***
Матсумото поморщился, сильно ударившись лопатками о стену. Это было действительно больно. И совсем не ласково. Это не было даже страстью, которая всегда смягчает подобные ушибы, заставляя боль работать на тебя и распаляя и без того жаждущее продолжения тело. Это была намеренная боль. Подняв голову, Таканори сталкивается взглядом с почерневшими от гнева глазами. Рейта нависает над ним, словно грозовая туча, заполняя собой все пространство. Кажется, даже солнце потускнело, прегражденное тенью этого мужчины. Его рука упирается в стену над головой хирурга, вторая приросла к ней же между грудью и плечом виновника, заключив Таканори в ловушку, из которой не выбраться. - Я знаю, - тихо шепчет врач, чувствуя отголоски страха в собственной груди. – Но у меня не было другого выхода. Рейта молчит. Он не проронил ни слова с самого приезда хирурга. Как только увидел рядом со своим любовником перепуганного ребенка. И до сих пор не раскрыл рта, даже для того, чтобы нарычать на него. Эта молчаливая ярость и заставляла Матсумото нервничать. Он чувствовал ожоги от чужого дыхания на своем лице, слышал, как шумно дышал Рейта, видел, как раздуваются при этом его ноздри, а на щеках перекатываются желваки из-за крепко стиснутых зубов за поджатыми до бледности губами. Грудь Сузуки вздымалась глубоко и резко, мышцы на руках натянулись, будто струны, отчего вены проступили под кожей отчетливой сеткой. Но самым пугающим был этот безумный взгляд исподлобья. Он раздирал хирурга изнутри, как волк разрывает зубами добычу. Так, что было больно смотреть на Акиру сейчас – словно бы Матсумото и правда истекал кровью от нанесенных ему одними глазами ран. Он уничтожал хирурга морально, заставляя вжаться спиной в стену. - Акира… - врач нервно сглатывает, но не отводит глаз. – Я… Но слова куда-то пропадают, словно голосовые связки заклинило, и Таканори остается только смотреть в эти стеклянные и совсем неподвижные глаза. В памяти всплывает, как некстати, лицо Анастасии Волковой, заставив мужчину передернуть плечами – такими же глазами она смотрела на них на протяжении десяти лет «рабства». Холодными, дикими, нечеловеческими. Твердыми, как сталь. С суженными до предела зрачками, в которых крылась непосильная никому ненависть ко всему живому на земле. Единственное, что отличало сейчас Акиру от его наставника – хлынувшая на Таканори ярость, которая выражалась в свистящем дыхании и напряженном теле. И он, черт возьми, был опасен, на самом деле опасен сейчас. - Они допрашивали меня, - совсем тихо, в чужие губы, потерявшие розовый оттенок. – Акира, меня отвели в комнату, где допрашивают преступников. Я был там. Наемник даже не шелохнулся. Его раскрытые глаза так ни разу и не моргнули, пригвождая виновника к стене. - Меня подозревали. И пусть у них не было улик и доказательств моей вины, они все равно заставили меня пройти через это. Мне пришлось строить из себя любящего сына, чтобы выкрутиться. И как после этого я мог отправить ребенка в детский дом? Ты ведь понимаешь, сколько подозрений бы вызвал мой отказ от собственного брата? Честный, добропорядочный и скорбящий сын отказывается от единственного родного человека, оставшегося у него. Разве это не странно? К тому же… Зубы киллера сжимаются еще крепче, из-за чего матовое лицо приобретает острые, жесткие черты, и Матсумото понимает, что Акира чувствует «недосказанность» в его рассказе. Словно зверь чует след дичи на тропе. А потому хирург решает сознаться во всем прямо сейчас, иначе… Нет, он не боялся его гнева. Он боялся его потерять. Вот