***
Любовник лунной ночи, я таюсь в темноте, Я не буду танцевать под дневным небом. Я просто хочу красной крови, вот и все… На твоей шее малиновая рана. Я привык быть невидимым. Ночь прекрасна, Я просто брожу в лунном свете. Продолжаю идти, а куда же я шел? Даже Ангел Смерти не свернет меня с пути. Я танцую в твоих снах, Мы обязательно встретимся на краю кошмара. Я привык быть невидимым. Ночь прекрасна, Я просто брожу в лунном свете. «Люби меня» - моя любимая фраза. «Посмотри на меня» влажными глазами. «Люби меня» - как заклинание. «Танцуй со мной» в такую же ночь, как эта. «Люби меня» - моя любимая фраза. «Посмотри на меня» забыл. «Люби меня» - как заклинание. «Танцуй со мной» - это так грустно. «Люби меня» - моя любимая фраза. «Посмотри на меня»...
Buck-Tick – Ghost
***
«Перед тем, как отпустить тебя на задание, я пообещал тебе кое-что. Буду ждать в своей комнате». Я нервно выдыхаю дым в приоткрытое окно. Я сказал это после того, как он зашил заново нашего недалекого стрелка. И, кажется, я был готов еще полчаса назад, но… Теперь я неуверен в том, что смогу выполнить обещание. Но раз дал слово – надо его держать, верно? Какой же мужчина не держит своего слова? Только… как взять себя в руки и перестать дрожать? Дверь в мою спальню открывается тихо после короткого стука. Я дергано тушу окурок в пепельнице и выпрямляюсь, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Взгляд устремляется на дверной проем, в котором показывается стройная фигура моего любовника, и я быстро сглатываю, стоит Матсумото войти и плотно закрыть за собой деревянный пласт. Щелкает замок, и одновременно с ним я коротко вздрагиваю – нет, я не боюсь. Чего мне бояться, ведь было и хуже. Вспомнить его приступы, когда я был на грани жизни и смерти! Просто я ни разу не был в позиции нижнего и чувствую себя как-то неловко. И волнительно, потому что это будет он. И ни с кем другим я не ощущал ничего подобного. - Не включать свет? Алые губы слегка улыбаются, а я потеряно дергаю головой в сторону. И правда, в моей спальне царит полутьма. Тусклая лампа на тумбе – единственно горящая во всей комнате. Оттого здесь так много теней и так мало очертаний. - Хорошо, - тихо соглашается хирург, подходя ко мне почти бесшумно. Его лицо скрывает ночная темнота, но глаза горят в отблесках света. Словно затаившийся в чаще дикий зверь, медленно подплывающий ко мне сквозь мягкий полумрак. Так пугающе и одновременно завораживающе красиво. И я дожидаюсь, когда он остановится напротив меня, едва не касаясь грудью моей груди. - Ты дрожишь. - Окно открыто. Только и смог выдавить я из себя, неловко кивая в сторону стекол. Но Таканори, чье лицо я наконец увидел, когда мужчина попал в зону света, продолжает испытующе смотреть прямо в глаза. Он не двигается, словно пытается загипнотизировать меня, и не отводит глаз до тех пор, пока я не ломаюсь под этим пристальным вниманием, побежденный его природной проницательностью. - Ладно! Я нервничаю. Доволен? – нехотя признаюсь, отводя взгляд в сторону. - Если ты не уверен, мы можем сделать это в другой раз, - предлагает медик, медленно подняв руки и опустив их ладонями на мою грудь. - Нет, сегодня, - упрямо выдаю я, выдохнув. – К тому же, я ведь обещал тебе… - Я не хочу, чтобы ты делал это только потому, что обещал, - прерывает меня Матсумото, подняв свое лицо к моему. Он бездумно перебирает пальцами звенья цепочки на моей шее, говорит тихо, но серьезно, не пытаясь совратить сладкими речами и томными взглядами. – Я хочу, чтобы ты сделал это по желанию. Если ты не готов… - Это не так, - качая головой, я на ощупь закрываю окно позади себя. – Я просто нервничаю. Но я не говорил, что передумал. - Нервничаешь… потому что впервые окажешься под другим мужчиной? Или потому что потеряешь что-то