Стрелок

***

      Этой ночью Аой вернулся в спальню. Но даже не прикоснулся ко мне – просто лег на свою половину кровати и уснул, заставив меня долго смотреть в потолок в раздумьях, как вернуть его расположение. Зачем? Ответ прост. Голод и перспективы. Да, я привык к весу его тела и его присутствию во мне. Но даже не в этом заключалась истинная причина: холодная война между нами была для меня не выгодна. Намного проще мне, да и ему тоже, живется, когда между нами царит иллюзия мира, дающая мне некую свободу в своих действиях относительно плана мести. Когда же Аой не в настроении, я скован по рукам и ногам. Ведь он может и передумать насчет моей «группировки», сменив милость на гнев. А если я не смогу воплощать в жизнь свои ходы против него, и, что немаловажно, лишусь помощи Ренара и Хантера…       В общем, мне нужно было найти способ «помириться» с киллером, чья благосклонность ко мне вновь была близка к нулю. Так намного спокойнее – когда мы «ладим», и в жизни, и в постели. И больше шансов на успех. Так что передо мной встала сложная задача вернуть себе его внимание, и способов сделать это было ничтожно мало. Ведь действовать надо более, чем осторожно, иначе я только усугублю свою ситуацию: Широяма чует мою фальшь задолго до того, как я озвучиваю ее. Но поиски выхода из моего трудного положения не имели особого успеха. И я решил отложить их до вечера, поставив себе целью первым делом после пробуждения навестить Матсумото Таканори. Дьявола во плоти, чья доброжелательность была всего лишь маской. Искусной, умелой, натуральной, но маской. А мне было, что спросить у него. У меня накопилось очень много вопросов. Я должен добиться от него объяснений, пока следы все еще «свежи». Откладывать беседу с хирургом было бы слишком расточительно. Да и я могу запамятовать многое, что беспокоило меня после увиденной вчера днем сцены расправы.       Поэтому я, едва открыв глаза следующим утром, уже принялся собираться на встречу с хирургом. И уже через час, побывав в душе и обвешав себя оружием, я стоял перед его дверью, похожей на ту, что ставят в банках на сейфы.       Дотянувшись до кнопки звонка, установленной на домофоне, я глубоко вдохнул, стараясь не думать о пережитом тут кошмаре. Ответ не заставил себя долго ждать: не прошло и минуты, как щелкнул автоматический замок, и дверь открылась передо мной, являя на пороге уже проснувшегося и приведшего себя в порядок мужчину.       - Уруха? – Матсумото склоняет голову к плечу, вздернув бровь в слабом удивлении. – Не ожидал увидеть тебя здесь. Ты ведь был в моих владениях от силы пару раз. Что же заставило тебя придти сюда сегодня?       - Мне нужно поговорить с вами. Пока мои воспоминания не потускнели.       - Есть вопросы? – усмехается врач, отходя в сторону и приглашая меня войти жестом изящной ладони. – Что ж, ты не ошибся. Я люблю делиться своими секретами. Это, скажем так, лишь подкармливает мое извращенное эго. А я привык чувствовать себя чуть выше других. Увы, тщеславие – мой единственный грех.       - Не думаю, что единственный… Но ваша честность подкупает.       - Честность, как секс. Она не может оставить равнодушным. Кажется, Аой-сан уже говорил тебе нечто подобное однажды.       - Да. Он придерживается той же политики, - соглашаюсь я, проходя в комнату, температура в которой резко контрастировала с температурой остальных помещений, отчего я невольно передергиваю плечами. До сих пор не понимаю, как он может проводить здесь почти все свое время. – Я хотел спросить вас о вчерашнем…       Я запинаюсь, как только двери за нами закрываются с тихим металлическим звуком, а я – наталкиваюсь взглядом на стоящий посреди лаборатории хирургический стол. Там, в дневном свете лампы, спал Акира. Крепко и безмятежно, ткнувшись носом в небольшую подушку. На каталке был лишь холодный тонкий матрац, обтянутый белой кожей и не застеленный простыней, а вместо одеяла, накрывшего тело наемника – белый хлопчатобумажный пододеяльник, нисколько не спасающий от прохлады. Он лег на широкую спину Сузуки, свесившись вниз по обеим сторонам стола. И из-за того, что его ткань была тонка, словно чистый лист бумаги, я мог четко видеть очертания чужого тела под ней, крепкого и неподвижного.       Рейта спал на груди, просунув руку под подушку. Одна нога согнута и подтянута к животу, вторая вытянута вдоль каталки. Грудь вздымается мерно, лицо расслаблено. Я впервые вижу его спящим, но даже так никогда не думал, что он может выглядеть так беззащитно во сне, так… умиротворенно. Это удивительно.       - Я помешал. Простите.       - Нет, ты вовремя, - хирург поднимает к лицу запястье, которое обхватил серебром браслет наручных часов. – Десять утра. Ему уже пора вставать.       - Как он может спать так…       - Спокойно? – улыбается хирург, направившись к любовнику. – Тут безопасно. Дверь не взломать снаружи и чтобы снести ее с петель, придется поработать со взрывчаткой. А ты и сам понимаешь, что подобный грохот не только разбудит нас в случае нападения, но и мгновенно включит режим киллера в его мозгу. И он в полной боевой готовности, даже не проснувшись толком, бросится в бой. Кроме того, у нас есть система сигнализации: если что-то случится, любой из проживающих тут, включая Аоя, может подать сигнал тревоги из своей комнаты. Кнопки спрятаны под предметами мебели и связаны с лабораторией. Сирена включит аварийную красную лампу и поднимет нас. Так что волноваться просто не о чем.       - Не считая того факта, что он спит с вами, - хмыкаю я в ответ, на что медик только смеется.       - И правда. Оставаться со мной в одной комнате, оснащенной звукоизоляцией… сродни самоубийству. Тут ты прав. Мало ли что я могу сделать, пока он так сладко спит под боком? Но, как ни прискорбно это признавать, меня он тоже больше не боится. Я не могу его убить. Увы, но после его полного обследования, я оказался неспособен причинить ему даже незначительный вред. Вот почему только тут он спит, словно младенец. Когда же мы ночуем на этаже Аоя, он очень чуток. Подождешь немного? Я подниму его.       Я киваю, оставшись стоять у дверей. Матсумото же, остановившись рядом со столом, опускает бледную кисть на чужую спину, обласкав лицо наемника любовным взглядом.       - Малыш, уже утро. Поднимайся.       Акира не реагирует. Продолжая сопеть в подушку, он не чувствует, как ладонь хирурга ползет вниз, стягивая с него пододеяльник. Медленно, собирая ткань в складки и вместе с тем – бороздя рукой по плавным линиям натренированного тела, мужчина открывает моему взору загорелые плечи, лопатки, поясницу… Обводит ладонью упругие ягодицы, оголяя их безревностно, и все же снимает покрывало с чужих ног, уронив его на пол. Представшая передо мной картина заставляет меня покраснеть и отвести взгляд в сторону. Тело наемника было совершенным. Мускулатура, кожа, сама фигура. Но меня смутило отсутствие нижнего белья. И поза спящего, которая открывала мне вид на интимные зоны. И меня поразил тот факт, что на Сузуки не было ни единой волосинки ниже головы. От подмышек до голеней, он был чист и гладок, отчего можно было без труда разглядеть темную мошонку и находящийся в спокойствии член, который даже так был довольно приличных размеров. Я кашлянул, отвернувшись, чувствуя себя некомфортно. Мне казалось, что я тут лишний, кроме того, увидеть Сузуки таким… как-то неправильно. Особенно в присутствии Матсумото.       - Просыпайся, родной. Скоро обед.       - Сколько времени? – хрипит заспанный голос, и наемник все же сдвигает брови, прячась от яркого света.       - Десять утра. Ты и так проспал дольше положенного.       Акира мычит, поведя плечами, и нехотя открывает глаза.       - Дерьмо. Я не выспался.       - Извини, - улыбается врач, зарывшись пальцами в спутанные волосы убийцы.       - Да и хрен с ним. Утра.       - И тебе. Одевайся, у нас гости.       - Да? – наемник утыкается лбом в подушку и приподнимается над каталкой на локтях, чтобы заглянуть за спину блондина. – Принцесса? Какого хрена?       - По делам, - стараясь не смотреть в сторону наставника, бурчу я.       - Интересно, какие у тебя могут быть дела с моим любовником? – сонно осведомляется Сузуки и громко зевает, садясь на столе и накрывая ладонью свою шею. Он начинает разминать затекшие мышцы и потягивается, давая нам услышать тихий хруст позвонков.       - Все в порядке? – Таканори опускает руки на чужую грудь. – Мышцы ноют?       - Немного, - снова зевает киллер, потирая пальцами глаза. – Но лучше, чем ожидалось.       - Хорошо, - мычит хирург, и Рейта соскальзывает на пол, поморщившись от холода, которым обожгло его ступни железное покрытие.       - Управитесь к обеду? – притянув врача к себе и коротко поцеловав полные мягкие губы, спрашивает наемник. – Я не буду есть без тебя.       - Конечно, я успею, - кивает Матсумото, и Сузуки снова оборачивается ко мне, хмыкнув.       - Тебе тоже не стоит тут задерживаться.       - Я не отниму много времени.       - Что с Аоем? – блондин подходит ко мне, уперев руку в бедро.       - Мы еще не разговаривали, - отмахиваюсь, не поворачивая головы.       - А стоило, - усмехается наемник, сжимая губами фильтр крепкой сигареты, которую стянул с подставки у стола по пути ко мне. Он прикуривает, с наслаждением вдыхая ядовитый дым в легкие, и я думаю о том, что Руки все же разрешил ему изредка баловать страдающий от зависимости организм. – Иначе тебе придется несладко.       - Ты можешь уже, наконец, одеться?       - А что? Я тебя смущаю? – Рейта ухмыляется, подаваясь еще ближе ко мне, так, что мы соприкасаемся бедрами. Я невольно отскакиваю от наставника, вызывая у него тем самым громкий смех.       - Ты похож на девственницу, впервые увидевшую голого мужика.       - Иди к черту, - шиплю я, отступая еще дальше от убийцы, и тот, весело смеясь, все же принимается за одежду.       - Боюсь представить, что бы ты делал, оказавшись в общественной бане. Или у тебя встал?       - Вали уже, - я демонстрирую наемнику средний палец. – Слава богу, на тебя мое тело реагирует в прямо противоположном направлении.       - Это радует.       Акира лениво натягивает на себя смявшиеся за ночь шмотки, нисколько не смущаясь чужого присутствия. Словно это было чем-то обычным и естественным, когда как я зарделся. Но, наверное, виной тому наши отношения и положение в клане. Все же, этот человек – «правая рука» Аоя. И я совершенно не был готов однажды наблюдать его в таком виде.       - Я пошел. Жду в гостиной.       Матсумото кивает, и Сузуки, введя код на сенсорном экране домофона, покидает чужую обитель, оставив нас одних.       - Ты и правда выглядишь потерянным, - посмеивается медик, собирая постельное белье.       - Это немного неуместный вопрос, но… как вы заставили его сбрить волосы? Это же грубый, неотесанный мужлан. Подобные вещи должны быть для него чем-то неприемлемым и недостойным мужчины.       - А, это. Я сам это сделал, - Таканори выдвигает встроенный в стену ящик, какие бывают в морге и где обычно хранятся трупы, и бросает туда подушку с матрацем и покрывало. – Когда он спал.       - Наверное, он «расстроился», обнаружив по утру вашу работу над его телом.       - Я объяснил это тем, что его растительность мешает мне в моих экспериментах. Кроме того, я обещал, что сам буду заниматься этим вопросом, и ему не придется проводить в ванной комнате все утро за этой увлекательной процедурой. Я взял на себя всю заботу о его физической оболочке. По большей части потому, что мне нравится ухаживать за таким бесценным материалом. Так что он ворчал недолго, смирившись с этой потерей. А у меня появилась возможность любоваться каждой клеточкой его кожи.       Он и правда тот еще извращенец. Но я здесь по другой причине.       - Мы можем поговорить?       - А что тебе мешает? – удивляется хирург, отправившись в другой конец комнаты, к своему рабочему столу, скрытому в полутьме и оттого – не сразу заметному взгляду. Тонкие пальцы щелкают кнопкой небольшого электрического чайника.       - Чай, кофе? Как я понимаю, разговор не будет коротким.       - Кофе, - отзываюсь я, зашагав ко вновь голой каталке. – Я хотел узнать у вас некоторые подробности вчерашней «казни».       - Какие именно? – мурлычет медик, доставая из ящичка стола чашки.       - Он… Разве человек может находиться в сознании, подвергаясь таким испытаниям? Вчера вы разобрали моего соперника на органы прямо на моих глазах. И я не понимаю, как он смог продержаться так долго, учитывая состояние его организма и нервной системы. Даже сердце – как это возможно, что оно не заглохло от болевого шока или разрыва, вызванного ужасом? Это не поддается объяснению!       - О, - медик улыбается, наполняя чашки, в которых уже разместились две ложки растворимого кофе, кипятком. – Твой интерес радует меня. Ты отважился узнать подробности. Похвально. Сахар?       - Не нужно.       - Отвечая на твои вопросы, - продолжает мужчина, возвращаясь ко мне и опуская чашки прямо на хирургический стол. – Это очень сложная, но очень увлекательная система.       - Система?       - Я научился останавливать кровь, - Таканори стягивает с подставки небольшой скальпель, протянув ко мне руку. – Дай-ка мне свою ладонь. Если не боишься.       Я глубоко вздыхаю, но послушно подаю ему свою кисть и опускаю взгляд на сверкающее в свете лампы оружие. Матсумото, тихо хмыкнув, приставляет лезвие скальпеля к моей ладони и одним движением протыкает кожу, несильно, дабы не возиться с иглой и нитью, заставив меня тихо зашипеть от вспышки незначительной боли.       - Смотри.       Я вглядываюсь в рану, вдруг понимая – количество вытекшей из нее крови было минимальным. Маленькая лужица, скопившая в ладошке, даже не пролилась по руке, не испачкала кисти и пальцев. Матсумото смеется моему изумлению и накрывает надрез марлевым тампоном, после чего зажимает мою руку в кулак.       - Как вы это сделали? Рану, конечно, нельзя назвать серьезной, но даже такое повреждение должно выпустить наружу немалую порцию! Как такое вообще возможно?       - Ты видел, как я срезал кожу с этого мешка с дерьмом? – спрашивает мужчина, принимаясь за свой кофе.       - Да. Вы снимали ее лоскутами…       - Верно. Хотя было бы куда быстрее и менее проблематично содрать ее целиком. Ну, или же большими кусками, не утруждая себя вырезать ленточки из чужой плоти. Причины тому у меня две. Первая: я по натуре своей человек творческий и эстетичный. А потому варварские методы мне не по душе. Никакой аккуратности и изящества, кроме того, без кропотливой работы над полотном, можно повредить важные артерии и вены, сорвать их вместе со шкурой. Вторая… быстрая и необратимая кровопотеря. Если мой подопытный потеряет больше крови, чем необходимо для поддержания жизни организма, игра закончится, так и не начавшись. Поэтому я, несколько месяцев не вылезая из своей лаборатории после падения Старого Севера, пытался найти решение этой проблемы. И нашел. Я создал некую формулу, которая помогла бы мне избежать смерти от потери крови. В виде кремообразного вещества, что имеет свойства не только замедлять, но и, порой, останавливать вытекающую из поврежденных участков «жизнь». Я покрываю этим препаратом все свои инструменты. И потому…       - Срезать кожу надо тонкими лоскутами. Лезвие срезает верхний слой, а вещество на стали в то же время покрывает открытые участки. Невероятно, - выдыхаю я восхищенно, принимая из чужих рук скальпель.       - Умница. Как пленка, оно покрывает все оголенные участки, заменяя собой кожу. Кровь есть, но она уже не бежит ручьями. Измазаться ей просто: она остается на поверхности, и все же ее слишком мало, чтобы отправить подопытного на тот свет. Далее.       Матсумото отхлебывает из чашки, указав на инструменты.       - Ножницы, пилы, зажимы, сверла. Все покрыто препаратом моего приготовления. Конечно, он не в состоянии справиться с серьезными ранами, как, например, не остановит кровь из артерии, проиграв давлению жидкости, выталкивающейся из разреза биением сердца, но дает мне необходимое время, оттягивая момент гибели.       - А что насчет смерти по другим причинам?       - Разрыв сердца? Нет, только не со мной. Давай разберем препараты, что я ввожу перед тем, как начать игру. Парализующее вещество, которое не имеет ничего общего с анестезией, и адреналин. Это то, что видят наблюдатели. Но на самом деле есть еще один, третий препарат, который я ввожу оральным путем. В тот самый момент, когда вырываю язык из чужого рта. Это некоторые стимуляторы, которые заставляют сердце исправно работать до последнего. Они поддерживают его, не позволяя остановиться, как дыхательный аппарат, помогающий пациенту дышать во время общего наркоза. Я не стану грузить тебя научными терминами и формулами, скажу лишь, что многие месяцы работы над препаратами принесли хорошие плоды. Я сумел обмануть организм. Обмануть мозг, саму физическую систему. И, конечно же, жертва может испытывать боль, похожую на боль от инфаркта, ведь и повреждения нервных волокон, и зрелище не могут не влиять на психику и здоровье человека, попавшего в мои руки. Но это не мешает сердцу автоматически сокращаться снова и снова, преодолевая эмоциональный и болевой барьер. Оно бьется по инерции, работая против воли. Как если бы я делал его массаж, возобновляя работу органа напрямую. В этом месте должны быть овации и аплодисменты.       - Это невероятно! Ваши знания и способности поражают! – я действительно был под впечатлением от услышанного. Этот человек… на самом деле настоящий гений! Создать нечто подобное, научиться контролировать чужое сердце, решать за другого, когда ему умереть… это удивительно!       - Но… как же трон?       - Пики обработаны тем же веществом, что и инструменты. Кроме того, они расположены так, чтобы весь удар пришелся исключительно на мышечную ткань. Я ведь уже сказал: потеря крови минимальна. На самом деле жертва начинает обильно терять кровь только, когда я вспарываю ее брюхо и начинаю копаться во внутренностях. Тогда и начинается «извержение», если я, конечно, хочу сделать несколько надрезов или и вовсе удалить какую-либо часть тела. Но даже тогда у меня есть в запасе какое-то время. Пока оставшаяся жидкость покинет вены… это ведь не мгновенный процесс. Как-никак, четыре литра – объем не маленький.       - А язык?       - Прижигается. Щипцы проводные, работают от электричества. К началу процесса они уже раскалены до нужной температуры. Как женская плойка.       - Поразительно!       - Удаление ушных раковин и носа проводится тем же способом. После того, как они отрезаются от головы, рана подвергается обработке горячим инструментом. Поэтому кровь не течет за зря. Ногти прижигаются тем же препаратом, каким я обрабатываю инструменты, но жидким. Я просто выливаю его на раны. В этом виде он намного эффективнее, нежели в кремообразной форме. Закупоривает и сжигает сосуды. Его действие похоже на действие серной кислоты. Разрывы «сплавляются» и перекрывают крови путь наружу. Иногда я так же прижигаю раны внутренних органов, отчего пациент может продержаться в сознании еще дольше. А рассчитать время его «выдержки» уже проще простого. Математический процесс, точный и элементарный. Индивидуальный для каждого экземпляра. Я знаю возможности чужого организма до того, как приступаю к делу, высчитываю отведенное мне время и действую в соответствии с ним, точно зная, когда мне нужно успеть сделать то или иное, намеченное в планах. Наука – как чудо. Волшебство, созданное человеческим умом. А ведь еще столько неизведанного и интересного… На всю жизнь открытий хватит.       - Я восхищен. У вас все продумано до мелочей. Четко и слаженно. Это грандиозная работа разума и сосредоточенности. Как вы умудряетесь контролировать столько вещей сразу, когда как едва не проваливаетесь в бессознательное состояние? Ваши приступы во время пыток…       - Я делаю все на автомате. И все вижу. Заранее программируя себя на очередной «сеанс», я руководствуюсь интуицией. Мне не нужно думать во время процесса. Я уже все продумал. Поэтому могу просто наслаждаться происходящим.       - Когда вы возьметесь за мое обучение? – я вскидываю голову к хирургу, прекрасно понимая, что этот человек может научить меня намного большему, нежели я предполагал. Он не просто гений. Он ученый, обошедший всех своих коллег, когда-либо живущих на этой земле. Блестящий хирург, невролог, психолог и фармацевт. И, я уверен, это далеко не все его достоинства.       - Когда ты получишь разрешение Аоя, тогда и начнем. Кстати, насчет Аоя.       - Он зол на меня, - усмехаюсь в ответ, выпрямляясь и принимаясь за свой кофе. – И я не знаю, как вернуть его расположение. Представить не могу, что мне нужно сделать на этот раз, чтобы он успокоился.       - Истина всегда на поверхности, - загадочно улыбается врач, отклонившись спиной на стоящий позади него стеллаж. – Все гениальное просто. За исключением медицины.       - Да, но…       Я запинаюсь, распахнув глаза в пришедшем ко мне озарении. Все гениальное просто? А ведь и правда… Ответ настолько элементарен, что не заметить его было даже смешно! И все же, если хочешь что-то спрятать, положи это на видное место. Какой же я дурак! От меня нужно только одно…       - Я должен убить пса Широямы. Все началось с собаки. Собакой должно и закончиться.       - Хороший ход. Мозги у тебя работают. Это несомненный плюс, - ухмыляется хирург, пока я пытаюсь придумать, как воплотить эту задачу в жизнь, чтобы не вызвать подозрений и обставить все так, словно это – очередная внезапность, случайность, которая и поставила меня в тупик в лесу, когда я не смог убить собаку из винтовки. Пес должен напасть на меня или кого-либо из моего окружения, при этом я должен оказаться вовремя в нужном месте, да еще и вместе с Широямой. И чтобы я сам не засветился на камерах видеонаблюдения, которые сразу же выдадут меня, если я решу подстроить нападение. Как же обмануть охранную систему, обратив намеренный шаг с нечаянную ситуацию? Что же делать?       - Вы должны помочь мне.       - Должен? – скептически вздергивает бровь Матсумото, глотая горький напиток.       - Аой сказал, что все собаки привиты от бешенства. Это правда?       - Да, их регулярно прививают, поэтому риск заболевания не превышает пяти-десяти процентов из ста.       - Но он есть.       - Все в этом мире возможно. А вероятность подобного заболевания среди животных – и вовсе.       - Можете ли вы заразить одного из ротвейлеров искусственным путем? Или хотя бы сымитировать болезнь? Мне нужно, чтобы пес, подвергнувшись агрессии, вырвался из вольера. Сам.       - У меня, конечно, есть необходимый для этого препарат, но…       - Я не могу приближаться к клеткам. Меня тут же засекут, и все провалится. Есть только один способ подстроить все так, будто это - чистая случайность. Но так же есть лишь один человек, кто может помочь мне в этом.       - И с какой это стати я должен тебе помогать? Ведь тогда выходит, что я подставлю самого кумите, - усмехается Таканори, отставив чашку и сложив руки на груди.       - Мне нужен человек, который знает этот дом и все его слабости, как свои пять пальцев. Ни я, ни мои люди не владеют такими секретами. И только вы осведомлены обо всех тайнах особняка, - я обхожу каталку, осторожно зашагав навстречу мужчине, который, вздернув бровь, лишь скептически наблюдает за моим приближением. – Мне больше некого попросить о помощи. И никто больше не сохранит эту авантюру в секрете. Я могу положиться только на вас.       - Ты предлагаешь мне обмануть своего друга. А после – промолчать? – иронично смеется блондин, когда я останавливаюсь вплотную к нему, и спокойно поднимает ко мне голову, в силу своего роста. Но даже так, я не вижу себя высоким рядом с ним. Матсумото с его гением кажется мне намного выше меня, и в моральном плане – в том числе. – Чтобы я скрыл от него твой план и мое в нем участие? Подставить самого себя?       - Я уверен, у вас есть способ провернуть это дело так, что Аой и его люди никогда не догадаются даже подозревать вас в произошедшем. Руки-сан… помогите мне. Прошу вас.       Я упираюсь ладонями в стеклянные створки стеллажа, за которыми замерли на полках колбы с заспиртованными внутренними органами, и склоняюсь к фарфоровому лицу. Губы, что я поймал своими в поцелуе, оказались сладкими на вкус, наверняка, из-за помады. Сладкими и мягкими, дыша прохладой и уверенностью. Они спокойно раскрылись мне навстречу, пустили в рот мой язык, отвечая на ласку, почему – сам не знаю. И я позволил себе обнять мужчину за тонкую талию, увлекая хирурга в глубокий, жаркий поцелуй. Смазывая языком алую помаду, я шумно выдыхаю от легкого возбуждения, вызванного лишь азартом, запретностью этой сцены, опасностью, что грозила мне жестокой расплатой со стороны Рейты. Но тень удовольствия не могла ускользнуть от меня, взбудоражив горячую кровь. Мне нравилось терзать его губы своими. Нравилось сминать их зубами, чувствовать языком чужой язык, сплетающийся с моим в согласии. Мне нравилось его тело, крепко прижатое к моему моими же руками, и я бы, наверное, смог – смог увлечься хирургом. Смог быть с ним, пусть и без той страсти, что дарит мне Аой, и без любви, что я питал к Нане. Но восхищение им, его знаниями, и симпатия, что не пропала даже после вчерашней расправы над зятем Ренара, владели мной, как никогда сильно. И мне захотелось попробовать его. Всего его, каким знает врача только Сузуки Акира. Но я вовремя остановился, отпуская полные губы и чуть отстраняясь от них, чтобы заглянуть в стеклянные голубые глаза медика.       - Хочешь отделаться поцелуем, который не был мне нужен и потому – не имеет цены? – улыбается Матсумото игриво и беззлобно, даже не попытавшись оттолкнуть меня от себя.       - Я и не надеялся на то, что так легко смогу получить ваше согласие. Но…       - Но? – заинтересованно и мелодично тянет мужчина.       - Но я знаю, что заставит вас подумать над моей просьбой. Вы экспериментатор, - выдыхаю я, на автомате обводя ладонями узкие бедра хирурга. Они так удобно ложились в мои руки, что в пору задуматься о том, каково это – гладить их без препятствия в виде дорогих брендовых брюк. - И у вас, наверняка, есть что-то, что вы хотели бы испытать в действии, но не можете, так как у вас нет добровольцев. Рейта ведь просил вас больше не мучить его своими «зельями», я прав? А проводить эксперименты над другими обитателями этого места не лучшая идея. Кому понравится быть подопытным кроликом? Кроме того, люди из охраны мало подходят для этих целей. Интереснее наблюдать за людьми, так или иначе связанными с вами напрямую. Так… забавнее. Вы же так любите развлекаться.       - Какое… заманчивое предложение, Такашима-сан, - мурлычет хирург, касаясь пальцами моей груди. Они ласково проводят по ключицам, поддевая ворот черной безрукавки, и легко царапают ногтями кожу под косточкой, заставив меня шумно втянуть воздух носом.       - И ты готов подвергнуть свою жизнь опасности? Только ради того, чтобы доказать свою состоятельность Аою?       - «Мои препараты не опасны». Разве это не ваши слова? А бессмысленный риск… здесь дело обычное, разве нет? – улыбаюсь в ответ, позволив врачу смять в кулаке мою футболку и легонько оттолкнуть меня от чужого тела.       - А, знаешь… В тебе есть дипломатическая нотка. Хорошая способность. Развивай ее.       - Это значит «да»?       - На самом деле, у меня есть кое-какие препараты, которые я хотел опробовать, - задумчиво пропевает мужчина, отвернувшись от меня к тому самому стеллажу, к которому я и припер его несколько минут назад. - Но, как ты и заметил, нет подопытных кроликов. Значит, свести с ума преданное хозяину животное? Что ж. Устроить это будет проще простого. Я даже смогу скрыть факт твоего участия в этой затее. И этот поцелуй – от своего любовника.       - Я буду безмерно благодарен вам за это.       - Садись.       Матсумото присаживается на корточки перед стеллажом и раскрывает нижние металлические дверцы, принявшись искать в глубинах тумбы только одному ему известные вещи. Я же послушно сажусь на стул перед каталкой, собираясь с мыслями. Навряд ли хирург сделает со мной нечто ужасное, я все еще нужен Аою. Так что волноваться за свою жизнь не было нужды. И все же, меня потряхивало от неизвестности, на что именно я подписался, решив искать помощи здесь. И пока я успокаивал себя мыслями о том, что со мной не случится ничего непоправимого, Таканори успел вернуться к каталке и подкатить к ней еще один высокий стул. Он садится напротив меня так, что теперь нас разделяет только блестящая гладь стола, и ставит на нее железную коробочку, из которой после и вынимает небольшой шприц, наполненный прозрачной золотистой жидкостью.       - Подумаешь еще раз?       - Если это не убьет меня, мне не о чем думать.       - Как знаешь, - ухмыляется блондин, жестом потребовав мою руку. И я, вдохнув побольше воздуха в грудь, укладываю предплечье на стол, наблюдая за тем, как врач забирает с подставки жгут и вату. Он молча перетягивает мне руку над сгибом локтя, стучит черными ногтями по шприцу и, бросив на меня внимательный взгляд, с дьявольской усмешкой вводит иглу в вену.       – А теперь закрой глазки и сконцентрируй все свое внимание на нашем кумите. Я хочу, чтобы ты думал о нем, пока я не закончу.       Я без препирательств закрываю глаза. Образ Аоя приходит на ум без труда, и я чувствую, как хирург начинает вводить лекарство. Медленно и осторожно, будто давая мне время на работу фантазии.       - Отомри.       - Что это? – хрипло спрашиваю я, когда шприц пустеет и отправляется в мусорную корзину у стеллажа.       - Скажем так: если у тебя не получится вернуть расположение Широямы сегодня днем… я тебе не позавидую. А теперь рассказывай, что именно от меня требуется.       Аой лениво тянет сигарету, изучая скучающим взглядом свой сад, развернувшийся перед верандой. Листья пожухли и опали, голые кусты и черная земля, застланная сухой травой, придавали пейзажу вид уныния и болезненности. Мрачная опустевшая поляна бросала в странную несвойственную апатию – осень медленно перетекала в зиму. Холодные порывы ветра срывали желтую позднюю листву с деревьев, бросая ее под ноги, хрустящую и жалкую. Двое садовников тщетно пытались привести сад в надлежащий вид, борясь с природными явлениями, и оттого это место начинало напоминать запущенностью кадры из фильмов ужасов. Даже особняк казался мрачным и не в меру огромным на фоне розовых кустов, громоздко нависая над головами жильцов. Уютно было только внутри дома, где работала прислуга, расставляя в вазы свежие цветы, что привозили сюда по заказу из лучших цветочных магазинов. И хотя Широяме было глубоко плевать на них, они продолжали наполнять комнаты, сменяясь каждый день новыми бутонами, не успев даже немного завянуть. Старые букеты отправлялись в мусорные контейнеры, пусть они еще и полыхали роскошью и свежестью, но в доме Отца Северного клана все должно было быть идеально. Даже цветы, которые, несомненно, стоили не мало. Это было все равно, что выбрасывать в мусорные корзины деньги, без «посредника», которым выступали растения, но никого это не волновало. Ни прислугу, ни охрану, ни самого кумите, чей счет в банке не убывал несмотря на бессмысленные расходы. Он просто не замечал этих затрат, проверяя свои сбережения всего лишь раз в месяц, когда подводились итоги работы семьи, а на счет Отца приходили проценты от прибыли его «бизнесменов». Он тщательно следил за каждой йеной и, в случае недостачи, разбирался с ростовщиками лично. Складывалось ощущение, что он готов раздавить любого за незначительную мелочь, пропавшую из бюджета. И оттого казалось странным, что цветы продолжали сменять друг друга вновь и вновь, обкрадывая хозяина так смело. И все же, Акира тщательно следил за работой чужих и своих денег, спрашивая со своих людей по всей строгости. Чеки и квитанции предоставлялись по первому требованию наемника, и если хоть один такой листочек имел наглость потеряться за чужой невнимательностью, недостающая сумма высчитывалась из зарплаты всей прислуги, наказывая каждого, без разбирательств.       - Выглядишь, как чертов философ, - негромко произношу я, остановившись возле сидящего за летним столиком брюнета. Аой даже не повернул головы, выдыхая серый дым в такое же серое небо и вновь затягиваясь. Он явно не был настроен на беседу, но виноват в этом не только я: взгляд Широямы был пустым и безразличным к картине разложения перед ним, будто та влияла на настроение киллера. Меланхолия, что завладела Главой семьи, была удивительным и редким явлением. Настолько редким, что я наблюдал его лишь один раз в жизни – сегодня. Наверное, Широяма все же не был подвержен таким чувствам, а потому я склонялся к мнению, что он просто размышляет о чем-то грандиозном, отстранившись как можно дальше от мирских хлопот. Я отвожу взгляд от застывшего в спокойствии лица и перевожу его на веранду летнего дома, откуда и выходит Тора, с маленьким Мичи на руках. Как раз вовремя. Теперь надежда только на Матсумото – посмотрим, так ли хороша его математика и способность проводить необходимые расчеты.       