почему. - Да. Ты прав… Я планировал это с самого начала, - выдыхает медик, с трудом сдержав нервную дрожь. – Именно поэтому заключил фиктивный брак. Мне не нужно было «жениться», чтобы выйти сухим из воды. Достаточно было моей репутации блестящего хирурга и алиби. Я мог пойти в кино с кем угодно, даже с тобой. Мог бы в открытую признаться, что ты мой любовник, прямо там, перед следователем. Но тогда бы они не отдали мне Ясуо… Верхняя губа Сузуки дергается в оскале, открывая вид на белые клыки. Еще немного – и он вонзит их в глотку хирурга, прямо как она… - Я планировал забрать его из-за наследства. Я хотел отобрать у них все, что они нажили моими слезами! Ни йены не оставить. Это все… мое. Мои труды. Акира. Они сумели добиться успеха и богатства, потому что я стал разменной монетой семнадцать лет назад… Я уверен, ты сделал бы так же. Наверное, он чувствует себя обманутым. И злится ни сколько из-за ребенка, сколько из-за «сокрытия» от него истинных планов Таканори. Но если бы он сказал ему раньше, Акира бы не позволил ему ничего подобного. Только как теперь объяснить убийце, что чувствует хирург? - Тебе не придется терпеть его присутствие тут долго. Я найду способ избавиться от него, так что… Но Рейта вдруг отнимает руку от стены и замахивается. Матсумото успевает лишь зажмуриться и в следующий миг дергается от мощного удара кулаком… Только вот попал этот кулак не по лицу врача, а в стену возле него, разбивая костяшки киллера в кровь. - Раз притащил – нянчись! – рычит низкий голос в лицо Таканори, и тот боязливо открывает глаза, силясь вновь вдохнуть воздуха в грудь. – Взял на себя ответственность – неси ее до конца! - Аки… - Избавиться от него? Ты усыновил ребенка, чтобы после избавиться от него? - Это… - пытается возразить хирург, но Рейта не дает ему возможности договорить. - Ты убил его семью – замени ее! – речь наемника с каждым словом начинает все больше и больше походить на звериный рык, становясь громче. – Забыл, с чего начал?! Тебя вышвырнули, как поганую дворнягу, отдали на убой, как скот, когда как ты не был виноват ни в чем! Вспомни, что чувствовал, оставшись со своей судьбой один на один! Хочешь заставить его пройти тот же путь? За что? Хирург так и опешил, застыв под обрушившейся на него тирадой. Обомлел, не узнавая в этом существе напротив собственного любовника. Только вот… Рейта был прав. Да, редко, но он бывает прав. И возразить ему нечего. - Притащил… воспитывай. Не его вина в том, что он был желанным. И не его вина в том, что он остался совсем один. Паренек не сделал тебе ничего дурного. Это твой крест! Ты подписался под ним, так взваливай на спину и тащи, пока он не прибьет тебя к земле! Ты был таким же ребенком. Ты не мог забыть того Ада, через который прошел! Так избавь мальчишку от повтора! Ты не добьешься ничего, кроме мести, если повторишь путь своих мучителей. Хочешь выиграть, хочешь справедливости, хочешь поглумиться над останками своих родителей – сделай его своим союзником, а не врагом! Заставь его боготворить тебя. И тогда он отдаст за тебя даже свою жизнь! Разве это не лучшая месть за себя? Дай ему то, что у тебя отняли, и тогда он закроет твой тыл, когда остальные откажутся. Если ты взрастишь в нем ненависть, твои родители будут только рады. Они ненавидели тебя, и их сын последует по их пути. Но если он привяжется к тебе… Ты наконец-то сможешь сказать, что победил. Ты уничтожишь даже память о них. Но если ты поступишь по-своему… клянусь, Нори, я буду первым, кто снимет оружие с предохранителя. Мне нужен Матсумото Таканори. Таким, каким