***
- Это было обязательно? - Что именно? - Убивать пса. Я подпираю щеку кулаком, лежа рядом с убийцей, который лениво курил, разглядывая потолок своей спальни. - Убить пса… Да. Иначе ты просто не сможешь выжить в этом мире. Ты не должен жалеть ни своих врагов, ни их питомцев. В противном случае ты проиграешь. Использовать животных для нападения не брезгует никто в этой сфере. - Отдает безысходностью. - Когда мне было лет двадцать, мой наставник дал мне задание. Он выпустил в лес детей, которые родились в результате изнасилования наемниками служанок. Самому маленькому было четыре года. Самому старшему – семь лет. Остальным было около пяти-шести. Всего их было десятеро. Половина мальчиков, половина девочек. Он приказал им бежать со всех ног как можно дальше, а через десять минут позвал меня к тренировочному полю и на моих глазах спустил десятерых доберманов с привязи, отправив собак по следам детей. Он сказал мне тогда: «Если ты спасешь хотя бы одного ребенка, я обещаю дать ему свободу. Если потеряешь всех – я убью одного из твоих дружков». У меня не было выбора, и потому я бросился в лес без оглядки. И не только ради того, чтобы спасти своих друзей от гибели, но и ради самих детей, которые были виноваты лишь в том, что родились внутри клана. Я хотел спасти их всех, но тут передо мной встал выбор: убить собак или позволить им растерзать своих жертв. Естественно, у меня не было никаких сомнений, в кого стрелять. И хотя псы не были повинны в том, что они псы, я не стал колебаться. С собой у меня было три вещи: снайперская винтовка, русский пистолет и кинжал. И первого пса я застрелил как раз из винтовки. Нагнать собак человеку практически невозможно. Они проворнее и быстрее тебя, у них четыре лапы и сильные тела. Они созданы для бега и охоты, а потому, сколько бы ты ни бежал за ними, ты никогда их не догонишь. Это знает даже ребенок. И чем больше усилий я прилагал, чтобы найти и остановить псов, тем больше трупов я находил по пути в лес. Разорванные детские тела, залитые кровью. Одно, второе, третье… Спасти хотя бы одного было невыполнимой задачей. И тогда я, отыскав маленькую девочку, которую рвали три пса разом, стал думать только о своих друзьях. Не о детях, не о собаках. Не даже о себе. Я просто перерезал глотки животным, заметившим меня и бросившимся на меня все разом. Пистолет выпал из кобуры при борьбе, и единственное, что оставалось – кинжал и мозги. А мне предстояло еще убить шестерых доберманов, когда как детей было уже четверо. Шансы на их спасение таяли, словно свеча, и я отчаялся, запаниковал. Последствия моего проигрыша предстали передо мной во всех красках, и я готов был рыдать от охватившей меня скорби. От безвыходности, собственного проигрыша. Бессмысленной жестокости и убийства ради развлечения – из-за скуки моих учителей. Я потерялся в собственных эмоциях. В этом непреодолимом чувстве ничтожности. Люди вокруг меня продолжали страдать и умирать, а я никого не мог спасти. Я ударился в настоящую истерику, вонзая нож в глотку мертвой собаки снова и снова, пока ее голова не отлетела от шеи. Я не просто рыдал – я кричал на весь лес, вопил от боли, потери, что скручивала мои внутренности. Я свихнулся. Моя голова звенела от пустоты и безумия. И я, словно дикий зверь, уподобляясь собаке, кинулся на поиски остальных жертв. Бежал так, как никогда не бегал. Плевался проклятиями, захлебываясь в слезах. Трое моих друзей, ждущих меня где-то там, у конюшень, могли не увидеть завтрашний рассвет, а дети умирали в страшных пытках. Собаки тоже. Я оказался окружен чужой кровью. Мне казалось, что их души преследуют меня, я видел их, чувство потери вызвало галлюцинации, поразив мозг. И еще три ребенка, которых я нашел среди деревьев без дыхания, едва не лишили меня сознания. И в тот момент, когда я понял, что остался только один, один малыш против шестерых псов, я остановился. Что-то перемкнуло в голове, грудь мгновенно опустела, все эмоции умерли, покинули мое тело. Слезы высохли. И я отключился. Вернее, мое сознание отключилось, потому что тело двигалось само по себе. А я спал, где-то внутри себя. Ничего не видел, ничего не слышал. Пустота и темнота. А когда я очнулся, пришел в себя, я обнаружил себя лежащим посреди трупов собак. Все шестеро, они были разбросаны по небольшой поляне. Их тела были разорваны так же, как тела детей, и я сначала подумал, что они не поделили добычу и сцепились меж собой. Но стоящий позади меня мальчик пяти лет, бледный и немой, во все глаза смотрящий на меня мертвым неподвижным взглядом, заставил меня усомниться в этой теории. И я вдруг увидел свои воспоминания, которые записывались несмотря на то, что я был не в себе. Это я. Я разорвал их голыми руками. Как зверь… Мой рот был полон чужой крови. Ногти содраны, покрыты алыми брызгами. Ни кинжала, ни оружия. Я все потерял. И потому я просто порвал их. Порвал руками их пасти, зубами – глотки. Разбил их головы о деревья, переломал ногами ребра. Содрал с них шкуру, потеряв всякую человечность, даже разум. Я дрался с ними, как собака. Всех разобрал по частям. И ужаснулся самому себе. Испугался собственных действий, собственной жестокости. Ярость сменил шок такой глубины, что вытравил из меня остатки жалости даже к ребенку, которого я все же спас. И около двух часов я просто сидел под деревом, смотря