Долгий путь к себе

Минула двадцатая весна Джерима. Из угловатого подростка он превратился в сильного и выносливого юношу, успешного в охоте и делах стаи. Больше не было нападок со стороны других волков, признавших в нем равного. И только Ким по-прежнему относился к нему с пренебрежением, не желая считать его одной крови с собой, не называя его своим братом. И чем старше становились они, тем более жесткими становились нападки. Но теперь все это было только на словах, никаких драк. Омега злился, уходил от разговора, как мог избегал встреч со старшим, но это было сложно. Они были вынуждены сталкиваться, территория лагеря не давала возможности свести на нет их встречи из-за возраста. Отец часто хотел видеть их обоих, и каждый раз между ними электризовался воздух. Джерим все еще не мог понять, чем заслужил такое отношение брата, но предпочитал в большинстве случаев пропускать мимо ушей все обидные слова. И это ему удавалось, пока Ким не касался темы семьи. Омега все еще не подпускал к себе никого из волков, предпочитая оставаться одиночкой. Но иногда его брат перегибал палку, как сейчас, когда они оба возвращались из леса, - Аарон отправил их на поиски убежавших щенков. Альфа бросил насмешливый взгляд на младшего и дернул его за выбившуюся прядь волос. Джерим ударил его по руке и отошел на некоторое расстояние от брата. - Когда ты уже найдешь себе пару? – Ким легко хлопнул одного из убежавших в лес детей по плечу, чтобы тот не отставал. – Твои омеги-одногодки уже давно щенков завели, а ты все еще ходишь один. Пора одуматься, Джерим, и перестать играть в альфу. - Не тебе меня учить, - омега огрызнулся и ускорил шаг. – Сам все еще гуляешь, хотя ты старше меня. - Не зарывайся, Джерим! – старший повысил голос, не выдерживая подобной наглости. – Ты должен знать свое место, омега. Но тот его уже не слушал. Он подгонял двух волчат, оставляя Кима позади, пытаясь не думать о его словах. Прошло много лет с тех пор, как ему потребовалась помощь альфы, и сейчас он был совершенно другим. И каждое слово, брошенное старшим, было обидным, заставляло сердце стучать от злости. Как только они вернулись к стае, а Аарон принялся отчитывать непослушных волчат, Джерим спешно скрылся в своей палатке, не желая никого видеть, особенно Кима. А альфа совершенно не понимал, что происходит с ним. Почему так хотелось цеплять брата, задевать по любому, даже незначительному поводу. Еще хуже было просто смотреть на омегу, на ее по-прежнему продолжающиеся тренировки. Он никому бы никогда не признался, что иногда встает на рассвете, чтобы понаблюдать за братом. И реакция Джерима на его слова только забавляла, заставляла раз за разом касаться этой темы, зная, что тот снова будет уходить от разговора, пытаться игнорировать старшего. Но еще больше волновало Кима то, что он не мог спокойно сидеть, когда у брата начиналась течка. Ночами он спал на холодной земле около его палатки, охраняя от посягательств других волков. Что-то не позволяло альфе подпустить к младшему чужих, ведомых только лишь животными инстинктами, и ради этого он готов был жертвовать собственным сном, чтобы никто не посмел тронуть омегу. Обозначить свои чувства Ким не мог, не хотел, не желая терять статус свободного волка. Он боялся признаться в этом даже самому себе, поэтому легче было убеждать себя в обычном желании поиздеваться над братом, изнывающим от желания, царапающим землю и закусывающим шкуры, чтобы никто не услышал его тихий, полный отчаяния вой. Они не разговаривали уже несколько дней. Джерим постоянно находил отговорки, чтобы не помогать брату в делах, о которых просил отец, скрывался, как только старший оказывался опасно близко, и проводил как можно больше времени с омегами, с которыми все-таки смог найти общий язык. Один вид альфы приводил его в бешенство, его самодовольное выражение лица и откровенно-пошлые взгляды, которые он кидал на близких к течке омег, делали его объектом лютой ненависти брата. И его слова, адресованные ему, он считал лишь очередными нападками, чтобы уколоть больнее. И, конечно, он не видел тех взглядов, которые Ким бросал на него, когда тот отворачивался. А старший искал больше поводов, чтобы зацепить брата, вызвать того на конфликт, чтобы насладиться искрами гнева в его глазах. Но все темы уже были исчерпаны, а в новых не было ничего такого, что доводило бы Джерима до нервной дрожи. И в поисках вдохновения он не придумал ничего лучше, как отправиться поздним вечером к озеру, подглядывать за купающимися омегами. Ему давно было не шестнадцать, но он находил в этом что-то приятное, что заставляло его кровь кипеть. Омеги, думая, что они одни, совершенно не стеснялись, и можно было рассмотреть каждый изгиб изящных тел. Пару раз они чуть не попались, но с тех пор прошло много времени, и теперь они могли позволить себе наслаждаться подобным зрелищем. Только вот сегодня у Кима все пошло наперекосяк. Он с друзьями скрылся в густых кустах, откуда их точно не было видно, и приготовился к очередному восхитительному зрелищу. Часто омеги, пользуясь своим одиночеством, играли между собой, иногда даже танцевали, что-то тихо напевая. Альфа лег на холодную землю, аккуратно отводя в сторону ветку, закрывающую обзор, когда Шин толкнул его в плечо. С трудом удержав недовольный стон, Ким посмотрел на друга, который показывал в сторону озера и что-то шептал. Но уже не стоило ничего объяснять. Парню хватило одного взгляда, чтобы понять, о чем пытался сказать Шин. Там, в свете луны, стоял его брат. Даже отсюда было видно изгиб спины и стройные ноги, как длинные пальцы