Хозяин трактира

Вот вы живете и думаете, что с вами никогда ничего не произойдет экстраординарного? Вот честно думаете? Ха, хотел бы я так сказать о себе! Присаживайтесь поудобнее, я расскажу вам историю, изменившую мою жизнь навсегда. — Борька! Да стой же ты! — я остановился. Ну вот, снова этот заполошный Павликов что-то забыл. — Чего тебе, дитятко неразумное? Опять? — Да, — сокурсник остановился возле меня и, шумно дыша, продолжил, — дай списать? Я не все успел, Брунгильда строчит как пулемет! У меня уже рука отваливается! — Пашка, ты учишься уже пятый год, почему до сих пор одна и та же отмаза? — я начал рыться в рюкзаке. - Так, это ГОСТы, не то, это правила СЭС, тоже не то… Пашка Павликов, ну вот не хватило фантазии родителям, уже подпрыгивал в нетерпении: — Ну ты скоро? Мне еще к Авдееву бежать, а то курсовую не примет! — А меньше спать надо на лекциях! — я назидательно поднял палец вверх. — Ты как потом людей кормить будешь, ты, «инженер пищевой промышленности»? — Как-как, по рецептуре, достал уже, отличник ты наш! Ну, не тормози! — Да на, только завтра принеси на пары, а то я тебя знаю! Вот только попробуй забыть! — и с этими словами я всучил Пашке растрепанную тетрадку. Тот, даже не поблагодарив, выхватил ее как коршун добычу и побежал, подпрыгивая как кузнечик-переросток, обратно в универ. А мне что? Я все сдал, никуда бежать не надо. И Брунгильда, то есть Брунова Мария Николаевна, мне не страшна, даже если и посеет Павликов мою тетрадку. И Авдеев, именем которого стращают все курсы, с первого по пятый включительно, давно уже курсовую одобрил, осталось только дождаться защиты. Да и диплом я почти написал. Потом только подчистить кое-где, да сноски в порядок привести. Хорошо-то как! Весна, птички поют, долгов нет, да и… — тут я посмотрел на часы, — еще только полвторого. Что ни говорите, день задался! А если учесть мою собственную примету, что как понедельник проведешь, так и дальше пойдет, неделя у меня будет не напряжная. Закинув рюкзак в коридор, позвал своего любимца, мопса Боню, погулять. Нечего ему дома сидеть, да и ждет уже, вон как скулит. Прицепил поводок и пошел в парк, что раскинулся совсем рядом. Солнце припекало, мой собакен даже язык вывалил и, быстро сделав все свои дела, повернул в сторону дома. Нет, погоди, мы же с тобой культурные люди-человеки? Вздохнул и принялся убирать в заранее припасенный пакетик, как у нас говорят, «отходы жизнедеятельности». Парк у нас красивый: коротко подстриженные кусты, скамейки с изящно выгнутыми спинками, фигурно выложенная тротуарная плитка. Так вот, чтобы он и дальше оставался таким же красивым, нужно просто не мусорить или… — тут я посмотрел на Бонькину мордаху, — просто не гадить. А вдобавок, еще и штрафами стращают при входе. — Ну что, домой? Или погуляем еще? А? — умница мой присел, облизался шумно, и решил сделать-таки кружок по парку. Это как раз минут двадцать, ему хватит, чтобы жирок растрясти. Мопс на шлейке вышагивал чинно, периодически бурился в кусты, а потом с довольным видом вываливался обратно. Прогулка приносила удовольствие нам обоим. Эх, если бы я знал тогда, что это последние часы моей привычной жизни… Придя домой и закинув в себя пару бутеров, задумался, что делать первым — то ли проиграть гаммы, что мама задала, то ли повторить перекаты перед предстоящей тренировкой, что просил папа. Ну да, а чего вы удивляетесь? Ведь папа у меня — офицер запаса, а мама — музыкальный работник. Так они и ездили по гарнизонам — папа служил, мама играла там же в ДК. А когда я родился, мамуля встала в позу — ей, видите ли, хватает и одного мужчины в семье, которому медведь на ухо наступил, второго она «приобщит к прекрасному». Так и повелось — мама занимается моим музыкальным образованием, папа — взращивает из меня «настоящего мужика», готового