Поздравляю своих читателей с преодолением отметки в 615-ть страниц!
Мы переходим на новый этап.
Всем, кто дошел со мной до этой ступени «бразильского сериала» «Стрелка», я выражаю глубокую благодарность за терпение, отзывы и неоценимую поддержку, которая необходима каждому писателю. Я очень рад, что в кругу моих читателей есть такие, как вы - верные и надежные товарищи, которые не бросят в беде. Пожалуйста, не забывайте обо мне и впредь!
И так как темы арок стилизованы под военные (ведь то, что происходит на страницах этого произведения - маленькая война между Такашимой Кою и Широямой Юу), давайте устроим перекличку? Не нужно отзывов, хвалебных песен и километровых комментариев, просто напишите, кто еще с нами, одним лишь словом «Я!». Мне очень хочется увидеть тех, кто следит за этой работой, хотя бы разочек. А моим постоянным комментаторам огромное спасибо за их труд! Спасибо, что не ленитесь написать мне несколько строк по главам - благодаря вам я исправляю свои ошибки, веду сюжет и даже вписываю ваши мысли и вопросы в текст, что делает историю «Стрелка» многогранной, яркой и интересной. Продолжайте направлять меня и моих героев, это очень важно для всех нас!
На этом я и закончу, чтобы «предисловие» никому не наскучило (я и сам ненавижу читать предисловия), а потому еще раз большое спасибо всем, кто с нами. Я буду очень стараться, чтобы вы не потеряли интерес к роману! Ведь именно ради вас я пытаюсь не затягивать с продолжением и выдумывать новые витки в сюжете этой «книги».
Продолжаем путь становления Такашимы Кою!
С уважением и любовью, ваш М.К.Б.
***
Это был самый долгий месяц, который я провел здесь. Никогда бы не подумал, что невозможность вставать с кровати может так выматывать человека. Казалось, что я уставал сильнее, нежели когда сутки напролет обучался с Рейтой рукопашному бою. И если раньше я мечтал поскорее добраться до кровати после изнурительных тренировок, то сейчас рвался обратно в спортзал и тир, готовый выть от бесцельного пролеживания вмятины в матраце кумите. А Тора уехал сразу, как нам дали возможность поговорить. Единственное, что спасало меня от готовности лезть на стены, были уроки Матсумото. Каждый день хирург приходил в спальню, чтобы наглядно показать расположение на теле всех точек, воздействие на которые могло так или иначе навредить противнику, и объяснить, как именно применять эти знания. С какой силой надавить, использовать пальцы или иглы, и если иглы – как глубоко ввести их в то или иное место, чтобы вызвать именно тот эффект, который был нужен. В его ремесле была необходима ювелирная точность – не только для того, чтобы попасть в «цель», но и чтобы оказать на нее необходимое действие, ведь если игла заденет только кожу или войдет слишком глубоко, атака просто напросто не пройдет. Чтобы запомнить все это и научиться сложнейшему ремеслу медика, мне приходилось вновь и вновь вводить себя в искусственный транс посредством все той же, уже начинающей надоедать, композиции с голосом Аоя. Иначе в голове просто не удерживалась столь «тонкая» и важная информация. Транс открывал скрытые способности мозга, которые Кай называл «феноменальной памятью», и я без труда учил излагаемый мне материал. К слову сказать, именно поэтому я и помнил так четко и вечеринку в честь основания моей группировки, и расстрел предателя на кресте, и взрыв, произошедший в аэропорту… Все до мельчайшей детали. И не мог забыть, отпустить все эти события, которые мучили меня из раза в раз, когда я невольно вспоминал все, что успел натворить всего за несколько месяцев нашего с Широямой контракта. Через две недели после взрыва Матсумото привел на урок своего любовника. Рейта рычал и возмущался, яростно спорил с хирургом, не желая быть объектом чужой практики, но всякий раз сдавался, когда Таканори напоминал ему о том, что я – его ученик. И я тренировался