Сумерки Мемфиса

На площадь, куда привезли тело правителя и мужа его сестры, набилась половина города. Анаксарх предвидел намерение госпожи, выйти к этой толпе, и успел присоединиться к Поликсене со своими людьми, а также скликнуть дворцовых стражников. Поликсена, шагавшая быстро, с отрешенным лицом и помутневшим взглядом, словно бы даже не заметила своих охранителей. Сын, которого она вела за руку, скоро отцепился и пропустил мать вперед: Никострату пришлось почти бежать, чтобы поспеть за широким шагом матери и за взрослыми воинами. Анаксарх, бдительно смотревший за царевной и ее сыном, время от времени придерживал мальчика за плечо, чтобы тот не отстал. Еще до того, как Поликсена со своей охраной достигла площади, в уши ей ударил слитный звук, многоголосье беснующейся от горя и раздираемой ненавистью толпы, - и царевна остановилась. Впервые на ее лице отразился страх: Поликсена посмотрела на Анаксарха. - Еще можно вернуться, госпожа, - серьезно сказал рыжий иониец. Взгляд темных глаз Поликсены перебежал на дворцовых стражников, троих эллинов, потом остановился на бледном сосредоточенном лице сына. Сестра сатрапа покачала головой. - Нет, - сказала Поликсена. - Я должна увидеть их! И я должна их похоронить! По нашим законам!.. И на лице этой вдовы и сестры, потерявшей брата, впервые отразилась какая-то свирепость. Она вновь стремительно зашагала вперед - по улице, вдоль которой росли сады, скрывавшие мирные дома горожан. Все эти сады молчали, а дома, должно быть, стояли пустые: добрые граждане Милета собрались сейчас на площади, глядя на тело своего правителя, и были далеки от мирного настроения. Они ждали, кто скажет первое слово над телом Филомена! С той стороны, откуда шла царевна, было свободно. Люди собрались с противоположного конца площади - они полностью заслонили то, что Поликсена так стремилась увидеть. Милетцы, плотной стеной окружившие повозки, в которых лежали именитые мертвецы, уже что-то кричали друг другу, о чем-то спорили. Анаксарх, оценив обстановку, попытался заступить госпоже путь. - Это опасно! - воскликнул он. Поликсена взглянула на воина почти презрительно. - Знаю, - сказала она. - Ну и что? Люди на площади скрыли от глаз царевны и статую Ликандра: но над головами по-прежнему возвышалась неколебимая мраморная голова спартанца. Это придало Поликсене и мужества, и гнева. Она вновь схватила за руку сына... но тут сестру сатрапа с ее свитой заметили, и шум и крики стихли. - Это царевна! - воскликнул кто-то. - Дайте ей дорогу, - потребовал другой мужской голос. Перед Поликсеной и ее охраной все расступились. И наконец она увидела то, что вмиг заставило ее забыть о толпе и даже о собственном сыне. Посреди мостовой стояли две распряженные повозки, полные свежей соломой. А в повозках лежали ее брат и муж... первым, что заметила Поликсена, были их белые, точно мраморные, лица. Золотые волосы Аристодема смешались с золотистой соломой. "Как они могли так сохраниться? Ведь их везли много дней!" - подумала Поликсена. А потом ее сознание начало мутиться: она увидела их близко, своих мертвых возлюбленных, и страшная боль наконец достигла ее сердца. Поликсена закричала посреди всех скорбно и зловеще молчавших людей: закричала и рванула на себе одежду, с треском раздирая на груди драгоценное персидское платье из багряной шерсти. Анаксарх перехватил бьющуюся в исступлении госпожу; но она чуть не вырвалась из его рук. Двое мощных воинов едва удержали царевну. Милетцы, еще недавно готовые насмерть сцепиться над телом своего правителя, молча смотрели на Поликсену и дышали ее горем. К ней подбежал бесстрашный сын и обнял ее ноги, уткнувшись головой в живот; и только коснувшись волос мальчика, Поликсена пришла в себя. Она высоко вскинула растрепанную черную голову, обратила к толпе