***
Что, если бы я решил сломаться, Расхохотавшись тебе в лицо, Что бы ты сделал тогда? Что, если бы я упал наземь, Не в состоянии больше этого вынести, Что бы ты сделал тогда? ...Что, если бы я решил драться, Умолять до скончания жизни, Что бы ты сделал тогда? Ты говоришь, что хотел большего, Но я еще жду И не бегу от тебя. ...Я пытался быть кем-то другим, Но, похоже, ничего не изменилось. Теперь знаю: внутри я действительно таков. Наконец я нашел себя, Наконец я нашел шанс, Теперь я знаю, вот такой я на самом деле… Ну, давай же, сломай меня, Закопай, погреби! Я закончил с тобой. Посмотри мне в глаза! Ты убиваешь, убиваешь меня. Все, чего я хотел, был ты…
30 Seconds to Mars – The Kill (акустика)
- Он работает в фирме всего два года. Ты уверен, что можешь поручить ему возглавить свой офис? - Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что у паренька есть мозги, - хмыкает Широяма, выходя из машины – мы вернулись в особняк. – А если нет, никогда не поздно найти замену. - Добро пожаловать домой. Мы поднимает взгляды к крыльцу, находя возле парадных дверей курящего Кая. Он стоял там в гордом одиночестве, уже переодевшись из костюма в свою любимую военную форму черного цвета. На плечах была накинута пухлая зимняя куртка с черным натуральным мехом на вороте и большими глубокими карманами по бокам. - Ты нас встречаешь? Разве это не обязанность прислуги? – усмехается кумите, ступая на крыльцо. - Я отослал их. - Это их не оправдывает. - Нам нужно поговорить, - серьезно отвечает Ютака, туша сигарету в пепельнице, стоящей на высокой кованой подставке у окна. – Знаю, что у тебя по плану разбор документов, но это важно. Аой останавливается рядом с торговцем, бросая на него внимательный взгляд. Кай отвечает тем же, и кумите, оценив масштаб чужих нужд, соглашается на беседу. - Хорошо. Давай в мой кабинет. - Для начала, - вмешиваюсь я, поравнявшись с мужчинами. – Мне нужно переговорить с тобой, Кай. - Это не может подождать? – раздраженно интересуется Ютака, сложив руки на груди. – Твои проблемы, по сравнению с этой ситуацией, ничтожно малы. - У меня нет проблем, - спокойно возражаю я, нахмурившись. – И это не займет много времени. Хватит и пяти минут. - Мне все равно нужно переодеться, - предлагает Широяма, стягивая с кисти перчатку. – Ты успеешь его выслушать. - Хорошо, - недовольно скрипит связками торговец, распахивая двери перед кумите. – Пять минут. - Я уложусь. - А потом попроси Мураками сделать нам чай, - приказывает Аой, проходя мимо нас в дом. – Жду у себя. - Давай, время пошло, - Кай заходит следом и останавливается в холле, готовый выслушать своего ученика. Наверное, я выбрал не лучшее время для разговора, но потом ему снова будет не до меня. - Пойдем в кабинет. Там и поговорим, и Аоя дождемся, - предлагаю я, указав рукой на лестницу. – Где Мана? - Уже там. - Ладно. - Хмыкаю, и мы отправляемся на второй этаж. Кай на ходу скидывает с себя теплую куртку, я снимаю с плеч свою, новую – пришлось купить, прежнюю разорвало осколками от взрыва, – и мы заходим в кабинет вместе. - Что у тебя? Я подхожу к журнальному столику, на котором меня со вчерашнего дня ждала упакованная в подарочную бумагу коробка, и бросаю косой взгляд на сидящего на диване по стойке «смирно» киллера. - Он может выйти? – спрашиваю у торговца, на что Ютака раздраженно дергает губой. Без слов понятно, что с каждой минутой он закипает все сильнее и сильнее. - У меня нет тайн от моего любовника. - У меня есть, - настаиваю я, подходя ближе. – Пять минут. Удели мне чертовых пять минут, и я отстану от тебя! Ты же мой наставник. Кай низко рычит в ответ, испепеляя меня гневным взглядом, но все же идет на уступки, решив, что будет лучше избавиться от меня