он был до сегодняшнего дня! Не ослепленный местью киллер, не чудовище в человеческом обличье! Ведь ты никогда не поднимал руку на невиновных. Мы пообещали это, когда свергли Старый Север – не трогать невиновных! Мы живем по этому закону уже семь лет, с того рокового дня! Это наше правило. Убивай предателей и потроши их трупы! Я никогда не винил тебя за твою любовь к этим играм. Но не смей нарушать наши собственные «заповеди»! Иначе превратишься в падаль, сгниешь изнутри. Перестанешь быть тем, кого я имел честь называть своим… Не забывай, что предателей ждет смерть. Не заставляй меня нажимать на курок. Тебе ясно?! - А ты?.. – севшим голосом хрипит медик, хватаясь за плечи любовника одеревеневшими пальцами. – Если он будет здесь… - А обо мне ты не подумал. Зачем спрашиваешь об этом, когда уже сам все решил за обоих? - Не говори так! Все, о чем я думаю, так это о тебе! Каждую минуту… - Неужели? – огрызается наемник, наклоняясь к самому лицу хирурга. – Если бы это было так, его бы тут не было! - Акира, остановись! – Таканори подается вперед и обхватывает ладонями погрубевшее лицо убийцы. – Это говорит обида! И я понимаю, что стал ее причиной! Но… - Отойди от меня. Это ударяет в самое сердце, заставив Матсумото дернуться, но врач не хочет сдаваться. Только не сейчас! - Дай мне объясниться! - Я сказал… - Если ты не будешь меняться, я тоже не изменюсь! Возьму все на себя – и вину, и ребенка! Но ведь ты… ты никогда не смотрел на меня так. Акира, ты тоже… теряешь себя. Из голубых глаз проливаются первые слезы, которые разъедают глаза серной кислотой. Но Рейта вдруг вздрагивает, застыв на месте. Его веки раскрываются шире, зрачки нервно растекаются по радужке, и Акира, ошеломленный услышанным, тут же опускает голову. Он зажмуривается, накрывая губы ладонью, и нервно выдыхает, приходя в себя. Что же он делает? Что он, черт возьми, делает сейчас? - Прости. Наемник отворачивает голову, взволнованно облизнув губы. Все так, как и сказал хирург. И нет оправданий его поведения. - Извини, - Сузуки одним движением притягивает любовника к своей груди, обхватив дрожащее тело руками. Он утыкается носом в его волосы, прильнув губами к влажному виску, и медик цепляется ладонями за его плечи, вжимаясь в сильное тело доверчиво-крепко. Это было действительно опасно. Что на него нашло? Это же просто ребенок… Оба хороши. К тому же… - К тому же, я тоже скрыл от тебя нечто важное. Матсумото отстраняется от мужчины, чтобы заглянуть в полюбившееся лицо, и Акира, неловко пошарив глазами по полу, тоже признается любовнику в содеянном. - Я покупаю группу. Завтра я еду в старый офис музыкантов, они должны освободить его к полудню: Аой заставил владельца компании разорвать контракт. Я намерен стать их спонсором. А это значит, что теперь мне придется часто ездить в город – на встречи и совещания по работе коллектива. И… о, черт, - Акира откидывает голову назад, вдруг ощутив вину перед любовником. – Кажется, теперь моя очередь говорить: «А как же ты?». Я тоже… не подумал о тебе. Не обсудил с тобой мои планы… - Но зачем они тебе? – не понимает Таканори, опустив ладони на грудь убийцы, заставляя вновь посмотреть на себя. - Я все расскажу тебе, - Рейта запинается и быстро оборачивается за спину, чтобы убедиться, что они одни. – Приходи ко мне ночью, когда разберешься с мелким. - Конечно, - кивает хирург, слабо улыбнувшись. – Значит, мы квиты? - Получается так. - Но ты больше не злишься? - Немного, - хмыкает киллер, заведя выбеленную челку медика за его ухо. – Но я привыкну. Одно плохо – теперь