Стрелок

      Всю дорогу до аэропорта Аой молчал. Игнорируя мои вопросы, он был занят изучением брошюры к оперному спектаклю. Я же был как на иголках.       Мысли мои были заняты Ренаром и ситуацией, в которой он оказался по моей вине. И я не видел выхода из этой ловко расставленной моим хозяином западни. Это злило меня, я чувствовал себя разбитым. Да и поспать мне не удалось: сначала я полночи «исповедовался» Аою, потом выслушивал своих наемников, а к рассвету уже садился в машину, которая должна была увезти нас навстречу Парижу. День и ночь выдались насыщенными и тяжелыми, но ничего не поделаешь. Разве я могу перечить своему господину, которому вдруг захотелось во Францию на оперу? Кроме того… это было не только прихотью Широямы. Чувство, что он хотел восстановить мое душевное равновесие и потому и затеял эту поездку, не покидало ни на миг. Но я так и не смог понять, зачем ему надо было беспокоиться о самочувствии своей пешки. Так мы и добрались до аэропорта.       Серебристо-черный Роллс Ройс Фантом выехал прямиком на взлетную полосу и остановился возле ожидающего нас самолета. Естественно, это был не пассажирский лайнер. Личный самолет Аоя был небольшим, но что-то подсказывало мне, что внутри находится целый пентхаус.       - Идем, - сам Широяма прибывает в прекрасном расположении духа. Хитрая ухмылка не сходит с губ, и он кажется таким довольным, что даже тошно.       - И сколько нам лететь до Парижа? – спрашиваю я у мужчины, уже выбравшегося из салона. Какой бодрый. Ублюдок.       - Если быть точным, одиннадцать часов, сорок семь минут.       - Что?!       Я запинаюсь, вылезая из автомобиля, и Аой ловко ловит меня в свои объятия. Я утыкаюсь лицом в его грудь, так и повиснув на его руках.       - Что тебе не нравится? Как раз успеешь отдохнуть. В самолете есть спальня.       - Какого черта лететь двенадцать часов ради какой-то оперы?! – я упираюсь руками в его плечи, отодвигая подальше от себя. – Мы угробим целые сутки впустую!       - А ты куда-то торопишься? – вздергивает бровь Широяма, отпуская меня. – Иногда нужно давать себе расслабиться. Особенно, если расслабляешься за чужой счет.       Это камень в мой огород? Дескать, раз я за все плачу – не возникай и наслаждайся?       - Я могу отдать тебе половину суммы, затраченной на полет и билеты, - недовольно отвечаю, одернув задравшуюся из-за падения куртку.       - А разве я просил об этом? – Аой поднимает взгляд к механической птице перед нами. – Заткнись и получай удовольствие.       - Ты мысли мои читаешь? – шепчу себе под нос, а после добавляю громче: - Мы проведем в дороге двадцать четыре часа!       - Поверь, это стоит того, - Широяма улыбается, показывая мне брошюру. На ней была размещена фотография красивой, но уже немолодой женщины.       - Кто это?       - Натали Дессей. Звезда мировой оперной сцены, известная, как «элегантное колоратурное сопрано». Услышать ее хотя бы раз в жизни – великая честь. Увидеть вживую – великое счастье.       - Но я не знаю французского, - вдруг вспоминаю я, забирая брошюру. – Это же представление. И как я буду его смотреть? Они ведь, не только петь, но и говорить будут.       - Тебе не обязательно понимать чужой язык. Просто слушай, - Аой отправляется к самолету, что-то тихо напевая себе под нос. – В опере главное не слова, а голос. Проникнешься голосом – поймешь и оперу.       - Впервые слышу, чтобы ты говорил так уважительно о женщине…       - И то верно, - хмыкает мужчина, и я спешу следом за ним к трапу. – Я не любитель слабого пола. Будь она умной или красивой, имеет ли чувство юмора или воспитание леди, мне не важно. Я не выношу дам хотя бы потому, что они слишком хрупки. Но есть женщины, которыми я восхищаюсь, как произведениями искусства.       Аой останавливается и с задумчивым видом оборачивается на меня.       - Я восторгаюсь ими, как полотнами великих художников, творениями великих скульпторов, мастерством великих композиторов. В таких особах я не вижу женщин. Я не воспринимаю их, как женщин. Но как живое воплощение таланта и мастерства – да. Иными словами, для меня такие дамы – бесполые существа. А раз они бесполы… я могу получать удовольствие от их работы. Если тебе недостаточно этих объяснений – я ставлю таких людей выше простых смертных.       - Видишь в талантах ангелов? – шучу я, на что Аой лишь утвердительно кивает в ответ.       - Да.       Я изумленно останавливаюсь, пытаясь принять такое отношение Широямы к избранницам искусства. Раньше Аой никогда не описывал девушек подобным образом. Он относился к ним бережно, например, как к своим служанкам, защищая их от наемников, но чтобы оценивать их настолько высоко… впервые. Однако если такие женщины не являются для Аоя женщинами, а выступают в роли созданий без пола, то и удивляться тоже нечему. С таким же успехом он бы хвалил и мужчину, и ребенка. И в Натали Дессей он видит только голос и актерскую игру. Ни лица, ни тела, ни форм, ни образа мыслей. Лишь колоратурное сопрано без собственного «я». Иными словами… превращение человека в предмет? Это плохо или хорошо? С другой стороны, нынешняя молодежь чаще всего слушает современную музыку не только ради самой музыки, но и ради исполнителя. Кумира. Главным аспектом становится внешность, а про качество забывают. Спускают с рук. Быть может, Аой прав в своей позиции? Забывая, кто перед ним, он отдает все внимание исполнению, а не исполнителю. И потому может оценить искусство в полной мере, не отвлекаясь ни на что другое. И как это назвать? Бесчувственностью или уважением к чужим трудам? Как сложно!       - Я не понимаю…       - Это нормально, - усмехается мужчина, подавая мне руку. – Но однажды тебе тоже надоест делить людей на классы, половую принадлежность и статусы. И ты просто будешь наслаждаться чужим талантом. А пока ты молод и полон надежд, сил и желаний, ты будешь продолжать оценивать людей по красивой обложке. Это обычное дело, организм молодой и жаждущий. В юности голова забита только одним.       - На что ты намекаешь? – недовольно бурчу я, но все же вкладываю в его ладонь свою, позволяя киллеру проводить меня по трапу в салон самолета. Но он не удостаивает меня ответом, лишь тихо посмеиваясь.       - «Не я выбрала оперу, опера выбрала меня», - оказавшись внутри, прочитал я надпись под фотографией. И почему-то мне стало интересно узнать больше об этой певице. Отношение к ней Аоя тоже сыграло немалую роль.       - Она хотела быть балериной, но не сложилось, - отвечает Широяма, указывая рукой на кресла. – Садись, скоро взлетаем.       Салон оказался просторным, но я знал, что это еще не все. В этой части самолета располагалось пять кресел, достойных элиты: мягкие и удобные, они больше походили на массажные. Наверняка, они влетели в копеечку привыкшему к роскоши кумите. У каждого кресла стояли столики, а расстояние между местами было приличным. Наверное, четыре квадратных метра на человека. Кроме того, кресла располагались напротив друг друга, видимо, чтобы было удобно беседовать с другими пассажирами. Под ногами ковры, на столиках скатерти, на верхних полках – шелковые подушки и пледы.       - Показушник, - фыркнул я, занимая свое кресло у иллюминатора. Аой расположился напротив меня.       - Оя? – мужчина улыбается, прикрывая глаза. – Разве ты не знал этого до сего момента?       Я закатываю глаза, откидываясь на дутую спинку кресла. Брошюра в моих руках отправляется на столик.       - По возвращению в Японию мы сходим еще на одно выступление.       - Ты решил затаскать меня по светским мероприятиям? – вздергиваю бровь. – И что на этот раз?       - Концерт.       - Чей?       - Исполнитель – Кокиа.       - Кокиа? – я непонимающе хмурюсь. – Кто это?       - Еще одна женщина, покорившая мир, - Аой достает свой мобильный и находит в его памяти фотографию той самой женщины.       - Певица? – я принимаю из его рук телефон и опускаю взгляд на экран. На этот раз японка. – Так она наша соотечественница?       - Верно. Но она также часто выступает в Европе, в первую очередь во Франции, где выпускает музыку под лейблом Wasabi Records.       - Франция, значит… - совпадение? Обе певицы связаны с этой страной так тесно… может, поэтому Аой выбрал Париж? – Ты, и правда, так любишь женский вокал?       - Что такое? Мужчина должен восхищаться нежным женским вокалом, - усмехается Широяма, закидывая ногу на ногу. Он достает из кармана пиджака пачку сигарет с зажигалкой и прикуривает. – Особенно такой, как я. Мне хватает грубых мужских голосов и в жизни. А если поразмыслить… Мужчина, по натуре своей, разрушитель. Женщина – созидатель. Разве не так? Это касается не только образа жизни. Например, песни, которые исполняет мужчина, полны басов, гитарного рева и боя барабанов, надрывного вокала и резких текстов. Песня женщины отличается от того, что ты привык слышать, словно ангел отличается от беса. А вообще, это вопрос спорный. Но разве женский голос не напоминает тебе что-то родное? Например, колыбельные матери? Правда, моя мать не пела мне. Или же я был слишком мал, чтобы запомнить. А раз так, значит это память младенца? Любовь к женскому вокалу может быть всего лишь памятью грудничка. Вдруг чужое исполнение заменяет мне материнские напевы? Кто знает. Но тяга есть. А, может, это говорит во мне мужское начало? Его не искоренить, как ни старайся. И не важно, какой ты ориентации, мужчиной-то от этого ты не перестаешь быть. А природу не обмануть так просто. Это вполне естественно, тебе не кажется?       Материнская любовь… Аою не додали ее. Ее не хватило. А после мальчика и вовсе лишили любой надежды на тепло родительских чувств. В то время как меня баловали, он уже виртуозно стрелял из пистолета, владел несколькими боевыми искусствами и даже убивал людей… Жестоко.       - Я впервые услышал Кокиа в далеком тысяча девятьсот девяносто восьмом, - Широяма задумчиво переводит взгляд в иллюминатор, и его глаза темнеют. Улыбка сходит с лица, что заставляет меня затаить дыхание.       Эта дата… как странно, я уже слышал ее однажды. Девяносто восьмой. Что же произошло в этом году, раз я помню его?       - Это был год, когда моя жизнь треснула по швам, разлетелась на куски и погребла меня под своими завалами. Год, когда меня отдали в Северный клан.       Я вздрагиваю, распахнув глаза. Точно. Переломный момент в жизни Аоя… как это только из головы вылетело?!       - Я услышал ее за неделю до предательства родителей. Песня носила название «For Little Tail». «Для маленького хвостика», - добавил Аой, когда я мысленно попытался перевести английскую фразу. – Второй раз мне удалось услышать ее лишь через пять лет.       Аой снова улыбается и поднимает на меня взгляд.       - Настоящее имя исполнительницы – Акико Ёсида. После того, как она подписала контракт со своей первой звукозаписывающей компанией, Акико взяла псевдоним Кокиа, просто написав свое имя наоборот. Но этот псевдоним имеет еще одно значение. «Kokia» с латинского – род цветковых растений семейства Мальвовые.       - Мальвовые…       Я дергаюсь, как током ударенный.       Мальва. Это же…       - Верно. Иероглиф «Аой» переводится как Мальва, - подтверждает мои догадки мужчина, делая глубокую затяжку. – В память о лучшем моменте моей жизни.       Значит, эта девушка больше, чем просто певица. По крайней мере, для Широямы Юу. А я все гадал, почему именно «Аой». Странно, что я не спросил об этом раньше.       - Добро пожаловать на борт, Аой-сама, - прерывает мои мысли электронный голос пилота. И в ту же минуту в салоне появляется стюардесса, чтобы попросить нас пристегнуть ремни и отключить мобильные телефоны.       - Взлетаем. Завтрак принесут после взлета, - Широяма пристегивается и тушит окурок в пепельнице. – Времени у нас предостаточно, так что можешь отдохнуть после.       - Если ты закончил, позволь показать тебе спальню.       