Сумерки Мемфиса

Кир Великий погиб в своем последнем скифском походе, убитый воинами храброй царицы Тамерис, - скифы остановили царя персов на пути его завоеваний. Но Камбис унаследовал от отца вавилонский трон, а также Мидию, великое Лидийское царство, Парфию, Карию и Ионию. Сирия, Палестина и Финикия склонились перед Киром добровольно. Звезда Ахеменидов осияла всю Азию. Египет оставался единственной крупной восточной державой, еще не подчинившейся персам, - и Камбис, сын Кира, намеревался блистательно закончить начатое отцом, воссев на египетский трон. И как это бывает, когда является новый сильный победитель и восходит его кровавая звезда, многие восхищенные добровольцы стали помогать Камбису: Кипр прислал ему свои корабли, и молодой Ахеменид заручился поддержкой арабских кочевников, которые взялись помочь ему пересечь пустыню, отделявшую Азию от Африки. От Египта же один за другим отпадали союзники – Черная Земля была обложена со всех сторон. Когда воля персидского царя двинула азиатские орды на Египет, осведомители придворных и жрецов помчались с этой вестью в Мемфис и Саис; но слава Камбиса бежала впереди его войска. В столицах Та-Кемет все уже было известно. Еще до того, как Камбис выступил с войском из Суз, многие жившие в Персии египтяне и египетские греки побежали обратно на родину: может быть, испугавшись за свою землю, а может, испугавшись остаться во враждебной Персии без сильного вождя, примирявшего всех. Царство Ахеменидов, не в пример Египту, только недавно было объединено сильной рукой, и в империи Кира то и дело вспыхивали восстания, а в разных частях ее являлись самозванцы и узурпаторы. Одним из них был родной брат Камбиса, Смердис, после выступления Камбиса в поход распространивший известия о гибели царя – и казненный по его приказу. Старшая из сестер и жен Камбиса, Атосса, оставалась в Персии со Смердисом; а с собой в поход царь повез Роксану, младшую сестру, которую также сделал своей женой. Нужна ли она была ему для успокоения плоти – или из высших соображений, как фараонам, которые укрепляли царствующий дом, женясь на своих сестрах и дочерях и приказывая своим семьям всюду сопровождать себя? Уджагорресент знал, что этот кровосмесительный обычай недавно был узаконен последователями Заратуштры, и прозревал в нем еще одну возможность для мирного договора с персами. Обо всем была заблаговременно уведомлена и Нитетис, настоявшая на том, чтобы осведомителей казначея бога присылали к ней. Уджагорресент и сам считал необходимым сообщать будущей царице о каждом шаге Камбиса, приближавшем к Нитетис ее персидского суженого. Роксану, о которой дочь Априя узнала все, что можно было узнать, Нитетис вместе с Уджагорресентом не считала за соперницу, хотя Камбис и вез сестру в Египет как царицу. По большой страсти Камбис женился на старшей сестре – а младшая, как и бывает в таких случаях у мужчин, служила ему напоминанием о любви и временной заменой в походе. Нитетис же – египтянка, дочь египетских богов, и ее дело совсем другое. Камбис должен взглянуть на Нитетис новыми глазами, которые ему дадут здесь, в Та-Кемет, посвятив перса в мистерии Нейт. Уджагорресент рассчитывал склонить Камбиса к этому, как только Египет склонится перед завоевателем – подобно Лидии, Парфии и Финикии, рассчитывая сохранить этим все, чем дорожит, и все свои святыни. Но дело Египта было совсем другое, нежели азиатских стран, - как Нитетис отличалась от несчастной Роксаны. Египет, подчинившись, сохранит много больше. Нитетис по-прежнему оставалась в Саисе, служившем божественной дочери убежищем и седалищем. Саис был так близок к границе! Но сюда Камбис войдет только победителем, когда боевые действия будут уже окончены: Киров сын вступит в город богини, только получив ключи от Египта. Ключами Египта греки называли Пелусий, приморский порубежный город на границе Азии. Когда будет покорен Пелусий, остальные города окажут лишь малое сопротивление. Казначей бога и начальник царских кораблей знал все это, как самого себя. Уджагорресент уже считал Пелусий погибшим, зная, что его