стеклянными глазами в одну точку, пытаясь принять себя таким, смириться с собой таким, простить себя такого… Два часа. Без движения, без звука, без единой мысли в голове. А после я так же молча поднялся на ноги, действуя на автомате, взял ребенка за руку и вывел его из леса. Но как только мы вышли навстречу моему наставнику, рядом с которым стояли мои друзья, тот без раздумий вынул из кобуры свой пистолет и направил его на ребенка. Я безразлично наблюдал за тем, как он нажимает на курок. «Я обещал освободить его. И я выполнил свое обещание». С самого начала он планировал избавиться от всех детей. Но мальчик бы все равно не смог вернуться к нормальной жизни. Его психика пострадала так же, как и моя, но удар был сильнее, в силу юного возраста. Он стал овощем. Но мне удалось пережить это, ведь я пять лет подряд подвергался насилию и ужасам, а он не был готов к подобному испытанию. Единственное, что я понял в тот день, было то, что жалости не заслуживает никто и ничто, если это угрожает твоей жизни. Я спас своих друзей, но надломился сам. И с тех самых пор я стал «взрослым». И мой наставник потерял ко мне всякий интерес. - Ненавижу тебя. Широяма переводит на меня иронично-насмешливый взгляд, вздернув бровь в вопросе, а я уже не могу контролировать себя. Оттолкнувшись от кровати, снедаемый бешенством, я седлаю его и обхватываю ладонями чужое горло, принимаясь душить мужчину, что есть сил. - Ублюдок! Как… Как у тебя получается заставлять меня ненавидеть тебя всем сердцем и в то же время – сочувствовать твоей судьбе?! Как ты это делаешь, сукин ты сын?! Почему мне хочется убить тебя и спасти одновременно?! Что теперь мне делать?! Две судьбы, которые заслуживают сочувствия… Две души, которые достойны кары. Которые достойны мести и прощения! Почему ты рассказываешь мне все эти вещи?! Почему я должен разрываться между желанием уничтожить тебя и освободить из этих оков?! Я ни в чем не виноват! Это я – жертва! Я! Твой наставник виновен, это он должен испытывать все муки Ада, искупая свои грехи! А я совершенно, абсолютно… единственный мой грех в том, что я – Такашима! Так почему именно я… почему ты… ты… - Если ты хочешь задушить своего врага, тебе нужно сжимать ладони на его горле, а не держать его за шею. Я опускаю взгляд вниз, вдруг понимая, что на самом деле я не сдавливаю его в своих пальцах. Они, напряженные и деревянные, не перекрывают доступ к кислороду, хотя я стараюсь изо всех сил! Что за дерьмо происходит со мной здесь и сейчас?! - Твои противоречия и борьба с самим собой – прекрасны, мой юный снайпер. Быть может, именно этого я и добивался, поведав тебе очередной случай из моей увлекательной жизни? - Подонок… Ты подонок, Широяма! Что мне теперь… Ты виновен передо мной и ты заслуживаешь смерти! Почему же… - Однажды ты найдешь ответ. Найдешь способ убить меня и спасти в тот же миг. Если все еще будешь желать этого, у тебя получится. - Ненавижу… Все его рассказы о себе такие безразличные, спокойные, без единой эмоции. Он ни разу не повысил тона, ни разу не показал голосом ни сожаления, ни боли, ни гнева. Только скуку и холодную невозмутимость. Ему, правда, все равно? Этот человек… - Если ты все же не собираешься меня душить, быть может, я найду способ утешить тебя этой ночью? Я тихо вскрикиваю от неожиданности, когда Аой подается вперед и роняет меня спиной на кровать, нависая сверху. - Твое тело все еще требует моего внимания. А ведь я весь день только и делаю, что удовлетворяю его. Знаешь, это уже пятый раз за несколько часов. Эта «излишняя активность», вызванная вакциной, вытянет из меня все соки. У меня спермы в яйцах не останется к рассвету. Матсумото, конечно, гений, но это даже жестоко… - Не трогай… - я срываюсь на громкий протяжный стон, едва он забрасывает мои ноги на свою поясницу, а его пах – вжимается в мой зад, заставив захлебнуться в новой вспышке жажды. - Проклянешь меня завтра. Когда я буду лечить мозоли на своем члене. И я, так и быть, научу тебя, как правильно душить свою жертву. А теперь заткнись, пока я не передумал и не оставил тебя наедине со своими «проблемами». Хотя… может, попросить Тору поиграть с тобой? Все равно из-за галлюцинаций ты видишь только мое лицо. Так какая разница, с кем ты будешь развлекаться? - Нет… не надо Тору… - Тогда будь хорошим мальчиком и не скаль зубки. Потому что завтра ночью я предпочту здоровый крепкий сон. Он ни разу не поцеловал меня за все время, пока я был под действием «вакцины» Матсумото. Ни днем, ни ночью. Ни даже утром, когда по обыкновению своему проснулся раньше меня и, позволив себя одеть, вышел из спальни «на работу». Сначала я не придавал этому значения, но увидев в рассветных лучах солнца его спину, отдаляющуюся от меня в сторону дверей, задумался. Было ощущение, словно Аой избегал моих поцелуев, всякий раз отворачиваясь от меня или принимаясь целовать в шею, дабы отвлечь и заставить вновь забыться в умелых ласках. Я не мог понять, почему он вдруг исключил этот вид удовольствия из нашей совместной жизни. Словно он испытывал ко мне отторжение… Или же я начал ему надоедать? Кто целует одноразовые игрушки? Верно, никто, как и одноразовых шлюх. И это заставляло меня нервничать все больше: если я становлюсь ему не интересен, если я теряю свою ценность в его глазах… Значит, совсем скоро я стану ему не нужен. И