***
Вига лежала на кровати, не имея даже банальной возможности подняться. Руки и ноги отказывались ее слушаться, а взять и перебороть слабость в конечностях у нее не хватало сил. Тело ныло, свежеприобретенные синяки болели, а надпись, заботливо подправляемая Синьагилом каждые пол дня, очень сильно жглась от пота, только что попавшего на ее тело от стараний эльфийского пророка. Девушка никогда в жизни не чувствовала себя такой грязной, но понимала, что в произошедшем ее вины нет. Сопротивляется нет сил, нет сил даже произнести хоть одно слово. И он пользовался этим. По полной, раскрывая свою самую темную сторону. Синьагил встал с постели и брезгливо вытер член о какую-то тряпицу. В полумраке его свихнувшиеся серые глаза казались совсем темными, безжизненными и от того пугали. Волосы, отросшие до середины спины, черные, как у самого дьявола, запутались, предавая ему вид сказочного демона-чародея, способного забрать душу и утащить ее в Ад. Да он и такой и есть. - Знаешь, звездочка моя, - сладко-елейным голосом обратился он к Виге. – Скоро ты будешь королевой бала. Это большая честь для тебя, не находишь? Вига неразборчиво что-то промычала в ответ, чувствуя, как по онемевшему бедру стекает что-то еще горячее и липкое. Пытаясь произнести слова, она генерировала лишь совсем нераздельные звуки и оставила свои попытки. - Да, ты права, - согласился с ней Синьагил. – Я тоже не думал, что это будет человек, но решать не мне. Я бы выбрал кого-то по симпатичней. Все-таки люди действительно уродливы. Глаза, уши, тело – ужасно непропорционально. Вы как обезьянки, только без шерсти и хвоста. Вига вновь ответила мычанием и попыталась пошевелиться, проверяя, сходит ли действие наркотика. Не получилось, во всяком случае, с рукой. Она попробовала шевельнуть большим пальцем ноги, и он, все же, послушался, хоть и с неохотой. Эльф смотрел на эти потуги с нескрываемым энтузиазмом. Ему и самому казалось, что пора бы уже приводить ее в порядок и ставить на ноги. Он старательно рассчитывал дозу, чтобы женщина не могла представлять собой опасность или преподнести сюрприз раньше времени. - Знаешь, трахать человека, это тоже, что трахать животное, - расплываясь в довольной улыбке, проговорил он. – Не то, чтобы я когда-то пробовал проводить такой эксперимент... Инсегрим, мой давний заклятый друг, знаешь, бывает такая категория друзей, с которыми лучше общаться на расстоянии, говорит, что так и есть, - его лицо вдруг резко изменилось, и вместо улыбки появился оскал. Он быстро преодолел расстояние, их разделяющее и угрожающе навис над ней. – Вы люди, не видите глубинную суть вещей и за это я вас, говорящих мартышек, просто обожаю. Разве вы знаете, что такое Ад? Ад, милая звезда, это не кипящие масла в котле и даже не холод за гранью возможности терпеть. Оглянись вокруг – ты уже в аду, - его голос перешел на шепот. – Вы, люди, сами его создали, сами стали его частью. Вы - и есть Ад. Вига могла бы поспорить с этим утверждением. Уж о чем, а ей о Преисподней известно достаточно много. Ну, а как иначе подготовится к тому, что тебя ждет там, за гранью, когда шальная стрела все же настигнет цель. За ее-то прегрешения. Она никогда не тешила себя мыслью, что на ее руках нет крови невинно убитых, зря искалеченных как морально, так и физически, и, конечно, знала, что далеко не святая. Но она привыкла жить с мыслью, что расплата будет... рано или поздно. Смирилась и научилась радоваться вопреки всему. «По сути, мы не так уж и отличаемся» - подумала женщина. – «И он, и я. Одинаковые средства для достижения одинаковых целей. Просто разная вера. Так что в Аду мы встретимся, Синьагил, и я постараюсь, что бы мы кипели в одном котле». Хотя, если исходить из нынешнего положения вещей, все будет гораздо проще и до загробной жизни, буквально, рукой подать, стоит только подчиниться и дать Синьагилу сломить свою волю. Но это потом, сейчас, даже находясь в качестве заложника, она должна оказать помощь Роше, по возможности, если таковая будет предоставлена Мелителе. В дверь коротко постучали и в комнату, кротко переступая босыми ногами по полу и не поднимая глаз на своего Учителя, вошла молоденькая эльфийка. На подставке с колесиками она тащила за собой таз с теплой водой, полотенце, гребень, а на плече у нее болталось зеленое, как молодая трава, платье. - Я подумал, что тебе оно будет к