Сумерки Мемфиса

Гости превосходно выспались: даже Поликсена, которой пришлось вставать ночью и кормить дочь. Фрина почти ее не беспокоила - девочка сладко спала всю ночь. И гости поняли, что проснулись довольно поздно. Но, несмотря на это, солнце, все утро светившее через резные ставни, не успело нагреть комнату. Была ранняя весна, и прохладно в сравнении даже с египетской зимой: однако детям это было лучше всего. Хозяин, однако, приказал с вечера принести в комнаты гостей жаровни, которые давно прогорели. Но розовый запах остался: пора цветения роз в Ионии еще не наступила, и розовое масло было добавлено в чашу для умывания. Поликсена почти всю воду извела с вечера, но ночью воду сменили. Коринфянка со смущением и некоторым страхом подумала, что, пока они спали, ночью тут были незнакомые слуги, возможно, персы, - обсуждали их, спящих: и какими именами называли? К постели госпожи подошла Мекет, дрожащая и почти посеревшая от холода. И как она до сих пор не простудилась? Поликсена подумала, что рабыне нужна такая же азиатская одежда, как няньке. Она услала Мекет и велела той одеться потеплее. И ведь даже послужить ей здесь эта девушка почти не сможет: бедная египтянка не знала никакого языка, кроме своего варварского! Поликсена покормила дочь в постели, а потом препоручила няньке, раздумывая, как быть. Без служанки ей никак нельзя! Коринфянка со смущением оглядывала свою с мужем богатую, но такую чужую и неудобную комнату. Она не знала, кого и о чем просить. Но тут к ней подошла женщина под покрывалом, не молодая и не старая: очевидно, персиянка. Поликсена быстро встала навстречу неизвестной. Стража пропустила ее, как уже пропускала ночью других персов! Женщина поклонилась: под покрывалом блеснули черно-бронзовые косы, скрученные вокруг головы. - Я Кама, - назвалась азиатка. - Господин прислал меня служить тебе, госпожа. Я хорошо знаю свое дело, и госпожа останется довольна мной! Пока твоя девушка не научится своим обязанностям здесь! Поликсене сразу не понравились самодовольство и бесцеремонность персиянки: при всей наружной почтительности. Но отказать брату, если это Филомен повелел... - Хорошо, - сказала она скрепя сердце. - Проводи меня в ванную комнату. Мекет эллинка приказала приготовить для себя наряд. Ей подумалось, что быть госпожой и распорядительницей всех дел часто гораздо утомительнее, чем служанкой. У нее была с собой косметика, и натрон, и масла: но достать их вчера не успели. Велеть ли Мекет сделать это сейчас?.. Кама, видя, что молодая госпожа в затруднении, просто тронула ее за плечо, направив вперед: с уверенностью матери или жрицы. Поликсена пошла за нею как была: в своем египетском белом ночном одеянии, только сунув ноги в сандалии. Она сжималась, спеша по коридору за своей проводницей... царевне так и чудились взгляды персов со всех сторон. В прекрасной большой ванной комнате, выложенной светло-синей керамической плиткой и с водостоком, устроенным по образцу египетских, нашлось все необходимое: еще вчера Поликсена не испытала никаких неудобств, принимая ванну. Кама действительно оказалась умелой служанкой: когда они закончили с омовением, персиянка даже накрасила Поликсену по-египетски, как та привыкла, а волосы уложила в ее любимую прическу - частью собрав узлом на затылке. Персиянка помогла госпоже укрепить повязку, которая поддерживала отяжелевшую грудь, и облачила ее в белый хитон и розовый гиматий с красным меандром по краю, расправив складки: будто уже где-то обучилась искусству укладывать греческую одежду. Вернувшись в комнату, эллинка выбрала пару золотых запястий, золотые же серьги с подвесками и многорядное ожерелье из своих египетских украшений. Закончив туалет, Поликсена впервые за утро обратила пристальное