Сумерки Мемфиса

Была уже осень, и штормило; плавание до Крита, на самом деле, было почти столь же опасно, как и бегство из Милета. Хотя им не пришлось бороться с бурей, самым маленьким детям и недавно родившей Геланике несколько дней было плохо. Служанки Поликсены, никогда не бывавшие в море, тоже чувствовали себя неважно. Поликсена и ее дети страдали от утраты всеми любимого члена семьи. Когда прошла эйфория, охватившая их после спасения, явились мысли о Мелосе и о других, кого они мнили погибшими. Фрина, потерявшая мужа, казалась самой несчастной; и Никострат тоже был невесел. Поликсена мучительно вспоминала не только Мелоса, но и верного опытного Мануша, и некогда страстно влюбленного в нее Гобарта, и Делия, и Алфея с Нестором, и своих египтян; ей очень жаль было и любимого коня. Флегонт, если не пошел на ужин оголодавшим солдатам, теперь наверняка достался какому-нибудь равнодушному фиванскому или афинскому всаднику. Поликсена оставила позади так много, что не могла даже сказать - чего ей жаль больше... На Родосе, на полпути между Ионией и Критом, они вынуждены были сделать остановку, чтобы пополнить запасы пресной воды и провизии. Изобильный Родос славился своим гостеприимством. В порту они сняли несколько комнат в доме для богатых путешественников - эти комнаты обслуживали искусные рабы, и там была устроена даже купальня на критский манер: с бежавшей из труб проточной водой, которая, по холодному времени года, подогревалась хитрым способом в соседнем помещении. Несколько дней все просто блаженствовали, забыв о своих заботах. Поликсена была счастлива дать отдых своим ранам. Хотя ионийская царица оставалась значительно более здоровой и крепкой, чем многие женщины ее лет, - те женщины, разумеется, которые доживали до ее лет, - от морской сырости ее левая нога разнылась и голова временами тоже болела. Геланика, видимо, стыдясь, почти не говорила с Поликсеной и остальными - только со своим мужем. И ребенка ионийка кормила и пеленала всегда отдельно от других, точно боясь позора или сглаза. Однако во время отдыха на Родосе Геланика сама подошла к царице. Когда Поликсена ласково улыбнулась ионийке и поблагодарила ее, та смутилась и хотела убежать; но потом осталась, и у них завязался разговор. Поликсена попросила показать девочку, и Геланика принесла ее. Поликсена похвалила черноволосую зеленоглазую крошку, не упоминая о ее происхождении; и Геланика была счастлива. За дни, проведенные на Родосе, они почти подружились. В день перед отплытием, когда Поликсена сидела одна в комнате, держа на коленях свою маленькую тезку, к ней подошел Критобул. Критянин почтительно поздоровался и обрадовался, видя, что царица так хорошо поладила с его девочкой. - Она тебя полюбила, госпожа, - сказал моряк, присаживаясь рядом. - К тебе все тянутся, как к солнцу. Но не каждый осмелится подойти близко, чтобы не обжечься. Поликсена улыбнулась, играя пальчиками ребенка. - Геланика попросила меня посидеть с ней. Твоя жена пошла прогуляться по берегу, пока мы снова не оказались в мучительной власти волн. Девочка, сладко причмокивая, заснула; и Поликсена бережно передала ее отцу. Другого отца маленькая Поликсена никогда не узнает... если только море будет милостиво к нему. - Я все думаю, что сталось с моими персами, - вдруг произнесла царица. Она поглядела в окно, обращенное к океану. - Это разрывает мне сердце, Критобул, - больше, чем утрата Мелоса. Неужели наши греки и ионийцы всех перебили?.. И Мануш тоже погиб? До сих пор они еще ни разу не говорили об этом, чтобы дать душевным ранам царицы зажить; но стоило вспомнить об этом, как они опять открылись и начали кровоточить. Миноец некоторое время не отвечал, баюкая ребенка. А потом вдруг произнес: - Мануш не погиб, это я точно знаю. По крайней мере, твоему верховному военачальнику удалось покинуть Милет, и с ним ушло около десятка больших персидских кораблей. Поликсена встрепенулась. - Правда?.. Почему же ты раньше не сказал мне об этом? Критянин вздохнул, растрепав одной рукой свою чернявую шевелюру, украшенную гранеными стеклянными бусинами. - Мне было о чем подумать, царица... и я позабыл, сознаюсь. А ведь Мануш тоже предлагал помочь тебе бежать, - вдруг сказал он. Поликсена глядела на Критобула в немом изумлении. Критянин молча поднялся и отнес девочку в соседнюю комнату, доверив присмотру служанок. А сам вернулся к царице и снова сел рядом. - Мануш предлагал тебе убежище в Персии: в благодарность за многолетнюю преданную службу царю царей ты бы дожила свои дни в богатстве и почете. Я думаю, - тут Критобул усмехнулся, - слову этого господина можно верить: как верила ему ты. Критобул опять запустил руку в волосы. - Я обещал твоему воеводе передать все тебе: он почему-то