лицу, - указывая на наряд, пояснил Синьагил. – Звезде, конечно, больше подойдет белое, но я решил, что это несколько банально. Ты заслуживаешь чего-нибудь особенного. Вига, не имея возможности ответить, закатила глаза, всем своим видом выражая, что ей, в общем и целом, плевать на все доводы. Синьагил, ожидая другой реакции, немного потупил взгляд, но быстро взял себя в руки и улыбнулся своей хищной улыбкой, демонстрируя мелкие зубы, как у хорька. Он шутливо поклонился своей звезде и вышел из комнаты, надевая на ходу рубашку, насвистывая простоватую песенку себе под нос. Эльфика оглядела Вигу, не скрывая презрения и восхищения одновременно. Ее ярый фанатизм смешался в голове с ненавистью к роду людскому, но когнитивный диссонанс такого рода вполне устраивал пустующую остроухую головушку. Очевидно, выполняя приказ своего господина, служанка начала омывать тело Виги мокрой тряпкой, изредка опуская ее в таз с горячей водой с лечебными травами, особенно уделяя внимание надписи на груди, обводя каждую букву чуть ли не с любовью. Выступившую, от того, что рану опять потревожили, кровь, эльфийка просто слизала языком. Когда Вига была в относительно чистом состоянии, пришли еще две девушки, одна - сестра по крови новоиспеченной служанки, другая – краснолюдка. Вся эта, преданная своему повелителю, "сестрия" привела женщину в более-менее приличный вид. Они долго воевали с ее вьющимися волосами, больно дергая гребнем, спутавшимися от повышенной страсти Синьагила кудрями, стараясь прочесать их и уложить. Волосы же упорно не слушались хозяйку с самого рождения и не собирались сдаваться каким-то фанатикам. Но, не смотря на раздражение по этому поводу, ни одна из девушек не проронила ни слова – видимо, их Учитель запретил разговаривать с пленницей. Через полтора часа Вига была почти готова и даже смогла, относительно слабо, но все-таки передвигаться самостоятельно. Зеленое платье, в пол, красивое, из дорогого шелка, приятно прилегало к обнаженному телу, но на этом комфорт заканчивался. В вырез платья, призванный всем продемонстрировать большие буквы, заползал, словно густой холодный воздух. На ее голову одели венок из терновника и диких роз, шипы впивались в кожу, оставляя вмятины на лбу и затылке, но не прокалывали ее. Здесь все рассчитали верно, точно, чтобы не испортить ее внешний вид. «Что ж, если мне предназначено сыграть такую важную роль, то я, пожалуй, сделаю это красиво» - решила женщина, когда ее вели по темным, слабоосвещенным коридорам, босую, но так и не склонившую голову.***
Народ стекался на центральную площадь Храмового Квартала. Вообще, по началу и сами не заметили, как неизвестно откуда понабежало множество нелюдей, притаскивая с собой охапки дров, перекрывая все подступы к площади, возводя баррикады и складывая огромное кострище. Люди, по натуре своей ищущие самые стандартные решения, быстро сошлись на том, что у Старших Народов случился какой-то общий праздник, и даже атмосфера резко наполнилась каким-то особенным настроением. У всех переулков и улиц, ведущих к главному месту проведения торжества, появилось множество эльфов, гномов и краснолюдов, раздающих сладости с какой-то подозрительной вежливостью и навязчивостью. Взрослым разливали вино или чего-нибудь покрепче. Пока не пришли стражники. Тогда их энтузиазм заметно упал. Роше не видел смысла скрываться, как и Синьагил со своей паствой, но и не знал какой шаг предпринять. Отправить людей по домам означало упустить свихнувшегося эльфа из виду, потерять Вигу раз и навсегда, и всего лишь отложить террор до нового сборища сил. Такой, как этот пастырь, не остановится не перед чем, лишь бы завершить начатое - Роше это прекрасно понимал. Он боялся лишь упустить из виду, когда действия нелюдей примут другой оборот. Поэтому был наготове, как и весь его отряд, бродивший частью здесь в гражданском, частью пытаясь спрятаться и иметь хорошие точки обзора сверху на всю эту вакханалию. И все же люди не были лишены здравого смысла, пусть слово «халява» и вызвало в них необратимое желание взять побольше. Мамы старались увести своих малышей, их мужья оттаскивали за космы их самих, не забывая прихватить какой-нибудь съедобный приз напоследок. Люди чувствовали неладное и старались поскорее покинуть опасное место. Площадь быстро наполнялась Старшим Народом, а из людей среди них были только через