сейчас. - Мана, котик, подожди пять минуток в коридоре? – тем не менее ласково просит у убийцы Кай, бросая куртку на диван, и Мана послушно поднимается и выходит из кабинета, не сказав ни слова против. Это-то и подталкивает меня на решительный шаг. - Может, хватит уже ограждать его от общества? Процесс лечения может затянуться на долгие годы, если ты не дашь ему возможности самовыражаться. - Что? Решил меня жизни поучить, недомерок? Кай грубо хватает меня за ворот кофты и дергает ближе к себе, оскалившись на мой выпад. - Заруби себе на носу, гребанный миротворец… - Он не может всю жизнь провести в панцире! – перебиваю я торговца, берясь за его кулак. – А если тебя не станет? Что он будет делать, если однажды тебя не станет? Ты вращаешься в таких кругах, что в любой момент можешь получить пулю в лоб, и что дальше? Послушай меня! Я скидываю с себя его руки, выпрямляясь и протягивая мужчине коробку. - Ему нужно научиться общаться с другими людьми. Ради его же блага! Я ведь знаю, что он тебе дорог. Я вижу это день изо дня. Сам умрешь, но ему погибнуть не дашь. Именно поэтому я и хочу ему помочь! Это усилитель голоса, - я киваю на коробку, выдохнув. – Он не может разговаривать с нами. И не только потому, что ты держишь его. Он понимает, что никому не хочется возиться с ним. Единственный способ разговора для него сейчас – это письмо. И он знает, что это не тот способ, который он может использовать с нами. Кай молчит, испепеляя меня взглядом, но я не намерен отступать. Раз уж ввязался, надо идти до конца. - Ты хочешь вернуть ему эмоции. Каждый вечер ты ненадолго, но выдергиваешь его в «наш» мир, пытаясь приучить к реальному времени и помочь справиться со всеми его трудностями. Я знаю, как это тяжело, потому что у меня те же способности, что и у Маны. Но простого гипноза и упражнений недостаточно. Подумай сам: большую часть времени он проводит с тобой, но даже не пытается говорить чаще, чем пару-тройку раз за день. Потому что вам не нужны слова, все и так ясно. Но если он начнет общаться с другими людьми, он будет тренировать связки. Сам. Только представь, он еще может вернуть себе голос! Разве тебе не хочется услышать его настоящий голос? Но при таком раскладе, как сейчас, это займет годы. Единственный способ добиться результата, это дать ему возможность быть услышанным другими людьми. Пропадет необходимость объясняться через жесты или письмо, и это облегчит ему жизнь. С каждым днем он будет говорить с нами все чаще, и это поможет его связкам снова заработать. А если они заработают, то и лицевые мышцы раскачаются! Я хватаю торговца за плечи, легко встряхивая мужчину. Наверное, я перенервничал, раз так яро настаиваю на своем. Прямо сам не свой… - Чем больше он говорит, тем больше заставляет лицо работать. И если упражнения, которые он делает с Ниимурой, дают какой-то результат, а они дают результат, я уверен, то совсем скоро Мана начнет пытаться показывать свои эмоции при беседе. Сейчас он не умеет даже проявлять интонацию! Скажи мне, когда он спрашивает тебя о чем-то, это звучит, как вопрос? Он ничем не окрашивает свою речь. И нет другого способа научить его это делать! Я знаю, что ты не хочешь, чтобы он проявлял себя с другими людьми, но… если ты и дальше будешь прятать его от нас, он никогда не раскачается. И не сможет жить в обществе, если потеряет тебя. Поэтому… - Вы закончили? – дверь открывается в самый неподходящий момент, и я отпускаю Кая с досадой. Аой удивленно выгибает бровь, указывая большим пальцем за свою спину. – Мана ждет в коридоре. Пригласить его? - Пригласи. - Сухо просит Ютака, возвращая мне коробку. Я разочарованно вздыхаю, отходя к столу кумите. Не получилось… - Котик, присядь, - торговец берет