ловко развязывали тугой хвост. Способность думать оставила Кима в один момент. Он не мог отвести взгляд от худого, изящного тела, от легкости движений омеги. Тот, не подозревая ни о чем, стянул с себя штаны, и альфа захлебнулся вдохом. Он знал, что его брат достаточно привлекательный парень, но он не представлял себе, насколько он действительно хорош без всей этой напускной злости, без постоянного игнорирования и хищного прищура глаз. Сейчас он ничем не отличался от других омег, просто был чуть лучше развит физически, с четким рельефом мышц и широкими плечами, но это не лишало его омежьего шарма. Ким не узнавал в этом парне своего брата, вечно язвительного и агрессивно настроенного. Внизу живота тугой спиралью скрутилось возбуждение, а по телу с кровью разнеслось пламя. Джерим сделал несколько шагов по самому краю берега, а потом, собравшись с духом, забежал в воду и погрузился с головой. Альфа не смотрел на других омег, его интересовал только собственный брат, будоражащий его рассудок. Длинные мокрые волосы прилипли к шее, и Ким смог разглядеть, как дрогнул остро выступающий кадык под тонкой кожей. Взгляд скользил по всему телу, не пропускал ничего из того, что можно было рассмотреть в ночи. Если бы он не знал эту омегу, то не смог бы подумать, что в таком худом теле скрыта такая сила. И впервые в жизни альфе захотелось сломать кого-то. Джерим не поддался бы ни на какие уговоры, слишком гордым он был. Но внутри что-то надорвалось, и теперь, глядя на обнаженного, такого привлекательного брата, омега стал главной целью Кима. А стоило младшему откинуть волосы с лица и еще раз опуститься в воду, демонстрируя каждую мышцу тела, как альфа сорвался с места, не обращая внимания на то, как ломаются под его ногами ветки. Он бежал как можно дальше в лес, не в силах выкинуть из головы образ младшего. Тлеющие недавно внутри него угли этого сумасшествия стали настоящим пламенем, сжигающим его дотла, будто он в том костре, что разжигали старшие альфы в лагере. В ушах стучала кровь, а виски ломило, будто он с разбега окунулся в ледяную воду. И он проклинал все вокруг за то, что именно сегодня он застал Джерима в такой ситуации. Жизнь сына вожака медленно, но верно летела под откос. Ким встал на рассвете. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, образ брата был таким реальным, что хотелось позорно выть, признаваясь в собственной беспомощности. Теперь собственные подколы насчет одиночества омеги не казались ему такими остроумными. От одной единственной мысли, что кто-то другой увидит Джерима таким, каким он был ночью, хотелось рвать на части всех вокруг. Но хуже было то, что вместе с образами омеги приходило возбуждение, жгучее, болезненное, дурманящее рассудок. Проведя ночь без сна, он так и не нашел себе места и решил, что пробежка по территории принесет ему желанное забытье. Раньше ему всегда помогал утренний ветер и холодная роса, и сейчас, возможно, это было единственной возможностью привести себя в чувство. Альфа не мог показаться перед отцом, перед своей будущей стаей в таком состоянии, когда один взгляд на Джерима мог заставить его сорваться и заявить на омегу свои права. Потянувшись, пока не хрустнули позвонки, он обратился в волка и устремился в лес. Только его темнота могла успокоить, подарить умиротворение его мечущейся душе. Ветки больно ударяли его по бокам, в лапы впивались острые камни и выступающие корни, но он не останавливался, лишь бежал быстрее, пока в ушах не засвистел ветер, а запахи вокруг не смешались в один. Где-то далеко завыл волк, поднимая стаю, и это только придало сил, заставило свернуть к озеру, где начался его кошмар. И, видимо, все духи были настроены против него за какие-то его деяния, раз он встретил омегу на берегу. Лапы оставили отпечатки на земле, и Ким замер, глядя на опускающего руки в воду Джерима. Шерсть на загривке встала дыбом, а сердце гулко забилось в костной клетке. Брат был одет, но это не мешало воображению рисовать картины прошедшего вечера. Альфа чувствовал резкий запах его тела – омега не пропускал тренировки без уважительной причины – и от этого его повело в сторону. Пришлось обратиться в человека, звериный нюх различал слишком много, но так это выдавало с головой его состояние. Пальцы рук подрагивали, а вены на шее вздулись от напряжения. Джерим обернулся и не сказал ни слова, отворачиваясь обратно и погружая руки в воду по плечи. Ким, с трудом вернув голосу присущую ему твердость и уверенность, хмыкнул, но внимания к себе не привлек. - Ты все еще не можешь остепениться и начать получать синяки от пальцев своего альфы, а не от камней и веток? – омега резко встал, и гладь воды всколыхнулась. - А ты все еще не можешь отстать от меня? Почему ты все время цепляешь меня? В стае полно омег, но ты доводишь только меня, - Джерим развязал волосы, чтобы заново собрать их в хвост, и взгляд альфы заскользил по длинным прядям, подчеркнувшим острые скулы и бледную кожу. - А почему бы и нет? – Ким приблизился к брату, и тому пришлось сделать несколько шагов назад, пока ног не коснулась ледяная вода. – Ты мой брат, ничем не отличающаяся от других омега. Ничто совершенно не мешает мне разговаривать с тобой так, как я считаю нужным. Или ты хочешь поспорить? Джерим тяжело вздохнул и отвел взгляд. Отношение к нему, как к тем, кого Ким, не стесняясь, трахал во время течек, заставляло чувствовать себя униженным. Он столько лет потратил, чтобы стать другим, чтобы его не ровняли с этими суками, что готовы были подставить живот только потому, что его брат был сыном вожака, что сейчас