тогда может произойти все, что угодно, вплоть до моей «случайной» смерти. И хотя я не думал, что Аой нарушит данное им обещание, я все же не мог беспечно надеяться на благородство убийцы. Мне необходимо было вновь раздуть затухающий пожар в его груди. Огонь интереса ко мне, как к увлекательной головоломке. И, если честно, я не представлял, как. Только я подумал, что наши отношения вернулись на круги своя, как меня ждало новое испытание. И если вернуть расположение Аоя оказалось легко, то его интерес ко мне… практически невозможно. Старые игрушки, которые надоедают своим хозяевам и теряют прежний шик и дороговизну, отправляют на чердак или ломают и выбрасывают в мусорный контейнер. А мне еще рано гнить среди отходов и пыли. Я еще не сделал и трети из того, что планировал. Мне нужно больше времени! Черт. Дьявол! Неужели я не смогу выкарабкаться из этого дерьма? - Что теперь? Я вздыхаю, бросая взгляд на зеркальную дверцу широкого шкафа, и критично оглядываю себя с головы до ног. Может, начать с прически? Перекраситься, к примеру, обновить гардероб?.. Боже, что я несу?! Это уж точно не даст мне нужного результата. Так что же делать? - Позже. Я подумаю позже. Я встряхиваю головой, надевая на себя нагрудную кобуру с револьвером, и покидаю комнату тоже, направившись вниз. Двое суток прошло. А от Хантера ни весточки. Где его черти носят? И ведь жучков не установили. Пора бы ему уже показаться, иначе Широяма отправит по его следу своих «псов». И тот, кто возглавит эту группу зверей, будет Рейта. И даже если в ходе сражения вся «свора» падет под рукой Охотника, то Белого Волка он так просто не одолеет. Скажу даже больше – жестокость и способности Акиры превзойдут даже умения лучшего наемника Юга. Ведь недаром он носит это прозвище в семье. И вне ее - тоже. А это уже станет моим провалом, как Главы моей ничтожной группировки. И наказывать за этот проступок будут именно меня. Кто выпустил пса из клетки? Верно, его временный «хозяин». И раз хозяин не смог контролировать свое животное… - Йо, Кроха! - Рен? – я нахожу стоящего у лестницы мужчину и быстро сбегаю вниз по ступенькам навстречу Лису. – Ты в доме. Что случилось? - Песик вернулся на привязь. Десять минут назад. - Хантер? Отлично! – я широким шагом пересекаю холл в сопровождении Ренара. – Заметил что-нибудь необычное? - Он даже не смотрит на меня. Молчит и ждет тебя, не желая ни с кем вступать в контакт. Даже не язвит. Это странно? - В какой-то степени… Ладно, на месте разберемся. Идем. - Я искал тебя вчера вечером. – Мы сходим с крыльца, повернув в сторону летнего дома. – Нужно было поговорить о произошедшем в мое отсутствие. У нас ведь так и не выдалось возможности побеседовать. Но меня даже в дом не пустили. Сказали, что ты «болен». Позволь поинтересоваться? - Матсумото. Хренов экспериментатор. - И что на этот раз? - «Вакцина от бешенства». - От чего? - Потом объясню. Мы заходим в дом, плотно закрывая за собой двери, и я сразу иду в гостиную, находя там ожидающего меня Охотника и Тору, сидящего на диване со щенком. - Хантер, - киваю я в приветствии, но тот лишь неотрывно смотрит на меня, не реагируя на вошедших. – Отчет. Я указываю кистью на его маску и прохожу к широкому окну мимо мужчины, отворачиваясь от него и заведя руки за спину. Теперь моя дальнейшая судьба зависит от его реакции на правду. И если мне не повезет, мне придется избавиться от союзника. Что ж… - Голос! – с усмешкой приказывает Ренар, давя веселый смех. – Ты ведь умный пес. Выполняй команду. В отражении окна я вижу, как Хантер бросает на Лиса полный презрения взгляд и все же заводит руку за голову, чтобы расстегнуть застежку маски и снять ее с лица, одновременно с тем вынув кляп изо рта. - Что ты узнал? Рассказывай. - Задание, что вы мне дали. Я сумел раскопать всю подноготную, вплоть до точного времени нападения на дом Такашима. И восстановить все события, произошедшие с семьей-наследницей, до мельчайших деталей. Я изучил каждую мелочь и лично осмотрел место преступления, на что у меня не было разрешения. Но… - Но? - Я счел это необходимым, ввиду некоторых открывшихся мне фактов. И обнаружил доказательства, подтверждающие полученную мной информацию. Вы были правы. Такашима Такеру и Такашима Мизуки были застрелены в собственном доме никем иным, как Широямой Юу, Главой Северного клана. Мотивом послужила месть за взрыв одной из штаб-квартир Севера, в которой проводилось собрание «управляющих» бизнесом семьи. Число погибших приравнивается к тридцати двум жертвам. Должности, что они занимали, и дела, что они контролировали, были основным доходом семьи. И клан на пару месяцев потерял контроль над денежным оборотом, что пришлось исправлять незамедлительно. Что же касается Такашимы Кою… - Я слушаю, - сухо отзываюсь я, уловив паузу в докладе и прикусив губу. Ренар, стоящий чуть позади Охотника, настороженно прячет кисть в складках собранных в юбку кусков ткани. - Мальчик выжил, - медленно проговаривает мужчина, сверля взглядом мою макушку. - Вот как? И где же он сейчас? – преодолевая волнение, интересуюсь я. - Три месяца со дня смерти родителей он числился без вести пропавшим. После стало известно, что он бежал в Канагаву, под защиту некоего Натсуми из местной группировки под названием «Черные лисы». А спустя указанный срок вновь объявился в Токио, с целью