вошедшего в кабинет любовника за руку и помогает ему расположиться на одном из белых диванов. – У Урухи есть для тебя подарок. Я вздрагиваю, резко обернувшись на мужчин, и Кай ожидающе складывает руки на коленях. - Чего застыл? Ты ведь все приготовил. - Я… да, - спохватываюсь я, беря себя в руки, и подхожу к молчаливому киллеру, чтобы отдать ему коробку. Мана забирает ее у меня и кивает в знаке благодарности. - Открывай. – подсказывает Ютака, улыбнувшись, и лишь после этого киллер распаковывает свой подарок. Он осторожно раскрывает коробочку и вынимает оттуда карманный громкоговоритель, но как только он оказывается в его руках, Мана непонимающе склоняет голову на бок, уставившись на аппарат. Он поворачивает голову к Каю, приоткрывая губы и, кажется, спрашивая, что это такое. - Это усилитель голоса, - объясняет Ютака, забирая устройство. – Я хочу, чтобы ты начал общаться с другими людьми тоже. Это поможет тебе развить голосовые связки. Чем больше ты будешь говорить, тем лучше. Если ты будешь тренировать свое горло, то возможно… мы сможем частично вернуть тебе голос. Таким, каким он был до того, как ты угодил в руки лаборантов. И если это случится, то тебе больше не нужно будет прибегать к помощи аппарата. Ты сможешь свободно общаться с тем, с кем тебе интересно. Возможно, первое время будет неудобно его носить… И придется привыкать к тому, что твоя речь звучит громко, ведь ты больше двадцати лет слышал себя иначе. Но теперь тебя сможет услышать каждый из нас. Поэтому… Попробуй. Попробуй привыкнуть и поговорить с нами. Это сложно, я знаю, но постарайся, хорошо? Ради меня. Мана медленно опускает взгляд на аппарат. Он снова что-то спрашивает у Кая, но тот его прерывает, коснувшись пальцами черных губ. - Давай я помогу тебе его надеть и покажу, как он работает. А потом ты скажешь мне то, что хотел сказать. Я замираю рядом с диваном, наблюдая за тем, как торговец надевает микрофон, помещенный в черную атласную ленту, с украшением в виде синей розы и листьями из вуали, на шею мужчины. Я попросил его украсить еще в салоне, с помощью уже готовых материалов, чтобы он не выглядел слишком грубо в созданном киллером образе «куклы». Провода от «ошейника» Кай прячет под пиджаком помощника, а динамик на батарейках пристегивает к ремню и включает. Мы затихаем, обратив взгляды на убийцу. Аой молча закуривает, опустившись на свой стул за столом. - Попробуешь? - Я просто… Убийца запинается, вздрогнув, и касается пальцами своей шеи. Он молчит какое-то время, будто потерялся, и снова заглядывает Каю в глаза. - Продолжай, - совсем тихо просит Ютака, ободряюще сжав свободную руку помощника в своей ладони. - Это так… странно. - Но интересно? – улыбаюсь я, присев на край стола перед Маной. Звук все еще был тихим и шипящим, как громкий шепот или хрип сорванных связок, немного электронный из-за свойств микрофона и динамика, но вполне различимый. Он слегка «шаркал» по ушам, словно это был голос из кошмаров. – Немного неудобно, да? - Не знаю. Но громко, - Мана накрывает ладонями уши, но почти сразу отнимает их от головы. – Ты меня слышишь? - Тебя слышит даже Аой. - Правда? – монотонно спрашивает киллер, наклонившись вперед, чтобы увидеть за Каем кумите. - Правда. Очень хорошо, - кивает Широяма, усмехнувшись, и Мана опускает глаза на динамик, прислушиваясь к своим ощущениям. - Теперь не будет проблем с пониманием, - улыбается торговец, коснувшись кистью матовой щеки любовника. – Попробуй пообщаться с остальными. Если тебе не понравится, я не буду заставлять тебя его носить. Договорились, котик? - Хорошо, - медленно, почти по слогам, проговаривает брюнет, продолжая вслушиваться в свою речь. – Ю-та-ка. Я облегченно выдыхаю, поднимаясь на ноги, и