под чутким наблюдением врача на наемнике. Отыскивая нужные точки на его теле и превращая мужчину в игольницу. Первые дни я не мог заставить чужой организм подчиняться моей воле, но с каждым разом получалось все лучше и лучше – уже через неделю я смог парализовать руку убийцы от пальцев до плеча, и она, соскользнув с колен мужчины, повисла вдоль тела, будто тряпичная. После этого успеха и спустя три недели со дня покушения, Матсумото разрешил мне подняться на ноги. Под таким же пристальным взглядом, которым он следил за практикой иглоукалывания. Аой, на тот момент умирающий со скуки в кресле, «любезно» согласился помочь мне встать, после чего я смог сделать несколько шагов по комнате, опираясь на плечо Отца. Кажется, вновь пойти было труднее, чем в день, когда в особняк пожаловал Сенпай. Ноги отказывали, я злился на собственную немощность и смеющегося надо мной кумите, но упрямо делал новые и новые шаги вокруг кровати, пока Матсумото не приказал мне снова принять горизонтальное положение. Десяти минут ходьбы было так мало, но я не лез в споры с хирургом – надо, так надо. Кроме того, каждый день время «прогулок» увеличивалось еще на пять минут, чтобы я разминал привыкшие к одному положению мышцы. Постоянные массажи, которые были необходимы для того, чтобы во время лечения не образовывались «пролежни», сиделка, неприятные туалетные процедуры, перевязки, лекарства и прочие прелести восстановления казались сущим адом. Но даже это было не так ужасно, как отсутствие самого главного на протяжении всего курса лечения – регулярного секса по вечерам. Аой ни разу не притронулся ко мне с момента моего пробуждения после наркоза. Он был таким жестким. Его выдержка поражала меня, его стойкость была непоколебимой. Он был невыносимо спокоен и хладнокровен, читая книги по вечерам и потягивая очередную крепкую сигарету, когда я мог только смотреть на его профиль и крепкие руки, держащие очередной переплет. Аой читал внимательно и быстро, одна книга сменялась другой, и их выбор был столь непредсказуем и непостоянен, что каждый раз удивлял меня. Научные статьи, детективы, приключения, история… От русских классиков до Маркиза де Сада, от философии до фантастики. Невозможно было угадать, что он выберет на этот раз, садясь в мягкое кресло между окном и кроватью. И мне казалось, что для него не было ничего невозможного. Он мог подхватить любую тему. И это восхищало меня. Только не утоляло моего голода, который все сильнее и сильнее грыз меня изнутри, когда взгляд вновь ловил плавный профиль чужого лица на фоне почти черного неба. Что говорить о поцелуях, если он даже не смотрел на меня как на любовника весь этот месяц? Верно, нечего. Я не получал и мимолетной ласки его пальцев. Но, быть может, он намерено не дразнил меня знаками внимания, решив не мучить еще больше, чем уже есть. И все равно, я бы предпочел биться в агонии от легкого касания к себе его руки, нежели вообще оставаться в стороне. И я с нетерпением ждал, когда же Матсумото произнесет-таки заветную фразу «здоров!», развязав мне тем самым руки. Ситуация с Ясуо тем временем налаживалась. Ребенок вернулся в школу, более-менее оправившись от потери родителей, которых все же похоронили после визита Сенпая. Школьник часто прибегал проведать меня с разрешения хирурга – мы успели подружиться, и он искренне переживал за мое здоровье. После «уроков» с медиком я болтал о всяких глупостях с его младшим братом, ведь Аой не мог сидеть со мной в спальне все двадцать четыре часа в сутки. Кроме того, ему частенько приходилось выходить из комнаты, когда меня заставала нужда. Мальчик часами мог хвастаться мне своим старшим братом – Ясуо души не чаял в вечно сдержанном с ним Таканори. Он восхищался хирургом, рассказывал мне о том, как Матсумото оперировал меня, каким крутым он был в тот момент, ловко управляясь с хирургическими