отомстить за смерть своей семьи. И в данный момент, он… находится под крылом Широямы Юу. - И? - Он стоит передо мной. Я тихо выдыхаю и оборачиваюсь на мужчину, встречаясь взглядом с его горящими черными глазами, эмоции которых было невозможно прочитать, как и понять, что он обо всем этом думает. И это было самым опасным моментом нашей встречи. - И что ты намерен делать? – все же спрашиваю я, не отходя от окна. Хантер делает шаг навстречу. А потом еще и еще. Приближаясь ко мне бесшумно и настороженно, слыша за спиной шаги Ренара, готового в любой момент атаковать хищника в случае нападения. И, в конце концов, остановившись прямо напротив меня, он опускает взгляд в пол и становится передо мной на колено, склоняя голову в покорности. Я с трудом сдержал вздох облегчения, прикрывая глаза. - Я буду служить ему. Верой и правдой, как я служил его дяде на протяжении всей своей жизни. Я давал эту клятву, вступая в ряды Южного клана. И я ее не нарушу, даже прослыв предателем среди своих людей. - Не стану скрывать: я был рад услышать это от тебя, - я киваю Ренару в сторону диванов и опускаю взгляд на мужчину у моих ног. - Я не знал вашу мать, - негромко продолжает наемник, не поднимая головы. – Мне было пять лет, когда она с вашим отцом покинула клан. Я видел лишь Такашиму Такеру, который часто бывал в поместье, являясь «правой рукой» кумите. И то его лицо смылось из памяти, ввиду моего возраста. После того, как они вышли из состава семьи, кумите приказал убрать все, что могло бы напоминать о них, в его доме. Фотографии, личные вещи. Сначала из-за чувства предательства, позже – дабы его люди тоже «забыли» их лица, так как он хотел оградить своего брата от той грязи, в которой сам погряз с головой. Безопасность четы стала главным приоритетом, адрес их нового места проживания был скрыт ото всех, за исключением личной охраны Отца, дабы в случае опасности она могла придти на помощь. Даже я не допускался к этим данным. Членам семьи было запрещено встречаться с бывшими наемниками. Это обеспечивало конфиденциальность их места нахождения и не привлекало к ним излишнего внимания соседей и врагов. И поэтому… я не мог узнать их ребенка в лицо, да еще и спустя двадцать пять лет. И потому я прошу вас простить меня за ту наглость, что вам пришлось терпеть от меня все время нашего общения. Если бы я был внимательней… - Оставь это. Что было – то прошло. Не время сожалеть о подобных мелочах. Сейчас главным для меня остается твое доверие. И мне нужна твоя помощь в достижении моих целей. - Я готов отдать вам всего себя на осуществление задуманных вами планов. Вы можете положиться на меня, Уруха-сама. Вы единственный законный наследник Юга. А у меня нет хозяина. Не было, до этого дня. А потому позвольте мне остаться с вами. Я хочу отдать долг семье Такашима, однажды приютившей меня и давшей мне кров и защиту за своими стенами. На данный момент никого важнее вас у меня нет. И я, во что бы то ни стало, сохраню вашу жизнь во имя будущего своей семьи, для которой однажды стал изгоем. - В таком случае, всегда оставайся на моей стороне. Я принимаю тебя, Хантер. - Сакурай Атсуши, - отзывается мужчина, закрывая глаза. – Мое имя Сакурай Атсуши, господин. Теперь я могу сказать его вам. - Я запомню. Но будет лучше, если ты останешься Охотником. Ради нашей же безопасности. - Я понимаю. И поддерживаю вас в этом вопросе. - Отлично. А что на счет другого моего задания? - Вся информация о членах Северной Четверки, - мужчина протягивает мне толстую черную папку, которую до этого держал в руке. – Как вы и просили. Вплоть до адресов и телефонов. Я лично проверил каждый дом. - Прекрасно, - на моих губах сама собой появляется улыбка. А вот и мой первый шаг к возмездию. Превосходно… Теперь дело за малым. – Ренар. Я протягиваю руку к ожидающему окончания этой сцены главарю, и тот достает из-за дивана спрятанные мной позавчера мечи. Дожидаюсь, когда Лис подойдет к нам, и забираю оружие отца из чужих рук, чтобы после протянуть их Хантеру. - Возьми. Охотник поднимает голову, и его глаза распахиваются в изумлении при виде черных ножен в моей руке. - Это же… легендарные мечи Такашимы-сама. Я думал, что они утеряны безвозвратно! Ваш дом был пуст. - Это наследие, которое мне оставили мои родители. И только я мог забрать их. А еще это – прямое доказательство того, что твои способности ищейки работают на славу. Они подтверждают мою личность вернее документов и паспорта. - Даже больше. Они подтверждают ваше право на Южный трон. - Это проза жизни. Но сейчас я хотел попросить тебя о другом. - Я слушаю вас. - Они слишком приметны, верно? – я с усмешкой оглядываю блестящие в свете солнца черные ножны с печатью Юга. – И потому я не могу их носить – Аой запретил мне показываться в Токио с оружием, которое узнает каждая шавка, так или иначе связанная с мафией. Вне зависимости от клана и положения. И дабы скрыть свою личность от якудза, я вынужден покидать поместье с одним револьвером в кобуре. Переделай их. Я опускаю на ладони Хантера катану и вакидзаси. - Сними рукояти и замени их на белые – как символ Севера. Ножны тоже. Оставь только лезвие, такого больше нигде не найдешь. Эти мечи нужны мне. - Это слишком большая честь для такого, как я. - Но, учитывая разницу в нашем опыте владения мечом, я могу доверить это задание только тебе. Бери. - Сделаю