мы не сможем проводить вместе все время. У тебя брат, у меня дела… - Я могу ездить с тобой в город. Совсем скоро Ясуо должен вернуться в школу. Значит, днем я буду свободен. Мы придумаем, как минимизировать время «расставания», и… - Что сделать? Таканори не удерживается и прыскает смехом, уткнувшись лицом в плечо наемника. Какой же он все-таки… родной. Особенно сейчас, когда он снова стал самим собой. - Глупый киллер. - Эй! - Я хотел сказать, что мы сможем найти способ сократить время, когда мы «не вместе», до минимума. - А нельзя сразу человеческим языком говорить?! Обязательно надо было сказать это твое мими… минизи… - Люблю тебя, - улыбается медик и тут же прижимается губами к раскрытым в возмущении губам наемника. Но Рейта недолго мычал что-то гневное в теплый рот любовника. Совсем скоро его язык предпочел сменить речь на ласку, утягивая убийцу в пучину их персонального удовольствия. Просто Волкова никогда не говорила с ним. Все десять лет она издавала больше звериных звуков, нежели членораздельных слов, а, быть может, плохо знала японский, выучив лишь простой разговорный сленг. Поэтому его волчонок так и остался глупышкой… - Я подарю тебе Азбуку. Хочешь? - Матсумото! - У меня есть полчаса. И я хочу потратить их с толком перед тем, как вернутся к мальчишке. Твоя комната далеко, поэтому… как насчет комнаты для гостей? - Похотливая сучка, - усмехается Сузуки, толкая медика обратно к стене. Матсумото тихо стонет, ударившись лопатками о бетон. Это была намеренная боль. И пусть это было совсем не ласково. Теперь это было страстью, которая всегда смягчает подобные ушибы, заставляя боль работать на тебя и распаляя и без того жаждущее продолжения тело… - Накажу. - Я хотел попросить тебя о том же. И раз их желания вновь сошлись, почему бы и нет?***
- Что за собрание? – спрашиваю я, подходя к группе мужчин, столпившихся у дверей в столовую. - Матсумото подобрал бездомного котенка. Мураками вызвался напоить его молочком, - Аой оборачивается ко мне, растянув губы в хищной ухмылке. - Что? – я заглядываю за плечо Кая и неверяще смаргиваю, находя за обеденным столом с аппетитом уплетающего стейк ребенка. – Кто это? - Матсумото младший, - ехидничает Кай, перекатывая зубами зубочистку во рту. – Та-дам! - Что он тут делает?! – я едва не выкрикнул это, схватившись за плечо Широямы. Со стороны картина выглядела глупо – четверо убийц стоят на пороге обеденного зала и с интересом наблюдают за сидящим за огромным столом мальчиком, рядом с которым стояла улыбающаяся Кейси. Будто ребенок был ядовит, и подходить к нему ближе было опасно для жизни. Змея в террариуме и зеваки возле стекла. Того и гляди, Кай начнет стучать по косяку, чтобы «змея» пошевелилась, а иначе зачем он покупал билет на «выставку»? - Через пару дней хирург станет его отчимом. А заодно – владельцем банка своих покойных и «горячо любимых» родителей. - Рейта знает? – опасливо интересуюсь, и Кай с Аоем разом издают смешок. - Понятно, - хмыкаю в ответ, и снова непонимающе оглядываю зевак. – А что, он смертельно болен? - Кто? – оборачивается на меня удивленно Кай. - Ребенок, - спокойно поясняю. - С чего бы? - А вам не кажется, что вы выглядите сейчас, как кучка натуралистов, нашедших ранее не известный миру ядовитый вид змей? – я киваю в сторону паренька. – Мне тоже следует его остерегаться? - Ему десять лет! – возражает Стервятник, ткнув пальцем в школьника. - А, прости. Я забыл, что люди в десять лет становятся смертельно опасными, - иронизирую в ответ. - Да нет же, тупица! – шикает торговец. – Он в том