инструментами. Рассказывал, как он читал ему знаменитую историю юного волшебника каждый вечер, помогал с математикой и другими точными науками, каким умным и терпеливым был Таканори, не отказывая в просьбах. Да, он был настоящим кумиром для Ясуо. Мальчик видел в нем идеал старшего брата и мужчины. Идеал врача и психолога, когда Матсумото находил время поговорить с ребенком о его проблемах. И если бы я не знал Таканори лично, наверняка бы решил, что он отличный парень. Жаль, что это было не совсем так… Но чем дольше мы общались с младшим Матсумото, тем больше мне казалось, что ребенок догадывается о том, что его брат не ангел небесный. И я понял, что мало-помалу Ясуо осознает, где на самом деле очутился. Удивительным было лишь то, что он не пугался этого и не переставал верить в хирурга. Наверное, для мальчика не имело никакого значения то, что, возможно, его брат – настоящий бандит. Ведь он был единственным родным ему человеком, которому Ясуо заведомо прощал все, и даже если бы узнал, чем любит «баловаться» Таканори в своей лаборатории, не отвернулся бы от него. Наверное, это и есть та самая «братская любовь». Я не понимал этого, но думал о том, что просто не знаю такого явления, ведь брата у меня никогда не было, так что и судить об отношении этих двоих я не мог. А Рейта тем временем поднимал и раскручивал свою молодую рок-группу. Не показывая ни словом, ни делом свои истинные намерения, о которых не знал никто из нас, кроме Матсумото, наемник честно занимался лишь бизнесом. И мне оставалось только догадываться, когда же он начнет действовать «нечестно», хотя я и предполагал, что это связано с местью его родителям. А иначе зачем ему нужен Хару? Навряд ли убийца действительно захотел иметь личную группу в качестве получения прибыли с продаж их дисков и выступлений коллектива. Он бы не полез в шоу-бизнес и не стал бы заморачиваться ради других только из-за денег. Ему и без лишних «шабашек» хватало средств для существования. Да и сам Акира… Он же пофигист до кончиков волос. Разводить активную деятельность? Не смешите меня. Ему вполне комфортно жилось в четырех стенах особняка вместе с безумным любовником под боком. Да он бы не променял эту жизнь даже на то, чтобы самому попробоваться в качестве музыканта! Что касается Харады… он сдался после первой же фотографии его сына с фальшивой раной на лице. Попросил встречи с кумите и выдал под диктофон все планы и действия в отношении меня Сенпая. Рассказал о его приближенных, даже назвал имена сторонников, возможно, не всех, так как и сам был всего лишь «пушечным мясом», но список предателей был внушительным. Он так же рассказал о связи блондина с иностранными наемниками и подтвердил, что покушение на моего дядю – рук дело Сенпая. Короче говоря, выдал все, что потребовал Аой взамен на здоровье ребенка, а после Широяма с победной усмешкой показал ему снимки, сделанные во время наложения грима. Увидев их и убедившись, что рана на его чаде была лишь искусной подделкой, Харада понял, что крупно облажался. Аой обвел его вокруг пальца, и, уходя из белой комнаты, с улыбкой, полной наслаждения, кумите с упоением слушал летящие в его спину проклятия и ругательства. Подрыватель вопил от ярости, брызгал слюной и бился на каталке в припадке, из-за чего Каю пришлось снова связать его. Штыри на зубы торговец ставить не стал: теперь можно было не волноваться о том, что Харада может откусить себе язык – информация уже получена. Так что оставшийся срок мужчина провел в пытках. Аой сдержал слово, отняв у несчастного ровно тридцать кусков плоти – к концу месяца Гин лишился рук и ног, постепенно и болезненно. Последняя часть плоти была отрублена за день до его смерти, назначенной на двадцать восьмого ноября… - Как ты себя чувствуешь? - Лучше некуда. Я бросаю взгляд за спину, где стоял Матсумото. Сегодня я наконец-то на ногах – перед зеркальной дверцей шкафа для одежды. Хирург, нахмурившись, тщательно оглядывает мою спину. - Ну, что? – вопрошает ожидающий у стены Широяма, прислонившись к ней спиной. - Шрамы останутся, - задумчиво мычит медик, прощупывая пальцами рубцы на лопатках. – Избавиться от них можно только лазерной коррекцией. Сами не исчезнут. Зато все цело. Он хлопает меня по плечу и отходит к Аою, сложив руки на груди. - Можешь снова бросать его под машину-убийцу марки «Сузуки». По швам не расползется. - Я могу вернуться к тренировкам? – радостно спрашиваю я, повернувшись к мужчинам. - Можешь. И ко всему остальному – тоже, - кивает медик, хмыкнув. – Моя работа на этом закончена. Мобильник медика прерывает беседу вибрацией, и Таканори с явным недовольством достают трубку из внутреннего кармана пиджака. - Опять. - Что там? – вздергивает бровь Аой. - Банк. Я официально усыновил Ясуо две недели назад. И теперь являюсь его опекуном и полноправным владельцем банка своих «любимых» родителей. У них там все на ушах стоят – не знают, за что хвататься. Аой, - хирург без раздумий сбрасывает вызов. – Мне нужен проверенный человек с твоей стороны. Посади его моим замом – пусть сам разгребает это дерьмо. Мне некогда копаться в документах. - Зачем тогда отхватил этот кусок? – хмыкает кумите, жестом прося меня дать ему телефон. – Жадность задушила? - Это мои деньги, - просто отвечает Таканори, и сотовый в его руке снова оживает. – И я намерен получать их и впредь. Просто посади туда кого-нибудь мозговитого, который не станет воровать. Зарплату сам ему начислю. Пусть звонит мне только по важным вопросам, а не по всякой мишуре, как эти тупоголовые менеджеры. В долгу не останусь. - Забудь. Это тебе подарок – за то, что залатал моего не в меру амбициозного героя. Широяма кивает в мою сторону, и я закатываю глаза в бессилии – сколько еще подколов он бросит в мою сторону, вспоминая этот взрыв? Достал уже. - Я пришлю его к тебе. - Буду ждать, - кивает Матсумото, отклоняя вызов и отправляясь прочь из спальни. – Уруха, наше обучение будем продолжать в моей лаборатории. - Понял, - киваю я в спину блондину и тут же поворачиваюсь к уже разговаривающему с кем-то любовнику. Сегодня он кажется бодрее обычного. А я… Я истосковался по свежему воздуху. Целый месяц в этой комнате без возможности выйти даже в коридор… Этого хватило, чтобы я очертя голову бросился во все тяжкие. И как только Широяма заканчивает беседу с аппаратом… - Аой! - Что? – он даже оборачивается на нервный зов, поморщившись. – Голос прорезался? Что тебе… - Отвези меня в город. - Что? Кумите удивленно вздергивает бровь, опуская телефон обратно в карман брюк. - Ты просишь об этом меня? Моча в кровь ударила? - Отвези, - вновь прошу я, в два шага преодолев расстояние между нами и схватившись за ворот черного пиджака мужчины. – Просто отвези меня в Токио. Я больше не могу так! Пожалуйста, давай прокатимся до города! Походим по магазинам, посидим в кафе… в кино сходим, в конце концов! Или просто прогуляемся по парку… что угодно, только не здесь! Он смотрит на меня так, словно я тронулся умом. И даже не моргает, лишь склонив голову на бок. Интересно, о чем он думает в этот момент, ведь его черный, отражающий любые «атаки» взгляд остается таким неприступным и непроницаемым… - Ты меня на свидание что ли зовешь? Я чуть челюсть не уронил от подобного вопроса. Уставившись на кумите огромными глазами, когда как тот ехидно улыбался прямо мне в лицо. - Ты что несешь?! – наконец возвращаюсь я в реальность, не помня себя от возмущения. – Что еще за свидание?! Чтобы я с тобой… да никогда в жизни! Ты, чертов ублюдок… - Кино, прогулка, кафе. Любой нормальный мужчина подумает об этом, - давит улыбку кумите, театрально-безразлично отводя взгляд в окно. – Тебе не хватает романтики, милый? Какой же я черствый! Если бы я знал, что ты хочешь именно