в лучшем виде, - кивает Атсуши, с почтением забирая оружие из моих рук. - Вот и хорошо. Ты можешь идти. Ах, да… маска. Я наклоняюсь и подхватываю лежащий на полу «намордник» киллера. - Он тебе больше не нужен, - вынув из ножен кинжал Рейты, я срезаю со внутренней стороны тугой кляп, отбрасывая его в сторону. – Маска тебе еще пригодится, внешность у тебя более чем примечательная, как и мои мечи. Но в кляпе нет необходимости. Будет лучше, если ты установишь вместо него устройство по изменению голоса. Мера, скажем так, не особо необходимая, но если тебя узнают по разговору… Лишние проблемы нам не нужны. - Слушаюсь. - Свободен. Хантер поднимается на ноги, забирая маску, и с поклоном покидает гостиную. Он возвращается в свою комнату на втором этаже, где его уже ждало оружие недавно убитого мной патрульного, чьи рукоять и ножны были сделаны из слоновой кости и по заказу кумите, не скупящегося на вооружение своих людей. Хантеру не составит труда переставить лезвия. - Теперь только одно не дает мне покоя. - Что такое? – Ренар падает на диван рядом с молчаливым Торой, который все это время с интересом наблюдал за нами. - Широяма знал это. Он знал, что Хантер, едва раскопав правду обо мне, тут же перейдет на мою сторону. Вот почему он не беспокоился, приставляя ко мне южного киллера, чья верность не знает границ. Зачем же тогда он дал мне в руки такое мощное оружие? Не знай я о его остром уме, подумал бы, что он сглупил. Но он вовсе не дурак. Когда я давал Охотнику задание добыть мне информацию о самом себе, я, если честно, склонялся к варианту, что он захочет отомстить мне за предательство Такашимы и его попытку избавиться от наемника и его семьи. Но он остался верен клану, который списал его со счетов. Аой сказал мне об этом в первую же нашу встречу, когда представил нас друг другу. Почему... Почему он позволил мне иметь при себе такую силу? Ведь это может уничтожить его, стать его крахом, самой большой его ошибкой! Тогда зачем? - Над этим стоит поломать голову. Но лично я считаю, что Аой - просто сумасшедший мясник, - зевает Лис, жестом приглашая меня присесть. – Ему интересна борьба. И то, к чему приведет его сражение с тобой. Ему интересен сам процесс, ход войны, а не исход ее. Ему плевать, выиграешь ты или проиграешь ему. Его возбуждает сам факт интеллектуального противостояния. Иными словами... - Он живет лишь борьбой? – предполагаю я, опускаясь в кресло. - В точку. И когда она подойдет к концу, он примет любой финал. Собственная смерть или твой крах - ему все равно. Он получает удовольствие от самого противостояния. И не преследует целью обязательно победить. Иначе он вообще бы не помогал тебе ни словом, ни делом. Он просто любит сражаться. А кто выиграет - уже не важно. Важна сама война. И он живет только ею. А почему? – тягуче спрашивает главарь у Торы, который с улыбкой передает мне щенка. - Потому что ему смертельно скучно, - отвечает сероглазый, невинно улыбнувшись. - Ему скучно, когда все гладко. Когда он, легко и играючи, побеждает снова и снова, оставаясь при своем. - Умный мальчик! – хвалит юношу Лис, воодушевленно хлопнув его по плечу. - Ему до одури скучно от легкости его нынешней жизни. Ему нужен риск. Он понимает, что может умереть, если ты сумеешь найти правильный путь к победе, но продолжает позволять нам действовать свободно. Из-за скуки. Аой привык к тому, что его существование - сплошное выживание, столкновение с неизбежностью. Его так воспитали. Попав в клан, он все время боролся с судьбой, находясь на грани жизни и смерти. А теперь он живет спокойно. Нет наставника, который проверял его выдержку снова и снова, нет кумите, который поощрял жестокость и методы своих людей, и потому Широяме скучно до того, что он готов на стены лезть. Ведь он лично убил твоих родителей, верно? Хотя мог послать туда Рейту или даже Ману, попросив помощи у Кая. Знаете, почему он своими руками отправил их на тот свет? Ему просто стало скучно. Он не может жить в стабильности. Он привык к крови и боли. Ему нужно сражаться все время. Должность кумите его не устраивает. Он защищен и не выполняет грязных заданий. Просто сидит в кабинете, умирая от скуки. Ему нужен адреналин, он не умеет жить иначе. Он ввязался в игру с тобой, чтобы снова ощутить себя «живым». Ощутить себя наемником, который ставит на кон собственную жизнь, отправляясь по приказу на дело. Аой – превосходный стратег и отличный кумите, эта должность подходит ему больше всего, но он не знает, каково жить без риска. Он увядает в этом доме, как цветок без воды. - Хочешь сказать, все ради игры? Как в шахматы? Простой интерес, что получится из этой авантюры, даже если вероятность проигрыша пятьдесят на пятьдесят? - Он псих, Кроха, - подтверждает мое недоумение Рен, откинувшись спиной на спинку дивана. - Он не может иначе. Вот почему он дает тебе одно оружие за другим, включая информацию о себе и своей семье. И не станет жалеть об этом, даже если окажется в проигрыше. Он дышит другим воздухом и не хватается за свою жизнь. Он готов умереть, но лишь бы порезвиться перед смертью вдоволь. И, конечно же, он не сдастся тебе на милость, он будет пытаться выиграть изо всех сил, относясь к противнику со всей серьезностью. В общем... - Я понял. Этот чокнутый стратег просто хочет замутить хорошую заварушку и оценить свои