Мы только что позавтракали, наслаждаясь видом белых облаков, проплывающих под крылом самолета. После того, как мы взлетели, Аой не проронил ни слова более. Лишь сделав заказ стюардессе и предложив тост за удачную посадку. Ели мы под тихую инструментальную музыку – шедевры рок-индустрии без навязчивого вокала.       - Было бы неплохо, - отложив столовые приборы, я не удержался от зевка. Отдохнуть не мешало бы, я и правда устал.       - Пойдем.       Аой встает первым и предлагает мне свою руку. Я с недовольством принимаю ее, поднимаясь на ноги.       Салон самолета был разделен занавесками, как пассажирский лайнер – на классы. Таким образом, передняя часть самолета вмещала в себя кресла со столиками, средняя – спальню, а задняя – душ и уборную. Душ не был большим, но его наличие радовало, как никогда. Что касается спальни… Кровать была огромной. Она занимала почти все пространство «комнаты», оставляя лишь узкие проходы по бокам в заднюю часть самолета. Здесь же стоял шкаф для одежды и тумбочка, над которой висело зеркало.       - Прошу, - усмехается Широяма, указывая на кровать. Четыре подушки в ряд, мягкое пуховое одеяло и удобный матрац. Постельное белье не уступало в цене «массажным» креслам.       - Бьюсь об заклад, здесь побывало много несчастных душ, - фыркнул я, оглядывая обстановку.       - А вот и нет. Ты первый.       Я удивленно оборачиваюсь, но Аой лишь улыбается в ответ.       - Ты слишком плохого обо мне мнения.       - Ты сам в этом виноват.       - Конечно, - соглашается мужчина. - В этом весь смысл.       - Тогда, с твоего позволения, я прилягу, - отворачиваюсь, принявшись расстегивать свою рубашку – куртки мы сняли еще до завтрака. Но меня прерывают на половине дела.       - Я разбужу тебя за полтора часа до посадки. Тебе надо успеть принять душ и переодеться.       - Переодеться? – я бросаю на Аоя взгляд из-за плеча. – Я не брал с собой сменную одежду.       - Я взял.       Широяма открывает шкаф, рядом с которым стоял, и вынимает оттуда…       - Смокинг?! Ты издеваешься?! – я забываю про рубашку, круто развернувшись на каблуках.       - А ты думал идти в оперу в этом? – вздергивает бровь убийца, скептически оглядев меня с ног до головы. – Тебя даже в холл не пустят. Это светское мероприятие.       - Ты хоть понимаешь, как на мне будет смотреться смокинг? Мне не идут такие вещи!       - Ошибаешься, - Аой убирает костюм обратно в шкаф, довольный собой. – Твоя фигура позволяет тебе носить подобные вещи. А если зачесать волосы назад и зафиксировать их гелем…       - Я не щеголь на выгуле!       - Действительно, - хмыкает киллер, заставляя меня раздражаться все сильнее. – С твоим милым личиком, выразительными глазами и мягкими сочными губами тебе больше подошло бы вечернее женское платье, но вот в чем загвоздка...       Убийца делает шаг вперед и хватает меня за талию одной рукой, чтобы в другой миг крепко прижать к себе грудью. Я шумно выдыхаю, натолкнувшись ладонями на крепкие плечи любовника. От Аоя пахло сигаретами, спиртным и все тем же ненавистным мне одеколоном. Но эти запахи не отталкивали.       - Однажды я предложил тебе на выбор три роли, которые ты мог занять, живя со мной под одной крышей, - продолжает Широяма, сжимая меня в своих объятиях. – Роль ребенка, женщины и мужчины. Ты выбрал последнее. И сейчас я действительно вижу перед собой мужчину. Твои руки огрубели. Обросли мозолями благодаря тяжелым рукоятям меча и пистолета. Твое тело окрепло, оформилось, благодаря упорным тренировкам рукопашного боя. Твои мысли стали разумны благодаря закалке характера и обстоятельствам, заставившим тебя повзрослеть и осознать свою суть. И, в конце концов, твоя воля стала тверда, как сталь, благодаря испытаниям, что я ставил перед тобой вновь и вновь. И знаешь, Кою... мне нравится. Все это - нравится. Настолько, что мои нервы трепещут всякий раз, когда мои руки обнимают тебя, когда мои губы касаются твоих, когда мое тело сливается с тобой в единое целое... Я чувствую рядом с собой мужчину, обретающего власть и силу, которые могут перевернуть весь этот мир вверх ногами. Я хотел именно этого. Именно такого мужчину. И с каждым днем жажду всего тебя все больше и больше. Так сильно, что вот-вот свихнусь, сдавшись собственной тьме. Надевай смокинг. Я веду на свидание киллера. Ты больше не принцесса.       