искаженное лицо, залитое слезами. Коринфянка подняла кулак. - Я похороню их согласно эллинскому закону! - крикнула она. - Эй, персы, все, которые здесь есть, - слышите вы меня?.. Я предам моего брата и моего мужа вашему священному огню, здесь, на этой площади! Сегодня же!.. И толпа откликнулась безумным воплем. Поликсена видела, как греки прыгают, потрясая кулаками, точно заразившись ее страшным торжеством. - Все, кто желает, приходите проститься с вашим царем сегодня вечером! Я сложу ему костер! - крикнула она. И тут Анаксарх перехватил ее поперек пояса. - Хватит, госпожа... Уйдем сейчас! - воскликнул он, тяжело дыша. От него пахло горячим потом: иониец не на шутку испугался, что толпа набросится на царевну, разъяренная ее призывами или просто без всякой причины! Воины почти вынесли Поликсену и ее сына с площади. Половину пути обратно Поликсена проделала, точно в тумане; наконец холодный свежий воздух отрезвил ее. Она еще немного всплакнула, уткнувшись лбом в панцирь Анаксарха. А потом наступило спокойствие. Да, Поликсена стала совершенно спокойна: до вечера, до похорон, предстояло еще множество дел. И она должна будет говорить на этих похоронах. Она должна приготовиться! Поликсена собрала для костра все драгоценное дерево, какое могла найти, - опечаленные люди и сами подвозили ко дворцу кедр, пальмовое и сандаловое дерево. Царевна известила о смерти мужа Артазостру: не зная, успели ли той сказать. Персиянка долго не выходила к людям... должно быть, плакала и вопила у себя, среди своих азиаток; и Поликсена была рада, что ей не пришлось сейчас встречаться с этой женщиной лицом к лицу. Несмотря на всю их прежнюю дружбу. Пока Поликсена собиралась, ей успели рассказать, что тела Филомена и Аристодема везли, обложив льдом и снегом, чтобы доставить неиспорченными. Благо была зима, и многие ионийцы держали ледники для хозяйства. А голову ее брата приставили к телу, но не решились пришивать... Поликсена слушала все это и кивала: она умом понимала, что, наверное, должна быть благодарна... но после рыданий и криков ее оковало какое-то ледяное безразличие. Этот лед растопит пламя погребального костра - и Поликсена скажет то, что нужно!.. Когда все было приготовлено, из своих покоев вышла Артазостра, с припухшими красными от слез глазами. Угольные волосы персиянки были непокрыты и распущены, на лице никакой краски. Вдова Филомена вела за руку старшего сына, Дариона; кажется, мальчик еще не понимал хорошенько, что случилось. И прекрасно, подумала Поликсена, хмуро осмотрев своих персидских родственников. Сама она тоже в знак траура распустила волосы, надела простой темный хитон и гиматий из грубоватой шерсти. В таком эллинском наряде, со своей величественной осанкой и бледным правильным лицом, она походила на одну из скорбящих богинь. Никострат, одетый в темный плащ, держался около матери все с той же недетской торжественной серьезностью. Какое счастье, что это не его отца я хороню сейчас, подумала вдруг Поликсена, и этот мальчик может утешать меня... Она положила руку на плечо сына, и они пошли через темный сад. Сопровождавшие Поликсену воины и приближенные Филомена, знатные греки и персы, несли факелы. У царевны не было огня: но она знала, что будет тою, кто подожжет погребальный костер. У кого еще есть на это такое же право, как у нее?.. Теперь город поутих, и Поликсена отчетливо слышала стук подкованных сандалий и сапог своих спутников. На ней самой были только сандалии на толстой деревянной подошве, но она не мерзла в этот зимний день. Она вся горела изнутри! Тела ее мужа и брата, уложенные на их сдвоенные щиты, несли на плечах высоко над процессией. Поликсена знала, что с Филоменом и Аристодемом пали еще многие, очень многие: но это погребение царевна устраивала только для своих любимых. В