важное, согласившись на продолжение? - Боюсь все испортить, - тихо хмыкаю я, потянувшись пальцами к гладкой матовой щеке хирурга. – Я даже не представляю себя в этой роли, поэтому и волнуюсь. Не знаю, что делать… - Я сам все сделаю, - с улыбкой обещает Таканори, ластясь к моей руке. – Акира. - Что? – голос сел в самый неподходящий момент, и вопрос потонул в глотке, сорвавшись. - С самого начала наших отношений ты только и делаешь, что удивляешь меня. Помнишь, как все началось? В день, когда я накачал тебя сывороткой правды? Узкие ладони спускаются вниз, с нажимом проводя по бокам торса до самых бедер. И замирают на ремне широких бежевых брюк, сбивая меня с дыхания своим неестественным жаром. - В тот день я спросил тебя, не страшно ли тебе связываться со мной. И ты признался, что страшно. Тогда я задал другой вопрос: «Потому что будет больно? Или потому, что я могу убить тебя в порыве страсти?» - И я ответил … - «Я не боюсь боли. Я боюсь оставить тебя одного в этом гребанном грязном мире», - цитирует меня хирург, мягко сталкиваясь со мной телами, и невыносимо медленно окольцовывает руками мою талию, одновременно с тем ведя ладони по пояснице и собирая ткань борцовки в складки. – Я ожидал услышать все, что угодно, но только не это. И самое удивительное было в том, что ты не мог солгать. И вот сегодня ты вновь удивляешь меня. «Боюсь все испортить». Ты и правда волнуешься только об этом? Бог мой… - Ты уже говорил это… после того, как услышал причину моего страха в первый раз его признания. - Ты удивительный. Кто еще скажет мне нечто подобное? Кто еще не будет беспокоиться только о себе? Где еще я найду такого мужчину?.. - Прекрати, - бурчу я в улыбающиеся алые губы, которые дышат так восторженно в мои собственные, что я едва сдерживаю вдруг охватившее меня смущение. – Иначе я и вовсе растеряюсь. - Тогда мы будем квиты. Ведь я уже не в себе. - Нори… - А я и не знал, что после всего того, что мы прошли в юношестве, я смогу так сильно полюбить кого-то. Это признание тут же перехватывает дыхание, и я не могу выдавить из себя ни слова, смотря в наполняющиеся чистым безумством глаза напротив. Боже, он снял линзы… И теперь этот взгляд кажется таким чистым и таким сумасшедшим одновременно. Это настолько удивительно, что я не могу описать словами. То, что я вижу в этих сверкающих глазах – что-то внеземное, необъяснимое. Что-то, без чего я не смогу жить, как прежде. - Возьми меня, - уже без каких-либо сомнений и замешательств. Да. Вот теперь я могу броситься с головой в его полный чертей омут. Пусть разорвут меня на части… И первый же поцелуй, запечатавший грехом мои губы, кружит и без того дурную голову. Тонкие пальцы ползут вверх по спине, обводя каждый позвонок от поясницы до шеи, и по коже тут же проносится стадо мурашек, «будя» жизнь в штанах. Как легко свести с ума мужчину! А потом мы удивляемся, что же нас толкает на самые глупые поступки ради другого человека? Мы и правда просто животные… Он цепляет пальцами мою майку, тянет материал выше и, в конце концов, срывает ее с меня через голову. Руки касаются раскаленной кожи, пальцы невесомо порхают по выступившим из-за объятий лопаткам, и я слизываю помаду с его нижней губы, наслаждаясь ее вкусом с закрытыми глазами. И больному мозгу кажется, что ничего вкуснее я еще не пробовал за всю свою пропащую жизнь. Рецепторы беснуются, жадность берет верх. Мне хочется съесть его, такого сочного и такого безотказного, откусить кусочек от полных губ с такой вкусной жирной косметикой, и потому поцелуй становится таким судорожным, глубоким, плотоядным. Как в первый раз, когда я набросился на него в кабинете Аоя. - Ты съешь меня, - мурлычет довольно низкий голос, но хирург не сопротивляется. Лишь подставляет свое лицо для ласки, и я, кусая его губы, теряю