занимаю свое место на диване как раз в тот миг, когда в кабинет приносят чай. - Спасибо, Уруха. - Можешь снять его, когда захочешь. - Ну, так что у тебя? – возвращает нас Аой к началу разговора. - На похоронах Мана почувствовал постороннего, - вновь становится серьезным Кай. – Это был кто-то от правительства, возможно, военный. Мана чувствителен к таким вещам, поэтому мы склоняемся к мнению, что он солдат. - Ты так уверен в этом? - Взгляд мафиозного наемника очень отличается от взгляда солдата, - вклинивается впервые в чужой разговор Мана. – У киллера он алчный и холодный, осторожный. У солдата, получившего приказ, взгляд твердый и не несущий каких-либо эмоций. Ему дали задание и он пошел его выполнять, ничего лишнего в нем нет. Он прямой и бесстрашный… Простите. Киллер замолкает, уткнувшись глазами в свою чашку чая, которую ему передал Кай. Наверное, он почувствовал себя неловко. - Если есть, что сказать, - говори, - просто отвечает Широяма, выдыхая дым вместе со словами. – Он проявил себя? - Мы нашли жучок под машиной за пару кварталов до границы Токио. Я отправил одного из сопровождения по другому пути. Но перестраховаться не помешает. – Кивает Ютака, отпивая из чашки. - Судя по отслеживающему устройству, могу подтвердить тот факт, что преследователь – военный, - снова открывает рот Мана. – Такие устройства не купить даже на черном рынке. Они запрограммированы передавать сигнал на правительственные спутники, поэтому стоит включить жучок, как его тут же заметят. Вот почему все устройства, попавшие в чужие руки, легко находят и уничтожают. Либо изымают. И их невозможно перепрограммировать. Это значит, что военные уже знают, где действующий жучок. Они найдут машину и уничтожат его. Попытаются найти владельца автомобиля. - Номера на нашей тачке липовые, но пальчиков в машине мы оставили немало, - мрачно замечает Кай. – Но я более, чем уверен, что моя малышка сейчас в безопасности. Человек, взявший на себя ответственность за отвлечение внимания, является подчиненным сослуживца Сато-сан. Он нас не сдаст и уничтожит все улики. - Даже если и нет, сюда они не сунутся, - хмыкает Аой, откинувшись спиной на спинку кресла. – Так что волноваться не о чем. Но я все равно позабочусь о том, чтобы ваши «дружки» не осквернили это место своим присутствием. - Это я и хотел услышать. Спасибо, Аой. У нас все.***
- Как дела в школе? - Вот, - Ясуо, поприветствовав брата крепкими объятиями, первым делом протягивает хирургу свой дневник. – Я исправил первый «неуд»! - Правда? – усмехается Матсумото, раскрывая тонкую книжечку. На страничке с сегодняшним числом, напротив урока экономики, действительно стояло «отлично». – Молодец. Осталось исправить еще четыре отметки и подтянуть арифметику. - У меня целый месяц, к Новому году успею! – мальчик широко улыбается, счастливый, что его похвалили. Матсумото тихо хмыкает: как мало надо ребенку, чтобы он засветился, как новогодняя гирлянда. - Хорошо. И раз уж ты так стараешься, у меня есть для тебя кое-что. - Что? – тут же любопытничает мальчик, и Таканори, усмехнувшись, кивает на двери. - Пойдем в дом. Матсумото забирает у Ясуо портфель, и они заходят в особняк. Уже там, сняв с ребенка куртку и бросив ее в руки подоспевшей служанки, хирург провожает школьника в гостиную первого этажа. - Я не знал, какую брать. Но, думаю, для начала сойдет и акустика. Ясуо, остановившись в дверях, неверяще распахивает глаза. На столе, окруженном диванами и креслами, лежала гитара. Самая дорогая и самая популярная среди музыкантов, которые знали толк в инструментах. Она носила именитую марку и считалась лучшей среди своих «сестер» - пришлось переплатить, чтобы ее доставили за один день, но оно того