эти слова задевали его за живое. Он почувствовал себя втоптанным в грязь, и захотелось сказать что-то такое же обидное, чтобы Ким на себе ощутил все то, что заставлял испытывать младшего. - Прежде чем лезть ко мне, вспомни, что сам еще ходишь одиночкой. В твоем возрасте отец уже был вожаком, а Рен носил тебя. Как ты смотришь отцу в глаза, Ким? Ничтожным себя не чувствуешь? – мышцы на руках альфы напряглись, будто бы он готов был вступить в драку с братом. – За меня не беспокойся. Как только придет время, я свяжу свою жизнь с волком, который будет куда лучше тебя. И тогда тебе придется замолчать. Альфа сделал еще несколько шагов по направлению к младшему, и тому пришлось зайти в воду по щиколотку. Низ штанов намок, и они неприятно облепили кожу, но идти было больше некуда. Расстояние между ними было меньше детской ладони, и Ким схватил омегу за запястье, оставляя на тонкой, бледной коже синяки от пальцев. Пять круглых пятен, которые сойдут только через несколько дней. - Думаешь, я замолчу? – в глазах старшего сверкнули молнии непонятного Джериму гнева, но он по-прежнему сопротивлялся, пытаясь выдернуть руку из крепкой хватки. – Думаешь, позволю какому-то там волку подойти к тебе? Никто из них не посмеет приблизиться к тебе. Омега затряс головой, пытаясь выкинуть из мыслей эти слова. Брат не мог с ним так поступить, не мог обречь его на такое одиночество. Он не понимал, что движет альфой, что заставляет его быть таким жестоким, хотя им даже нечего было делить. Он встряхнул головой еще раз, и хвост снова развязался. Черные пряди упали на лицо, скрывая полные страха глаза, и это позволило Джериму хотя бы вдохнуть все еще холодный утренний воздух. Ким будто бы осторожно коснулся его волос, а потом намотал одну прядь на палец, открывая бледную кожу. Ощущение для него было странно-приятным, волосы были мягкими, словно созданными для того, чтобы их трогали. В голове пронеслись картинки того, как кто-то другой будет касаться брата так, будет перебирать угольные волосы, и альфа с силой дернул прядь, причиняя младшему боль. Джерим заскулил скорее от неожиданности, чем от самого ощущения, и, наконец, оттолкнул парня, вытягивая руки вперед, пытаясь установить дистанцию между ними. Но это уже не требовалось. Ким обращался на ходу, и через несколько секунд между деревьями мелькнул черный хвост. Он бежал от этого озера, от омеги, но не мог убежать от самого себя. Все эти чувства брали над ним верх, хотя он этого не желал, заставляли делать непозволительные для будущего вожака вещи. Он не должен был касаться брата, не должен был говорить этих слов. Альфа уже не управлял собой, и он сам теперь не знал, каковы будут последствия, если кто-то захочет предъявить на младшего права. А Джерим, стоило только брату исчезнуть, упал на колени, не обращая внимания на намокшие полностью штаны. Глаза застилали горячие слезы, и от этой слабости было тошно. Ким вел себя с ним будто со своей собственностью, а принадлежать ему омега не хотел. Он хотел быть свободным, возможно, в нем говорила чужая кровь, но это желание никуда не уходило. Джерим поднялся на ноги и сделал несколько шагов назад, прежде чем с головой окунуться в воду. Ее холод привел в чувство, но не избавил от ощущения чего-то неизбежного, что могло сделать больнее, чем уже есть. Через несколько недель вся стая замерла в ожидании. На их территории появился чужак, большой рыжий волк, смиренно стоявший перед вожаком и объясняя причины своего прихода. Он убеждал, что пришел за омегой, в которой видит свою пару, и просил встречи с ней. Аарон тяжело вздохнул. Джерим не был его кровью, но он растил его как своего ребенка, и отдавать его чужаку было сложно. Но встречу разрешил, отправляя одного из молодых волчат за получившим столько неожиданного внимания волком. Но, стоило Джериму прийти, как тот оскалился и зарычал, выказывая всю свою неприязнь к непрошенному гостю. Возможно, он должен был согласиться сразу, раз на него не смотрели свои альфы, но было в нем что-то отталкивающее, пугающее до вздыбленной на холке шерсти. Омега качал головой, не в силах словами выразить отказ, но стоящий рядом Рен пытался достучаться до непутевого ребенка. И в этот самый момент вернулся Ким. Он был занят с самого утра на границах территории, и сейчас совершенно не понимал, что происходит. Единственное, что он точно знал, так это страх брата, сжавшегося в комок и продолжающего скалиться на чужака. Он ощущал его даже будучи человеком, этот запах заставлял его разум предлагать самые бредовые идеи, вспоминать все возможные законы. И тогда он почувствовал свой шанс. Альфа подошел к отцу, презрительно окинул взглядом пришлого, а потом встал так, чтобы закрыть от чужих глаз омегу. - Есть законы, которые никто не смеет нарушать. За омегу нужно драться, нужно доказать свое право на нее. Ты не можешь забрать его просто потому, что таково твое желание. Прими бой, и его результат решит, уйдет ли он или нет, - в голосе Кима была злость, ревность и еще слишком много всего, чтобы он разделил это на части. Это было что-то одно, заставляющее его кровь кипеть. - У Джерима нет альфы, который хоть раз заявлял права на него. Нам нужно подготовить его к уходу, - Аарон хотел продолжить, когда сын грубо перебил его, не обращая внимания на то, как разговаривает с отцом, с вожаком. - Пусть бьется со мной, - стая завыла, пораженная решением альфы. Джерим опустил голову, с трудом осознавая, что от ненавистного волка зависит его судьба. – Он мне не кровный брат. Я претендую на него, и нет таких законов, которые мне это запрещают. Аарон