этого… - Заткнись! – шиплю я, сдержав себя от того, чтобы не встряхнуть мужчину за грудки. – Я просто хочу на улицу! Я задолбался сидеть тут под твоим надзором! - Ну, да. Конечно. - Широяма! – выкрикиваю я, сгорая от желания свернуть подонку шею. - В любом случае, ты всего лишь мой телохранитель. Увы, дорогуша, но пойти на свидание с простым телохранителем я не могу. Статус не позволяет. Что обо мне подумают другие? Кумите Севера с какой-то пешкой… - Как же я тебя ненавижу! – в сердцах кричу я, хватаясь за голову. – Аой, ты сукин сын! - С другой стороны, я ведь тоже человек, - брюнет задумчиво подпирает кулаком подбородок, не переставая глумиться надо мной. – Я тоже порой хочу развеяться и отдохнуть от дел… Это необходимо любому занятому мужчине. Ладно. Прячь своего зверька в брюки, - кумите указывает на мой член, с издевкой усмехнувшись. - Я выведу тебя на прогулку. Но не забывайся и веди себя, как мое сопровождение, иначе поползут слухи. - Иди к черту, гребанный извращенец! – фыркаю я, демонстрируя убийце средний палец, но все равно поворачиваюсь к шкафу. Пусть так, но я все-таки выбил для себя глоток свежего воздуха… Будет глупо теперь отказываться от поездки. – Убью тебя. Самым жестоким образом! - Я слышу это даже чаще, чем «я хочу тебя», - пожимает плечами киллер, берясь за сигарету. – Не нужно напоминать мне об этом при каждом удобном случае. Собирайся, иначе передумаю. Хантера и Ренара – с собой. В качестве «массовки». Заодно проветрят свои протухающие в безделье мозги.***
«Кай-сама, вам посылка». Вот так началось мое утро, как только мы с Маной, проснувшись, умывшись и одевшись, спустились на первый этаж по пути в обеденный зал. Знать о том, что я нахожусь в Северном Доме, не мог никто, и если мне пришла посылка прямиком на адрес Аоя… Это значило только одно: меня раскрыли. И теперь все, что я имею, моя работа, бизнес, доход и даже положение в Японии – все потеряно, убито и сожжено в прах. Это означало полный крах моих трудов, и это не могло не шокировать. Конечно же. Но я зря хоронил себя, уже ища выход из безвыходной ситуации – как только эта самая посылка, проверенная металлоискателем охраны, попала в мои руки, я тут же выдохнул с облегчением. Отправителем был господин Сато Ичиро. Бывший майор, с которым я имел честь встретиться не так уж и давно вместе с Маной. И я вспомнил, что дал ему адрес нашего временного проживания – на случай опасности. Если бы в тот день за нами следили, и после встречи с сыном на военного началась охота, он бы не смог избежать расплаты. И я обещал ему дать защиту за стенами Широ – сюда не сунулись бы даже правительственные скоты. А если бы и сунулись, то войны было бы не избежать – Аой очень не любит, когда кто-то сует нос в его дела. И спецслужбы – не исключение. Ведь налоги от столь крупного бизнеса идут в карманы политиков и чиновников. А кто будет отказываться от такого дохода из-за старого, не представляющего никакой ценности и угрозы вояки? Верно, никто. Слава богу, коррупция процветает в стране, а иначе было бы туго. - Мана, крошка, - я оглядываюсь на ожидающего меня у дверей в столовую киллера. – Это от твоего отца. Хочешь посмотреть? Кивнув наемнику, принесшему посылку, я возвращаюсь в холл и отдаю картонную коробку в руки помощника. Мана опускает пустой взгляд на наклейку с адресом отправителя и, склонив голову к плечу, коротко кивает в ответ. - Хорошо, пойдем наверх. Мураками-сан! Попросите прислугу принести завтрак ко мне в комнату! - Как пожелаете, господин, - добродушно улыбается полный шеф, кивнув мне в приветствии, и мы с Маной возвращаемся в нашу спальню. Поставив посылку на журнальный столик, я вынимаю из кобуры кинжал и осторожно разрезаю клейкую ленту, обмотавшую коробку. Несмотря на вздох облегчения, я все же был удивлен самому факту отправленного мне «подарка», а потому мне, как и Мане – наверное, - было любопытно увидеть содержимое упаковки. Вернув оружие обратно в ножны, я раскрываю картонную конструкцию. - Что это? Мана молчит, тихо стоя рядом, и я сам вынимаю из коробки довольно тяжелую и широкую книгу в кожаном переплете. Похоже на фотоальбом. И чтобы убедиться в этом, я открываю первую страницу книги и тут же натыкаюсь взглядом на старую, потускневшую со временем фотографию. - Это фотоальбом, - улыбаюсь я киллеру, кивнув на кровать. – Присядем? Интересно. Мана снова кивает, и мы устраиваемся на матраце рядом друг с другом. Я кладу книгу на колени Маны и, обняв помощника за плечи, снова опускаю глаза на страницы находки. - Эй, это же ты! На фотографии был молодой и улыбчивый мужчина. Он, такой счастливый и живой, держал на руках сверточек одеяла, в котором сопел младенец. Подпись внизу фото гласила: «Я стал отцом. Манабу, крепись!». Дальше было интереснее. Мы листали страницы и вглядывались в каждое фото по несколько минут. Вот Мана пьет молоко из бутылочки. Вот Мана купается в крошечной ванночке. Вот Мана грызет соску… Спит в коляске, ползает, хватается за палец отца маленькой ручкой. И чем дальше, тем взрослее был малыш: Манабу в первый раз сел, в первый раз встал, сделал первый шаг, сказал первое слово. А потом садик, первые друзья, трехколесный велосипед… Бывший вояка фотографировал сына так часто, что места для подписей не оставалось на страницах, и поэтому мужчина писал прямо на фотографиях какие-то заметки, забавные случаи из жизни ребенка, подписывал возраст сына. А потом была школа, школьная форма и модный в те годы коричневый кожаный портфель. Сато не жалел денег. И очень любил фотографироваться вместе с ребенком на руках. Они вместе кушали, учили уроки, играли в игрушки, гуляли по паркам. И везде Мана улыбался. Во весь рот, сначала беззубый, в силу возраста, потом демонстрируя камере ряд ровненьких белых зубок. Сато очень любил своего сына. Это было видно по крепким, но ласковым объятиям, по глазам и улыбке молодого солдата. По нежным подписям под фото и трогательным подаркам к каждому дню рождения. Он видел в Мане продолжение себя и жены, погибшей при родах. Он видел в нем самого дорогого ему человека. Последнее фото было сделано в зоопарке. Подпись внизу была: «Мане исполнилось пятнадцать лет. Мы поступили в музыкальную школу! С днем рождения, сынок!». Следующая страница оказалась пустой… Это был последний раз, когда они фотографировались вместе. А потом мальчика забрали правительственные ублюдки. И следующие тридцать лет они друг друга не видели. И на последней же странице мы нашли белый конверт, который выпал из книги, когда мы переворачивали лист. - Письмо? – тихо произношу я, потянувшись к ударившемуся об пол конверту. Мана молча закрывает книгу и аккуратно откладывает ее на кровать, пока я раскрываю конверт и вынимаю оттуда письмо. Но то, что я прочел там, в один миг раскололо мое прежде черствое и продажное сердце. «Мой дорогой сын. Я очень виноват перед тобой. За то, что не смог спасти тебя, за то, что позволил им забрать тебя у меня. Этому нет прощения, но я надеюсь, что однажды ты все же отпустишь мне этот страшный, не имеющий оправдания грех. Недавно Стервятник, твой новый друг и начальник, звонил мне. Он сказал, что ты идешь на поправку. Я был счастлив услышать это, ведь я сам ничего не смог сделать для тебя. Он позаботится о тебе лучше, чем я. Он не даст тебя в обиду и сможет защитить. Я знаю, потому что видел это в его глазах в день, когда мы снова встретились. Всю свою жизнь я чувствовал вину перед тобой. Искал тебя, а когда нашел, перепробовал все, чтобы вызволить тебя из плена лаборатории. Но, увы, я не был так же хорош, как господин Стервятник. И что бы я ни делал – все было впустую. Я нашел способ вызволить тебя из беды лишь спустя двадцать пять лет… Слишком поздно. Я пришел слишком поздно. Прости