внимание на супруга. Аристодем, особенно не мудрствуя, надел белый хитон и такой же гиматий: его раб-грек помог хозяину умыться и расправить складки платья здесь же, в этой спальне. - Прекрасно выглядишь, - хмуро сказал афинянин жене. После пробуждения они едва ли обменялись несколькими словами. Поликсена мягко усмехнулась. - А ты будто на ареопаг собрался! - Я порою жалею, что это не так, - ответил муж без улыбки. Поликсена чувствовала, что Аристодем хотел бы сказать ей много больше, - но сейчас для этого не было ни времени, ни возможности. Едва гости закончили одеваться, как явился молодой раб... к счастью, грек: и сказал, что господин ожидает их к завтраку в зале с фонтаном. Супруги переглянулись. - Мы скоро придем, - сказала Поликсена. Ей нужно было еще проведать Никострата: мальчика поселили в небольшой задней комнате, которая скорее напоминала комнату для прислуги. Но мать знала, что в спальне, подобной ее с мужем комнате, маленький спартанец чувствовал бы себя очень неуютно. Когда она пришла к сыну, оказалось, что тот давно уже встал, умылся и поел - разумеется, не сам, а с помощью слуги-грека: видимо, ионийца, как и посланник Филомена. Никострат был одет в одну всегдашнюю белую набедренную повязку, хотя и новую и чистую; а загрубелые босые ноги уже загрязнились, несмотря на умывание. Мальчик улыбнулся матери, сохраняя при этом серьезный вид: как умел и его отец. - Тебе не холодно? - спросила Поликсена, дотронувшись до плеча ребенка. Его крепкое тельце было горячим как угли. Сын покачал головой: как всегда, предпочитая обходиться без слов, когда этого можно было избежать. Поликсена нахмурилась. - Ты не скучаешь? - Нет, - мальчик снова покачал головой. Мать вздохнула, потрепав его по волосам. - Ну, иди играй. Вечером Поликсена хотела расспросить сына, уделить ему внимание: но знала, что едва ли добьется многого. Спартанцы с малых лет приучались думать действием, а не словами: в противоположность афинянам! И только когда придет время, ее сын покажет, насколько он умен и на что способен! Аристодем и Поликсена направились в зал с фонтаном - дорогой, которой они все еще не запомнили: провожал их тот же молодой светловолосый раб-грек. Ярким и чистым утром этот зал с полом из перемежающихся белых и черных квадратов, с белой каменной чашей на квадратном постаменте, выглядел гораздо приветливей. Хозяин ожидал их, стоя у фонтана, заложив руки за спину: Филомен повернулся к гостям и радостно улыбнулся. Он, как и вчера, был одет и вел себя по-персидски величественно: но Поликсена, посмотрев брату в глаза, ощутила, как ее наполняет радость и энергия. Хотя она знала о его тайных желаниях: может быть, именно это ее и будоражило!.. - Ты прекрасна сегодня, - сказал Филомен. Быстро подойдя к сестре, он обхватил ее за плечи и расцеловал в обе щеки. Знак особой милости в Персии, благоволения к членам семьи, промелькнуло в голове у Поликсены. Сердце от этого короткого объятия неистово забилось. Филомен оставил после себя аромат мускуса - и другой, тоже животный аромат: и такой же притягательный. - Садитесь за стол, - хозяин кивнул в сторону накрытого стола: на нем был свежий хлеб с тмином, оливки, листья салата и нарезанные свежие огурцы, а также сыр и вино. Отдельно стояло блюдо с темным финиковым печеньем, которое Поликсена особенно полюбила в Египте. Гости сразу ощутили голод при виде таких яств. Все трое сели за стол, и за едой почти не разговаривали: Филомен поглощал пищу с жадностью, которую Поликсена помнила с его юношеских лет, когда она подавала ему еду после трудного дня. Аристодем ел меньше и сдержаннее, а Поликсена уплетала свой завтрак с наслаждением молодой матери, чьи силы нужны семье. После завтрака Филомен хотел покинуть гостей, извинившись