стоило. - Забирай, - Матсумото легко подталкивает мальчика в спину. – С репетитором я переговорю чуть позже. Ясуо заворожено двинулся навстречу инструменту. И то, кажется, по инерции – если бы хирург не подтолкнул его, он бы вряд ли сдвинулся с места. Но стоило школьнику подойти к столу и прикоснуться к блестящему корпусу, как он тут же «ожил». Расплакавшись прямо там, он обернулся на брата и бросился в его объятия, не помня себя от охвативших его эмоций. - Таканори! Медик тихо рассмеялся, когда ребенок, столкнувшись с ним, крепко обнял мужчину. - Ты самый лучший брат на свете! Спасибо! - Главное, чтобы тебе нравилось. - Мне очень нравится! – мальчик отстраняется, быстро закивав. – Я даже не мог мечтать о такой… Я думал, что никогда не смогу… Мама была против и… - Тише, - Таканори опускается на корточки перед всхлипывающим ребенком, который не мог даже нормально говорить, вытирая слезы рукавами школьного пиджака. – Теперь все будет хорошо. У тебя есть мечта и возможности. И я поддержу тебя, чего бы ты ни пожелал. Каким бы ты ни был – я приму тебя. Но сначала уроки. Медик назидательно указывает на портфель в своих руках. - Да! – только и может выдать Ясуо, и хирург, отдав портфель в мальчишеские руки, снова кивает на инструмент. - Забирай ее и дуй в свою комнату. Вечером я проверю домашнее задание. - Хорошо! Спасибо… спасибо, брат! Ясуо еще раз обнимает хирурга и, надев рюкзак на плечи, осторожно снимает со стола дорогой инструмент. - Чехол и ремень я оставил у тебя в спальне. - Спасибо! - Ужин через час, - Матсумото поднимается и пропускает мимо себя радостного ребенка. – Буду ждать в столовой. - Я приду! Школьник убегает в сторону кухни, и я наконец-то выхожу из своего укрытия. Он выглядит подавленным, смотря вслед пареньку. Мой Нори. Как будто отдал другому человеку сценарий собственной жизни… Поменялся с ним судьбами. И, наверное, завидует ему… Я вздыхаю и закуриваю, шаркнув колесиком зажигалки, а после подхожу к любовнику со спины и становлюсь рядом, на пороге гостиной. - Зачем ты привез его сюда? – спрашиваю тихо, пока хирург недвижно смотрит в сторону столовой, где и исчезла хрупкая фигурка с инструментом в руках. – Было бы лучше, если бы ты отказался от него. Не нужно было бы вспоминать. - Ты обещал не больше трех в день. Это уже четвертая, - меланхолично говорит Таканори и забирает у меня сигарету прямо изо рта, чтобы после глубоко и шумно затянуться. Унять нервы. Я только пожимаю плечами, прислонившись к косяку. - Ты все еще злишься? – так же тихо спрашивает он, судорожно выдыхая дым перед собой. - Только на мертвых, – просто отвечаю я. Таканори оглядывается в поисках пепельницы, чтобы затушить окурок, но выглядит таким потерянным и беззащитным, когда не находит, куда деть тлеющую к фильтру отраву. Я отклоняюсь от косяка и подхожу ближе, вынимая бычок из дрожащих пальцев и, показав его любовнику, пофигистично тушу огонек в горшке с декоративным деревом, стоящим у дверей со стороны гостиной. Окурок я бросаю туда же – прислуга уже привыкла к моим способам решения простых проблем. Уберут. – Вот и все. - Он мешает тебе? – вдруг спрашивает врач, встретившись со мной глазами. - Только когда я хочу прикоснуться к тебе… – понижая голос до шепота, отвечаю я. Мне и правда не хватает тех спонтанных ласк в коридорах и многочисленных комнатах особняка, свободы, вороватых поцелуев, перебранок между нами. Не хватает его сарказма и подколов. И его чистой, как слеза, похоти, жадности и увлеченности мной. Мне не хватает его экспериментов. Его одержимости в отношении меня. Его ненормальной, аморальной и фатальной во всех смыслах любви ко мне. И поэтому я с трудом держусь, чтобы не сорваться в очередной раз. Мое терпение на пределе. Не