посмотрел вдаль, туда, где скоро скроется солнце. Его сын был прав, ему нечего было возразить. Можно было спросить мнения омеги, но оно ничего не стоило. Если двое на него претендуют, то должна быть драка, таковы правила. Махнув рукой в сторону костра, вожак согласился, молясь, чтобы с сыном ничего не случилось. Джерим сидел в окружении самых близких старших омег. Ико что-то говорил ему, но он не слушал его, пытаясь сконцентрироваться на ладони Рена, поглаживающей его по запястью. Он чувствовал себя бесправным призом, кем, по сути, и являлся. Это была не первая драка за омегу в стае, но впервые дрался сын вожака. Дрался за того, кого ненавидел, кого изводил эти долгие годы. Внутри что-то оборвалось, когда Аарон произнес последние слова перед боем. А потом он предпочел закрыть глаза. Джерим не мог смотреть на то, как брат бьется будто бы за собственную жизнь, бросается без промахов, кусая до крови. Ему и самому доставалось, он начал хромать на переднюю лапу, но снова и снова кидался на чужака, стремясь перегрызть ему глотку. Омега не знал, сколько это продолжается. Он спрятал лицо в изгибе шеи Рена, цепляясь за него как за последнее спасение, и мелко задрожал, когда раздался вой побежденного. Он все еще не мог открыть глаза, чтобы увидеть свою судьбу. Но он слышал ликование стаи, слышал похвалу отца. Это заставило его посмотреть, и взгляд остановился на истерзанном рыжем волке, лежащем на залитой кровью земле. Ким лежал чуть поодаль, тяжело дыша, не в силах встать. Но закрыть глаза и отправиться в спасающее забытье не давала мысль о том, что он выиграл. Что брат теперь принадлежит только ему, и никто не посмеет подойти к его омеге. Джерим сорвался с места, не дожидаясь никаких слов старших. В своей палатке он спешно искал среди шкур подаренный когда-то Ико кинжал, с искусно выделанной ручкой и острым лезвием. С волос упала лента, и металл уже коснулся прядей, когда за спиной раздался угрожающий рык. Ким еле держался на ногах, он был белее снега, а тело было в алых пятнах. Но он был зол, и никто не знал, что альфа может сделать, когда ярость все еще кипела в его теле. - Не смей, - голос был сиплым, еле слышным, но Джерим разбирал каждое сказанное слово. Страх снова сковал его сердце, и кинжал упал на землю. – Не смей срезать волосы. Это мое желание, и ослушаться ты не имеешь права. - Ты мне не нужен! Никто из вас не нужен! Но лучше бы я ушел с ним, чтобы не видеть тебя никогда! – Джерима затрясло, против его воли на плечах и шее проступила шерсть – волк брал над ним верх. В ту же минуту он оказался на шкурах, прижатый чужим телом, не в силах пошевелиться. Несмотря на травмы, Ким все еще был силен, а вот омегу силы покидали с каждым вздохом. Волк внутри него выл, требовал бороться, но он не мог. Слишком велик был страх перед сыном вожака. Омега желала подчиниться, но разум не позволял, заставлял спасать свою свободу, остатки своей гордости. - Не смей перечить мне, - их глаза были напротив, и Джерим мог поклясться, что где-то в пелене гнева мелькнуло что-то похожее на любовь. – Теперь ты мой, ты обязан подчиняться. Я могу наказать тебя за непослушание, наказать перед всеми. Чтобы они видели, как должна вести себя омега. Но разве ты хочешь такого позора, как просидеть в клетке, когда отец будет видеть? Хочешь, чтобы на тебя смотрел Рен, Ико? Чтобы они видели, кого вырастили? Ты будешь слушаться меня. И только посмей сделать что-то мне наперекор. Ты не обрежешь свои волосы без моего дозволения. Я приду за тобой, когда мне захочется. И ты не откажешь мне. Джерим задел рукой поврежденную ногу брата, и тот глухо застонал, на секунду роняя голову омеге на плечо. Они оба замерли, и младший ощутил, как сердце перестало биться. Вся его сущность желала больше всего сейчас помочь альфе, быть с ним, пока ему плохо, но рассудок твердил другое. Ему понадобилось много сил, чтобы сбросить с себя тяжелое тело. Ким зло посмотрел на него, но ушел, позволяя принять свою судьбу. Омега снова лег на шкуры, пряча лицо в пахнущем костром мехе. Он никогда не сможет смириться с этим, никогда не сможет поддаться. Слишком гордым он был, чтобы слушаться альфу, но что-то не позволило ему поднять с земли кинжал и обрезать волосы. Застонав от собственного бессилия, Джерим провалился в сон, в котором его мучали ужасные кошмары с клеткой, самодовольным лицом Кима и разочарованием Рена и Ико. Омега как мог избегал встреч с братом. Либо выходил из своей палатки поздно вечером, чтобы не находиться в одиночестве, либо проводил все время с Реном, который пытался вложить в совершенно не глупую голову приемного сына мысли о том, что быть омегой вожака почетно, многие бы все отдали, чтобы занять его место. Говорил, что Ким станет хорошим мужем, хорошим отцом их детям, но Джерим не хотел этого слышать. Он игнорировал все ухаживания альфы, демонстративно не притрагивался к мясу, которое тот для него оставлял. Он надеялся, что рано или поздно Киму надоест такое отношение, и он найдет себе кого-то другого, но брат оказался упорным. Он следил за ним издалека, отгонял от него других альф, даже если они подходили по самым простым вопросам, и с какой-то странной тоской смотрел на маленьких волчат, путавшихся у него под ногами. Джерим даже перестал с ним разговаривать, игнорировал банальное «доброе утро» и не благодарил за помощь. Он бы хотел пойти к Ико, спросить совета там, но омега носил щенков, и ему было совершенно не до своего бывшего подопечного. Даже надежда на то, что альфа оставит его, закончит свои ненужные ухаживания с каждым днем таяла. В Киме