постоять не только за себя, но и за своих близких. Нет, сначала гаммы… Разделавшись с уроками, блин, ну как Золушка, и приняв душ, с чистой совестью завалился на диван смотреть телевизор. Лепота! Загремели ключи в замке, раздались голоса. А я и не заметил, как пролетели три часа, ведь родители приходят около пяти вечера. — Мама, смотри, Лизка мне значок подарила! Супер! Я давно такой искала! — ага, вот и она, сестренка младшая, зараза страшная. Почему? А все просто… — «Я люблю яой». Катя, значок красивый, только я не поняла, «яой» — это что такое? — слышен недоуменный голос мамы. — Ну, это направление в искусстве, модное, — выкрутилась мелочь, — только Борьке скажите, чтобы он не выкидывал его, а то он грозился. — Вот теперь вам понятно, почему зараза? — Борис, это подарок сестры, не трогай его, — это уже папа свои пять копеек вставил. — Да он даром мне не нужен! И вообще, яой этот я терпеть не могу, — ну, не буду же я отцу-матери глаза открывать на странные увлечения их младшего ребенка. — А зря приобщиться к искусству не хочешь, — Катюха прибежала и прыгнула на диван рядом. Вот вроде мелкая, а шума от нее как от целой толпы первокурсников. — Из тебя бы отличный уке получился… — а это уже шепотом и на ухо. — Ты достала уже! — так же шиплю на нее. — Что, одноклассники закончились? .. — Борис, ты кушал? Понятно, нет, — а это мама ревизию холодильника проводит. — Ну ведь ветром же сдует! — Мам, не сдует! — все, кайф закончился. Встаю и иду на кухню. — Я же на тренировках с папой даже побеждаю! — Иногда! Но набрать массу тебе не помешает! Кстати, ты не видел мою газету? А, вот она, — папа ерошит мне волосы. — Вот посмотри на себя — двадцать два года, а как ты выглядишь? Нет, я очень рад, что ты ростом пошел в меня, но ты же дрыщ! — Папа, ты опять? — нет, ну почему меня все накормить хотят? — У меня все нормально, и мускулы есть, — в подтверждение я напрягаю бицепс, — и кубики на прессе, — тут задираю футболку. — Ну хорошо, уговорил, есть у тебя все, только на повара ты все равно не похож, они знаешь какие? — смеется папа. — У них первым в двери входит живот, а потом уже сам повар! — Нет, нашему Бориске это ни к чему, он у нас просто моделька! — кричит из гостиной Катька. — Темненький, стройненький, да вообще, лапочка просто! — нет, она дождется, я ее поколочу когда-нибудь. — Вы пирог будете? — мама, слушая нашу шутливую перепалку, как-то незаметно поставила разогреваться ужин. — Да-да-да, — мы хором заголосили, ведь мамина выпечка была выше всяких похвал. — Кто чистит яблоки? А я пока тестом займусь. — Я газету еще не читал, — папа исчез из кухни, словно его там и не было. — А я ногти покрасила, еще не высохли! — снова проявилась сестренка. — Ну, значит я, — а разве могло быть иначе? — Мой ты помощник, как же я без тебя? — мама притягивает к себе и целует. После ужина, увенчанного вкуснющим пирогом с яблоками, от которого перепало и Боньке, папа, скосив глаза на нашего младшего члена семьи, произнес: — Боречка… — та-ак, что-то тут не так, иначе с чего отец такой ласковый? — Сыночек, выйди с собачкой погулять. — Еще же рано?! — я жду какого-то подвоха. И он не заставил себя ждать. — А кто Боньку яблоками кормил? Забыл, его же пучит с них?! — и хитро так косится. — Черт! — смотрю на мопса. Точно, уже крутится, места не находит. Бегом в коридор, хватаю шлейку, обуваюсь, ключи… Где ключи? А, вот упали за трюмо. За брелок-кораблик вытаскиваю связку. — Бонька, гулять! Моей привычной жизни мне осталось… Тот давно уже подскакивает около дверей. Еле успеваю натянуть шлейку и мы вываливаемся во двор, причем Бонька дергает так, что ключи вываливаются из рук. — Паразит, что же ты творишь? Ну, ключи тебе не интересны, но кораблик же мама подарила! А Боньке все равно, он тянет меня в парк, рядом не хочет, аристократ, блин. Хорошо, что