меня, Манабу. Ты все, что у меня было, но я оказался бесполезен. Я не уберег ни твою мать, ни тебя, моего единственного ребенка, и потому могу лишь надеяться, что ты все еще считаешь меня своим отцом и будешь считать им, даже сейчас, когда твоя жизнь превратилась в кошмар. Я знаю, что ты забудешь меня. Забудешь то время, когда мы были вместе. Те моменты, когда мы были друг у друга, и ничего больше не было нужно, лишь бы видеть твою улыбку, которую у тебя отняли. Стервятник сказал мне это. Но ради того, чтобы ты вернулся к нормальной жизни, я пожертвую всем, и собой – в первую очередь. Я отдаю тебе последнее напоминание о твоей семье – этот фотоальбом. Даже если ты совсем меня забудешь, ты сможешь посмотреть эти фотографии, и этого будет достаточно. Для тебя и для меня тоже. Фотографию твоей матери я оставил у себя, но ты получишь и ее тоже, уже совсем скоро. Несмотря ни на что, я не откажусь от тебя, и искренне желаю, чтобы ты вернул себе все, что потерял за время плена. Чувства и эмоции, которые так необходимы тебе и твоему защитнику. Не оставляй его, ведь он так отчаянно борется за твою улыбку. Сегодня тридцатое октября. И как бы я ни хотел увидеть тебя снова, я не смогу позволить себе этого. Не твоя вина в этом, поэтому прости меня и за это проявление эгоизма – мне стыдно показываться тебе на глаза. Мне хватило нашей последней встречи, которая стала для меня отдушиной, надеждой на лучшее будущее. Я был счастлив снова обнять тебя. Прости, что в последний раз. Я не сказал тебе тогда, но врачи обнаружили у меня рак. И если ты получил мой подарок, значит, меня уже нет в живых. Я велел своему старому верному товарищу отнести посылку лично, как только я покину этот мир. За это тоже прости. Слишком много извинений, но их ровно столько, сколько и моих грехов перед тобой. И я буду продолжать просить у тебя прощения за них, даже когда меня не станет. Надеюсь, что ты поймешь меня. Манабу. Выздоровей. Во что бы то ни стало – обязательно выздоровей. Я буду молиться за тебя. Манабу, крепись!Твой отец, Сато Ичиро»
Я не понял, в какой момент из моих глаз покатились слезы горечи. Этот старый мужчина, который полжизни отдал своему ребенку, вырастив его в одиночку, без супруги, и борясь за его свободу до самого конца… умер? Мой отец ничего для меня не сделал. Не пытался вызволить меня, выкупить. Не пытался помочь. Он просто забыл обо мне. Моя мать повесилась на люстре, а он просто сбежал в другой город. Жил за чужой счет, играл в азартные игры и веселился, будто ничего не случилось. И он заслуживал смерти больше, чем кто-либо еще! Но майор, он ведь… «Ты забудешь меня». И тут я понимаю, что не учел этого… Не задумался, насколько ценны могут быть воспоминания Маны о прошлом, думая только о том, чтобы он не забыл обо мне. Я не подумал о его отце, о его детстве. Только о себе… А теперь я не могу даже поблагодарить его за все его труды. За все его старания и бесконечную боль и тоску по сыну. Теперь я… Я поворачиваюсь к помощнику, не зная, что сказать ему теперь, и вздрагиваю от пронзившей меня боли, когда вижу, как из пустых неподвижных глаз по его парализованную лицу текут одна за другой крупные слезы. В состоянии транса. Черные губы приоткрыты, словно в неверии, и он не отрывает взгляда от письма в моей руке, а после резко хватается за сердце и, накренившись вперед, теряет сознание… - Мана!! Я ловлю мужчину за плечи, который быстро обмякает в моих руках, и прижимаю пальцы к сонной артерии… - Нет... нет! Мана! Судорожно хватаю телефон со столика и трясущимися руками жму на быстрый набор номера Матсумото. - Слушаю. - Матсу! У Маны сердечный приступ! Помоги мне! Хирург не отвечает. Он просто отключается, и я, подхватив киллера на руки, бросаюсь прочь из спальни. Мы сталкиваемся с врачом на лестнице, едва не налетев друг на друга в спешке. - Быстро – в операционную!