возрасте, когда человек начинает понимать, где он и зачем. - И? – все так же не врубаюсь я. - Совсем скоро он просечет, что мы – мафия, а не простая охрана «частной заповедной зоны», как наплел пареньку Матсумото. Мы обвешаны оружием, дурья башка! Как ты думаешь, как быстро он догадается, где живет? Особенно, когда познакомится с тобой. - При чем тут я? - А при том, что ты косишь моих парней направо и налево прямо на веранде моего дома, - вспоминает Аой, издевательски улыбнувшись мне. - Это было лишь раз, - защищаюсь я, оскалившись. – Лучше подумай над тем, где теперь устраивать показательные казни. Ведь это ты любишь красочные шоу на заднем дворе! - Не волнуйся, территория поместья не маленькая, найду, где резвиться, - скептически вздергивает бровь Широяма. – Меня беспокоит лишь то, что этот пацан может проговориться о нас своим дружкам в школе. И еще хуже – своему психотерапевту. Надеюсь, он не применяет гипноз в своей практике. - Теперь я не смогу спокойно выражаться! – сокрушается Ютака, хлопнув молчаливого Ману по плечу. – Нам всем теперь придется прятаться в кабинете Аоя, чтобы обсудить дела! Если он будет шататься по всему дому… Чертов Матсумото! - А как насчет того, чтобы подойти и представиться? – все же возвращаюсь к началу беседы. - Нет уж, увольте! – бурчит Стервятник, перекусывая зубочистку надвое. – Меня понизили до простой охраны! Какой позор. Как-нибудь в другой раз. - Но он чем-то похож на Таканори, - замечает в свою очередь Широяма, прислонившись плечом к косяку. – Губы? - А, по-моему, глаза… Черт, еще один будущий псих! – фыркает торговец, застучав каблуком берца по полу. – Точно говорю, он ненормальный. Как и его братец. Это существо – общественно опасно. Надо сказать Матсумото, чтобы поселил его в крыле для прислуги. Я закатываю глаза, мысленно окрестив Ютаку идиотом. «Общественно опасен». Десятилетний ребенок. Он неисправим. - Почему мои друзья тащат весь свой мусор именно в мой дом? – тем временем сокрушается Аой. Его волнует не сам мальчик, а его пребывание тут. Даже не так, его волнует, что его «крепость» начинают захламлять ненужными ему «вещами». – Шайка недоубийц в летнем доме, шлюхи, младенцы, торговцы оружием, биороботы, хирурги с лабораториями… теперь еще и это! Как хорошо я жил один, только Рейта в соседней комнате и никаких проблем! - Это просто ребенок, - устало протягиваю я. – Как ты можешь? - И все началось с тебя! Это ты притащил в мой дом всю эту заразу! - Позволь! – возникает Кай. – Кого это ты заразой назвал? Сам пригласил меня учить этот планктон, - Ютака указывает на меня большим пальцем. – А теперь возмущаешься! Можно подумать, я сам напросился! - Может, вы будете выяснять отношения еще громче? – спрашиваю я, кивнув в сторону столовой. – Он заметил. - Фак! Мана, сваливаем! – торговец хватает помощника за руку и разворачивается на каблуках на сто восемьдесят градусов, чтобы после броситься наутек подальше от кухни. Мальчик, сидящий за столом, забывает даже проглотить кусок мяса, так и застыв с вилкой во рту, похожий на хомячка – щеки его были набиты рисом с подливой. Она, кстати, и стекала по губам к подбородку, дополняя картину огромных изумленных глаз за челкой. - Только посмотри на него… Это же самая настоящая машина-убийца, - шепчет мне на ухо Аой. – Пара лет – и он заколет этой вилкой своего братика прямо за завтраком. - Вы все тут умом тронулись? Надеюсь, это не заразно, - монотонно выдаю я, переводя на любовника сочувствующий взгляд. - Я в свои десять тоже таким был. Уловил смысл? - Боже! Четыре взрослых мужика! – восклицаю