наши зеленые насаждения в двух шагах, практически бежим… Три… два… раз! Мой собакен опять дергает, и я, не ожидая от него такой прыти, поскальзываюсь и куда-то проваливаюсь. Черт, и почему же открытые люки оставляют не огороженными? .. — не успеваю додумать эту мысль до конца, как в глазах темнеет и я теряю сознание. Когда немного очухиваюсь, понимаю, что падаю куда-то в полной темноте. Это как называется? Что же за люки такие бездонные? Или не люки? Потому как в них совсем не бывает ветра, шум которого я сейчас слышу. Страшно до поноса. Лечу дальше. Человек ко всему привыкает, вот и я привык. Становится просто скучно. По-прежнему ничего не видно, а вот запахи прибавились. Я и не обонял ничего такого раньше. Даже не знаю, с чем и сравнить, но продолжаю принюхиваться дальше. Нет, а что? Ну правда, скучно же! Шум ветра меняет тональность, словно убаюкивает, и я то ли засыпаю, то ли снова отключаюсь. Во второй раз прихожу в себя от щекотки в носу. Чихаю, открываю глаза и у самой щеки вижу травинки, которые и мешали мне. Промаргиваюсь и обнаруживаю, что лежу на пузе на каком-то зеленом лугу. Первая мысль про Боньку. Родители же мне голову отвернут, если я пса потеряю. — Боня-Боня-Боня! — заголосил я, упираясь руками в землю и пытаясь подняться. Левую руку колет, шевелю пальцами и перевожу взгляд. На ладони лежат, впившись гранями, ключи, а брелок впился почти до крови. Засовываю связку в карман и обнаруживаю, что гравированный кораблик отпечатался на коже. Светло-коричневые даже не ногти, а целые коготки, втягиваются в подушечки пальцев. Сама ладошка розовая, крепкая, чем-то напоминающая кошачью. Всегда любил больших кошек, да у мамы аллергия была на них, только Боньку мне и разрешили завести. Избавившись от дискомфорта, встаю на ноги и продолжаю звать пса, заодно и оглядываюсь по сторонам. Потихоньку голос мне изменяет, а вскоре я совсем замолкаю. Не понял, а где парк? А многоэтажки? Люк этот чертов, в конце-то концов? Да и вообще, я где? В растерянности потираю лоб, мимоходом замечаю белый пушок на руке. Стоп! Какой, к чертям, пушок? У меня абсолютно гладкие руки — недавно на практике к газовой плите прижали, так мне все волосы спалило, так сказать, бесплатная депиляция. Не понял… А какие это когти я только что видел? Сильнее тру лоб и ойкаю, поцарапался. Догадываюсь поднести руки к лицу. Точно! Это не мои! Это… — вглядываюсь внимательнее. — Кошка какая-то! А шерстка какая интересная — белый пушок, а по нему сиреневые полоски. Очень интересный окрас. Так! Надо мной что, поиздевались? Переодели в костюм и вывезли за город? Вот только попадитесь мне! В раздражении хлещу себя хвостом по бокам. Хвост? Хвост? Откуда? Пытаюсь заглянуть себе за спину и вижу действительно хвост, выглядывающий из разреза сзади на шортах. Оглядываю себя уже внимательнее. Белая футболка, серые шорты, пушок по всему телу, босые ноги, больше похожие на кошачьи. А где моя любимая кожанка? А джинсы? Я их только на прошлой неделе купил! А любимые кроссы? Дергаю правым ухом и прижимаю оба к голове. Вы смерти моей хотите? Какие уши? Судорожно ощупываю голову и нахожу вполне себе кошачьи ушки. Бля-я-я! По другому просто не сказать! Я вообще, кто? Ну вот хоть бы ручеек протекал рядом! Я завертелся юлой. Вода, мне нужна вода! Черт, везде трава, сочная, густая, кусты какие-то растут, а ручейков нет! Да что за напасть! Еще раз оглядываюсь и в отдалении вижу какое-то строение. И как я раньше его не заметил? А если есть здание, значит, есть и люди. Или НЕлюди? Я в сомнении еще гляделся. Нет, эту дурацкую ситуацию нужно разрешить как можно быстрее. Меня же дома потеряют! А диплом! Я же столько сил на него потратил! И где Бонька? Вот если бы я знал, что именно туда мне и надо, то долго бы не раздумывал. Ведь этот трактир, а это был именно он, после