защитники будут храбро сопротивляться: и жалел этих защитников… но у всех свое предначертание. Обреченные на смерть воины Пелусия должны спасти честь Египта в глазах Камбиса, а Уджагорресенту предстоит долгие годы отстаивать сам Египет со всеми мирными обитателями и воинами, нужными в будущих сражениях… Когда в Египте услышали о выступлении Камбиса, Мемфис начал готовиться к обороне. Обороной командовал Сенофри, которому подчинялся Фанес, начальник греческих наемников. Но еще до того, как в Та-Кемет узнали о выдвижении персов, Фанес бежал к Камбису, предав и египтян, и своих товарищей-греков, - и бросив в Мемфисе собственных сыновей! И этому Фанесу были ведомы многие пути и мосты в Египет, которыми он, без сомнения, собирался провести Кирово войско!.. Ярость против греков в Мемфисе достигла небывалой со времен Амасиса степени; впрочем, и сами греческие наемники, узнавшие об измене начальника, озверели, приговорив к смерти его сыновей. Филомен теперь не мог бы вернуться в греческое войско, даже пожелай он отдать свою жизнь за египтян. Он следом за своим Тимеем отправился в Навкратис, к бывшим пифагорейцам: эллины чувствовали, что должны сплотиться в эти дни. Конечно, Филомену было место среди бежавших пифагорейцев: не среди тех, кто вместе с Пифагором остался в Мемфисе, встречать неприятеля. Коринфянин очень неохотно расстался с сестрой; он несколько раз пытался приступом сломить ее решимость остаться с Нитетис, пока не получил прямой приказ царевны покинуть Саис. Филомен, собираясь в дорогу, и сам понял, что хотя эллины должны сплотиться против врага, ему с Поликсеной лучше будет теперь разделиться, чтобы не угодить в один мешок. Камбис, конечно, войдет в Саис гораздо раньше, чем в Навкратис! И хотя Филомен ужасался этой мысли, она вместе с тем удивительным образом успокаивала его. Пифагореец, подобно Тимею и своей сестре, ощутил на себе могущество саисской богини, ее женское всевластие – стремление упокоить все и вся в своем великом предвечном лоне. Филомен поверил Нейт. И если у Поликсены останутся друзья в греческом городе, неизвестные персам, ее можно будет спасти… даже выкрасть при большой нужде. Филомен по-прежнему очень сожалел об Аристодеме. *** Пелусий встретил врага через две недели после отъезда Филомена из Саиса. Египетские воины, незнакомые с политикой Уджагорресента, встали насмерть: к крепости подошли также греческие наемники, воины Фанеса, которые привели с собой сыновей предателя. Они свершили дикое возмездие, повергнувшее в ужас и восхищение египтян, забывших о временах таких жертвоприношений: заколов детей Фанеса перед строем и перед глазами отца, греки смешали их кровь с вином и, выпив ее, призывая Ареса и Зевса, бросились в бой. Битва была страшной и долгой, и многие пали с обеих сторон; египтяне дрались отчаянно, но силы оказались слишком неравны. Египтяне и греки, сражавшиеся под "печатью Та-Кемет", были разбиты и бежали в Мемфис; а осада Пелусия еще затянулась. Полубезумные от сознания конца защитники города кидали камни со стен, стреляли горящими стрелами. Лучники Та-Кемет были страшны, но стрелять по войску Камбиса было все равно что выпускать стрелы в безбрежное море. В конце концов город был взят: рассказывали, что Камбис вынудил египтян сдаться, выставив впереди войска животных, посвященных богам, - кошек, ибисов и собак. Поликсена, сидя в своем саисском доме вместе с госпожой, не знала, верить ли этому; а Нитетис склонялась к тому, чтобы поверить. - Персов бы так не победили! Но такая наша слабость – наша сила, и Камбису еще предстоит это понять! – воскликнула египтянка. - Тебе страшно? – спросила Поликсена. Ей самой было очень страшно, но она оставалась спокойна. Как это получалось – неизвестно; но эллинка не знала, откуда приходят к ней силы в такой час. - Страшно, но это ничего, - ответила Нитетис. – Пока ты еще можешь скрывать свой страх, надежда есть! Боги любят лишь тех, кто не сдается! "Какие же боги любили тех, кто пал под Пелусием?" - подумала Поликсена; но не сказала этого. Она знала, что Нитетис задается тем же