чур любопытствующие, либо же совсем бесстрашные, и это не считая людей самого Роше и Талера, коих прямо в гущу событий отправили совсем немного. Если начнется потасовка - будет и давка, а терять своих ценных людей на такой ранней части представления – глупо. Кроме того, как ни крути, их обступят нелюди, а это все равно, что выходить одному в поле врагов. Так рисковать Роше не мог, и его команда должна была по первому сигналу уйти из толпы. Время двигалось медленно, тянулось, но никто не терял бдительности. Теперь главное – не дать спешке прорваться и порушить хрупкое, пока сохраняющееся, равновесие. По одной из улиц проехал обоз, украшенный цветами и рисунками животных. Он мог бы показаться даже красивым, и, если судить по взглядам нелюдей, вообще мог бы сойти у них за королевскую карету. Они кричали: «Iers! Oide! Rion!»* Роше ни секунды не сомневался, что Синьагил и Вига там, внутри. Он сжал кулак, до боли и побеления костяшек, но остался на своем месте, подавив желание раскидать всех, расчистить себе путь и отобрать у больного на голову психа свою женщину. Но она бы ему не простила этой слабости, она всегда призывала продолжать операцию, что бы не случилось. Пусть сама и не всегда следовала своим словам. Повозка остановилась. Из нее, выходя на дневной свет, появился брюнет с длинными волосами, спадающими с плеч, аккуратно расчёсанными и крайне, до непозволительного мужчине трепета, ухоженными. Его серые, как у рыбы, глаза прошлись по толпе, видимо, разыскивая взглядом тех, кто так трогательно согласился поучаствовать в этом спектакле. Он искал Роше и глава Синих Полосок знал это так же отчетливо, как и свое имя. Синьагил быстро потерял интерес к присутствующим нелюдям, смотря на них даже не как на заблудших овец, а как на собственных рабов. Ему, стоявшему пока на первой ступеньке обоза и не успевшему сделать шага на землю, было прекрасно видно, как его преданные служители восхваляют его, поют гимны и готовы положить жизнь ради взаимной великой цели. - Какой смысл говорить чушь, призывать к разбоям, желая свергнуть власть, если ты сам в это не веришь? – обратился эльф сам к себе, и, одновременно, к Виге, сидящей внутри повозки, под тентом, скрытой от посторонних глаз. – Если ты не уверен в том, что все твои слова – правда, то никто тебе не поверит. Вот только правда – дама переменчивая, и завтра у меня она может измениться. Я вдруг резко уверую в вечную благодать божию и справедливость, и начну сеять разумное, доброе, вечное. Ты, к сожалению, этого не увидишь, милая моя Звездочка. Тебе предстоит принести себя в жертву во имя той правды, которую я даю этим страждущим сейчас. - Значит, ты и сам не веришь в то, что творишь? – глухо спросила Вига, к которой вернулась способность двигать конечностями, а значит, выговаривать слова. – Нильфгаард? - Нет, конечно, нет, - фыркнул священник. – Мне давно уже не нужен император, чтобы найти оправдание своим поступкам. Более того, сообщу тебе, что таковых у меня и нет. Мне просто нравится убивать, а люди или нелюди – это третье. А вот им, - он указал на бушующую толпу, - просто был нужен повод и я им его дал. Религия - это очень интересная штука, а как хорошо она вбирает в себя умы. Даже самая нелепая вещь сразу же преображается и приобретает смысл. - А ты философ, - вздохнула Вига. – Свихнувшийся, но тем не менее… - Может, один я нормальный? – улыбнулся Синьагил. – Кто знает? Прости, но мы задержались, милая моя. Нам пора. Он первым ступил на ковровую дорожку, заботливо постеленную своими подопечными, дабы их чистая и непорочная Звезда не поранила свои босые ноги. Протянул руку Виге, помогая вылезти из повозки. Женщина чувствовала, что где-то недалеко находится Роше. Вига была, все же, женщиной, и какими бы правильными словами она не говорила, как бы не хорохорилась перед Роше, природа была сильнее ее. Она любила его, и единственным ее желанием было защитить того, кто ей дорог. Даже если ради этого придется отдать свою собственную жизнь. А об остальном Вернон позаботится сам – в этом Вига полностью ему доверяла. Она шла по дорожке, Старший народ бросал ей под ноги полевые цветы, приветствуя. Синьагил ухмылялся, любуясь результатом своих трудов. Роше, там, вдалеке, готовился к началу операции. Все заняли свои места, праздник вот-вот начнется. «Занавес поднимается» - прошелестело в голове девушки.