гибели родителей в дорожной аварии, что случилась тут рядом, переходил в мою собственность. Ну, как в мою, нашу… Но все по порядку… Если сначала к строению я почти бежал, то потом замедлился и пошел нога за ногу. Или лапа за лапу? Потому как ступни человеческие не напоминали ни в коей мере. Ну да ладно. Вдруг сомнения меня одолели по полной программе. Вот приду, и что я им скажу? Люди добрые, помогите? Я сам не знаю, кто я, но вы должны-то знать. Ага-ага, а потом под белы рученьки, да в палаты, обитые матрасами? В дурку в расцвете лет что-то не тянет. А как быть? А если это просто глюк от хорошего удара головой? И да, и хвост тоже! Я дернул непослушную конечность и взвыл. Вот как коты с ними обходятся? Мешает капитально! Итак, что мы имеем? Да ничего, и еще полстолько же! В «Кащенко»* я однозначно не хочу! Значит, выход один — морду кирпичом и «так и було». Решив так для себя, я уже более уверенно двинулся дальше. Сначала я увидел дорогу, почему-то совсем не асфальтированную. И колеи какие-то странные, следов протекторов вообще не видно. А воздух-то какой чистый! И вкусный, хоть ложкой ешь. При этой мысли в животе заурчало. Ну да, ужинали-то мы хоть и плотно, но вчера, а сейчас уже новый день. А деньги у меня есть? Пошарил по карманам — пусто, один чуть не разорвал, когда когти случайно вылезли. Костюм, конечно, классный, и как они умудрились так все присоединить, ума не приложу, но я домой хочу. Эх, надеюсь, мне хоть стакан воды дадут. Дом стоял на другой стороне, почти на обочине, так что скоро, совсем скоро мои мучения закончатся. Строение оказалось сложенным из громадных цельных бревен. Да вдобавок двухэтажное! А на большой пристроенной террасе стояло два перевернутых стола. Я настолько углубился в мысли, что же это может быть, что на автомате дернул на себя дверь за кованую ручку и ввалился внутрь. И замер на пороге с открытым ртом. Весь первый этаж занимали столы, за которыми кое-где сидели посетители. Освещалось все это дело «крутейшей люстрой» — колесо, подвешенное на цепях, а по кругу наставлены свечки. Несмотря на то, что свечки постоянно трещали и искры от них разлетались в стороны, света было достаточно, чтобы я смог рассмотреть в углу за столом двух маленьких кряжистых бородатых мужиков. Они сидели, практически соприкоснувшись головами, и что-то обсуждали, время от времени прихлебывая из глиняных кружек. А рядом, прислоненные к ножкам стола, стояли топоры с широкими лезвиями. Даже с порога было видно, как отблескивает остро наточенная сталь. Или железо? Не, я в этом плохо разбираюсь. Но выглядело все это очень грозно. Прям гномы! У них что, фестиваль какой-то? Потому что в другом углу сидел парень — ну вылитый эльф! Длинные русые волосы, на висках заплетенные в косички, спускались до поясницы. Сам он был одет в бледно-зеленую рубашку с широкими рукавами, поверх — плотный жилет такого же цвета, а на ногах — темно-коричневые брюки. Во что он был обут — не рассмотрел, хоть и тянул голову. Тут к нему от барной стойки подошел мужик и принес две кружки и блюдо с нарезкой. Мужик тоже был до жути колоритен — левая, повернутая ко мне часть лица была рассечена шрамом от виска до подбородка. До пояса голый, а грудь крест-накрест украшают ремни. Он повернулся и я увидел, что ремни служат ножнами для парных мечей. Интересно, конечно, я никогда ролевиков не видел, но мне-то не до игр, что бы там не думали те, кто привез меня сюда. У меня универ, защита диплома, госы на носу. Домой хотелось с каждой секундой все сильнее и сильнее. Если бы только я знал, что домой не вернусь благодаря тому, что незаметно для себя оказался не в том месте и не в то время… И что пространственная дыра, куда я и угодил, открывается буквально на несколько секунд… Да-а… Вот мне интересно, а я тогда кто в этом дурдоме? Гномы — я еще