делами, но Аристодем остановил своего могущественного друга: он набрался решимости за ночь. Афинянин попросил жену оставить их вдвоем, и Поликсена ушла, бросив на мужа и брата опасливый взгляд. Потом Аристодем повернулся к Филомену. - Я должен серьезно поговорить с тобой, - сказал афинянин. Филомен усмехнулся: не то ласково, не то неприятно. - Не сомневаюсь. Я никогда не веду праздных разговоров. Аристодем расправил плечи. Он взглянул в сторону террасы, сощурившись от солнца, которое уже рассветилось вовсю; потом опять посмотрел на сатрапа Ионии. - Как надолго мы здесь, во дворце? - На сколько пожелаете, - ответил хозяин, улыбаясь. Аристодем вскинул голову. - Не делай вид, будто не понял! На каком положении мы с Поликсеной здесь?.. - На положении моих любимых друзей и ближайших родных, - ответил Филомен. Но он, конечно, понял, о чем говорит друг. Пройдясь по залу, сатрап спросил: - А что бы ты хотел делать? - Сам содержать себя и не быть милостником, - ответил Аристодем. Внутренне афинянин удивился грубости и лживости этих слов: он хотел сказать совсем не то! Но Филомен спокойно ждал продолжения, не выказывая никакого гнева. И Аристодем спросил: - Могу ли я приобрести здесь усадьбу? Филомен кивнул. - С легкостью. В самом Милете есть прекрасные хозяйства... это как деревня в городе, - ответил он. - Есть и свободные. Я разузнаю о них для тебя. Аристодем поклонился. Он в этот миг был очень благодарен; но ощутил, что все больше запутывается в окружающем и в себе. - А смогу ли я снова заняться торговлей? - С Навкратисом? Разумеется, - Филомен улыбнулся. - Ты не потеряешь своего Египта. Еще что-нибудь? Аристодем опустил глаза. Он мысленно назвал себя подлецом, но закончил, будто движимый посторонней волей: - Я уже давно не держал в руках меча. - Ты хочешь освежить свои воинские умения! Это не только желательно, но и необходимо каждому благородному человеку, - сказал сатрап, улыбаясь, будто давно ждал такой просьбы. Он прибавил: - Быть может, нам с тобой предстоит вместе оборонять эту землю. Афинянин поперхнулся. - Оборонять Ионию - сейчас? От кого?.. Филомен рассмеялся. - Разве ты не помнишь, как умер Поликрат, от которого я получил в дар и коня, и судьбу?..* Или ты не понимаешь, мой ученый афинянин, сколько неотесанных жестоких дикарей притязает на мою Ионию? Уверяю тебя, если ты озабочен этим, - среди них найдется очень мало таких, которые, подобно мне, пожелают объединить эллинов и варваров, ради торжества божественного духа!.. Аристодем быстро отвел глаза. - Прости. Друг горько усмехнулся. - Прощаю. Аристодем взялся за подбородок, прикусил губу... а потом опять взглянул на хозяина. - Так ты хочешь, чтобы я тебе служил? Афинянину все еще не верилось в такой оборот дела. Филомен поднял брови. - А разве не за этим ты приехал? Думай, что ты служишь не мне, а Элладе... такой, какой ей надлежит стать! Аристодем медлил несколько бесконечных мгновений... а потом протянул наместнику Камбиса руку. Коринфянин сжал ее обеими своими руками, потом притянул товарища к себе и крепко обнял. - Если бы ты знал, сколько это для меня значит! - Мне порою кажется, что ты великий изменник... а порою я думаю, что ты великий человек, - прошептал Аристодем в его жесткие волосы. - Я не знаю, что из этого хуже: но я согласен остаться с тобой, пока могу! Филомен хлопнул его по плечу и посмотрел в глаза: - Я сегодня же узнаю для тебя все, что нужно. Но если ты намерен учиться сражаться, ты будешь приезжать сюда, во дворец, где с тобой будут заниматься мои воины! - Греки или персы? - невольно вырвалось у гостя. Филомен пожал плечами. - Кого выберешь. Я учился и у тех, и у других, и продолжаю это делать! Затем сатрап ушел: сказав, что они встретятся за обедом, к которому он