Стрелок

      – Ты, и правда, настоящий изверг, Широ.       – Ты накормил его?       Брюнет отрывается от бумаг, усмехнувшись вновь вошедшему мужчине, который по-хозяйски проходит в личный кабинет кумите Нового Севера и падает на один из широких кожаных диванов перед массивным рабочим столом, за которым и восседал Широяма Юу. Рейта, он же Акира Сузуки, лениво вытягивает из кармана широких брюк пачку сигарет, откинувшись на дутую спинку, и расставляет ноги, забрасывая свободную руку на подлокотник.       – Он чуть в штаны не наложил после нашего представления и не смог ни слова вымолвить, как ты ушел. Так что принес, что было, а пожрал он или нет – не знаю. Проверю позже, кажется, у крошки нет аппетита.       – Ничего страшного, – безразлично отзывается Широяма, тоже решив сделать паузу и нашарив на столе ладонью пачку с никотином и смолами. – Поголодает денек – сам попросит еды. У него духу не хватит покончить с собой. Не тот тип. Слишком молод, слишком хочет жить.       Мужчина закуривает, откидывая голову на подголовник глубокого офисного кресла, что своими размерами и удобством могло дать фору любому другому предмету мебели.       - Слишком молод. Это и напрягает.       - Что такое? - хмыкает мужчина, прикрывая глаза. - Тебе только на руку. В этом возрасте схватываешь все на лету, проблем с обучением не будет.       - Будут проблемы с воспитанием, - морщится блондин, выдыхая в потолок дымовой шар. - Юношеский максимализм, трудный характер. Какого черта, Юу? На хрена он тебе сдался? Никогда не замечал у тебя желания помогать сироткам. Или это уже старость?       - Захлопнись! - Широяма, не глядя, бросает в друга пачкой сигарет, хмыкнув. - У него хорошие данные. Смелость, выносливость, сообразительность и сила воли. Идеальный убийца, осталось только обучить. Его глаза полны дерзости и понимания... Было бы жаль пускать в расход такой материал.       - Все нервы с ним оставишь, предупреждаю сразу. Парень со своей судьбой смиряться не намерен.       - Не волнуйся об этом. За воспитание его я возьмусь лично, - на губах брюнета возникает хищная усмешка, больше похожая на звериный оскал, а в черных радужках появляется огонь азарта и природной жестокости, обещающий парню нелегкую жизнь в пределах поместья. Рейта только бесцветно оглядывает ушедшего в раздумья друга, чьи полные губы продолжали коварно усмехаться, выражая садистские наклонности мужчины так явно... Методы воспитания Юу Акира знал очень хорошо, как знал и то, что они очень действенны, но разделить веселье брюнета не спешил. Что-то подсказывало ему, что этот мальчишка подпортит им немало крови. Но было в этом нечто интересное, так что блондин лишь безразлично повел плечом в ответ на наступившую тишину, отдавая все на усмотрение старшего.       - Как пожелаете, господин Широяма.       - Ты так едко и саркастично называешь меня господином, что порой мне хочется приложить тебя по голове чем-нибудь тяжелым, - отвлекается от своих дум Юу, обманчиво-ласково улыбнувшись приятелю. - Отвратительная привычка.       - Ну, остальные же зовут тебя так. Звучит забавно, - усмехается Рейта, приоткрывая один глаз.       - Так и будешь поддевать меня?       - Пока я остаюсь профессионалом своего дела и продолжаю раз за разом вытаскивать из огня твою сексуальную задницу - да. Не забывай, - Рейта поднимает к лицу тлеющий окурок, помахав им в воздухе, отчего белые ленточки дыма с рыжего конца закрутились в спирали напротив вечно недовольного и полного пофигизма взгляда. - Впрочем, ты не сможешь забыть. Начинали мы вместе. Семнадцать лет назад, да?..       