раз посмотрел на коренастых бородачей — есть, две штуки, один эльф, один человек и… кто? Мысли скакали как блохи, да в добавок жутко разболелась голова. Может, у них анальгин есть? Я наконец-то отмер и двинулся к стойке. Один из гномов поднял голову и кивнул мне как старому знакомому. Своевольная пятая конечность хлестнула по стене, раздался глухой «пум». Эльф повернулся ко мне и произнес: — Тики, вы же только-только уехали, ты чего вернулся? С родителями поссорился? Его напарник, как я окрестил шрамированного, усмехнулся: — Неужто здесь настолько хорошо, что бегом бежал обратно? Или не захотел мешки с заготовками таскать? Ну да, госпожа Стампида всегда много покупок делает. Как они меня называют? Кто все эти люди? Так, спокойствие. А если это бред? Только вот у кого? У них или у меня? Нет, не хочу я прославиться как Наполеон из тринадцатой палаты. Будем подыгрывать. — Попить… — а что дальше? Что говорить в таких случаях? В животе громко заурчало. Мужик с мечами расхохотался: — Титуки, ну ты и силен! Вы ведь только завтракали! Понятно, чего ты вернулся! Не успел я придумать такой ответ, чтобы меня не посчитали местным сумасшедшим, как двери рывком распахнулись и ввалившиеся мужчина и женщина закричали: — Там трактирщики перевернулись! Насмерть! Ой, горе-то какое! Бедный мальчик, совсем один остался! — Совсем? — один из бородачей встал из-за стола и подошел ближе. — Да, — перебивая друг друга, начали рассказывать посетители, — магоповозка перевернутая валяется, вдребезги вся, рядом они, все в крови. А малыша мы не видели, видимо, его выкинуло куда-то далеко в сторону. А мы как раз мимо ехали, а там такое!.. — Так вот же он, пришел сейчас, стоит уже несколько минут, только рот раскрывает, — тот же бородач махнул в мою сторону рукой. — Ой, а я и не заметила! — женщина бросилась ко мне. — Маленький, ты как уцелел-то? У меня же язык словно отнялся. Резко, словно ударил кто, пришло осознание случившегося. Что никто меня никуда не перевозил и не переодевал, а я действительно оказался в другом мире в теле человека-кота. И в трактире этом действительно сидят и гномы с эльфами, и люди. И что мелкие несоответствия с привычной мне действительностью прямо вопили о странном, да я замечать не хотел. И что только что мне сообщили о смерти моих здешних родителей. Слезы помимо моего желания выступили на глазах. — Поплачь, родной, поплачь. Ты ведь это сказать хотел, да? — и она прижала меня к груди. А как же мои родители, что с ними? А младшая сестренка? А Бонька? Я совсем не хотел никуда переселяться, мне и там было хорошо. Из горла рвался хриплый сип, слезы катились градом. Мысль о том, что я совершенно один непонятно где, вымораживала. Кто-то подходил еще, утешал, что-то спрашивал, я ничего не слышал, словно ватой уши забили. Мне сунули стакан с так желанной еще пару минут водой. Зубы стучали о край стакана, руки ходуном ходили, вода лилась на футболку. Еще раз бахнула входная дверь. Сквозь слезы рассмотрел подбежавшего молодого человека-кота такого же, как у меня, окраса. Только он был повыше и покрупнее. Мелькнула мысль — «родственник». И я не ошибся. — Тики, ты цел! Братишка, малыш, как же так случилось? Ведь вы только-только отъехали?! — говоря это, он подвел меня к скамье, сел на лавку и усадил рядом. Обнял руками и хвостом и уткнулся головой мне в плечо. Плечу стало мокро. Видно было, что здесь меня-Тики любят. Сразу стало легче, все-таки хоть единственная родственная душа нашлась в этом мире. Не так тоскливо будет коротать время до того момента, когда смогу вернуться домой. Наше уединение прервали грубым вопросом: — Вы прощаться с родителями где будете? Их уже принесли. Брат со всхлипом отпрянул, потер лицо и произнес: — В задней комнате. Тики, иди, а я пока съезжу в город, договорюсь о ритуале. К обеду как раз