решил, что лучше говорить через посредника. Это было как раз перед тем, как греки осадили нас. А потом уже стало поздно. Критянин взглянул на Поликсену. - Когда греки взяли город, Мануш бежал... и, по слухам, увез с собой милетскую гетеру Никтею, к которой был весьма неравнодушен. Поликсена невольно расхохоталась. - И она согласилась? Похоже на нее! - Думаю, ее согласия не очень-то спрашивали, - Критобул улыбнулся в ответ. - Но если бы твой перс ее не похитил, участь среброногой Никтеи наверняка была бы куда печальнее. Поликсена кивнула: она сидела, опустив плечи. - Как, по-твоему, - сколько времени пройдет, пока персы не вернутся в Ионию и не отомстят?.. Я теперь еще больше, чем раньше, уверена - мои сородичи не удержат того, что отвоевали. Критобул ничего не сказал: он молча поднялся. - Нам скоро отчаливать, госпожа. Скажи своим женщинам, а я позову Геланику. Критянин был уже в дверях, когда Поликсена окликнула его. - А дальше?.. Впереди зима - значит, до весны мы проживем у вас на Крите? Критобул ухмыльнулся, шлепнув мозолистой ладонью по нарядному красному косяку. - Крит не худшее место на земле, моя царица, даже в эту пору. Вот увидишь. И у вас будет достаточно времени, чтобы оправиться и поразмыслить над своим будущим. "Пожалуй", - мысленно согласилась Поликсена. И, во всяком случае, до весны им хватило бы денег на жизнь: даже если не трогать драгоценностей. Эльпида тоже оказалась достаточно предусмотрительна. Когда впереди показался Крит, - живописнейший из великих островов, с белыми слоистыми скалами, выступающими из синей воды, с горами и уютными бухточками, - Эльпида восторженно стиснула руку мужа. Даже черно-красные руины старинных дворцов служили украшением этому месту. - Помнишь, Никострат, как ты подарил мне критского быка, которого я носила на шее? Вот он и привел нас сюда! Никострат кивнул - зная, что с женщинами бесполезно спорить, когда они в таком настроении. Но его самого тоже очаровал этот остров. - До весны и я не прочь пожить здесь. Но что же мы будем делать потом? Эльпида только махнула рукой. - Радуйся этому дню, милый, не так много нам выпадало подобных дней! Корабль бросил якорь; Критобул подозвал лодочника, чтобы всем переправиться на берег. А когда Никострат с женой и детьми сели в лодку, Эльпида неожиданно вернулась к прерванному разговору. - А весной, - гетера лукаво прищурила свои синие глаза, - весной ты можешь предложить свои умения одному из родосских правителей. Им постоянно нужны воины - охранять своих купцов... Работа непыльная, а платят хорошо. Она высунула кончик языка и засмеялась, глядя на растерянного мужа. Никострат, конечно, был очень силен и столь же надежен - но вот неожиданных решений от него ждать не приходилось. - Ты... Ты шутишь? - спросил спартанец. Эльпида плеснула на него морской водой; а потом стала серьезной. - Нисколько, милый. Тебе нужно будет что-то делать, чтобы жить, а сражаться ты умеешь лучше всего. И ты ведь не хотел бы утратить свои навыки, не правда ли? - Я их наверняка утрачу, будучи наемником родосцев, - мрачно сказал муж. Но он не возразил Эльпиде; и гетера поняла, что Никострат скоро согласится на это или что-нибудь похожее. Какой еще у них был выбор? До весны они остались на Крите. За это время даже Фрина повеселела и немного воспряла духом, и они все вместе поразмыслили над своей судьбой. Эльпида, к удивлению и радости мужа, опять забеременела. Это весьма встревожило Поликсену - Эльпиде было уже тридцать три года. Однако сама гетера оставалась спокойной: она казалась даже вдохновленной своим состоянием. - Вот теперь нам откладывать нельзя, - заявила она мужу. - Поедем на Родос сейчас, пока я не отяжелела! Они отправились сказать Поликсене. Никострат с женой еще зимой делились с царицей своими планами; и тогда Поликсена не взволновалась. Наступление весны казалось таким далеким. А теперь... она посмотрела в глаза Никострату и Эльпиде, и вдруг осознала, что сейчас может распроститься с ними навсегда. Никострат и его супруга переглянулись, видя лицо Поликсены; потом взялись за руки. - Госпожа, мы хотели бы взять с собой Фрину, - вдруг сказала Эльпида. - Это было бы лучше всего для нее, ты не находишь? Такие женщины, как Фрина, все время нуждаются в опеке... и ее дети... - Не многовато ли для вас? - усмехнулась Поликсена. - А меня, получается, вы бросите одну? Супруги растерялись. До сих пор, сами не сознавая этого, младшие члены ее семьи смотрели на Поликсену как на существо, обладающее сверхчеловеческой силой, о чьих земных потребностях не нужно заботиться; ореол божественности, окружавший ее на троне, до сих пор не потускнел. - Конечно, мы тебя не оставим, - первая взволнованно ответила Эльпида. - Мы не думали, что ты пожелаешь