Я задержал дыхание, ошеломленный его громкими признаниями.       «Больше не принцесса»…       Пока мы завтракали, я много думал. О его прошлом, судьбе, родителях. О том, что он рассказал мне о Кокиа, о его отношении к женщинам искусства. Но то, что он сказал мне сейчас… Отчего-то внутри меня все замерло. Жаркий шепот Аоя заставлял теряться в нем. Я дрогнул, вновь дрогнул перед ним, перед его доводами, перед его желаниями. Я дрогнул и проиграл ему. Снова.       Сейчас, когда он вот так обнимает меня и смотрит прямо в глаза, молча, не двигаясь, словно ожидая моего ответа на свои объяснения, я вновь чувствую прилив возбуждения. Но не могу даже раскрыть рта. В эти минуты, спокойный, он кажется мне красивым. Его взгляд на меня, без похоти и насмешки, его губы, мягко улыбающиеся моему безмолвию, и крепкие объятия, пробуждающие древние инстинкты… Я вновь оказываюсь под гипнозом его ауры, первобытной, звериной, непоколебимой. Его влияние на меня пугает.       - Почему я хочу тебя? – задаю вопрос, мучающий меня вот уже почти полгода. Я задавал его себе снова и снова, злясь на свое тело, которое не могло устоять перед ласками моего врага. Но если мы и говорили об этом с Аоем раньше, вопрос стоял не в том, почему я хочу его, а в том, почему мне это нравится. Но это разные вещи.       - Хочешь знать? – улыбается мужчина так, словно выиграл джек-пот. Алчно, хитро и надменно. – Я могу назвать целых пять причин твоей тяги ко мне.       - Так много? – шепчу в чужие губы, сглотнув. – Удиви меня.       - Удивить или сказать правду?       - Правду. Всегда говори мне правду.       - Потому что кроме меня ее говорить некому, - замечает Широяма, и я побеждено киваю. Сон как рукой сняло. – Что ж. Первая причина…       Он наклоняется ко мне, разминувшись с моими губами и коснувшись своими моего уха.       - Привычка.       - Привычка? – переспрашиваю я, крепче смыкая пальцы на его плечах.       - Верно. Ты привык ко мне. К моим домогательствам. К моим рукам. К моему отношению к тебе. К тому, как я веду себя в постели, к моим ласкам. Я принудил тебя однажды, и постепенно секс со мной вошел в привычку. Поэтому ты больше не сопротивляешься, приняв это, как должное.       - Хорошо, - соглашаюсь я с первым аргументом, чувствуя, как руки Аоя, обнимающие меня, медленно ползут по моей спине от талии до плеч.       - Вторая причина – запретный плод.       Я сглатываю, когда его ладони возвращаются вниз и опускаются к моим ягодицам. Аой сжимает их в своих ладонях, сильно, до боли, заставив меня вздрогнуть. Но эта боль не отталкивает… наоборот, она нравится мне. Я невольно вжимаюсь в него бедрами.       - Я ведь твой враг, Кою. Я убил твою семью. Я держу тебя в плену и заставляю делать такие ужасные вещи. Обучаю тебя, заставляю убивать, вынуждаю каждую ночь делить со мной ложе. Унижаю и оскорбляю тебя. Снова и снова. И за это ты ненавидишь меня. Но…       Широяма улыбается – чувствую кожей, и отпускает мои ягодицы. Он снова обводит ладонями мою талию, заставляя мурашки пробежать по коже. Его дыхание опаляет ушную раковину, сбивая мое дыхание.       - Запретный плод сладок. А я для тебя тот самый запретный плод. Чем яростней тебе что-то запрещают, тем сильнее этого хочется, согласен? Тебе нельзя быть со мной. Тебе нельзя наслаждаться близостью со мной. Тебе нельзя целовать меня, потому что я твой враг. Но чем чаще ты повторяешь это себе, тем сильнее жаждешь нарушить собственный запрет. Тебе интересно наблюдать, что будет дальше. Что ждет тебя, если мы зайдем еще глубже в чащу. И пока мы идем в самую гущу леса плечом к плечу, чувство, что тебе нельзя продолжать, что тебе нужно остановиться и развернуться к выходу из зарослей моего мира, вынуждает тебя рисковать все больше. И ты не знаешь, выберешься ли ты живым, когда я заведу тебя так глубоко, куда не проникает солнечный свет, откуда больше не будет видно обратной тропы. И «нельзя» превращается в «хочу». Хочу узнать больше, хочу увидеть то, что недоступно другим, хочу почувствовать сильнее, чем раньше, - вот, что ты чувствуешь, вкушая запретный плод. Отравляя себя ядом добровольно.       