говорила кровь вожака, и он проявлял редкое для альф упорство в обхаживании своей пары. И его не останавливало даже то, что Джерим не смотрел на него, уходил, как только старший садился рядом. Альфа ждал, что брат сдастся, покорится своей судьбе, а если нет, то времени у него было до ближайшей течки. Потом он возьмет все, что ему полагается по закону стаи. Дни шли за днями, но отношение Джерима к брату не менялось. Только лишь злость в глазах сменилась безразличием. Да и одна перемена была, которую самым первым почувствовал Ким. Резко изменившийся запах омеги, свидетельствующий о том, что отведенное ей время на раздумья истекает, кружил голову, и старший не отходил от своей пары далеко, готовясь прийти на помощь в любой момент. Младший искал спасения у друзей, пытался не попадаться на глаза альфе, но тот все равно находил его, где бы тот не был. Вот только на озеро вечерами подсматривать за омегами больше не ходил, чтобы лишний раз не будоражить себя видом обнаженного брата. Сорваться раньше срока было бы еще большей ошибкой, чем те, которые он допустил до этого. Но озеро свело их, и именно оно стало отправной точкой в их сближении. Ким был абсолютно уверен, что в этот вечер там уже никого нет. Компания омег, с которой Джерим ушел около получаса назад, уже вернулась. Он не видел, кто именно пришел, но большинство заняли свои места, будь то палатки или у костра со своими парами. Альфе нужно было побыть одному, разобраться со своими мыслями, со всеми чувствами, что обуревали его и брали верх над разумом. Но меньше всего он ожидал, что брат все еще будет там. То ли он замешкался, то ли так же хотел остаться наедине с собой, но из-за густых деревьев Ким видел его стройную фигуру, наполовину скрытую холодной водой. Влажный воздух путал запахи, и оставалось полагаться только на свое зрение, которое никогда не подводило. Стоило альфе сделать несколько шагов, чтобы занять более выгодную позицию для наблюдения, как Джерим, покачнувшись, рухнул в воду, уходя под нее с головой. Сорвавшись с места, Ким как был, в одежде, нырнул за младшим, торопясь вытащить того на берег. Несмотря на температуру воды, тело его было горячим, будто бы его била лихорадка. Обостренный сейчас нюх альфы уловил тонкие пока еще нотки аромата течки, лишавшие рассудка. Опустив брата на землю, старший не смог сдержать стона. Худое, потрясающе развитое тело, бледная кожа, приоткрытые губы и растрепавшиеся мокрые волосы делали его слабым, заставляли забыть все, чему его учили. Нависнув над омегой, он ждал, пока та откроет глаза. И стоило длинным ресницам задрожать, как Ким перестал дышать. Момент был настолько важным для него, что он боялся даже пошевелиться. Джерим посмотрел на него мутным взглядом, а когда понял, в какой ситуации оказался, то попытался оттолкнуть. Но тело подвело его, ослабленное так не вовремя начавшейся течкой, что его хватило только на несколько почти неощутимых ударов в плечи старшего. Запах омеги будоражил, каждая мышца в теле альфы напряглась, и он, не в силах больше держать себя в руках, наклонился, проводя языком по изгибу бледной шеи. Джерим замер, мысли метались, а разум начал борьбу с инстинктами. Вся его сущность требовала поддаться сейчас, когда природа сделала его таким восприимчивым к альфе, к своему альфе, а гордость не давала расслабиться ни на секунду, требуя бороться за свою свободу, за свою честь. Против воли в голове всплыли картинки далекого прошлого, когда четырнадцатилетний волчонок случайно застукал старшего брата в лесу за случкой с одной из текущих омег. И Ким тогда был грубым, совершенно не думал о партнере. Джерим не смог тогда уйти, колени его подогнулись, и он был вынужден досмотреть это до конца. Брат бросил тогда омегу, обессиленную и уставшую, а сам, довольно ухмыляясь, вернулся к стае. И теперь сам Джерим боялся, что с ним будет то же самое. Заявленные на него права не были гарантией лучшего отношения к нему, и он продолжал бороться, колотил руками по груди и пытался оттолкнуть. Но все это лишь больше раззадоривало альфу, и он покусывал тонкую кожу на плечах, оставляя собственнические отметины. Резко подняв руки омеги над головой и с легкостью удерживая их одной ладонью, второй он водил по напрягшемуся телу, царапая под ребрами. Джерим не оставлял попыток сбежать, ерзал по земле, стирая в кровь спину о мелкие камни и сухие веточки. Его не пугало то, что он может быть брошен собственным альфой, что навсегда оставит его заклейменным как никчемная омега, к которой больше никто не подойдет. Единственное, о чем он сейчас желал, так это не достаться брату, не позволить ему сделать себя своим. Но Киму было наплевать на его желания. Он легко куснул его за кадык, а потом провел языком от укуса до уха. Губы мягко обхватили мочку, а когда зубы сжали ее, причиняя небольшую боль, Джерим замер. Внизу живота стало так тепло от этого действия старшего, а в легких будто бы закончился весь кислород. И это было только на руку альфе. Он продолжал скользить языком по уху, опуская кончик в слуховой проход, пока его ладонь оглаживала выступающие при каждом вдохе ребра и рельефный живот. Он не испытывал такого ни с одной омегой, чтобы от возбуждения было так больно, что хотелось выть. Не сдержавшись, Ким снова укусил младшего за шею и тут же слизал выступившую кровь. Возможно, он не так представлял этот момент. В его мечтах Джерим был податливым и согласным на все, а мягкие шкуры только раззадоривали бы, щекоча чувствительную кожу. Но вряд ли бы он смог дотерпеть до лагеря, когда ноги омеги так легко раздвинулись от