могу так… - Не могу так больше. Хочу прикасаться к тебе. Целовать тебя. Ощущать твое дыхание на своей коже. Я на пределе. Мне не хватает тебя, Нори. Я хочу чувствовать тебя. Кажется, это крик отчаяния. Я и сам готов разрыдаться на его плече прямо здесь и сейчас. Такая острая необходимость в нем… Я еще никогда не чувствовал ничего подобного. Никогда не нуждался так сильно в человеке. Это мой предел. - Акира… - он подается навстречу, забыв об осторожности, и прижимается к моей груди, обхватив руками за шею. – Я тоже скучаю по тебе… Акира! Я вижу, как дрожат его ресницы, когда хватаю губами с мольбой раскрывшиеся алые губы, отвечая на быстрый, трепетный поцелуй. Еще немного – и мы оба потеряем контроль. А потому я ловлю каждое украденное у нас мгновение, пока он целует меня так жадно и ласково, что мне хочется убить причину нашего притворства…***
- Не хорошо подслушивать чужие разговоры, Ясуо. Мальчик подпрыгивает на месте, резко обернувшись на мой голос, и испуганно вжимается в стену. В его руках я вижу именитую гитару – маленькие ладони крепко стискивают деревянный гриф, дрогнув от неожиданности. - П…простите! – запинаясь, шепчет он в ответ, опустив взгляд в пол. Я усмехаюсь такой реакции и горечи в глазах ребенка, заставшего брата с поличным с другим мужчиной. - Ну, и что думаешь? – интересуюсь я, осторожно выглянув в холл. - О чем вы? – растеряно спрашивает школьник, прижимая гриф к своей груди. Глаза на мокром месте, что же он подумал, увидев эту совсем не детскую сцену? - У Матсумото есть жена, - просто отвечаю я, встав напротив ребенка. – Это правда. Но брак фиктивный. - Фиктивный?.. – не понимает малыш, вскинув ко мне голову. Радость от подарка улетучилась без следа, а горечь правды наполнила чистые глаза грустью. – Значит, не настоящий?.. - Да, - киваю, прислонившись к стене плечом и сложив руки на груди. – Но не суди его так строго. Твой брат женился на Кейси, моей служанке, только ради тебя. Чтобы ему отдали тебя, разрешили усыновить без лишних вопросов и бесконечных проверок. Но любит он… вот этого человека. Он не говорит тебе этого, чтобы не быть отвергнутым тобой. Он боится, что ты не поймешь, отвернешься от него. Ведь ваши родители его бы не поняли и ни за что не приняли бы таким, какой он есть. И ему очень тяжело сейчас, когда он вынужден прятаться от тебя. Жить фальшивой жизнью всегда тяжело и болезненно. Он жертвует собой ради твоего спокойствия. - Но я!.. – почти вскрикивает мальчик, лишь после спохватившись и накрыв губы ладонью. – Я приму его любым! Ясуо с завидной стойкостью берет себя в руки, выпрямляясь. - Ведь это мой брат! Я не хочу… чтобы он плакал из-за меня. Я больше не хочу, чтобы мы плакали. А еще… Мне все равно, с кем он встречается. Я не против. Да и кому какая разница? Он не смог стать музыкантом и посвятил себе работе. Спас много жизней, лечил людей! Кто может осуждать его? Он сделал все возможное! И если он любит дядю Рейту, я только поддержу его! Да даже самураи в свое время одобряли подобные отношения! - Тогда почему бы тебе не сказать ему это? – улыбаюсь я, погладив школьника по голове. – Прямо сейчас. - Се…сейчас? – снова теряется ребенок, покраснев. – Но они же… ну… - И что? – вздернув бровь, спрашиваю я. – Зато ты застанешь их врасплох. И они будут вынуждены тебя выслушать. Ну, же. Дерзай, пока есть возможность. - Хорошо! – упрямо поджав губы, хмурится малыш. – Я не хочу, чтобы они страдали из-за меня. Я ведь и так доставляю брату много проблем. Аой-сан. - Мм? - Подержите мою гитару? - Давай. - Хмыкаю в ответ, забирая инструмент из рук школьника. И Ясуо, глубоко вдохнув, смело выходит из своего укрытия навстречу любовникам. - Таканори. - Черт! – хирург тут же упирается