Я шумно вдыхаю, зажмурившись. Тепло его тела проникает под одежду – Аой запускает руки под мою рубашку, касаясь моей кожи напрямую. Это будоражит сознание, туманит рассудок. Но я не могу не согласиться с ним. Даже если не понимаю, насколько он точен в своих доводах.       - Третья причина, - продолжает убийца, принявшись обводить кончиками пальцев мои позвонки вдоль спины. – Удовольствие.       Руки исчезают с тела, и Аой резко разворачивает меня к себе спиной. Я тихо охаю, не ожидая столь грубого и неожиданного хода с его стороны. Моя спина прижимается к чужой груди, и киллер принимается сам расстегивать пуговицы на моей рубашке. Медленно. Со знанием дела. Касаясь губами моей шеи.       - Ты знаешь, что за лаской последует удовольствие. Если бы я просто насиловал тебя каждую ночь, причиняя одни лишь страдания, ты бы сопротивлялся и до сих пор. Но я не заставляю тебя страдать. Я дарю тебе удовольствие. Раньше лишь твое тело понимало это, но теперь и разум согласен с твоими ощущениями. Ты знаешь, как хорошо бывает тебе, когда мы достигаем финиша. Мокрые, удовлетворенные, уставшие. Даже сейчас ты думаешь: «Поскорее бы он оказался во мне». Ты хочешь, чтобы я коснулся тебя. Вот так…       Рубашка распахивается, длинные пальцы Аоя смыкаются на моем соске. Я запрокидываю назад голову, выпустив в потолок мучительный стон.       Приятно... Я знаю это. Я это чувствую.       - Ты уже представляешь, как мой член погружается в твое нутро. Как я склоняюсь над тобой, прижимая твои руки к постели. Как двигаюсь в твоем теле, задевая самые чувствительные его места. И внутри, и снаружи.       Ладонь опускается на мой пах, заставляя закусить губу в слабой вспышке томления.       - Хочешь, чтобы я расстегнул твои брюки и взял его в кольцо? – шепчет, будто демон-искуситель, а сам издевательски играет с пряжкой моего ремня.       - Да… - хрипло отвечаю я, толкнувшись бедрами навстречу.       - Попроси.       - Прикоснись ко мне.       Он тихо смеется и лениво вытягивает язычок пряжки из прорези.       - Скажи иначе.       Я нервно сглатываю, хватаясь за его руки, чтобы удержать равновесие.       - Возьми его в руку… - шепчу почти бессовестно, наплевав на гордость. Но ведь это не в первый раз. Я произносил вещи и похуже.       - Что взять? – тихо смеется ублюдок, проводя языком по моему плечу. – Я не понимаю, чего ты хочешь.       - Возьми мой член в руку! – выдыхаю я громче, застонав от нетерпения. Он всегда добивается того, чего хочет.       - Все просто, верно? – Широяма расстегивает ширинку, и брюки сами сползают с моих бедер на пол. Умелые пальцы так же медленно стягивают с ягодиц нижнее белье и, наконец, плотно обхватывают твердую и влажную от возбуждения плоть. Я облегченно выдыхаю, завожу руку за голову и зарываюсь пальцами в его черные мягкие волосы.       - Из третьей причины вытекает четвертая, - продолжает Широяма, принимаясь двигать рукой от основания к головке и обратно. Я несдержанно постанываю и выгибаюсь навстречу его ладони. – Мазохизм.       Мое дыхание перехватывает от произнесшего это безумное слово шепота. Мазохизм? Он шутит. Никогда я не страдал ничем подобным!       - Ты сейчас все отрицаешь? – усмехается мужчина, будто видя меня насквозь. – Но тебе нравится подчиняться мне. Ты только что доказал это, выполнив мой приказ. Но не я сделал тебя таким. Я всего лишь вытянул это из глубин твоего сердца. Если человеку не нравится что-то, заставить его полюбить это что-то в столь короткое время практически невозможно. А это значит, что семена, что я прорастил в тебе, были посеяны еще очень давно. Тебе нравится… когда я груб.       