легкого касания к внутренней стороне бедра. Младший все еще сопротивлялся, но это не имело никакого значения. Дрожь его тела была настолько сильной, что попытки вырваться не были даже похожи на желание спастись. Решившись поцеловать омегу в первый раз, Ким почувствовал только сорванное дыхание и услышал еле разборчивое «Нет… пожалуйста, нет». Остановиться он уже не смог. Он так хотел сломать его, подчинить себе, и сейчас Джерим был таким беззащитным, что сделать его своим не составляло труда. Их губы соприкоснулись, и альфе пришлось прикусить нижнюю до крови, чтобы младший приоткрыл рот. Язык коснулся десен, прошелся по ровному ряду зубов и будто бы специально задержался на заострившихся от нежеланного возбуждения клыках. Джерим заскулил, когда почувствовал вкус чужой крови, и против своей воли дернулся навстречу альфе. Ощущение чужой возбужденной плоти низом обнаженного живота прожгло насквозь, посылая по позвоночнику разряд молний, которых омега так боялся в детстве. Рискнув на мгновение отпустить слабые руки, Ким спешно избавился от рубашки и заставил младшего коснуться ладонями своего тела. Джерим снова задергался, пытаясь избежать прикосновения, но брат был сильнее. Как бы упорно он не тренировался, как бы не стремился превзойти всех, ему никогда не обойти альфу, сила которого заложена в крови. Кожа под пальцами была влажной и горячей, словно своя собственная, бархатная и мягкая, от чего руки задрожали, соскальзывая с груди к животу. Ким вздрогнул, прикосновение было слишком приятным, и снова затянул омегу в поцелуй. Сопротивляться больше не было сил. Джериму ничего не оставалось, кроме как покориться судьбе. Он закрыл глаза и как смог расслабился, пытаясь не реагировать на ласки. Чем быстрее брат закончит, тем быстрее он сможет снова с головой уйти под воду, чтобы не показаться больше над ней, избавляясь от отвратительного чувства унижения. Но Ким был недоволен этим. Он хотел, чтобы омега под ним билась от удовольствия, просила продолжать и клялась в любви. Но плотно сжатые губы не давали никакой надежды на хотя бы тихий стон, и альфа, проведя раскрытой ладонью от шеи до низа живота, коснулся возбужденной плоти младшего. Тот выгнулся, но не издал ни единого звука. Ким был на грани помешательства. Он кусал тонкую кожу снова и снова, оставляя синяки, следы зубов и кровавые разводы, сжимая пальцами широкие плечи омеги. Но стоило слегка прикусить вставшие от непрошенного удовольствия соски, как Джерим не смог сдержаться. Он застонал протяжно, скребя пальцами по земле, и прижался к старшему, будто бы прося о продолжении. Мазнув языком по ребрам там, где гулко билось сердце, Ким принялся избавляться от штанов. Он торопился, путался в широких штанинах, и омега попытался сбежать, но был остановлен одним единственным взглядом. Глаза старшего из карих стали янтарными, волчьими, и они грозили опасностью. Джерим снова зажмурился, принимая как должное эту пытку, которую брат для него устроил. Он попытался завыть, привлекая к себе внимание, но вряд ли кто-нибудь пришел бы ему на помощь. В его голосе было бы слишком много желания, которое его омежья сущность сейчас испытывала, и это стало бы его большим позором. Ким слишком грубо перевернул его на живот и заставил встать на колени. Пальцы провели вдоль позвоночника, задержались на пояснице, поглаживая чувствительное место у самого копчика, а потом скользнули ниже. Проникновение даже одного пальца было неприятным, Джерим сжимался, не понимая, что сам себе причиняет боль. Неожиданно мягкие поцелуи на пояснице, скольжение языка по выступающим позвонкам заставили его задрожать, и он отчетливо почувствовал, как по подбородку потекла струйка горячей крови из прокушенной волчьими клыками губы. Пальцев стало два, а затем и три, и теперь ощущение было намного более приятным чем то, что он испытывал до этого. Волк внутри него брал верх, подавлял его человеческую сущность, до сих пор пытающуюся сопротивляться. Он подался назад, и пальцы вошли до самого основания, надавливая на что-то такое, от чего пальцы на ногах поджались, а с губ сорвался сдавленный стон. Он вцепился в траву, вырывая ее из земли, и снова поддался очередному движению, становясь покорным, как того требовала природа. Но страх снова сковал его, когда ягодицами он почувствовал напряженный член старшего. Ким поцеловал его в плечо, тут же заменяя поцелуй укусом, и толкнулся в дрожащее тело. Джерим завыл. Боль пронзила его от головы до ног, лишая возможности мыслить здраво. Альфе пришлось подхватить брата под живот, чтобы тот не упал, и замер, давая время привыкнуть. Он не мог себе представить, что испытывает его омега, никем до него не тронутая, но позволил заботливой стороне своего волка руководить собственными действиями. Его волк никогда бы не навредил своей паре. Джерим продолжал скулить, кусая собственную руку, и продолжал дрожать, роняя на землю горячие слезы. Он не понимал, что такого находят в этом другие омеги, подставляющиеся по собственному желанию, но сейчас лучшим решением было отпустить на волю зверя, более выносливого и сильного, способного справиться с этой болью. Он завыл протяжно и, если бы Ким на него посмотрел, то увидел бы такие же волчьи глаза, как у него самого. Но это помогло. Тело Джерима расслабилось, принимая альфу, подчиняясь ему, желая покориться своей паре. Теперь с губ то и дело срывались нетерпеливые стоны, полные желания, и Ким позволил себе двигаться резко и жестко внутри невинного тела. На худых бедрах оставались синяки от его пальцев, вязкая смазка стекала по бедрам, а на плечах