силы и силы своего врага. Он стремится победить, но не станет жалеть о поражении. Он просто хочет поиграть... И у него нет цели подавить мое сопротивление на ранней стадии. Если бы он хотел сломать меня и осадить, он бы вообще не дал мне людей. И свободы - тоже. Но этот маньяк хочет сражаться... - Вернее, он умеет только сражаться. И это для него удовольствие, что сродни удовольствию от секса. Пока ты представляешь угрозу и остаешься полон решимости - он счастлив. По-своему, конечно, но все же. Киллер всегда остается киллером, в какую бы среду ни попал и как бы ни хотел изменить свои пристрастия. Ведь твой отец зачем-то вернулся в семью спустя двадцать пять лет? Скука… очень опасная и страшная вещь, Кроха. Ничего нет страшнее скуки. Она толкает на безумства. Как и любовь. - Что ж, я готов избавить его от нее, - я улыбаюсь, поднимая к лицу отданную мне Хантером папку. – А ты – возвращайся к своему заданию. Охотник присягнул мне в верности, но тебя он все еще «не жалует». - Я бы сказал, на дух не переносит. - Вот именно. Мне плевать, что ты будешь делать, Рен, но чтобы уже завтра у меня было одной проблемой меньше. Ты меня понял? - Сделаем. - Тора, - обращаюсь я к пареньку, который тут же подается ближе. – Завтра я отвезу тебя к Маме. Занимайся сбором информации. - Понял. Отлично. А теперь – мой выход.***
Ренар оставил Уруху изучать переданную ему Хантером информацию. И судя по блуждающей улыбке на губах юного наследника, ему нравилось то, что он видел. А это уже становилось интересно. Но пока Ивагами решил не вдаваться в подробности содержимого папки и предоставил следующий ход за Такашимой. В конце концов, это не его игра. А что касается «его игр», то они начинались в чужой спальне на втором этаже, где и скрылся от посторонних глаз его опытный оппонент. - Песик, песик, выходи… На бордовые губы убийцы легка плотоядная усмешка, и он, не спеша пройдя по узкому коридору вдоль перил, остановился у нужной ему двери, снимая широкополую тяжелую шляпу. - Наладить контакт, значит? Проще простого, куколка. Короткий стук – и Лис распахивает дверь, не дожидаясь ответа, и перешагивает порог чужой комнаты слишком нагло и самоуверенно. Хантер, до того изучающий мечи, оборачивается на незваного гостя, и его взгляд тут же наполняется презрением с примесью ярости, отталкивая от себя любого, кто осмелился бы приблизиться к нему. Но Ренар был не из робкого десятка. Нужно сказать больше: он был не совсем в своем уме. Но можно простить ему это, хотя бы потому, что он возглавлял единственную и довольно «талантливую» группировку в своем городе. Не родном, если быть до конца откровенными, но это уже мелочи. - Какого хрена? – без какого-либо вступления интересуется Хантер, отворачиваясь от мужчины и вновь отдавая все свое внимание легендарным мечам рода Такашима. – Пошел вон, ты ошибся дверью. - Нет, я как раз зашел туда, куда надо. Не хочешь поговорить со мной? - Не хочу. Сказал, как отрезал. Ну, ничего. И не такие стены пробивали. И к этой подход найдем. - И все же? - Что тебе нужно? – Хантер резко разворачивается обратно к гостю, который, с видом хозяина этого места, вальяжно прошел в комнату и отклонился бедром на рабочий стол Охотника, у которого тот и стоял. - Твой новый молодой господин очень обеспокоен тем, что мы с тобой «не ладим», - лениво тянет Лис, бросив шляпу на стол и с улыбкой поднимая бесстрашный взгляд на убийцу. - Он отдал мне приказ наладить наши отношения. Что будешь делать? - Я готов терпеть тебя, если Уруха-сама считает, что ты ему нужен. Доволен? А теперь проваливай, мне нужно работать, - сухо чеканит Атсуши, откладывая оружие обратно на деревянную поверхность – исключительно ради его сохранности. - Нет, куколка, ты не понял, - Ренар складывает руки на груди, хмыкнув. – Мы должны не терпеть друг друга, а слаженно работать в паре. И никаких других вариантов больше нет. - Хочешь сказать, что у меня не хватит мозгов на работу с тобой? Я не настолько глуп, чтобы из-за какой-то ненависти к одной из пешек подставлять своего господина. И потому тебе тут больше нечего делать. - Какой плохой хозяин. Выгоняет гостя, который даже зайти-то толком не успел. Не очень вежливо, тебе не кажется? - Нет. Не кажется. Убирайся, пока я не решил проверить эти мечи на деле. - Они для тебя священны. Не думаю, что ты осмелишься вынуть их из ножен ради убийства. Даже просто держать их в своих руках – уже великая честь для такого пса, как ты. Осквернишь их? - У меня есть еще одна пара. Ее я могу использовать. - Ах, точно, - Лис театрально склоняет голову к плечу, коснувшись двумя пальцами своего лба. – Но станешь ли ты наводить разборки при сидящем внизу наследнике? Хантер дергает губой в неприкрытой угрозе, оскаливая белые зубы. Этот гребанный трансвестит ему порядком надоел. Он раздражал его до дрожи в руках, до зуда под кожей, до красных пятен перед глазами. Этот тип делал все, чтобы вывести Охотника из себя и прекрасно понимал, что теперь тот не позволит себе распускать руки по чем зря. И потому мог открыто насмехаться над Атсуши, доводя его до кипения, как чертов чайник. Это бесило еще сильнее. Настолько, что хотелось разорвать обидчика голыми руками. Но новоявленный слуга был скован невидимыми цепями Такашимы Кою, которые он был уже не в силах разорвать. Ренар знал это. Ренар хотел добить