руками в грудь наемника, отодвинув его подальше от себя. И, запыхавшийся, потеряно оборачивается на детский голос, пытаясь торопливо привести себя в порядок. – Это не то, что ты подумал… Послушай… - Я все знаю, - робко протягивает мальчик, шмыгнув носом. – Но я всегда буду на твоей стороне! Тебе пришлось жениться, чтобы усыновить меня. Ты сделал ради меня такое… И подарил мне мечту! Разве после всего этого я могу отвернуться от тебя?.. Не важно, кого ты любишь и с кем хочешь быть. Я никогда не посмотрю на тебя плохо! Мне не противно… ведь ты мой брат! Я улыбаюсь, отвернувшись от мужчин. Хирург, как подстреленный, падает перед школьником на колени и утыкается лицом в грудь мальчика, ударившись в беззвучные рыдания. И теперь, когда он так искренне обнимает ребенка, благодарный за понимание и возможность больше не скрываться и не терпеть, мне кажется, что он его полюбит. - Ясуо… - Не плачь, - младший из братьев тоже глотает крокодильи слезы, пытаясь утешить хирурга тем, что бездумно гладит его по высветленным волосам. – Я с тобой. И никому не расскажу. Так что меня не заберут… - Так послушаешь – Матсумото прямо Ангел Небесный, - усмехаюсь себе под нос. – Мог бы и сам рассказать ему. Я отхожу от дверей, оставляя эту компанию разобраться во всем без посторонней помощи, и укладываю гитару на обеденный стол. Зимнее солнце попадает на корпус, ослепив глаза яркой вспышкой, и я замираю рядом со столом, обводя взглядом гладкие бока инструмента. Левая рука сама собой сжимается в кулак, и я чувствую болезненный спазм в кисти, раздраженно дернув губой. Этот инструмент… Я больше не могу на нем играть.***
- Рейта, ты не видел Аоя? - А что с ним? - Не могу найти. Наемник вынимает из кармана рацию, чтобы связаться с крылом охраны. Он сидит в кресле напротив Матсумото, о чем-то тихо рассказывающего младшему брату. Лицо хирурга скрыто челкой, голова опущена вниз, но Ясуо с улыбкой сжимает его ладонь в своих руках, словно бы поддерживая мужчину. Я понимаю, что я не к месту, а потому и спешу покинуть гостиную как можно скорее. - Посмотри, куда делся наш грозный кумите. - Судя по камерам, - вещает рация. – Отец отправился в комнату звукозаписи. - Он в студии, - отключая шипящую трубку, отвечает Акира. – Помнишь, где находится операционная? - За крылом охраны. - А студия за крылом прислуги. На другом конце особняка. - Спасибо, - коротко благодарю я наемника и поспешно ретируюсь из гостиной. Странно, сегодня Рейта довольно вежлив и спокоен. Не нарычал на меня, как обычно, не бросил недовольного взгляда свысока. Мне даже уговаривать его помочь не пришлось. Он просто взял – и выяснил у охраны местонахождение кумите. Может быть, виной тому братья, сидящие рядом? Я задумчиво заворачиваю в отведенную прислуге часть особняка и спрашиваю у первой попавшейся дамы, как пройти в студию звукозаписи. Она вежливо указывает мне дорогу, и уже через пять минут я выхожу на окруженное деревьями небольшое строение. Я слышал, как он играет. На записи в моем плеере. И как поет. Но вживую никогда этого не видел. От того любопытство и взяло верх, и я осторожно потянул на себя железную дверь, ведущую в студию… Первая комната, куда я попал, была оснащена современным микшерным пультом. Напротив него стояло офисное кресло, на котором лежали дорогие наушники с высоким качеством звука. За пультом было стекло, выходящее в комнату с инструментами, обшитую звукоизоляцией. Тихо прикрыв за собой двери, я подошел ближе к окну, стараясь оставаться в тени. Аой сидел на одном из высоких барных стульев. На его колене лежала черная акустическая гитара, а в зале горела только одна лампа. Широяма сидел сбоку от нее, а потому попадал под освещение лишь частично, но даже так казался