молчании они достигли площади, посреди которой была сложена высокая поленница с приставленной к ней лестницей. Позади костра возвышалась статуя спартанца. Никострат так и не успел узнать, что это его отец! Поликсена взглянула на мальчика, и мрачная улыбка коснулась ее губ. Никострат узнает: совсем скоро! На площади было не меньше народа, чем днем, - а может, еще больше? Анаксарх попытался оценить, есть ли среди собравшихся персы: несомненно, были, но в первых рядах виднелись только эллинские плащи. Тишина была проникнута торжественностью... и ожиданием. Поликсена с сыном - и Артазостра с сыном и своими персидскими стражниками остановились позади. Казалось, их пока не заметили среди мужчин: все внимание было приковано к костру. Вначале Филомена, а потом Аристодема подняли на костер по лестнице. Их уложили рядом, обернутых в багряницу. В рот им вложили оболы - медные монетки, которыми уплачивали перевозчику Харону*. Поленья посыпали миррой; и снизу плеснули масла. Когда поленницу подожгут, пламя взовьется до небес и быстро пожрет мертвых... Поликсена взяла факел у одного из воинов. - Граждане Милета, - заговорила царевна: она сама изумилась громкости и твердости своего голоса. - Ионийцы, дорийцы, ахейцы! Персы, слушайте меня и вы!.. Едва Поликсена начала свою речь, на нее обратились все взгляды. Она сама не понимала, как впечатляет сейчас, - высокая царственная фигура в ниспадающем темном одеянии, с факелом в руке. - Сегодня я провожаю в скорбный Аид моего брата, - продолжила она, освещая поленницу, на которой высоко вознесенный Филомен потерялся на фоне вечернего неба. - Моего возлюбленного Филомена и меня привели сюда боги! Поликсена прервалась, обводя взглядом людей. - Пять лет мой брат правил Ионией и хранил ее. В это труднейшее время он установил мир между Элладой и Персией! Мой брат пошел на союз с великим царем Дарием! Это были очень опасные слова: сестра мертвого правителя почувствовала возмущение ионийцев... и глухое недовольство персов, услышавших, что женщина произносит такие речи. Но остановиться Поликсене было уже невозможно. - Филомен отдал жизнь за этот мир, за нас всех, - продолжила эллинка. - Его меч покарал разбойников, посягнувших на Ионию! Однако мир можно соблюдать не только мечом, но и словом... и я, сестра вашего царя, клянусь соблюдать мир на этой земле и долее. Я родом из Коринфа, и в моих жилах течет дорийская кровь, как в жилах спартанских цариц! Если понадобится, я, подобно лакедемонянкам, возьму в руки меч! Поликсена ощущала, как горят у нее глаза и щеки. Она чувствовала, что нашла верные слова, - теперь все, кто был на площади, даже персы, восхищались ею! Неожиданно решившись, царевна схватила за плечо и подтянула к себе Никострата. Выставив его перед собой, она показала сына толпе. - Вы видите этого мальчика? Это не сын моего мужа, это сын воина, который увековечен в мраморе здесь, на площади! Все так и ахнули. - Да, это сын спартанца, и такова же духом его мать, - закончила Поликсена. - Я защищу моих и ваших детей, если вы признаете меня! Еще несколько мгновений она стояла, видя лица неподвижных людей, их блестящие глаза. А потом запалила костер. Пламя мгновенно взвилось и загудело, пожирая добычу; все отпрянули. - Мама, - впервые прошептал Никострат: и Поликсена услышала, как дрогнул его голос. - Мама... это правда? Я сын этого воина? Он показал на возвышавшуюся на пьедестале статую, необыкновенно красивую и грозную в пляшущем свете костра. - Да, - сказала Поликсена. Никострат глубоко вздохнул и прижался к матери. - Я рад, - только и сказал он. И они стояли так - и все люди на площади стояли, пока костер не прогорел. Когда Поликсена и ее свита шли назад во дворец, один из ее охранителей шепнул своему начальнику: - Кажется, наша коринфская царевна только что объявила себя царицей Ионии!