соперника очередной порцией желчи и насмешки, очередной ядовитой фразой, которая бы окончательно сорвала крышу южному наемнику, но понимал, что делать этого сейчас не стоит. Он здесь не ради хорошей заварушки. Он здесь ради перемирия. - Давай сменим тему. Подумаем, как можно исправить наше положение? - Отправить тебя к праотцам – единственный выход из «нашего» положения. - Не будь таким колючим. Кроме того, я уже придумал, как нам порадовать нашего «босса» и притом самим остаться в плюсе, - улыбается Лис улыбкой искусителя и делает шаг вперед, столкнувшись с грудью натянутого, как струна, брюнета. – Я знаю, чего тебе не хватает сейчас больше всего. И могу предложить тебе это в обмен на хорошее к себе отношение. В свою очередь я обязуюсь не выводить тебя без повода… Это и есть «наладить контакт». Намного легче работать в паре, когда люди ладят друг с другом, тебе так не кажется? - Боюсь предположить, что же ты хочешь предложить мне в обмен на сомнительную «дружбу», в которой я не нуждаюсь. Главарь тихо смеется, склоняя голову к чужому плечу и… - Секс, дорогой. Хороший и качественный секс. Лис успевает отпрянуть назад до того, как Хантер хватается за вакидзаси, зарычав от охватившего его бешенства. Он бросается на нахала, позабыв о сидящем внизу Урухе, но Татсуро ловко уходит от выпада и ловит мужчину за руку. Вальсирующее движение с поворотом вокруг своей оси, красивым и заслуживающим наивысшей оценки жюри – и Ренар оказывается за спиной Охотника, заломив его руку за спину и поймав за запястье вторую. - Сукин сын! Жить надоело?! Безродная шавка, я тебя на куски порву и отправлю пазлом твоей ненаглядной сестренке! Впрочем, я сомневаюсь, что она сможет собрать это месиво воедино! - Тише, тише. Какой горячий… - смеется Лис на чужое ухо, прихватывая зубами хрящик. – Брось это, поранишься еще… Главарь сдавливает пальцами чужую кисть так, что Хантер невольно выпускает оружие из пальцев. И оно с глухим звоном ударяется о паркет возле ног спорщиков. - Ты, верно, выжил из ума! Чтобы я лег под какую-то дворняжку… - А кто сказал, что будет именно так? – мурлычет мужчина, разжимая пальцы и позволяя Атсуши вновь развернуться к нему лицом. – Мне плевать, какую роль играть. Я лишь предложил тебе самый короткий путь к взаимопониманию. Вот и все. - Ты точно свихнулся, - огрызается Охотник, выпрямившись. – Покажись местным медикам. - И все же, - Ивагами снова сокращает расстояние между ними, склонив голову и едва не столкнувшись с чужим носом своим. – По-моему, тебе необходимо выпустить пар. Кроме того, я предлагаю тебе выпустить его не на ком ином, как на своем обидчике. Ни через стрельбу, ни через боксерскую грушу. Через человека, которого ты так ненавидишь. Отомсти мне. Мсти мне всякий раз, как я перехожу границы. И тогда твоя злость на меня будет оставаться во мне, а ты, вымещая ее, перестанешь трястись в очередном приступе в моем присутствии. Хантер молчит, неотрывно смотря в темные, зовущие глаза гостя, который, в отличие от южного наемника, настроен более, чем решительно. - Такой холодный и такой грозный… Но я ведь знаю, что ты соскучился по этому, - продолжая заманивать свою жертву в сети сладким голосом, Ренар опускает ладонь на чужое бедро, принявшись лениво перебирать пальцами складки черных брюк под тазобедренной косточкой. – Я знаю, потому что четыре года в заточении без света и людей – срок не маленький. А чего хочется мужчине, долгое время проведшему в оковах? Сигарет, воздуха и секса. Каково было терпеть эту пытку совсем одному в четырех стенах? Атсуши… Ты еще слишком молод, чтобы отказывать себе в этом удовольствии. Твое тело говорит само за себя… Длинные наглые пальцы накрывают чужой пах, заставляя Охотника шумно выдохнуть, закрыв глаза. Его член стремительно твердел под чужой ладонью, смело сжимающей его ствол, в доказательство, что чертов хитрый лис попал в яблочко. А после эта самая ладонь начинает ритмично тереться о ширинку, поселяя в голове не совсем разумные мысли. - Признайся, что скучал по этому. Гребанных четыре года. - Чтобы тебя черти в Аду драли, Татсуро. - Обязательно. Но пока их черед не пришел, может, это сделаешь ты? - Чертова сучка. Одно резкое движение – и Ренар оказывается вжатым в стену ударом крепкого тела. Хантер зажимает его между собой и перегородкой, разделяющей их спальни, и набрасывается на чужую шею оголодавшим зверем, заставив Татсуро с тихим стоном запрокинуть голову. - Давай, куколка… Я хочу прочувствовать всю твою тоску по этому греху. - Ты больной, - низко рычит наемник, рывком задирая импровизированную юбку на чужих бедрах. Лис тихо смеется, облизнув губы. - Меня возбуждают бешеные псы. - К тому же, мазохист. - Это плохо? – мурлычет мужчина, ловко расстегивая пуговицы черных брюк Охотника. - Заткнись. Или я откушу тебе язык. Белые зубы с силой смыкаются на загорелой шее главаря, заставив его хватать воздух густо накрашенными губами. То, что нужно. Лучше и не придумаешь. Но как тут промолчать, когда лисья натура сильнее инстинкта самосохранения? - Ты его даже не поймал. - А ты уже готов? Атсуши поднимает голову к наглецу, оттягивая уголок губ в жесткой усмешке. - Не попробуешь – не узнаешь… Жадные руки едва ли не рвут одежду на телах. Ренар хватается за пояс черных брюк и дергает его в разные стороны – бегунок ширинки с громким скрежетом