***
Несмотря на время года, бушевавшие холодные ветра и свинцовые тучи, в квартире недалеко от площади Согласия была весна. Солнце слепило каждый раз, когда Гарри улыбался, а делал он это нескончаемое количество раз с тех пор, как перестал делить жилье только со своим одиночеством. Луи никогда не слышал столько смеха в доме, и точно никогда не видел, чтобы его фаворит расцветал до масштабов всего помещения, которое освещал одним своим присутствием. Будто находясь в сладком трансе, они не покидали квартиру первые несколько дней с тех пор, как король вернулся, по нескольким причинам, в основном — не было необходимости и особого желания. Идея стать отшельниками и наслаждаться теплым местом рядом в кровати казалась куда лучше, чем вспомнить об обязанностях и делах. Гарри удалось вытащить только спустя неделю блаженного неведения в четырех стенах, ведь Рене так долго добивался встречи с ним, отправлял записки с просьбами явиться в Версаль и вспомнить об их деле. — Может, нам удастся еще ненадолго забыть о внешнем мире? — бормотал Луи, пока его колючие щеки терлись о плечо Гарри. Министр инстинктивно дернул им, улыбаясь и обхватывая небритое лицо мужчины руками. Он провел большими пальцами по скулам, чувствуя, как непривычно пальцы покалывает от щетины, долгое время рассуждая над тем, нравится ли ему такой простой и брутальный вид короля. — К моему глубокому сожалению, — вздыхает юноша, последний раз касаясь лица Луи, прежде чем отстраниться, — и найдите время, чтобы побриться. Мне, конечно, нравится то, как Вы бросаете вызов светскому обществу своей небритостью, но нам, возможно, предстоят назойливые вылазки в свет. Он был совершенно прав, поэтому Луи не видел причин ослушаться своего фаворита, и после его ухода отправился в ванную, за долгое время научившийся делать то, что когда-то лежало на плечах прислуги. Предельно осторожно избавив свое лицо от щетины, он решил, что нечего откладывать свое появление на людях, и незачем искать для этого день и наряды, куда лучше прогуляться до площади и услышать свежие и вульгарные сплетни прямо там, где они создаются. За время пребывания в Лондоне, он избавился от некоторой пышности и жирности французской моды, в его гардеробе прибавилось фраков и рубашек без массивных воротников, его покорила простота и элегантность нарядов чопорных джентльменов, что не могло не заставить перенять кое-какие элементы гардероба. В этом было множество плюсов — например, ему удалось добраться до самой площади неразоблаченным и без лишнего шума, пока его не поднял продавец в ужасно узенькой лавке, размахивая газетой, которую держал в руках. — Король Луи́, Ваше Величество, надо же, мое удовольствие, сир — — Прошу, не стоит, — скрывая раздражение за учтивой улыбкой, Луи поднимает руки, лишь бы крики продавца не дошли еще до чьих-то любопытных ушей, — мне хотелось бы просто осмотреться и что-нибудь купить. — Есть одна занятная вещица, сир, — гордо отзывается мужчина, — знаете, у всех на слуху, нечто посерьезней парижских грязных сплетен. Проверенные источники. — Неужели? Продавец горит такой гордостью и энтузиазмом, что у Луи не было шансов и нужды ему отказывать в маленьком акте самолюбования человека, который чувствуется себя настолько важным, что может предложить что-нибудь «занятное» самому королю. Мужчина выходит из-за прилавка и спешит ему навстречу, протягивая газету с широкой улыбкой. — Что же, спасибо. Сколько я Вам должен? — Три су, Ваше Величество. Луи попытался найти в карманах мелочь, но решил, что может позволить при своем нынешнем финансовом состоянии оставить продавцу целый франк, чему тот сначала не мог поверить. — О, сир, моя безмерная благодарность, — счастливо лепетал мужчина ему в спину, — не даром эти святые анонимы громят империю Короля Александра. Остановившись у двери, Луи и правда не хотел ввязываться в долгие беседы с кем-то в лавках или на улицах, но он не мог не спросить, полагаясь на свое чутье и странные загадки нового дела Гарри в письмах. — Прошу прощения, газета именно об этом? — Так и есть, — уверенный кивок только подтверждал слова, если и так не было предельно ясно, что мужчина готов поклясться перед королем за все свои слова, — так и есть, сир. Вся правда о гуляньях в Версале. Эти анонимы какие-то свои, если им удалось узнать так много. И как Его Величество пропускает все это мимо ушей. Вежливо кивнув, Луи поскорее покинул переполненного