мне совершенно другим человеком. На нем были брендовые вещи – мы покупали их вместе с теми брюками-юбкой, которые Широяма наотрез отказывался надевать. Сегодня же это были черные джинсы с пришитыми к штанинам «лохмотьями» из прозрачной легкой ткани, остроносые туфли, черная рубашка, отливающая зеленым – «хамелеон», раньше такой модный, и накидка на плечах, тоже рваная, с крупными дырами по всей длине. Ониксовые глаза бесцветно смотрят на инструмент в его руках. И я задерживаю дыхание, когда Аой берется за гриф и опускает вторую руку на струны, и хватаю наушники с кресла – пульт оказался включенным и готовым к работе. Красивая кисть умело берет аккорд, пальцы мягко проскальзывают по струнам, выводя медленную грустную мелодию, заставляя меня прижаться к стеклу и замереть, вслушиваясь в каждую ноту, звенящую мучительным томлением в динамиках. Я знаю эту песню. Учился играть на гитаре самостоятельно, когда поступил в университет. Тогда я должен был найти хорошую работу ради Наны, поэтому просто баловался инструментом, разучивая ноты в свободное от учебы время. И эту мелодию знаю наизусть – это была первая зарубежная песня, которую я сыграл. Но уже на четвертом аккорде мужчина сбивается. Аой недовольно цокает, отпускает гриф и сжимает руку в кулак, разминая пальцы, встряхивает ей в воздухе и начинает заново. А потом еще раз. И еще. И лишь спустя десять минут тщетных попыток я понимаю, почему у него не получается: левую кисть схватывает судорога, и Широяма опускает руку вдоль тела, нахмурившись. Длинные пальцы мелко непроизвольно дрожат – видимо, защемило мышцы или нерв, и киллер снова сжимает кулак, вздохнув. Чтобы через минуту попытаться сыграть снова. - Взрыв в аэропорту… - потрясенно шепчу сам себе, зажимая ладонью губы. Словно осенило, и я вспомнил. Когда я очнулся, повязка на его руке… Он повредил кисть. Неужели после того случая он больше не может держать в руках гитару? Из-за Харады, которого он казнил сегодня утром? Из-за этого жалкого ничтожного человека… Аой не может играть? Еще одна попытка, и я снимаю наушники, не глядя бросая их обратно на кресло. Отчего-то стало так паршиво, и я осторожно повернул ручку двери, ведущей в соседнюю комнату. Не знаю, заметил ли меня Аой, но он упрямо продолжал зажимать струны, вновь и вновь сбиваясь с ритма, и я тихо подошел к нему сзади, чтобы в следующий миг подхватить сорвавшийся аккорд. Широяма замирает, переводя взгляд на мою кисть, сжавшую гриф. Молчит какое-то время, не двигаясь, будто раздумывая, прогнать меня или бросить инструмент, но, в конце концов, просидев со мной в тишине какое-то время, неспешно закуривает и касается здоровой рукой струн. Я пододвигаюсь чуть ближе, хотя, сидя на одном табурете, мы и без того касались друг друга телами, и мы начинаем играть вместе. Я зачем-то тихо стучу носком туфли по полу, задавая ритм, чтобы мы не разошлись на середине мелодии, и в мозгу сами собой всплывают строчки на чужом для нас языке… «Что, если бы я решил сломаться, Расхохотавшись тебе в лицо, Что бы ты сделал тогда? Что, если бы я упал наземь, Не в состоянии больше этого вынести, Что бы ты сделал тогда?» Прокручивая их в памяти под неторопливую мелодию гитары, я и сам не заметил, как стал петь вслух. Зато четко услышал, когда Аой стал подпевать мне, продолжая перебирать одной рукой тугие струны, натянутые моими пальцами на грифе… - «Я пытался быть кем-то другим, но, похоже, ничего не изменилось. Теперь знаю: внутри я действительно таков»… - «Ну, давай же, сломай меня, закопай, погреби!.. Посмотри мне в глаза. Ты убиваешь меня. Все, чего я хотел, был ты»… - Аой. - Мм… - Прости меня. Не знаю почему, но мне казалось, что я должен был сказать ему это… Не знаю почему.