не оставалось ни одного места, где бы не сжались острые зубы. Омега подставлялся, прогибался до хруста в позвоночнике и дрожал от наслаждения, которое дарил ему альфа. Внизу живота тугая спираль резко распрямилась, когда его члена коснулась большая, горячая ладонь, и Джерим заскулил, пачкая белесым семенем землю под собой и рубаху старшего, на которой он стоял. И в этот самый момент внутри обожгло, а Ким шумно выдохнул, срываясь на хриплый стон. Теперь омега принадлежала только ему, его законная пара, на которую никто не имел права. Младший упал, пряча лицо в ладонях, и задрожал от слез. Человеческое снова взяло вверх, и теперь он чувствовал себя грязным и униженным, хотя тело все еще было легким от пережитого удовольствия. Ким сел рядом с ним и заставил подняться, устраивая на своих коленях. Омега попытался отвернуться, но старший обхватил его лицо ладонями и поцеловал, пытаясь успокоить. Волк снова запросился на волю, чувствуя нежность со стороны своей пары, и Джерим окончательно сдался. Позволил поцеловать себя, ответил и обхватил шею, чтобы быть ближе. И его не смущало то, что они оба обнажены, что, несмотря на удаленность озера от лагеря, его вой слышала вся стая. Это казалось правильным, вот так сидеть, слушать шорох листвы и смотреть на ровную поверхность воды, пока Ким зализывал оставленные на плечах укусы. Утро не принесло долгожданного облегчения. Тело ныло после пережитого, и такой боли Джерим не испытывал даже после первых тренировок. Мягкие шкуры давали расслабление, но этого было мало. Физическая боль была ничем по сравнению с его моральным истощением. Он ненавидел себя за то, что поддался, что позволил волку главенствовать, подставляясь под обжигающие ласки. Но не мог он понять и того, как его человеческое позволило потом так долго сидеть в чужих объятиях, в абсолютной тишине, находя умиротворение в легких касаниях пальцев и губ к израненной коже. Его всегда учили слушать своего зверя, только он знал, как нужно поступить, чтобы решение стало верным. И сейчас его волк, вся его омежья сущность требовали, чтобы Джерим следовал всем правилам. Почти сдавшийся на милость альфе разум заставил его подняться с места, тихо заскулив от слишком неприятных ощущений, и отправиться в лес. Там, в свете рассветных лучей он в одиночку загонял кролика, которого положено было отдать своей паре в знак признания. Омега посчитал, что если с первого раза не получится, то это знак, и стоит прекратить этот бред, но духи явно были не на его стороне. Добыча оказалась слишком легкой, и Джерим справился слишком быстро по его мнению. Но если таково было желание природы, он не смел противиться. Стая еще не проснулась, когда он вернулся в лагерь и попытался незаметно оставить подношение у палатки Кима – не хотелось, чтобы кто-то видел, как непокорный когда-то Джерим сейчас становился обычным омегой, целью жизни которого была семья. Но у него не сложилось. Альфа вышел на улицу, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух, а потом его взгляд задержался на стоящем рядом парне. Он довольно улыбнулся и протянул руку, чтобы забрать подарок, но омега не пожелал подчиняться окончательно. И после долгой тишины и абсолютного бездействия, когда стая начала сновать по территории лагеря, он швырнул тушку кролика прямо в лицо брату. Все замерли, ожидая реакции сына вожака. Но того только забавляло подобное поведение своей омеги, и, обратившись в волка, он с легкостью разорвал добычу пополам, бросая к ногам младшего его долю. Джерим опешил, не в силах понять, что движет альфой. Он должен был получить наказание, хотя бы словесный упрек, но на его глазах большой черный зверь съедал мясо и ждал того же от своей пары. Омега оказался унижен собственными действиями, и ему пришлось послушаться, пришлось покориться законам. Стоявший вдалеке Аарон, наблюдая за сыном, не смог сдержаться и обнял свою омегу, поддаваясь странной атмосфере, которой в стае не было так давно. Потом Джерим скрывался в лесу почти до самого вечера, не желая попадаться на глаза никому, особенно Киму, и корил себя за то, что позволил своему волку взять верх. Он знал, что как только понесет от альфы волчат, то старшего изберут новым вожаком, и он больше не сможет позволить себе подобных вольностей. Но под ребрами гулко билось сердце, когда воспоминания о прошедшей ночи завладевали его сознанием. Видимо, так и должно было произойти. Он должен был пережить все эти мучения, издевательства со стороны стаи, чтобы стать достойной парой для своего альфы, для своего вожака. И, добежав до озера, где все началось когда-то, он увидел поодаль Кима, большого черного волка, смотрящего на ровную гладь воды. И только сейчас Джерим позволил себе приблизиться к нему и ткнуться мордой ему в плечо, обозначая свою позицию. Он принимал себя как омегу, а этого альфу как свою пару. Закончилась морозная зима, из-за чего им пришлось перебраться в одну палатку раньше, чем хотел того Джерим. Но ночи были слишком холодными, чтобы шкуры и собственный мех грели, и Ким сам настоял на том, чтобы омега был рядом. Он слишком заботился о нем, не оставлял одного, если не был занят делами стаи. Младший перестал так открыто показывать характер, злиться по любому поводу и даже принял при всех ухаживания, склоняя голову в благодарность за принесенную ему добычу. Все чаще волки поговаривали о скорой свадьбе сына вожака и рождении волчат, но Джерим игнорировал эти слова, продолжая жить своей собственной жизнью. Теперь он тренировался без Ико, который был озабочен своими слишком озорными детьми, но старший омега