раскрывается, выскакивая из замка. Хантер, пробравшийся руками под шелковые куски кимоно, сдергивает вниз леопардовые леггинсы наемника, где-то на периферии сознания отмечая, что Лис не был поклонником нижнего белья. Как готовился, мать его дери! - Выебу, как последнюю блядь. - Какое чудное обещание. Будет жаль, если ты не сможешь его выполнить… И южный пес затыкает язвительный рот грубым поцелуем, получая в ответ еще один протяжный стон, который тонет в чужом горле, приглушаясь. Он был на взводе. Оголодавший и грубый, он заставлял Татсуро задыхаться от восторга: его скотское обращение с ним выбивало пробки в голове. Еще жестче. Еще сильнее. Еще, еще, еще… Вплоть до того, когда насилие возобладает над желанием утолить свою жажду. К черту одежду, кровать, смазку и прочие на хрен никому не нужные вещи. Резинки, подготовку – туда же. Им хотелось только одного – трахаться до умопомрачения, как животные, зверье, у которых нет ничего, кроме похоти. У которых нет стыда и глупых предрассудков. Только голые инстинкты, которые сводят с ума вернее алкоголя и наркоты. Ни принципов, ни морали, ни чувства меры. И никакой пощады. Ни сейчас, ни сегодня, ни когда-либо. Нет времени даже скинуть каблуки с ног, и Ренар чуть съезжает по стене, компенсируя разницу в росте. Его каштановые завитые в локоны волосы липнут к обоям, наэлектризовавшись от трения, но мужчину волнуют только узкие брюки Сакурая, которые ему все же удается спустить с его ягодиц. А язык занят другим языком, зубы бьются о чужие, губы гудят от терзаний, и нет никакой возможности вставить хоть слово в коротких перерывах между плотоядными ласками. Ему остается только прижать Охотника к себе, обхватив руками крепкую спину и зарывшись ладонями в шелковые длинные волосы. И Хантер понимает без слов, чего он так хочет от него. - Чертов извращенец… Атсуши сжимает пальцами чужое бедро, сильно, до синяков, и бесцеремонно забрасывает его на свою талию, получая в ответ возбужденный смех, прерванный вздохом. А после рывок вперед и тихий вскрик, вырвавшийся из груди Лиса против воли. Глаза заволакивает дымкой острого удовольствия. Такого же граненого, как боль, резанувшая изнутри. И оба замирают от охвативших их ощущений, тяжело и шумно втягивая заряженный воздух ртами, не в силах прогнать разноцветные круги, расползающиеся фейерверком по сетчатке. Атсуши упирается горячим лбом в стену, которая обжигает кожу прохладой, и упирает в нее же предплечье свободной руки, боясь, что иначе он потеряет равновесие. - Ты в меня член затолкал или разделочный нож? – хрипло интересуется Татсуро, с трудом возвращая связки к жизни. – Я не против ни того, ни другого, дорогой… Но, все же, постарайся не порвать мой зад. Он нам обоим еще нужен. - Закрой пасть, - скрипит севшим голосом Охотник, сминая в ладони упругую ягодицу любовника. Так чувственно и по-варварски одновременно, что грех не наградить его сладким стоном. - Как же мне нравится твое хамское поведение… Хорошо, «напарник»? Спустя четыре-то года. - Заткнись! – рычит киллер, и новый толчок заставляет Ренара растерять все свое красноречие и провалиться в круговорот охвативших его страстей. О, он не ошибся в выборе партнера. И в способе «наладить контакт». Теперь осталось лишь дожить до утра… но разве это проблема? - Это было прекрасно… Хантер вздергивает бровь в скептическом жесте, опуская взгляд на свои колени. На них как раз-таки и лежал тот, кто бесил его больше всех на планете Земля. Непростительно довольный и счастливый, что даже тошно становилось. - Собирай свои манатки и проваливай. - Как грубо… Я подарил тебе лучшие часы своей жизни… - Ты меня спровоцировал. - А ты повелся. Как настоящий кобель. - Бога ради! - Молчу-молчу, - гаденько ухмыляется мужчина, поднося к губам тлеющую сигарету. Они не помнили, когда перебрались на узкую кровать. Но, вроде, это был «второй раунд», так как одного раза обоим оказалось недостаточно. Атсуши сидел на краю, закинув ногу на ногу, Татсуро же вытянулся на всю койку, уложив голову на чужие бедра. Его прическа была безвозвратно испорчена, волосы спутались и повлажнели, потеряв завивку, но это стоило того. Сам Охотник выглядел не лучше. - Ну, так что? – Лис поднимает руку вверх, вкладывая фильтр в чужие губы. И «пес» не отказывает себе в глубокой затяжке, прикрыв глаза. - Черт с тобой. Раз уж ты так старался… - Какой ты неприступный. Татсуро потягивается и садится на кровати, тихо зашипев. - Это точно был член? - Проваливай уже. - Да понял я, понял. Никакой романтики. Лениво поднявшись на ноги и собрав с пола свои вещи, которые они все же сняли после того, как немного утолили свой голод, мужчина спокойно зашагал к дверям чужой спальни, даже не подумав одеться. - Тогда до первой стычки, дорогой. Охотник провожает гибкое тело до порога, погрузившись в раздумья, и резко выдыхает дым перед собой, слыша щелчок дверного замка. - Стой. - Да? – Ренар бросает взгляд из-за плеча, закинув на него одежду. Хантер молчит еще некоторое время, словно решает сложнейшую математическую задачу, а после шлет все к хуям, швыряя окурок в пепельницу. - Четыре года действительно немалый срок… И Татсуро, с лисьей улыбкой на губах, толкает дверь на место, роняя свой наряд на пол. - И правда. Надо исправлять. - Закрой пасть. - Заставь меня заткнуться. Ведь самое вкусное еще впереди.