* Анаксарх немного помолчал и ответил вполголоса, чтобы Поликсена не услышала: - Госпожа говорила хорошо. Я видел - на нее смотрели как на саму Геру или Персефону! Второй воин в смущении пригладил бороду. - Но было ли когда-нибудь, чтобы Ионией правила женщина? - До сих пор на этой земле много чего не было, - хмыкнул Анаксарх. Рыжий начальник ионийцев с мрачной гордостью посмотрел на свою госпожу, шедшую впереди, потом коснулся своего меча. - Поглядим, что будет дальше! Артазостра, шагавшая со своими персами позади, молчала... персиянка посматривала на спартанского мальчика, и все крепче сжимала губы. Когда все вернулись во дворец, Артазостра попросила Поликсену задержаться. Не приказала - попросила: но таким тоном, что эллинка тотчас согласилась. - Оставьте нас, - сказала она остальным. - Никострат, выйди тоже! Дарион был еще слишком мал, чтобы понять этот разговор. Артазостра села - они с подругой были в ее любимом зале с фонтаном. Персиянка взяла мальчика на колени и сделала сестре Филомена знак тоже сесть. - Так ты хочешь быть царицей? - напрямик спросила родственница Дария. - Если меня признает народ, - спокойно ответила Поликсена. Она сделала паузу и прибавила: - Конечно... это временно, Артазостра. Пока не подрастут наши сыновья. Ты ведь не хочешь, чтобы Ионией завладел кто-нибудь чужой - эллин или перс, неважно? Артазостра некоторое время молчала. - А если я сама захочу быть царицей? - спросила азиатка. Ее акцент заметно усилился от волнения. Казалось, эти две женщины, почуяв ускользающую власть, уже и не помнили о смерти дорогого господина. - А ты смогла бы... особенно в твоем положении? - спросила в ответ Поликсена. Она постаралась говорить мягко. - Ионийцы не допустили бы тебя, ты сама понимаешь... особенно сейчас, когда они опять ожесточились против персов! И я испрошу разрешения Дария, - прибавила царевна. Это по-настоящему изумило персиянку: полумесяцы бровей поднялись. - Испросишь... разрешения великого царя? И ты думаешь, что он дозволит тебе править? - Посмотрим, - ответила Поликсена. Она встала, и Артазостра встала тоже. - Я бы сама написала великому царю, если бы ты промолчала! - воскликнула персиянка. Ее черные глаза так и впивались в Поликсену. Эллинка склонила голову. - Я знаю, госпожа. Затем она улыбнулась. - Брат велел мне позаботиться о тебе... помнишь? И я хочу это сделать. Я буду с тобой советоваться! Артазостра помедлила... потом улыбнулась в ответ. Подруги обнялись и поцеловались с искренним чувством. - Завтра я устрою поминки по моем брате и моем муже, - сказала Поликсена. - Прошу тебя, приходи. А сейчас отдыхай, мы обе столько натерпелись! Артазостра кивнула, утерла увлажнившиеся глаза. А потом быстро ушла, уведя своего мальчика. Поликсена вновь села на кушетку у фонтана... она всхлипнула, закрыв лицо руками. Но царевна почти сразу же перестала плакать. Она еще долго сидела одна - глядя в темноту, точно прозревая в ней будущее. * Обол был введен и начал использоваться в торгово-меновых операциях Фидоном Аргосским в VII в. до н.э. * В судьбе моей вымышленной героини я провожу аналогию с реально существовавшей гречанкой, Артемисией, царицей соседней с Ионией Карии. После смерти мужа Артемисия с дозволения сына Дария Ксеркса взошла на его трон: и, более того, сама участвовала в битве при Саламине в 480 г. до н.э., приведя под своим командованием пять кораблей. Конечно, не следует путать эту царицу с героиней Евы Грин, которая популяризовала Артемисию в недавно вышедшем блокбастере. Несомненно, Артемисия I была смелой, сильной и решительной женщиной, но командовать на море она не сумела: она избежала столкновения с афинянами, по ошибке протаранив союзнический корабль и заставив греков поверить, что сражается на их стороне.