал молодой фиванец. - Я снова отправлюсь сражаться в Ионию и добуду славу и богатство! Я найду моего дорогого друга... и оба мы будем оправданы перед богами. Эллада и в самом деле опять собиралась с силами. Спарта теперь отказывалась помогать Аттике и Беотии; и новый поход на восток еще не был решенным делом. Но все зависело от того, каким будет положение Ионии следующей весной.