приеду, попрощаемся и… зажжем для них огненную дорогу, пусть она будет для них без ухабов. Я встал и огляделся. Я же здесь ничего не знаю. Куда идти? Тот же мужик, увидев мою растерянность, подошел, взял за руку и повел за собой, приговаривая: — Вот повезло тебе, малец, в магоповозке не разбился, брат твой все не один теперь будет. А то как бы он и с трактиром управлялся и обучался в Академии? Нет, дело это конечно хорошее, на лекаря учиться. Но ведь платить за обучение надо? Надо! А с каких шишей? А так тебя оставит. Ну, не одного, найдет тебе помощника… Так, под говорок, многое раскрывающее мне об этом мире, меня привели в какую-то комнату. — Вот, Туки, попрощайся, — и ушел, плотно закрыв за собой дверь. В небольшой комнате на лавках лежали тела, завернутые в белое полотно. Кое-где проступили небольшие пятна крови. Подходить было страшно, и я, подтянув к себе ведро и перевернув его, уселся почти на пороге. Сидел, молчал, а когда стало совсем невмоготу, заговорил вслух: — Я ведь здесь совсем случайно очутился. Даже не собирался никуда переселяться, и тело занимать тоже. Я ведь даже не знаю как вас звали. И как зовут моего брата. Но все вокруг вас жалеют, вы наверняка были хорошими людьми, ну, то есть котами. И меня приняли хорошо, и брат меня любит. Вы же все знаете… И что я сам еще больше одинок, чем мой здешний братишка сейчас, — я вытащил связку ключей и горько усмехнулся. — Вот только ключи мне и остались. Может, здесь и металла такого нет еще… Или уже… — Я повертел брелок. Мама подарила его мне на Новый год, как символ множества дорог, лежащих передо мной. — Куда я поверну руль, туда мой корабль жизни и поплывет. Какая ирония! На одной из них я и оказался. Я очень хочу домой! Я не знаю, сколько для этого понадобится времени, но я вернусь! А пока я обещаю вам, что постараюсь быть хорошим братом. Никаких ваших обычаев и ритуалов я не знаю, но… Пусть земля вам будет пухом. — И еще долго молчал, переваривая саму идею перемещения в другой мир. А потом появился брат, и все завертелось — и совместное прощание, и подготовка к ритуалу. Сам ритуал оказался сожжением на костре, к которому из факелов сделали своеобразную дорогу. И когда какой-то человек в мантии цвета пламени начал подходить и поджигать их, все захлопали в ладоши. И я тоже, ведь если меня заподозрят хоть в чем-то, наверняка начнут исследовать и лечить. И тогда прощай моя возможность без проблем вернуться домой. Да, мне теперь придется вести двойную игру… — Титуки, я ведь только сейчас заметил, что тебе нужно обработать раны на лице! — после ритуала брат, имени которого я до сих пор так и не узнал, внимательно посмотрел на меня. — Иди к себе в комнату, я сейчас возьму все необходимое и догоню тебя. Вот кто бы еще сказал мне, где она находится! И как выйти из этой ситуации? А, придумал! — Братишка, что-то у меня голова закружилась, — и я слегка покачнулся. — Плохо мне, — и, предварительно убедившись, что падаю в нужную сторону, повалился на него, закатив глаза. — Овелан, не стой! Вишь, малой совсем сомлел, неси в комнату, я сейчас сам вам принесу, — спасибо тебе, добрый человек, хоть знать буду как родственника зовут. — Туки, очнись! — брат не сплоховал, и я тоже — незаметно приоткрыл один глаз и стал запоминать дорогу. Ага, наш трактир, по лестнице наверх на второй этаж, комната слева. — Тики-Туки, очнись! — приговаривал брат, аккуратно укладывая меня на постель. Я медленно открыл глаза и посмотрел на него. — Ну вот, а я совсем перепугался! Не делай так больше, малыш, хорошо? — Ладно, — я был покладистым. Вскоре неизвестный доброжелатель принес маленькую коробку, по виду — с какими-то лекарствами, и Овелан — я мысленно повторял его имя чтобы лучше запомнить, принялся смазывать мне ссадины на лице какой-то терпко пахнущей бурой жидкостью. Та немного холодила