собственное «я». Мои ладони бесцельно и так же нагло шарят по его телу, они не понимают, как расстегивается ширинка и пуговицы рубашки. Они все забыли, им нужно только чувствовать это тело, дрожащее под ними, жаждущее, зовущее. И даже если я снова попался, как дурак, в искусную ловушку, я был бы большим дураком, отказавшись от него. – Дай мне посмотреть… Я вздрагиваю, когда его ладонь ложится на ложбинку между моими ягодицами, а средний палец беспардонно вжимается в простроченную ткань, смело надавив подушечкой на рефлекторно сжавшийся анус. - Тише, - хирург соскальзывает губами по моему подбородку, пачкая кожу помадой, и оставляет такой же алый след на моей шее. – Я это исправлю. Он принимается разминать пальцами уже привыкшее к его ласкам место, и я со стоном оступаюсь, столкнувшись спиной с прохладной стеной у окна. Он так властно вжимает меня в нее, что я впервые чувствую себя ведомым. Даже привязанный к каталке я не ощущал себя нижним партнером, не было чувства, которое бы кричало внутри меня, что я больше не доминант. Но мое тело действительно было приручено к его рукам. И оттого, несознательно и против неконтролируемых рефлексов, я раскрываюсь перед ним так бесстыдно. Запрокинув назад голову, я хватаю воздух губами, когда ему удается заставить меня расслабиться, и в награду за распутство он берет в горячий рот затвердевший от прохлады сосок. - О, черт… Я сжимаю в кулаке его волосы на макушке, бездумно прижимая его лицо к своей груди, и чувствую, как его ладонь пробирается под брюки, чтобы коснуться меня напрямую. Пальцы успокаивающе гладят по копчику и ныряют под нижнее белье, и я хватаюсь свободной рукой за подоконник, стоит им вновь отыскать путь в мое тело. - Пригласи меня, - шепчет хирург в мою грудь, старательно вылизывая темный ареол. – Акира… - Как глупо, - хриплю в ответ, закусывая губу. Он слишком требовательный. - И все же. - Входи без стука. Он смеется приглушенно, царапая сосок резцами, и так легко проталкивается в мое тело пальцами, что я даже теряюсь от подобной ловкости. - Ты и правда рад меня видеть, - зачем-то бросает он, задевая подушечкой простату. И я не пытаюсь сдержать восторженного стона – лишь расставляю ноги шире, чтобы он смог вплотную прижаться ко мне пахом. – Твой голос – лучшее, что я слышал. Он растягивает меня так долго. Кажется, это никогда не прекратиться. Вслушиваясь в мои хриплые вздохи и покусывая ключицы, лишь больше распаляя нутро. Я вспоминаю, что в последний такой раз мне до боли в паху хотелось, чтобы он наконец познакомил меня со своим членом, бросив истязать меня руками. Но я не успел раскрыть рта для просьбы – как только ощущения заткнули неловкость, Матсумото отстранился сам. А после я упал на свою кровать по велению его ладони, и с трудом очнулся от своего порока, натолкнувшись взглядом на склонившегося ко мне мужчину. Он смотрит на меня, не моргая, так глубоко, будто проникает в самое сердце, и я замираю на кровати, завороженный. Снова – медленно, осторожно, лениво: он гладит ладонью мое бедро, сжимает пальцами колено и заставляет меня согнуть ногу. Я вновь сглатываю, подчиняясь, и Таканори продевает тот же трюк со второй ногой. Спускает вниз расстегнутые брюки, лишая меня последнего элемента одежды, и становится на колени между моих ног, чтобы раздеться самому. - Ты дрожишь. - Ты медлишь… Он смеется, но я вижу по глазам – Таканори держится из последних сил, укрощая собственное безумие, которое так и норовит выбраться наружу. И все ради того, чтобы не причинять боли. - Я ждал тебя так долго, - улыбается он, нависая надо мной снова, обнаженный и такой красивый, будто нереальный. – Что мне хочется растянуть этот миг. - Не нужно, - дрожащим голосом шепчу в ответ, потянувшись за губительным поцелуем. – Я твой до утра. И не засну, пока