этого, госпожа, - но если ты хочешь... Царица подняла руку. - Я останусь на Крите, пока вы не напишете мне, как устроились на Родосе. Фрина и ее дети останутся со мной, а потом со мною и уедут. - Но куда? - воскликнул Никострат. Поликсена вздохнула и сложила руки на груди. - В Египет. Лишь там мы можем получить прибежище... и там меня до сих пор ждут. Только люди этой страны обладают такой памятью и таким неистощимым терпением. *** Фрина, конечно, подчинилась решению матери. Ей теперь было почти безразлично, где жить, - а Египет, во всяком случае, был ей не чужим. - Только, если можно, поселимся где-нибудь на севере, хотя бы в Навкратисе, - попросила она. - Я не вынесу пустынной жары! Поликсена посмотрела на выгоревшие добела волосы дочери, ее кожу, которая оставалась светлой, несмотря на солнце. Улыбнулась, погладив Фрину по руке. - Я постараюсь устроить тебя с детьми в Навкратисе. Насчет себя она промолчала... но Фрина всегда была сообразительной, и догадывалась сама. От этого зависело и все прочее. Никострат с женой и детьми покинули Крит; и вскоре прислали Поликсене бодрое письмо, в котором говорили, что Никострат нашел себе место и они будут жить безбедно. Очевидно, тон этого письма задавала Эльпида. Но любовь сына Поликсена тоже ощущала в каждой строчке... Утерев слезы, коринфянка написала детям длинный ответ. И, когда ушел корабль на Родос, она сама простилась с Критобулом и его семьей и ступила на борт судна, направлявшегося в Египет. Они с Фриной, Хризаорой, Главком и двумя служанками свергнутой царицы спокойно прибыли в Навкратис и остановились в гостинице. Здесь все еще было довольно безопасно для женщин, даже одиноких. После недолгого отдыха Поликсена сказала Фрине, что ей нужно отправиться в Саис, в храм Нейт. Писать верховному жрецу она опасалась, даже на священном языке египтян. Лучше всего было встретиться лично. - Ты побудешь тут без меня, дорогая? - спросила она дочь. Фрина понимающе кивнула. - Да, мама. Только дай мне знать, когда... когда ты... - Ну конечно, - сказала Поликсена. Взяв с собой одну из своих девушек, Ианту, коринфянка поднялась по реке и до Саиса доехала в носилках. А потом, щедро заплатив носильщикам, отправилась в храм пешком, будто паломница. Свои черные волосы Поликсена опять распустила, прикрыв только легким покрывалом; на ней было белое платье, а глаза она подвела малахитом и сурьмой, как египтянка. Она так красила лицо очень давно - с самой юности. Казалось, этих долгих лет как не бывало: храм Нейт ничуть не изменился с того времени, когда Поликсена в последний раз посещала его. Однако служителей, которые вышли встретить ее, коринфянка не помнила. Они держались очень высокомерно, пока Поликсена не заговорила с ними на языке Та-Кемет, попросив позвать верховного жреца. Она сказала, что давно знакома с ним; и понадеялась, что этот пост все еще занимает Ани. Она сидела в отведенной ей келье, трепеща от волнения, как девушка; и наконец Ани явился к ней. Жрец постарел, высох от строгой жизни; но черные глаза его по-прежнему светились умом. - Я знал, что это ты, госпожа, - сказал он по-египетски. Поликсена встала и смущенно поклонилась. - Божественный отец... Ани остановил ее жестом. - Мне ведомо, за чем ты явилась. Ты желаешь, чтобы я дал знать ему? Поликсена кивнула, не поднимая глаз. - Да. Если только он захочет меня видеть! Ани улыбнулся. - Он захочет. Он всегда ждал тебя. Поликсена со служанкой на это время поселились при храме: и, несмотря на ожидание близкого будущего, эллинка ощущала умиротворение, которого не испытывала так долго. Но когда Тураи впервые ступил на порог ее комнатки, Поликсена была потрясена. Этот человек, ее муж, стал совершенно ей чужим. Теперь Тураи гладко брил голову, как жрец, и смуглая кожа его сделалась темно-бронзовой; на лице появились новые складки. И хотя тело его оставалось, как раньше, крепким, было ясно, что египтянин прожил целую жизнь вдали от нее. Но, пока Тураи стоял и смотрел на нее, Поликсена ощущала, как между ними возрождаются понимание и чувство. Тураи улыбнулся: он вспомнил свою любовь... женщина, которую он знал, и эта новая слились для него в одну. - Я не давал тебе развода, - сказал он на языке своей страны. Поликсена покачала головой. - Нет, - прошептала она, - не давал. Она подошла к своему мужу, и он взял ее за руку. Поликсена прикрыла глаза, ощущая, как колотится сердце. Она знала, что этот человек до сих пор любил ее и сострадал ей, - но он заставит ее заплатить за все: за то, что он так долго любил ее, за то, что она так долго жила далеко от него и их сына и изменяла им обоим... Но только не сейчас. Не сейчас. Тураи погладил Поликсену по волосам и поцеловал в щеку. - Теперь мы отправимся домой, сестра моя.