я, оттолкнув от себя кумите за плечо. – Эй, малыш! Привет, - улыбаюсь ребенку, смело входя в столовую. - Будем знакомы? Меня зовут Уруха. Я телохранитель. А ты? Я присаживаюсь на соседний стул, и паренек быстро проглатывает еду за щеками и робко улыбается мне. - Здравствуйте. Меня зовут Ясуо. Я школьник, - без всякой задней мысли выдает мальчик, заставив меня тихо рассмеяться. Кажется, это будет весело. А остальные… рано или поздно и им придется познакомиться с ребенком. И если все пойдет хорошо, вероятность того, что он придет в ужас, узнав, кто мы на самом деле, будет не так уж и высока.***
- …«Значит, сегодня понедельник», — подумал про себя Гарри, вспоминая кое о чем. Если сегодня был понедельник — а в этом Дадли можно было доверять, он всегда знал, какой сегодня день, благодаря телевизионной программе, — значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать лет. Конечно, нельзя сказать, что у него были веселые дни рождения, — например, в прошлом году Дурсли подарили ему вешалку для куртки и пару старых носков дяди Вернона. Так что и в этом году от дня рождения ничего особенного ждать не стоило. Но все же не каждую неделю тебе исполняется одиннадцать»… Матсумото уже двадцать минут стоял у приоткрытой двери в комнату Кейси, наблюдая за тем, как женщина читает вслух ставшую громкой книгу сидящему рядом с ней на диване ребенку. Акира был прав. Ясу был таким же, как и сам Матсумото, только на пять лет младше него, когда тот остался без семьи. И он, действительно, не виноват в том, что был любим их родителями. Мальчик даже не знал о существовании Таканори. Но симпатии к ребенку от этого не прибавилось: Матсумото все еще смотрел на школьника, как на серьезную проблему, вставшую между ним и Акирой. И хотя наемник успел вовремя вправить мозги хирургу, заставив вспомнить о данном обещании семь лет назад, медик никак не мог заставить себя принять Ясуо. Никаких братских чувств в груди не возникало, сердце не сбивалось с ритма и не сжималось от сочувствия к чужой судьбе. Это был просто ребенок, которого он видел впервые, и все. Может, именно поэтому Таканори ничего не чувствует? Он просто не знает его. Чужие дети, старше трех лет, никогда не вызывали в нем того умиления, которым страдали их мамаши. «Взрослые» дети уже самостоятельны и сообразительны, и их головы уже забиты дурью до отказа, чего не скажешь о грудничках. И хотя ненависти к ним у Таканори никогда не было, как у Акиры, и ему порой даже нравилось наблюдать за школьниками, все же сильных чувств они не вызывали. А Ясуо – вообще отдельная тема. Матсумото видел в его лице черты своей матери. Матери, которая его бросила, и это чертовски мешало медику смириться со своей ролью в этом много актовом спектакле. Но теперь пути назад не было, так что Таканори, тяжело вздохнув, толкает ладонью дверь и все же заходит в небольшую спальню прислуги. - Братик! Возведя глаза к небу, Матсумото заставляет себя стерпеть крепкую хватку маленьких ручонок, обнявших его талию, и улыбается парнишке, опустив ладонь на его голову. - Вы читаете? Нравится книга? - Мама запрещала мне читать ее, - тихо отвечает Ясуо, отпуская брата, и Таканори присаживается на корточки перед ребенком. - Почему? - Она говорила, что это глупо. Что все эти сказки только забивают головы детей ненужными вещами. Из-за них дети начинают витать в облаках и отвлекаются от учебы. А потом и вовсе бросают школы и начинают грезить сценой. Поэтому я читал учебники по экономике. - По экономике? – вздергивает бровь хирург. Да, мама постаралась на