ты не насытишься. Его язык проталкивается в раскрытый в жажде рот, и мужчина вжимается в меня всем телом, ловя губами скрипучее, нетерпеливое мычание. Чтобы сорваться в другой миг, отпустить себя и свой голод. И я прогибаюсь под ним дерганным движением, когда он наконец-то вонзается в меня, как меч – в ножны. И то, как идеально подошли мы друг другу в тот момент, рождает в голове дикую мысль о том, что мы были рождены, чтобы однажды погрязнуть в этом удушливом болоте собственной испорченности. - Акира… Он утыкается носом в мою шею, крупно задрожав. Шепчет мне на ухо, как хорошо внутри меня, как тесно и уютно, и что хотел бы остаться там навсегда. Кажется, он даже плачет, поглощенный удовольствием, не в силах выдержать томительной паузы. Сразу начинает двигаться, ударяя тазобедренными косточками по моим ягодицам, и продолжает несвязно говорить какую-то чушь, в которой я не разбираюсь. Его ладони прижимают мои руки к матрацу и сплетаются с ними в замки, проскользнув между моими пальцами своими – тонкими и ухоженными. Голос смешивается с рваным дыханием, тонет в расплывающемся перед глазами мире. Я могу понять только «мой» из его уст, испачканных помадой, и двигаться навстречу, признавая себя его собственностью. И теперь, преодолев-таки последнее «нет» в наших отношениях, я уверен в том, что это не просто секс. Да, действительно. Это первый раз, когда мы занимаемся не сексом, а любовью. И это так же непривычно, как и позиция нижнего, но так волнительно… Словно так и должно быть. И плевать на все эти предрассудки и глупости, вроде мужской гордости. С ним я могу не думать о том, кто я и что делаю. Даже если кто-то осудит меня… А если кто-то осудит меня, я просто убью его. Вот и все. Убивать легко… как два пальца. А за Матсумото Таканори – еще и чертовски приятно!***
- Сын Харады учится в средней школе «Наганума» в районе Сибуя. Имя – Харада Умихико. Отправляйтесь туда и найдите мальчика. У школьных ворот вас будет ждать черный фургон с моими людьми. - Понял, - хмыкает Кай, оглянувшись на своего помощника. – Ну, что, котик? Поехали? Задание не из легких. Торговец берет Ману за руку и ведет его к дверям, лишь кивнув мне на прощание. Утро следующего дня. - Ты хочешь похитить его прямо из школы? – спрашиваю я, как только двое мужчин оставляют нас с Аоем одних. Широяма поворачивает ко мне голову, лишь скептически хмыкнув, и вновь утыкается в документы – журнальный стол был завален бумажными папками с отчетами, прошениями и счетами, и кумите нужно разобрать всю эту кипу до первого ноября. - Матсумото дал тебе пособие? - Дал, - я поднимаю с матраца раскрытую книгу, показывая ее мужчине. - Тогда, в чем дело? У тебя своя работа, у меня своя. - И все же. Ты хочешь средь бела дня усадить ребенка в приметный черный фургон, в который его проводят такие же приметные в своей внешности мужчины? - За кого ты меня принимаешь? - Тогда расскажи мне. Аой устало вздыхает и, поставив печать «отказано» на очередном прошении, захлопывает папку и бросает ее на пол – к куче таких же не получивших одобрения бумаг. - Мы профессионалы, - начинает кумите, лениво закуривая и откидываясь спиной на спинку стула. И я, добившись-таки перерыва в работе, весь обращаюсь в слух…***