Вторая рука Аоя с силой отодвигает мое колено в сторону, вынудив расставить ноги шире. И все мое тело пробивает дрожью от пьянящего чувства чужой власти надо мной. На бедре останутся синяки, но ноющая боль лишь сильнее разжигает огонь вожделения. Я давно заметил это… Когда он груб, когда он ведет себя, как хозяин, приказывает и мучает меня ласками, я не чувствую отторжения. Я хочу большего.       - Тебе нравится, когда я лишаю тебя воли. Когда я требую, когда трахаю тебя, поставив на четвереньки, даже когда я тебя душу, пусть и редко, - ладонь возвращается к шее и хватает меня за горло. Я дергаюсь, жалобно заскулив. – Ты течешь, как сучка.       Жестокие слова, а я взвинчен до предела. Ужасно…       - Даже когда я оскорбляю тебя, ты получаешь удовольствие, я прав? Словно дешевая блядь.       Его руки отпускают меня и разворачивают. Я вновь оказываюсь лицом к лицу с киллером, едва не сталкиваясь с ним носами.       - Приятно? Тебе хорошо, Кою? Хочешь еще?       - Да…       Я задыхаюсь, потеряв ощущение ласки. И самодовольная ухмылка на чужом лице уже не злит меня. Она обещает подарить мне то самое, из-за чего я и ложусь в его постель.       - Но перед этим, последняя, пятая причина. И это… мое тело.       Я раскрываю глаза шире. Аой делает шаг назад и принимается расстегивать пуговицы собственной рубашки. Петля за петлей. Намеренно не торопясь и дразня мое воображение. Но я послушно терплю. И только когда он выталкивает последнюю пуговку и распахивает свою рубашку, позволяя мне вновь увидеть накаченный крепкий торс и тонкую талию, я с трудом сдерживаю себя от того, чтобы не наброситься на мерзавца.       - Будь я стариком или уродом, навряд ли ты бы рвался в мои объятия, - он улыбается полными губами так соблазнительно и зовуще. Показывая мне свою красоту. Его взгляд из-под ресниц полон огня, желания, силы и уверенности. Почти черный, гипнотизирующий. Совершенное тело, длинные ноги, широкие ладони. Загорелая, упругая кожа…       - Ты исходишь слюной, - смеется низко, хрипловато. Я быстро облизываю губы. – Тебе нравятся даже шрамы на моей спине, - Широяма сбрасывает с себя рубашку и вновь подходит ко мне. Ловит меня за руки и заводит их за свою спину, укладывая ладонями на лопатки. – Правда, они похожи на шнуровку корсета?       Я касаюсь подушечками пальцев темных рубцов, не помня себя от восторга.       - Они даже расположены крест накрест. От плеч до поясницы. Как и ленты в корсете… А еще они говорят о моей слабости. Ты видишь их и понимаешь, что когда-то я тоже был слаб и беспомощен, беззащитен и глуп. Был таким, как и ты. И эти следы – бирки моей неопытности. Что может быть лучше, как не знание, что твой враг стоял на одной с тобой ступени? Тебе нравится думать, как я их заработал, в каком положении был. Могу поспорить на свой статус, ты был бы не прочь оставить восьмой шрам на моей пояснице. Они будят в тебе желание. Они кажутся тебе красивыми. Твои пальцы дрожат на моей спине. Твои шрамы имеют надо мной ту же власть. Ведь ты получил их, закрывая меня… Голова кругом, - Аой склоняет голову и накрывает губами мою ключицу. Втягивает в рот кожу, посасывая и прикусывая ее. Обводя языком. – Я –причина твоих увечий. Это так волнительно. Я люблю каждый рубец на твоем теле, полученный вместо меня. Знать, что я стал их виновником – то же чувство я испытывал, лишая тебя девственности. Будто я сам вырезал их на твоем теле… Они сводят меня с ума.       - Юу.       - Я слушаю тебя.       - Возьми меня. Сейчас.       Широяма отклоняется и отпихивает меня от себя. Я падаю на кровать спиной, тихо вскрикнув. Адреналин вспенивает кровь в венах…       - Сними оставшуюся одежду. И раздень меня, - приказ с усмешкой победителя. – Я трахну тебя на высоте в десять километров над землей. После того, как ты отсосешь мне.       Слова, окончательно отключившие голову. Слова, которые я жаждал услышать. И я не хочу и не могу им противиться.       - Да… мой господин.       Нам еще долго лететь до Парижа. Я еще успею поспать.