Сероглазый юноша идет к особняку, на ходу качая хныкающий сверток одеяла – ребенок вновь капризничает. И успокоить его может только хирург, который и попросил меня принести ему дитя. И чем ближе подходил к нам Тора, тем больше я нервничал, ища глазами свой выход из затруднительного положения. И когда я уже почти разочаровался в медике, а Тора – приблизился к подножию широкого крыльца, я, наконец, замечаю черное пятно, мелькнувшее между голых кустов с пеной из пасти. Пес несется со стороны вольеров, расположенных рядом бывшими конюшнями, найдя обезумевшими глазами моего гостя с младенцем на руках. Тора был отличной кандидатурой на роль жертвы – собаки не знали ни его лица, ни его запаха, а потому признавали мужчину, как чужого, и без промедления бросались на защиту хозяев, натасканные жестокой рукой.       Тора не был посвящен в мои планы, а потому, едва услышав рык в стороне, испуганно оборачивается навстречу животному, молниеносно сокращающему расстояние между ними. В его серых глазах мелькает неподдельная паника, а гибкое тело деревенеет, не готовое к подобным ситуациям. Тора лихорадочно ищет способ спастись, развернувшись к веранде, и делает попытку убежать от «живого оружия», но ясно, как божий день – он не успеет даже взбежать по крыльцу.       Аой заторможено переводит глаза на собаку, с одного взгляда понимая, что пес не в себе, и со вздохом, в котором чувствуется вселенская усталость, тянется к своему револьверу. Он не спешит, щелкая заклепкой кобуры, вынимает ствол из кожаного плена, но вдруг останавливается, непонимающе уставившись на оружие. В барабане нет патронов. И это – моя работа, конечно. Ведь это я отвечаю за Магнум кумите, заправляя его по утрам собственноручно. Так что я, подавшись навстречу, выхватываю собственный ствол, направляя дуло на обезумевшую тварь.       Выстрел приходится в последний момент, как раз перед прыжком на жертву, и ротвейлер, издав короткий предсмертный визг, падает в ноги рухнувшего на ступеньки Торы, который, тяжело дыша от потрясения, все же закрывает своим телом плачущего ребенка.       - Вау.       Аой наконец-то сбрасывает с себя чарующее взор оцепенение, повернув ко мне голову. Я же, плотно сжав зубы, возвращаю револьвер в кобуру и спешу помочь работнику борделя подняться вновь на подкашивающиеся ноги.       - Ты в порядке?       - Д… да, - Тора сглатывает, предпочитая не смотреть на неподвижную тушку у ступеней. – Спасибо, Уруха-сан.       - Иди в дом, - просто отвечаю я, мягко подтолкнув парня к дверям. Прости, малыш. Так было нужно.       - На этот раз ты все же выстрелил. Из-за Торы? Или из-за ребенка? – тянет без интереса Широяма, заставив меня обратить на себя внимание.       - Ты говорил, что твои псы привиты от бешенства. Что это, мать твою, было?!       - А ты забыл зарядить мой пистолет. Не хочешь объясниться?       - Как только мое лицо перестанет быть похожим на отбивную – так сразу.       - Люблю я ее. Эту твою черту. Раздражающую, живучую… Ты поэтому не проверил револьвер? А ведь ты мой телохранитель. Не боишься понижения?       - Я же был тут, - огрызаюсь я в ответ на насмешку, исказившую полные губы киллера. – Так что тебе ничего не угрожало.       Я достаю из мешочка на поясе круглый футляр для патронов и бросаю его Аою. Тот с поразительной точностью ловит его одной рукой и заряжает барабан Магнума, с той же медлительностью, с какой доставал оружие.       - Ну, с недавних пор я не был в тебе уверен. Впрочем, ты заставил меня усомниться в моих рассуждениях.       - Рад стараться, Ваше Величество.       - Не язви. Хотя я признаю, что тебе идет этот яд в разговоре, все же не забывай, с кем ты говоришь. Но, так и быть. Если ты его похоронишь, я прощу тебя за дерзость. Можешь закопать прямо тут, в качестве удобрения. Хоть какая-то польза. Ты ведь всем готов копать могилы, да? Рейта!       Блондин, вышедший на веранду на звук выстрела, даже затыкает ухо пальцами, поморщившись.       - Не ори. Я тут. Что случилось?       - Вызови ветеринара. Пусть проверит собак.       И Широяма поднимается со стула и с улыбкой проходит в дом вместе с наемником, оставляя на веранде не только меня, но и свою меланхолию. Отлично. Кажется, сработало. Осталось узнать, как хирургу удалось раздразнить собаку и выпустить ее на волю. Ну, и закопать бедное животное, коли Аою так нравится наблюдать за моими страданиями. В любом случае, этот пес тоже не был виноват в случившимся… И я стараюсь не замечать того паршивого чувства в своей груди, что начинает съедать меня изнутри подобно паразиту, со вздохом спускаясь вниз и поднимая на руки бездыханную тушку.       - Прости меня. Я расплачусь за твою смерть сполна.       И я знаю, что так оно и будет.