- Готовы? – я заглядываю в фургон, где ожидали своего часа специалисты Аоя. - Готовы. Я оборачиваюсь на школу, жестом приказывая «сопровождению» выйти из машины. Задание и правда не простое. - Хорошо, идем. Преподаватели уже предупреждены, так что проблем не будет. Директор тоже в курсе. Вышедшие к крыльцу люди взваливают на плечи большие тяжелые сумки, такие же черные, как и фургон, и я, поправив свое одеяние, первым всхожу по лестнице в огромное и безумно дорогое здание. Сейчас идут уроки, а потому в коридорах нет ни души – учащиеся слушают лекции в классах. Так что мы без труда поднимаемся на нужный этаж и проходим по коридору в пустую аудиторию. Там и размещаются спецы, принявшись вынимать из сумок оборудование и необходимые для операции вещи. Я быстро оглядываю слаженную работу людей и бросаю взгляд на часы. Класс Харады по соседству с нашим. - Через минуту прозвучит звонок, - говорю я Мане, никак не реагирующему на происходящее. – Мы встанем у дверей в аудиторию, и как только они откроются… Ты знаешь, что делать. Помощник коротко кивает мне. - Мы пошли. - Удачи, - отзывается кто-то из сопровождения, и я, хмыкнув, покидаю кабинет вместе с любовником. Мы успеваем занять свои позиции и подготовиться до того, как школьный звонок оглашает многочисленные коридоры здания, приглашая на перемену. И как только ученики распахивают двери, спеша поскорее покинуть надоевшие классные комнаты… - Сладость или жизнь! – громко рычу я появившимся на пороге девчонкам, и они с писками ныряют обратно в кабинет. А уже через минуту мы слышим веселый заливистый смех. - Скоро же Хеллоуин! – кричат дети друг другу, когда я вплываю в класс в костюме Дракулы времен Шекспира и длинной мантией за спиной, демонстрируя школьникам искусственные клыки в улыбке. - Верно! А это значит, что все плохие детки будут наказаны! – зловеще проговариваю я, театральным жестом приглашая войти в класс Ману. – Мы, дети ночи, сделаем из них кукол, которые будут подчиняться полной луне! Мана заходит в кабинет с завидно прямой осанкой и грацией. В коротеньком черно-синем платье готической Лолиты, с кружевами и бантами, которые так часто украшают фарфоровых кукол. Его волосы собраны в два хвоста и украшены синими лентами, а туфельки на платформе, ажурные перчатки на руках и яркий макияж, легший на бледное лицо киллера, искусно дополняют созданный стилистами образ. - Какая красивая кукла! – девчонки тут же окружают убийцу с пустым взглядом и каменным лицом, который почти не реагирует на возню школьников. – Совсем как настоящая! - Правда? – улыбаюсь я, подходя ближе к помощнику. – А ведь это очень сложно. Знаете, сколько нужно выдержки, чтобы играть такие роли? - Даже моргает, как кукла! - одна из школьниц встает на цыпочки, чтобы заглянуть Мане в глаза. - А если мы рассмешим вашу куклу? – тут же предлагает вторая. - Попробуйте, - ехидничаю я, обводя рукой всех собравшихся. – Кто сможет рассмешить мою куклу, получит доверху набитую сладостями корзину! Детишки тут же бросились дурачиться перед киллером. Одни показывали рожицы, другие рассказывали анекдоты. Кто-то даже пытался щекотать убийцу, отчего вызвать смех удалось только у меня. - Разве это честно? – спрашивает кто-то, подергав меня за плащ. - Конечно. Ведь кукла настоящая. - Ва-а! - А вот вы совсем не похожи на настоящего Дракулу, - хихикает какая-то девчонка, смущенно замявшись передо мной. - Как так? Я самый настоящий вампир! – возмущаюсь я, вздернув нос. - Тогда вы очень добрый вампир, – поддерживает подругу одноклассник. – У вас добрая улыбка. Я смеюсь вместе с девушками, пока остальные толпятся рядом с моим помощником, во все глаза оглядывая его, словно восьмое чудо света. - А вы знаете, зачем мы пришли сегодня в школу? – все же решаю я спасти бросившего на меня безжизненный взгляд любовника. Если бы он умел выражать свои эмоции глазами, уверен, они бы были полны мольбы о помощи. - Напугать нас? – толкаются мальчишки, смеясь. - И не только! Скоро Хеллоуин, - подтверждаю я слова кого-то из учащихся, подмигнув. – И мы с вашим замечательным директором решили порадовать вас кое-чем особенным! - Чем? – тут же воодушевляются детки, взволнованные неожиданным сюрпризом. - В соседней комнате вас ждут настоящие киношные гримеры! – улыбаюсь я, указывая большим пальцем на стену за моей спиной. – Те самые, чьи