Воспоминания о прошлом заставляют обоих замолчать. Но уже в следующий миг мужчины прыскают хохотом, не выдержав драматической паузы. Из погрубевших за кровавый срок глаз брызгают слезы неуемного веселья, отчего оба забывают о сигаретах, надрывая животы в приступе этого сумасшествия. Это же не слащавое кино о трудной подростковой жизни, никаких сантиментов и сожалений. В жизни вообще все не так, как в сценариях к фильмам, где главные герои ностальгируют по старым временам, украдкой вытирая слезы горечи из-за погубленной молодости или еще чего хуже. Жалость и снисходительность уже давно вытравлена из этих тел, сострадание растворилось в почерневшей крови, словно сигаретный дым, без следа. Они помнили, но уже давно переступили через прошлое. Вот уже как семь лет их сердца не трогает ничего, кроме денег и оружия. И это было единственной религией, в которую стоило верить. И единственной страстью, которая могла вскружить голову. Все остальное - просто смехотворная чушь.       - Поверить не могу, что когда-то мы были похожи на этого заносчивого кретина, - выдавливает из себя брюнет, смахивая пальцами склеившие ресницы капли.       - Та же хрень, - хрипит Рейта, глубоко вздохнув. - С одним лишь отличием - такими лохами мы не были. Пацан попался слишком глупо. Ладно, Вершитель Судеб. Будь по-твоему.       Рейта поднимается на ноги, бросая в пепельницу недокуренный окурок, все еще давя в себе новые потоки смеха.       - Хочешь лишить кого-то надежды - я к твоим услугам.       - Я всегда мог на тебя рассчитывать, - усмехается Юу, кивнув. - Валяй.       И блондин, широко зевнув, плетется обратно к дверям, взбивая пальцами сожженные краской волосы. Толкает деревянный пласт ладонью, думая только о своей кровати в комнате на другом конце коридора, уже ожидающей его с распростертыми объятиями, и оборачивается лишь у порога, насмешливо вздергивая бровь на вопросительный взгляд бывшего напарника.       - Спокойной ночи... «хозяин».       - Иди в задницу, Рей!

***

      Я устало закрываю глаза, прижимаясь обнаженной спиной к ажурной спинке кровати.       То, что произошло вчера ночью, теперь не кажется неудачной шуткой - все реально. Я, наконец, смог осознать это, когда наркотики отпустили воспаленный мозг и ввергли меня в тягучую ломку, больше похожую на похмелье, нежели на страдания от сильнодействующей отравы. Кажется, Широяма все же не был законченным психом, чтобы подсадить желанную добычу на нечто подобное. Я знал: я был ему нужен. Но только зачем?       Злость на самого себя и ненависть к пленившему меня ублюдку не дают погрязнуть в апатии из-за случившегося. Удерживают от депрессии из-за понимания моего положения, в которое я угодил по собственной глупости. А если бы не это, я наверняка бы превратился в овощ после пережитого кошмара. Голова продолжает раскалываться с непривычки к наркоте и от вопросов, что теперь мне делать и выдержу ли я то, что для меня уготовил этот сукин сын в будущем.       Было стыдно. Перед родителями и самим собой. Вчера я предал собственные цели и идеалы, трусливо поджав хвост, и согласился на то, о чем даже думать никогда не смел. Я считал, что никогда, что даже под угрозой смерти не пойду на эту сделку с Дьяволом во плоти, но ужас от того, что он мог сделать со мной, и работающая бензопила в моих ногах затмили мой разум и толкнули на предательство. Было так паршиво от собственной слабости, но я постарался заглушить это мыслями о том, что оставил за собой возможность отомстить, сохранив свое тело. В противном случае, я бы не смог даже самостоятельно питаться, что говорить о другом? Поэтому я должен проглотить это унижение и умерить свой пыл, подчиниться чужой воле и ждать. Ждать удобного момента, когда Рейта соизволит научить меня искусству убивать, и нанести ответный удар. Очистив тем самым не только имя моих родителей, но и свое собственное, вернув украденную этим человеком гордость. Теперь я буду мстить и за себя тоже. И раз есть цель - значит, есть и смысл терпеть все это. Вот только, как долго?       – С возвращением в наш хреновый мир, – обрывает мои рассуждения ледяной бесцветный голос, заставив резко повернуть голову к единственным дверям моей камеры. Рейта бесцеремонно проходит в комнату, неся в руках очередную тарелку с едой. Я вновь отворачиваю лицо в сторону, не проявляя интереса к гостю - ничего нового мне не скажут. Вот только на этот раз мужчина не бросает тарелку на прикроватную тумбочку и не уходит, не озаботив себя попыткой завести разговор. Затихшие шаги заставляют меня напрячься всем телом, внутреннее чутье мгновенно обостряется, предвещая беду, и я опасливо бросаю косой взгляд на замершего возле постели мужчину.       – Смею разочаровать, мелкая дрянь, – выплевывают искривившиеся в раздражении губы. - Что этот фокус у тебя не пройдет.       Тарелка падает на мои колени, ударив тонким фарфором по скрытым легкой простыней ногам, и я тут же вжимаюсь в спинку кровати, стоит Рейте нависнуть надо мной в одно неуловимое движение. Широкая ладонь ударяет по кованому узору у моего лица, сотрясая всю кровать, и колючие чайные глаза впиваются в мои предупреждением и обещанием чего-то ужасного. В паре сантиметрах от меня - его скрытое повязкой лицо, жесткое и подернутое неприязнью, которая в любой миг может обратиться нечеловеческой жаждой крови.       – Голодовку затеял, паршивец? - рычит убийца, и я бросаю быстрый взгляд на прикроватную тумбочку, где стояли, нагроможденные друг на друга, тарелки с нетронутым и давно остывшим завтраком.       – Меня мутит от наркоты, – шиплю я в чужие губы, сам едва держа себя в руках, чтобы не показать вновь зашевелившегося под кожей страха перед этим безумцем. – Я просто не могу и куска...       – Мне похрен. Бери и жри, пока дают. Не советую испытывать терпение Широ - плохо кончишь. Я тебе не нянька, щенок. Скажи спасибо, что я вообще приношу тебе пожрать три раза в день. Если бы не он, я бы давно тебя на фарш пустил. Не собираюсь возиться с избалованными отпрысками, своих дел хватает. А пока у тебя есть еще возможность сидеть без дела из-за собственной тупости, – блондин указывает на мою загипсованную ногу, плотоядно усмехаясь. – Наслаждайся спокойными деньками. Едва ты встанешь с этой кровати - я тебя согну как тростинку на тренировочном поле.       – Я не могу есть через силу, – выдавливаю я из себя сипло, чувствуя, как к горлу вновь подступает тошнота. Горячее дыхание Рейты остается на моем лице ожогами третьей степени, заставляя вцепиться в простыни побелевшими пальцами. – Меня вывернет наизнанку.       – Я все еще не спилил ту старую сакуру у летней веранды. И я все еще очень плохо ориентируюсь в этом чертовом дворце.       Я тут же хватаю ложку, погруженную в тушеное мясо с овощами. Я знаю, что этот человек не станет бросаться пустыми угрозами. Ни он, ни этот подонок Широяма. Они действительно распилят меня на части, не моргнув и глазом, и тот факт, что вчера ночью я остался невредим, не дает мне права думать иначе. Рейта с насмешкой провожает взглядом подплывшее к моему рту столовое серебро, дрожащее в онемевших пальцах, и, наконец, отклоняется, выпуская меня из своего разрушительного поля, снимая тем самым оцепенение с тела.       – Другое дело. Видимо, ты не такой уж и тупой, как кажется на первый взгляд.       Я через ком в горле глотаю чуть остывшие кусочки овощей, нервно выдохнув под пристальным взглядом. И блондин отворачивается от меня. Он достает из кармана сотовый телефон, выбирая быстрый набор какого-то номера, и все же отправляется восвояси, потеряв к пленнику всякий интерес.       – Кейси, спустись вниз, принеси чаю «Его Величеству». И убери всю тухлятину из комнаты. Тут воняет.       Двери захлопываются, в замке проворачивается ключ.       Я судорожно выдыхаю, съезжая вниз по спинке кровати, и плотно закрываю глаза, силясь отдышаться после стычки с отъявленным маньяком. Но именно сейчас, когда первая за два дня ложка очень даже не дурного блюда попадает в желудок, я понимаю, что на самом деле очень голоден. И это чувство голода вдруг скручивает тело так, что даже становится больно.       «Смерть от голода ужасна, знаешь?»       Эти слова рождаются гулким эхом в голове, заставляя меня с жадностью зачерпнуть новую порцию рагу. Но Широяма был прав. И это бесит больше всего - понимать, что он прав, что он прекрасно знает, чем надавить, продолжая насмехаться надо мной даже сейчас, когда не видит того, как быстро я глотаю принесенную мне пищу.       Терпи, Кою. Еще не время. Ты сможешь.       Терпи.       Так проходит три недели.       Все это время Рейта продолжал приходить ко мне по три раза за день, бросая, как собаке, «кусок хлеба» на прикроватную тумбочку и молча покидая мою временную обитель, вновь оставляя меня в гнетущей тишине наедине с самим собой. Я чувствовал себя настоящим заключенным, не зная, чем заняться, как отвлечься еще, кроме подсчета трещин в потолке, обездвиженный и лишенный солнечного света. В комнате не было даже окон, через которые я мог бы наблюдать за задним двором, лишь тусклая лампа и редкие разговоры за дверью, но такие глухие, что различить слова было невозможно. На мою просьбу принести мне хотя бы блокнот с ручкой блондин лишь вздернул бровь в сухом скептицизме, и на этом все и закончилось. Темные стены вокруг кровати, гипс на ноге, ноющая рана и таз с водой и мылом по утрам вместо душа - все, что осталось мне после заточения. Правда, в обед мне всегда приносили обезболивающее, но действие его было настолько слабым, что не избавляло от мук полностью, оставляя осадок из неприятных тянущих ощущений. И мне казалось, что Широяма делал это намеренно. Нет, я знал это. Чтобы не расслаблялся, отвлекаясь на боль, не забывал о его существовании и сгорал от ненависти к черноглазому ублюдку, не имея ни минуты покоя. Он продолжал издеваться надо мной даже на расстоянии, и я слышал словно наяву его мерзкий тихий смех в ответ на мои муки. И они ему нравились.       Дни становились такими долгими, что мне начало казаться, будто в сутках было раза в три больше двадцати четырех положенных часов, и оставалось только думать, думать, думать... О том, что я сделал не так, о том, что я мог бы изменить до провала, о том, что я смог бы сделать в будущем и чего мог не делать вовсе. Думать о родителях и их убийце, что ни разу за все это время не вернулся сюда, хотя бы ради того, чтобы поиздеваться над измученным размышлениями пленником. И я был почти уверен, что еще немного, и я сойду с ума...       Но когда эти мысли иссякли, переварив себя на несколько сотен раз, я, наконец, сумел обратить свое внимание и на другие вещи, проклюнувшиеся из семян ненависти в мозгу и принявшиеся распускать оформленные бутоны. И, цепляясь за них последние два дня взаперти, я вновь обрел решимость, что мои палачи пытались отнять у меня в ту роковую ночь. Слово озарение, пришел ответ на безвыходную ситуацию, и я вновь и вновь обдумывал свои последующие действия, набираясь храбрости на новую стычку с блондинистым надзирателем. Дальше так продолжать нельзя. Нужно менять что-то в этой череде однотонных дней, а иначе я действительно свихнусь тут от неведения и тишины.       – Завтрак, принцесса.       Грохот тарелки ранним утром, и я поворачиваюсь к Рейте, уткнувшемуся в свою игровую приставку - снова. Сейчас или никогда.       – Я хочу поговорить с Широямой. Отведи меня к нему.       Рейта даже отвлекается от игры, забывая поставить ее на паузу.       – Что, прости?       – Отведи меня к Широяме Юу.       Мужчина хмыкает, отключая игрушку, и складывает руки на груди, оглядывая меня с ног до головы так, словно я сказал нечто до дикости глупое. Он молчит, но я не отвожу прямого взгляда от спокойного лица, намереваясь идти до последнего.       – Начинается, – дергает губой мужчина после пяти минут зловещей тишины и отправляет PSP в широкий набедренный карман камуфляжных брюк. – Вот и воспитывай его теперь сам, я предупреждал.       – Отведи меня к Широяме! – не слушаю я все равно непонятного мне монолога с самим собой, с силой сминая в пальцах белую простынь на своих коленях. И блондин, наконец, тихо фыркает, отыскивая в одном из многочисленных карманов уже знакомый мне сотовый.       – Кейси, одежду принеси. И костыль. Я его на своем горбу не потащу.       Я вздрагиваю, ожидая совершенно другую реакцию на свой выпад, и оттого тут же теряюсь перед мужчиной. Никаких споров и угроз, даже голосов не повысили. Он просто согласился, на раз. Разве это возможно?       В грудь пробираются подозрения и сомнения в выбранном мной плане действий, но я только плотнее поджимаю губы, не позволяя себе пойти на попятную. Даже если есть подвох, я не могу больше просто сидеть и ждать чужого снисхождения.       – Одевайся, – приказывает Рейта, когда порог моей комнаты переступает тонкая ножка служанки, принесшей мне новую одежду. Легкие расклешенные брюки синего цвета и черная хлопчатобумажная рубашка - вот и весь шик. Ни носков, ни туфлей, все простое и дешевое, но мне большего и не нужно. Так что я быстро отбрасываю простынь в сторону, спуская на пол ноги, и принимаюсь осторожно натягивать на гипс узкую штанину, краем глаза наблюдая за ожидающим меня мужчиной у порога. Рейта нервозно отстукивал одному ему известный ритм каблуком остроносой туфли, продолжая что-то тихо бубнить себе под нос. А когда я, наконец, справился с вещами и неумело поднялся с кровати с помощью костыля, пытаясь понять, как передвигаться с этим изобретением подмышкой, блондин все-таки обратил на меня свое внимание.       – У него встреча, так что засунь свой язык поглубже в задницу, крысеныш, если не намерен вести себя, как следует, в присутствии гостей.       – Кто бы говорил.       – Хочешь провести здесь всю оставшуюся жизнь? Могу устроить.       Я затыкаюсь, сжимая зубы, чтобы очередная колкость не вырвалась наружу прежде, чем я увижу причину всех моих бед за последние четыре месяца.       – Так-то лучше. Ковыляй за мной.       Я не встретил неудобства в движениях с «третьей ногой», быстро схватив нехитрую схему ее использования, и поспешил следом за белобрысым ублюдком. Рейта шел своим обычным шагом, так что торопиться и пыхтеть не пришлось - мы без проблем миновали длинный коридор первого этажа, и я даже смог подняться по широкой главной лестнице на второй, пусть это и потребовало от меня больше усилий. Но возможность вновь ходить радовала, как никогда. Мельком я оглядывал убранство необъятного жилища своего врага, отмечая про себя, что золотых статуй и прочей аристократической дури тут все же не было, как думалось раньше. И это настраивало на нужный лад, не отвлекая от цели. Только широкие окна и ковры в коридорах, по которым было приятно идти босиком.       – Прибыли, – отчего-то мрачно останавливает меня одним словом Рейта, встав напротив одной из дверей, расположившихся с другой стороны от светлых окон.       Теперь главное справиться с дрожью в руках и ногах.       Широяма Юу. Раз уж ты хочешь поиграть... я предоставлю тебе такую возможность.       По крайней мере, я ничего не теряю.