пригласит свою жену. Предупредил, чтобы Аристодем сказал об этом Поликсене. Но к обеду, который подали в большой трапезной, хозяин опять явился один. - Артазостра не желает трапезничать в обществе мужчины-афинянина, - сказал он. - Знаешь, что сказала о тебе моя гордая и благородная супруга? - посмеиваясь, спросил хозяин разочарованного и исполненного опасений Аристодема. - "Если твой друг похож на тебя так, как ты говоришь, мне нет нужды видеть его: я уже знаю его". - Вот как! - воскликнул гость. Филомен сжал его плечо, доверительно склонившись к другу. - Кроме того, моя персиянка сейчас кормит нашего младшего сына. Артаферну всего два месяца, и моя жена почти не отходит от него. Аристодем кивнул. - Но хотя бы увидеть ее и твоих детей мы сможем? - спросил он. - Конечно. Сейчас, как поедим, и навестим ее, - ответил сатрап. Филомен сдержал свое слово и проводил Аристодема и Поликсену к жене, как только они встали из-за стола. Комнаты Артазостры располагались совсем в другой половине дворца, нежели гостевые комнаты. Сейчас она была в детской, с несколькими няньками и наперсницами, и появление мужа и его родственников-эллинов испугало, если не разгневало госпожу. Она держала на руках ребенка - двухмесячного Артаферна; и при виде светловолосого светлокожего афинянина персиянка быстро встала и сделала такое движение, точно хотела броситься прочь вместе с ребенком. Но потом, конечно, Артазостра совладала с собой. Ее яркие губы приоткрылись, большие черные, немного навыкате, глаза заблестели, когда она перевела взгляд на Поликсену. Эта азиатка, хотя и привлекательная, не была красавицей: но была, несомненно, хорошей женой и страстной женщиной. - Это... твоя сестра и ее муж? - спросила она Филомена по-гречески, с сильным акцентом. Филомен улыбнулся. - Да, - сказал он мягко, тоже по-гречески. - Поликсена очень хотела познакомиться с тобой. Артазостра заправила за ухо блестящие черные волосы: сегодня, не ожидая вторжения чужаков, она не покрыла их и даже не заплела, и волосы ниспадали до колен. Азиатка ничего не сказала в ответ на лестные слова мужа, и Поликсену это покоробило и даже внушило страх. Но Поликсена успела приглядеться к младенцу на руках персиянки: мальчик был хорошеньким, выглядел здоровым, а по внешности его могли бы легко принять и за грека, и за перса. - Мне очень нравится твой сын, - сказала она госпоже по-персидски. Артазостра вздрогнула, услышав из уст чужачки персидскую речь... потом медленно улыбнулась. Она снова села, расправив пурпурно-лиловые одежды. - У моего сына сильная кровь, - ответила она на языке родины. Хозяйка впервые посмотрела гостье в глаза, и Поликсена поклонилась. Артазостра снова улыбнулась, с явным большим удовольствием: и эллинка впервые подумала, какой та могла бы быть подругой. Несомненно, эта женщина обладала не только знатностью, но и острым умом: не зря брат так часто упоминал ее в письмах! - Надеюсь, мы подружимся, госпожа, - сказала Поликсена, теперь перейдя на греческий. Артазостра кивнула. - Да... надеюсь. Небольшая ошибка в ее речи только усилила ее своеобразную привлекательность. Поликсена вдруг поняла, что сейчас Артазостра не опасна для нее - и еще долго не будет опасна: пока не отнимет от груди своего крошку-сына. Жена Филомена, как и Поликсена, кормила детей сама. И ведь есть еще Дарион, которому всего полтора года! Должно быть, за ним сейчас смотрят няньки. - Могу ли я взглянуть на Дариона? - спросила Поликсена хозяйку. - Да, - Артазостра наконец вспомнила, что они не одни. Окинула взглядом всех. - Идемте, я провожу вас. * Поликрат погиб в 522 году до н.э.: его хитростью захватил в плен персидский сатрап Оройт и казнил неизвестным мучительным способом (предположительно, распятие или посажение на кол).