виртуозные работы поражают воображение! Они хотят подарить вам самое ценное, что есть у них – свои самые страшные образы в мире фильмов ужасов! Я задираю рукав «пыльного» пиджака, обмотанного бутафорной паутиной, и показываю школьникам рваную рану на предплечье. Девчонки тут же взвизгивают, отпрыгнув назад, мальчишки же рвутся поближе ко мне, чтобы лучше рассмотреть сделанный перед выходом грим. Среди них я и узнаю нашу цель, фотография которой сейчас лежит во внутреннем кармане моего костюма. - Вот это да! – восхищенно переговариваются они между собой, осторожно касаясь пальцами «раны». – Круто! - Кем вы хотите быть? Зомби, вампирами, ведьмами? Любое ваше пожелание будет исполнено! Наши специалисты загримируют вас так, что даже ваши родители не смогут вас узнать! Хотите напугать ваших друзей? Сегодня мы устроим настоящий праздник страха! - Хочу, хочу! – тут же начали скандировать дети, загоревшись идеей стать героями из излюбленных ужастиков. - Тогда все за мной! Кроме того, мы привезли с собой профессионального фотографа! Мы снимем вас в гриме и подарим вам снимки на память. Не стесняйтесь позировать на камеру, ведь это еще и экзамен для наших стилистов. Поэтому мы будем снимать проделанную ими работу поэтапно, а после проголосуем и выберем лучшего гримера Токио! - А когда мы получим фотографии? – спросил кто-то из толпы, и этот кто-то оказался никем иным, как Харадой Умихико. - Мы передадим снимки вашим классным руководителям, - я показываю рукой на стоящую в сторонке молодую преподавательницу. – А пока вы будете ждать своей очереди, я позову другие классы тоже – сегодня мы гримируем весь поток! А для начала, как тебя зовут? - Умихико, - улыбается мальчик, взволновано комкая в кулачках край своего школьного пиджака. - Отлично, Умихико-кун! Ты будешь первым! Выбери двух друзей, которые пойдут с тобой, остальные пусть встанут в очередь – мы принимаем по три человека за один раз. Не толкайтесь и не деритесь, иначе мы уедем к другим детишкам! – я беру Хараду за руку и смело выхожу из кабинета. – Вот и наша «студия Ужасов»! Заходи, будущий монстрик! Но, если ты не против, у меня будет к тебе одна просьба. - Какая, господин вампир? - Видишь вон ту группу? – я присаживаюсь на корточки перед ребенком, указав ему в сторону двух женщин и мужчины. – Им дали особое задание на экзамен. И им очень нужно выполнить его, иначе они не смогут работать дальше. Поэтому, что ты скажешь, если я попрошу тебя сделать такой же грим, как у меня? Я снова указываю на свою руку, улыбнувшись, и ребенок тут же охотно кивает мне. - Это так благородно с твоей стороны! Ты очень им поможешь! Мы сделаем несколько таких «ран» на твоих руках и лице. У нас есть запасная школьная форма – мы порвем ее на спине, чтобы не портить твои вещи, и сделаем то же самое и на ней. - Это будет круто! – Умихико нетерпеливо переминается с ноги на ногу, уже готовый бежать в опытные руки гримеров. – А можно для полной картины нарисовать синяк? - Ого, да ты рисковый парень! – усмехаюсь я, мысленно порадовавшись тому, что мне не пришлось долго уговаривать ребенка. – Где ты хочешь его сделать? - Под глазом, - указывает пальцем на свое лицо школьник. – В фильмах такие гематомы кажутся очень реалистичными! - Без проблем! Ну, чего тогда мы ждем? Вперед!***