всегда следил издалека, готовый дать совет, если это потребуется. А Рен, глядя на своих выросших детей, не мог справиться с грустью. Казалось, совсем недавно он заботился о крохотном, найденном в глухом лесу Джериме, а теперь тот сам готов стать родителем, защищающим свою семью. Ким все чаще отсутствовал, тренируясь в одиночестве под руководством отца, учась заметать на белом снегу следы, а после торопился назад, будто и не было ему двадцать шесть лет, будто не он готовился занять место вожака. Его омега присматривал за молодыми волчатами, коря их за шалости, которых не позволял в детстве себе. Те обиженно смотрели, но потом снова кидались к нему играть, дергали за длинные черные волосы и кусали пальцы. Но стоило появиться рядом Киму, как они оставляли их наедине, и Джерим уже не стеснялся обнимать альфу при всех, кладя голову ему на плечо и вдыхая такой дорогой для него запах костра и леса. Сейчас, когда снег растаял, и земля нагревалась от долго светящего солнца, омега сам не понимал, почему так ластится к старшему, почему так хочет постоянно быть рядом и чувствовать горячие ладони сквозь ткань рубашки. Он жался к нему во сне, сам о том не догадываясь, и Ким мог только наслаждаться подобной нежностью от обычно скованной пары. Но чем ближе подбирался апрель, тем понятней становилось поведение Джерима. Близилась важнейшая течка в году, когда омеги обзаводились потомством, и альфа мог только выполнять эти странные, такие непривычные желания младшего. Теперь Ким тренировал волчат-подростков, которые в будущем займут места своих родителей, и усталость по вечерам сковывала его тело. Но сегодня омега был непозволительно послушен, а хитрый прищур карих глаз выдавал построенные планы. Стоило альфе опуститься на шкуры, как Джерим оседлал его бедра, наклоняясь для поцелуя. От неожиданности старший приоткрыл рот, позволяя брать над собой верх, и скользнул ладонями по напряженному телу. Омега никогда не проявлял инициативу, поддаваясь старшему, позволяя руководить собой и исполняя его желания. Но сегодня он был непривычно горяч, его тело мелко дрожало, а усилившийся запах только больше кружил голову альфе. Они раздевались торопливо, касаясь друг друга, кусая чувствительную кожу, оставляя множество долго не сходящих меток. Джерим был податливым и открытым, и ничто не помешало Киму опрокинуть его на спину, закинуть на плечи стройные ноги и войти одним толчком, наслаждаясь узостью только ему принадлежащей омеги. А тот стонал, не боясь, что его слышит вся стая, скулил, когда чужие ладони касались до боли чувствительных сосков, и расцарапывал спину старшего от накатывающего волнами удовольствия. Из прокушенной губы потекла кровь, и Ким слизал ее медленно, на секунду останавливаясь, чтобы в следующее же мгновение начать двигаться резко и быстро, выбивая из легких последние остатки воздуха. Глаза обоих стали янтарными, и теперь два волка смотрели друг на друга, пока Джерима заполняло обжигающее семя его пары. Он завыл протяжно, зажмуриваясь до белых точек, и обмяк, не противясь ласковым поцелуям и осторожным касаниям языка к покусанным плечам и шее. Его волк довольно рыкнул, когда старший притянул его к себе и укрыл шкурой, а потом навалилась усталость всего мира, не оставляющая места укору самому себе за подобное поведение. Джерим уже сейчас чувствовал, что скоро их станет больше, чем двое, что он станет тем, кем всегда стремился не быть, но это уже не злило. Это было правильно, как и тот их первый раз, как и их встреча и все, что было между ними. Сон затянул его в свой плен, а Ким еще долго перебирал длинные волосы омеги, накручивал пряди на пальцы и не мог перестать вдыхать полной грудью их общий запах, ставший особенной меткой для них двоих. Двенадцать зим спустя изменилось многое. Новые волки в стае делали ее только сильнее, но и это было благодаря новому вожаку. Ким смог стать достойной заменой своему отцу, пользовался авторитетом у молодняка и уважением старших. К нему часто приходили за советом альфы, а их с Джеримом волчата поражали недюжинной для своего возраста силой и смекалкой. Омега все еще показывал свой характер давно уже мужу, но не выносил их небольшие ссоры на всеобщее обозрение, предпочитая решать их наедине, вдали от чужих глаз. Так, их последняя ругань закончилась для обоих весьма неожиданно – Джерим снова понес от альфы, но никакого разочарования от этого не чувствовал. Рен был прав, Ким стал прекрасным мужем и отцом, заботился о своей паре и защищал детей, но характер их первых отпрысков был не сладким. Когда альфа вернулся после долгой и изматывающей тренировки молодняка в свою палатку, младший, уже с трудом двигающийся из-за близящихся родов, недовольно посмотрел на мужа. - Они оба в тебя, - Ким бросил усталый взгляд на мужа, опускаясь на шкуры рядом с ним и легко поглаживая по большому животу, где толкались трое волчат. – Сегодня мне пожаловались, что они бегают на озеро подсматривать за омегами. Кажется, Лео уже присмотрел себе кого-то. - Пусть они сами решают это, - альфа оставил короткий поцелуй на скуле Джерима. – Если мы смогли пройти через все, то они точно справятся. Все-таки, их волки лучше знают. Омега не нашелся, что возразить. Только устроился в теплых объятиях, пряча лицо в изгибе шеи мужа, и закинул на него ноги. Он не переставал повторять себе, что все правильно, что судьбу свою не изменить. А потом, убаюканный ровным дыханием альфы и его размеренными ударами сердца, провалился в сон, где видел только своих маленьких волчат и густой, непроходимый лес, который дал ему все, что он имел.