вопросом, и так же не знает ответа. В эти дни они стали спать в одной постели – раньше, бывало, подруги проводили ночи в одной спальне, они делали вещи, о которых нельзя было рассказать никому больше, и говорили о самых потаенных вещах… но впервые Нитетис пригласила эллинку в свою огромную царственную кровать. Эта близость оказалась сладостной и одуряющей, как маковое питье для больных и раненых. Они спали обнявшись и видели во сне одна другую… и своих мужчин, которые обязаны были их защищать; или видели друг друга на блаженных полях, где их уже вовеки не достанет ни меч, ни копье, ни похоть победителей. Царевнам никто ничего не сказал на это и не мог бы сказать. Уджагорресент был далеко. А когда Нитетис завладеет Камбис, такие ночи кончатся… Но женщины гораздо больше времени проводят друг с другом или в одиночестве, чем с мужчинами. Несомненно, придет такое время, когда они снова будут предоставлены друг другу. "Хотела бы я знать, что творится в огромном гареме Камбиса, когда персидский царь уходит на войну – или даже когда царь дома?" - спрашивала себя Поликсена, поглаживая руку спящей госпожи. И в строгом доме фараона, как Поликсена знала от Нитетис, бывает всякое. А уж в лживой, развратной и скрытной Азии между томящимися неутоленной страстью женщинами царя, мужчинами и евнухами, служащими в гареме, несомненно, в обычае такие непристойности, что покраснел бы даже Поликрат. Как долго выстоит Маат под этим натиском? Или Маат придется небывало раздуться, как Нилу в бурное половодье, принимая в себя новые обычаи? А когда река схлынет, останутся горы трупов на берегу… Поликсена поцеловала руку госпожи с необыкновенно яркими в сочетании со смуглой кожей оранжевыми ногтями и прижала ее к своей щеке. Она смотрела на спящую Нитетис с любовью и жалостью. Потом Поликсена ощутила, как рука в ее руке дрогнула, и пальцы сжали ее пальцы; египтянка открыла глаза. Нитетис улыбнулась. - Ты охраняешь мой сон? Поликсене на миг стало не по себе – как всегда, когда Нитетис с непринужденностью истинной египтянки упоминала о своей божественности; но потом дочь фараона засмеялась и раскрыла ей объятия. - Иди сюда и поцелуй меня! Они обнялись и поцеловались; потом сели рядом, прижавшись друг к другу среди скомканного льна. - Когда я стану царицей, ты будешь спать в моей комнате, - проговорила Нитетис. - В твоей комнате? А как же царь? – изумленно спросила Поликсена. Какие планы они уже строят! Нитетис засмеялась. - Ты уже забыла, что царице принадлежит вся женская половина дворца, где она всегда спит? Это у нас в обычае у всех знатных женщин, которые могут себе позволить иметь свои покои. А царь, когда хочет видеть, призывает царицу к себе. Поликсена с необыкновенной живостью представила себе, как она будет спать в спальне царицы в Мемфисе, в окружении ужасных персов… и ей в эти мгновения очень захотелось стать женой Ликандра, который увез бы ее от всего этого. Или даже Аристодема! Потом она посмотрела на застывшее лицо египтянки и поняла, что Нитетис пытается сама себя отвлечь этими сказками от страшной действительности. Сейчас, когда они говорили слова, мужчины бились за них! Поликсена опять обняла царевну, сжав ее похолодевшую руку. - Все будет хорошо, вот увидишь, дорогая госпожа, - прошептала она. – Камбиса обезоружит твоя красота и твоя магия, и магия великой богини… я знаю! При этих словах эллинке подумалось – что будет, если она сама приглянется кому-нибудь из завоевателей? Но Нитетис красива по-азиатски, змеиной, утонченной красотой; а такие женщины, как Поликсена, персам не нравятся. Наверное. Если азиаты уже остынут после сражений, и жажда насилия оставит их! Царевны долго еще держали друг друга в объятиях, не говоря ни слова, не зная, что принесет им завтрашний день. Но этих мгновений ночи им было достаточно, чтобы набраться сил взглянуть в лицо завтрашнему дню. Через три недели стало известно, что пал Мемфис. В священном Саисе, как всегда, ничего не изменилось, будто его не затронули ужасы, творящиеся под самыми стенами. Но сдача Мемфиса означала, что пал весь Египет.