славу. Ничего не скажешь. – Разве это не скучно? - Я должен был унаследовать банковское дело. Поэтому… - Ясуо поджимает губы, опустив взгляд в пол. - Глупости какие! – фыркает хирург, отмахнувшись рукой. – Я врач, не забывай. И психолог – тоже. Поэтому могу сказать совершенно точно: такие книги нисколько не вредят детям. Наоборот, развивают фантазию и мышление. Кроме того, там есть, над чем задуматься. Пусть книга и детская, но мораль в ней очень даже глубокая. Дружба, самопожертвование, любовь… - боже, о чем он говорит? – В общем, ничего страшного с тобой не случится, если ты прочтешь эту историю. А потом мы посмотрим фильмы, снятые по книгам. - Правда? – Ясуо вскидывает голову, с надеждой в глазенках уставившись на мужчину. - Обещаю. Хочешь, мы посмотрим их вместе с Кейси и дядей Рейтой? Вы не успели познакомиться, но я обязательно вас представлю. Он тебе понравится. - Я познакомился с дядей Урухой, - выдает в ответ паренек, улыбнувшись. – Он очень добрый. - Да? – «заинтересованно» спрашивает медик, поднявшись на ноги, и подталкивает мальчика к кровати. – Расскажешь потом, о чем вы говорили? - А сейчас? – Ясуо расстроено опускается на кровать, не отводя глаз от брата. - Уже одиннадцать вечера. А у тебя… был трудный день. - Мы… мы же похороним маму и папу? - Завтра я поеду в больницу за ними, - хирург садится на край кровати, чтобы уложить уже одетого в пижаму ребенка. – И мы закажем самую дорогую церемонию для них. Не плачь, Ясу. Мальчик изо всех сил сдерживает вновь навернувшиеся на глаза слезы и коротко кивает в ответ. - Я хочу с тобой… - Нет. - Но почему?! – тут же вскрикивает малыш, схватившись за одеяло. – Я хочу… - Я поеду в морг, - перебивает хирург, вздохнув. – Ясуо. Ты никогда не был в морге. Я не могу позволить тебе увидеть это. Мне нужно одеть наших родителей в церемониальные одежды и позаботиться об их телах. Ты увидишь их на похоронах, хорошо? Я не хочу, чтобы ты закончил в психиатрической больнице. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Это слишком для тебя. - Но ты позаботишься о них? - Конечно, - улыбается мужчина, укладывая ребенка на матрац и натягивая на него одеяло. – Обещаю. А теперь тебе надо поспать. Ты был голоден, поел? - Мураками-сан накормил меня. - Вкусно? - Ум… - кивает мальчик, дотянувшись до кисти медика. – Таканори… - Что такое? - Можешь полежать со мной, пока я не усну? Пожалуйста. Мысленно чертыхнувшись, Матсумото выдавил из себя слабую ухмылку. Но терпеть очередную истерику сил не было. Да и Акира его уже ждет. - Хорошо. Я полежу с тобой. Кейси, - обращается он к наблюдавшей за братьями девушке. «Принеси снотворное», - жестами просит хирург, и служанка, успевшая выучить за время работы тут «немой» язык, кивает. - Кейси принесет тебе теплого молока. А пока ложись и закрывай глаза. - Почитай мне? Пожалуйста. Врач раздраженно дергает губой, когда Ясуо утыкается лицом в его живот, обняв мужчину, и нехотя тянется к лежащему на тумбочке томику. - Где вы остановились? - Вот тут! – приоткрыв один глаз, ткнул в книгу пальцем ребенок. - Глаза! – строго напоминает Таканори, и школьник тут же зажмуривается. И Руки не остается ничего другого, кроме как лечь поудобнее и опустить взгляд в книгу. - «Еще одна минута, и наступит день его рождения. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… Может, имеет смысл разбудить Дадли, просто для того, чтобы его позлить? Три секунды… две… одна… БУМ! Хижина задрожала, Гарри резко сел на полу, глядя на дверь. За ней кто-то стоял и громко стучал, требуя, чтобы его впустили. Но кто?»…