- Так ты с самого начала не планировал вредить ребенку? - Дети не должны расплачиваться за грехи отцов, - просто отвечает Широяма, выпуская тонкую струйку дыма в потолок. – Он не виноват в том, что его отец – полный придурок. Поэтому мы просто сделаем грим – двадцать одно «ранение», сфотографируем их по мере появления на теле, чтобы сымитировать двадцать один день издевательств, и будем показывать эти фотографии, уже заранее сделанные нами, нашему «желанному» гостю. Кроме того, я приставил охрану к его жене и сыну. На случай, если Сенпай решит избавиться от них, как от свидетелей. До момента, пока мы не избавимся от него. - «Господин», ваша макулатура из игорных заведений! – дверь распахивается, и в спальню бодро заходит Рейта в сопровождении одного из своих наемников, который и нес ту самую «макулатуру» - еще одну тяжелую стопку бумажных папок. Широяма недовольно дергает губой при виде пополнения, и указывает «безликому» на подоконник. - А ты чего такой довольный с утра? – интересуется кумите, как только посторонний с поклоном покидает спальню. - По той же причине, почему недоволен ты, - весело замечает Сузуки, уложив локоть на плечо Отца и беспечно навалившись на него. – Секс. У меня он есть, а у тебя не будет еще месяц. - Пошел вон, - холодно отзывается брюнет, заставив меня сдерживать смех при виде исказившего его лицо гнева. - Не расстраивайся так, «господин»! – ухмыляется Акира, вовремя отклонившись от друга, который уже искал глазами что-нибудь потяжелее на журнальном столике. – Трахни Тору! Мальчишка все еще здесь. - Тора здесь?! – вскрикиваю я, ошеломленно распахнув глаза. – Как? - Он сидел с тобой, пока мы вынюхивали твоего недокиллера, - объясняет Рейта, хлопнув Отца по плечу. – А ты не знал? - Аой! - Ты не спрашивал – я и не говорил, - разражено рычит убийца, хватая еще одну папку из стопки. – Кто тянул тебя за язык, сукин ты сын? - Ну, знаешь. Я не в курсе всех твоих интриг! - Проваливай! - Ухожу, ухожу. Только не забудь объяснить принцессе то, о чем мы говорили вчера. Это, надеюсь, не является секретной информацией. - Блять, - скалит зубы Широ, и Акира тут же разворачивается на каблуках на сто восемьдесят градусов и стартует с места к выходу. Я не успеваю даже окликнуть его, как дверь захлопывается с другой стороны комнаты. - О чем он говорил? – тут же вопрошаю я, возмущенный тем, что мне никто не рассказал о Торе. – Аой? - О покушении, - уже спокойней отзывается убийца, раскрывая папку и тут же захлопывая ее, чтобы отправить к «браку». - А что с ним? Подожди, ты даже не прочтешь? – цепляюсь я за брошенную на пол книжечку. - В этом нет необходимости – пустая трата времени. - Почему? - Ты обещал не мешать мне. - Но… - Это от Шина. Он держит контору по созданию фальшивых документов. - И почему ты отказал ему, не глядя? - Он всегда просит только одно – средства на обустройство офиса. - И? - В первые два месяца моей работы на должности кумите он пытался обмануть меня, присваивая себе мои деньги. Больше я не одобряю его прощений. - Даже если офис действительно нуждается в ремонте? – спрашиваю я, подтягиваясь ближе к краю кровати. Широяма сидел лицом ко мне по моей же просьбе – я упросил его повернуться в мою сторону, чтобы не лицезреть его спину, пока не могу двигаться, и он, скрипя зубами, повернул кресло в бок, пригрозив и вовсе уйти в свой кабинет, если я продолжу нести чушь. И теперь, на фоне почти белого неба, сидя в профиль ко мне, он заставлял меня наблюдать за собой снова и снова. И я не удержался. Что двигало мной в тот момент, я не мог понять, но я украдкой взялся за сотовый телефон и, отключив звук и вспышку, сфотографировал его – сосредоточенного, расслабленно и привычно-равнодушного ко мне. Красивого, несмотря на мою жажду мести. С сигаретой в зубах и папкой в руках, в на половину расстегнутой черной рубашке и выглаженных строчкой брюках. Он остался величественно сидеть, положа ногу на ногу, на экране моего мобильного… - Да. Потому что он отремонтирует офис за гроши. А разницу положит себе в карман. - Но ты уже семь лет на должности! Спустя семь лет, может, он и не станет… - Люди не меняются, - хмыкает кумите, повернувшись ко мне. – Не такие, как он. - Ты ведь не пробовал. - Хочешь поспорить со мной? – вздергивает бровь Аой, зажимая зубами