и благодаря этому я выяснил, что у меня поранен лоб, подбородок и почему-то правый висок. — Как же тебе повезло, еще немного — и все, мне пришлось бы и для тебя заказывать огненную дорогу, — брат нахмурился, но движения его по-прежнему были преисполнены заботы и ласки. — Ты что-нибудь помнишь? Как это случилось? Магоповозки очень надежны. Вот еще подумать нужно, кому здесь повезло. Судя по всему, прошлому жильцу этого хватило, и меня затянуло вместо него. — Нет, я вообще ничего не помню, — и я ведь не врал ни капельки. — Может, потом вспомнишь, — утешил меня братишка, — ведь если в случившемся виноваты маги, будет серьезное разбирательство. — Я постараюсь, — честности моей не было предела. — Ты полежи немного, а я пойду прощальный ужин готовить. Пока все сделаю, вечер и будет. Ты же помнишь, на кухне всегда много работы, — Овелан взялся за ручку двери. А как я его потом найду? Спрашивать у всех встречных? Или заглядывать во все двери? Нет, это покажется подозрительным. — Братишка, подожди, я с тобой! — я вскочил с мягкой кровати. — Ты куда сорвался? Лежи, а то опять упадешь! — брат подбежал ко мне и придержал за плечи. — Да мне уже лучше. Если мне плохо станет, я лучше с тобой рядом посижу, не хочу один, — и постарался пожалобнее посмотреть. — Ну что с тобой делать? Вот ты всегда такой, непоседливый. Малыш, малыш… Пошли потихоньку, я тебя держать буду. Так, в обнимку, мы и спустились на первый этаж, прошли само помещение трактира, повернули за барной стойкой направо и оказались в достаточной большой кухне, по самому центру которой стояла внушительных размеров печь. Рядом с ней свалены несколькими кучками дрова. По обоим стенам помещения были расположены широкие столы. Стол слева был целиком занят овощами, а справа — мясом всякого вида. Я присмотрелся — и узнал только тушки кур, уже ощипанные и приготовленные к дальнейшей переработке. Ну что, Борис, или теперь уже Титуки, вперед и с песней? Буду реализовывать все, чему научился в родном универе. — Тики, помоги мне, полей на руки, — пока я рассматривал поле деятельности, Овелан уже где-то нацепил белые фартук и косынку. — Я с утра еще хлеба хотел напечь, вас с города свежим всем встретить, а тут это все случилось… — он вздохнул. — На все воля огненной матери. Теперь вот буду крылышки запекать, чтобы они жар огненной дороги разгоняли, родителям будет легче. Ну что же ты, Тики, не стой столбом, — и брат протянул мне глиняный кувшин. Пока помогал брату вымыть руки, мысленно удивлялся — Овелан что, с этим всем один будет разбираться? У нас мама даже пирог одна не пекла, я хоть яблоки чистил. При этом воспоминании я снова загрустил. В носу захлюпало. — Малыш, ну не огорчайся, у меня правда много работы. Сядь вон в углу, съешь яблоко. Нет, я так совсем расклеюсь. — А можно я тебе помогать буду? — я что-то не то сказал? Иначе почему братишка так на меня смотрит. — Можно, — брат снова оглядел меня и еле заметно улыбнулся. — А где белые фартуки? — сколько не оглядывался, искомого так и не обнаружил. Эх, выкручусь как-нибудь. — Ты забыл куда их сам каждое утро кладешь? — удивлению брата не было предела. — Веля, родненький, я сегодня какое-то время вообще не знал даже как меня зовут, — честность — лучшая защита, самое главное — сказать правильно. — Шкафчик слева от входа, — брат показал рукой. — Да, после того что ты пережил, это совсем не удивительно. Я облачился, вымыл руки и работа закипела. Мы чистили, резали, натирали пряностями и замачивали. Раскладывали по противням и разливали в кувшины. Размешивали и взбивали. Стук ножей и бренчание от венчика, шкворчание жира и ароматы еды позволили мне отвлечься от своих горестей и с головой окунуться в процесс готовки. В принципе, ничего страшного, все ингредиенты достаточно знакомые. Я потихоньку наблюдал за братом, если