фильтр сигареты. - Почему нет? – тут же подхватываю я, и Широяма поднимает с пола ранее выброшенную своей же рукой папку. - Что ж, давай поспорим. Я одобрю его прошение. А через месяц мы с тобой наведаемся к нему в гости, и ты своими глазами увидишь всю гениальность халтуры. И ты возместишь мне ущерб. - А если нет? - Тогда я подарю тебе свою пушку, - просто отвечает Отец, кивнув на парный Магнум на моей тумбочке. - Идет! Широяма хмыкает и расписывается в документах, после чего кладет «бракованную» папку в другую стопку, ровную, в отличие от сваленных как попало бумаг с другой стороны стола. - А что насчет того, что сказал Рейта? Отец складывает руки на коленях, задумчиво обведя взглядом фронт работ. Он молчит какое-то время, будто над чем-то раздумывая, а после поворачивается ко мне всем корпусом, затушив окурок в черной фарфоровой пепельнице. - Уруха. Неужели ты действительно не понимаешь, что покушались не на меня? - Что?.. – смаргиваю я, встретившись с пронзительно-черным взглядом любовника. – Что ты имеешь в виду? - Целью был ты, - просто отвечает брюнет, подпирая кулаком щеку. – Это ты – тот, кого хотели убрать. - Но в этом нет никакого смысла! – я едва не подскочил с кровати – лишь острая боль в спине не позволила мне даже привстать. - Ведь ты сам говорил мне, что пока я нахожусь под твоей опекой, Юг не примет меня, как наследника! Я враг и не более того! И поэтому Сенпай нацелился на моего дядю... - На Такашиму было уже два покушения, - так же спокойно продолжает Аой, перебивая меня. – И оба были неудачными. К тому же, после провальных попыток убрать его с должности кумите, охрана отца усилилась, и подобраться к нему теперь практически невозможно. Если, конечно, среди личной охраны Такашимы нет сторонников Сенпая. И если у него не получится убить Такашиму, а ты по истечению года убьешь меня, ты унаследуешь трон своего дяди. Поэтому они и переключились на тебя. Если Сенпаю удастся избавиться от наследника, кресло кумите снова станет бесхозным, и угадай, кому оно достанется? Сенпаю, потому что других кандидатур просто нет. Кроме того, здоровье кумите уже не то, что прежде. Того гляди - откинется из-за банального инфаркта, когда весть о твоей гибели достигнет его ушей. А теперь вспомни, что произошло в день подрыва. Я непонимающе уставился в подушку. В день подрыва… - Во-первых, - снова подает голос Аой. – Сенпай не мог знать, что я приеду в аэропорт вместе с тобой. Отец никогда не сопровождает своих пешек на задания. Много чести. И потому Сенпай рассчитывал встретить там только тебя, как бывшего возлюбленного Кабаяси Наны. Во-вторых, когда Харада решился на взрыв? - Я увидел его, когда ты уже шел на выход. Задержался лишь случайно, заметив его пристальный взгляд в толпе, - вспоминаю я, нахмурившись. - Он дождался, когда я отойду от тебя, - кивает Широяма. – Задержал тебя намерено. Привлек внимание. Но побоялся, что я, не услышав твоих шагов за спиной, обернусь прежде, чем расстояние между нами увеличится еще немного. Он сглупил, решив вырвать чеку раньше времени, и бросил гранату в нашу сторону. Он понял, что оплошал, когда граната взорвалась в опасной от меня близости, но все же рассчитал, что ты закроешь меня собой, а потому я не пострадаю. Теперь дошло? - Точно… Он целился не в тебя, - ошеломленно выдыхаю я, но уже через минуту во мне закипает почти забытый гнев. Эти люди… Сначала они отправили на тот свет моих родителей. Потом предали. Потом испортили мне жизнь. Сделали убийцей. А теперь хотят меня стереть с лица земли? Нет, это слишком. Это уже слишком! - Я убью его. - Рад видеть тебя в добром здравии, - хмыкает кумите, берясь снова за пачку сигарет. – Хантер сказал, что у тебя был какой-то план. Поделишься? - С удовольствием. На этот раз… я не останусь в стороне.