в чем-то сомневался, то передавал ему бразды правления, а потом, поняв, как и что, продолжал. Уф! Я вытер рукой вспотевший лоб. Поработали мы знатно. Тут и запеченная птица с ароматными травами и чем-то, похожим на яблоки, и жареное мясо, и тушеные овощи в горшочках, и крылышки, что Овелан принес откуда-то в корытце со льдом. А про пироги я вообще молчу — сладкие и соленые, пресные и на опаре, закрытые и открытые. Делали специально маленькими, на один укус, чтобы посетители все попробовали, а не наедались от пуза. Хотя… — я окинул золотистые горки взглядом, — тут и маленьких столько, что роту накормить можно. Были, конечно, и совершенно незнакомые мне овощи-фрукты, так я их и не трогал. Из закусок, сделанных братом, меня очень удивила одна, странная до жути — в миске лежало нечто круглое, мелкозернистое, зеленовато-желтое, да еще и с резким запахом. Блин, жабьи яички какие-то! А уж когда Овелан испек хлеб, я чуть слюной не захлебнулся, такой аромат стоял! Голодное урчание желудка напомнило мне, что я с самого утра так ничего и не ел. — Братик, а можно мне кусок хлеба взять? — я влюбленными глазами смотрел на то, как он на лопате с длинной деревянной ручкой вытаскивал круглые буханочки из печи. — Тики, ты зачем спрашиваешь? Это же твой дом, здесь все наше, бери, конечно. Только не обожгись, хлеб еще горячий. — Спашибо! М-м-м… — обжигаясь, произнес я. Такого я еще не ел. Хлеб был мягкий, пышный, хоть и немного непривычный, но очень вкусный. Семечки и орешки в тесте придавали ему изумительный аромат. — Ну что, пошли накрывать прощальный ужин? — брат подхватил первое блюдо с мясом. Я с пирожками — за ним. Ужин мы накрыли на славу, хоть причина и была грустная. К вечеру приехали еще четыре повозки, так что зал был полон. Посетители ели, хвалили нас с братом, вспоминали наших родителей. Один из гномов встал из-за стола и произнес целую речь: — Госпожа Стампида гордилась бы таким ужином, а про Биг Тундера и говорить нечего, он всегда любил хорошо поесть, — в зале послышались одобрительные выкрики. — Так вот, вижу я, что дело трактирщиков Сплешей не загнется, они его оставили в надежных руках. Ребята, вы превзошли своих родителей! Я теперь всем своим посоветую специально к вам заезжать. Вкусно вы кормите. Ну, а у родителей ваших пусть огненная дорога будет без ухабов! Он поднял кружку и выпил, остальные его поддержали. Мне налили тоже. Я с опаской принюхался, ведь в прошлой жизни спиртного не употреблял и боялся, что сразу опьянею. Мутная коричневая жидкость действительно пахла спиртом, а на вкус оказалась довольно приятной. После ужина, когда мы с Овеланом вымотавшиеся по самое не могу сидели в кухне, уже вытирая полотенцами чистую посуду, он произнес: — Туки, братишка, спасибо тебе, ты сегодня меня приятно удивил. Я совсем не ожидал, что семнадцатилетний подросток будет таким хорошим помощником. Ты ведь раньше на кухню редко забегал. — Братишка, ты теперь всегда можешь на меня рассчитывать, — я, отложив уже не нужное полотенце, подошел к Овелану и присел рядом на скамью. — Я вижу и горжусь тобой. Тики-Туки, мы ведь с тобой одни в целом свете остались, — да, братишка, тут ты прав как никогда. Брат приобнял меня хвостом за руку и продолжил: — Но ты же помнишь, что мне нужно окончить обучение в Академии. Мне осталось совсем немного, а потом я получу диплом и буду хорошо зарабатывать. И тебя содержать смогу. А для этого мне придется уехать обратно, каникулы заканчиваются. Я задумался — как один в незнакомом месте останусь, да еще и целый трактир в придачу. Видя мою растерянность, брат продолжил: — Ты почти взрослый, умный и показал сегодня, что на кухне справишься. Я не оставлю тебя совсем одного, найду помощника. Как ты на это смотришь, справишься? Я посмотрел прямо в глаза брату и сказал: — Овелан, конечно справлюсь.