эмоциями мужчину, который только и будет заниматься, что болтовней о его визите в его скромную лавку весь день. В ушах пронзительно отдавался стук, и терпеть до самого дома казалось невозможным, поэтому король разворачивает газету в руках, не обращая внимания на ветер, который сминает тонкие страницы. Он читает вопреки тому, что перед глазами плывет из-за порывов воздуха и при быстрой ходьбе вряд ли что-то можно рассмотреть, но Луи не отрывается до самой квартиры. Он падает на первый же диван и читает, читает долго и внимательно, стараясь вынести все это до конца. Последняя строчка его так же не радует, как и все, написанное до нее, поэтому мужчина несдержанно комкает бумагу в колючие шарики. Луи только мечтал поскорее увидеть Гарри на пороге и пусть он хотя бы соврет ему, что не имеет никакого отношения к этой писанине. — Ты не со мной, — жалуется Рене, и Гарри наконец обращает на него внимание, виновато улыбаясь на усталый взгляд клерка. — Прости. Рене только понимающе вздыхает, добавляя своему образу еще больше драматизма. На самом деле, он позвал его не только для напоминаний о своем долге перед страной, его министерские дела никоим образом клерка не касались, их газета — вот настоящий повод. Дела шли не так уж и плохо, даже совсем неплохо, и все расходилось далеко за пределы Парижа, люди покупали это в северных провинциях и южных городах, потому что иметь открытый доступ к таким королевским тайнам куда интересней обычных сельских сплетней. — Я даже представить не мог, что нам удастся, — Рене смеется, только глубже проседая в большом кресле. — Не кажется странным, что нас не поймали? Я думаю, не сложно догадаться, кто в Версале имеет доступ к такой информации и настроен если не против, то не совсем на сближение с королем. — Мы везунчики. И Александр даже не знает о том, что мы делаем, сейчас он больше обеспокоен тем, что игнорирование десятков писем от послов, наконец-то, принесло свои плоды. — Его и правда решили образумить? Клерк только довольно кивает, вертя листы бумаги перед собственным носом, словно не собирается в них разбираться. Король вручил их ему в сумасшедшей спешке, носясь по кабинету, будто его уже собираются лишить и трона, и короны, и всех его излюбленных гуляний. — Знаешь, я в самом деле чувствую себя отчасти виноватым, что взвалил на твои плечи дела в издательстве дяди, поэтому справедливо будет, если я возьму на себя ответственность за часть нового материала. — Ты просто хочешь забрать все это домой и совместить приятное с полезным, — цокает языком юноша, но соглашается, кивнув головой, — для тебя еще есть стопка бумаг от Его Величества, поработай над этим тоже. Это было лучшее из того, что Гарри услышал за день в Версале. Сплетни, сплетни, сплетни, новые поручения, и он был волен отправляться в свою квартиру в любую секунду. Что чудно, ведь в стенах дворца он не мог концентрироваться на чем-то дольше минуты, теряя интерес и пути решения задач, потому что Версаль больше не был местом, где ему хотелось бы находиться. Поэтому министр терпеливо дождался опоздавший экипаж и вежливо попросил поспешить и доехать, пока солнце не успело зайти. Вечером должен быть сильный дождь, тучи собирались на протяжении всего дня, а одет Гарри был не слишком тепло для прогулки под осенним ливнем. Когда он открыл двери своей квартиры, то уже был готов встретить теплый, уютный вечер в компании короля, но нашел Луи сидящим на диване с самым недружелюбным выражением лица, которое когда-либо мог наблюдать у него. Осторожно ступив ближе, фаворит попытался улыбнуться, протягивая руки мужчине. — Этот день был слишком долгим, правда? В ответ Луи швыряет ему под ноги клочки бумаги, которые то ли в воображении Гарри, то ли взаправду складываются прямо как кусочки его газеты. Тихо пробормотав что-то неразборчивое, похожее на взывание к Господу, Гарри закрыл лицо руками, желая исчезнуть, раствориться в пространстве их гостиной сию же секунду. Он слышит, как король поднимается со своего места и подходит к нему, и неясно почему, но Гарри ждет удара, когда рука и правда замахивается, но Луи только хватает его за плечи, как следует встряхивая. — Это и есть Ваше «небольшое дело», о котором нельзя говорить? Не так ли, Гарри? Об этом Вы не хотели распространяться до моего приезда? Фаворит быстро и часто кивает, желая спрятать лицо и всего себя там, где гнев его не достанет. Луи тяжело дышит, и, когда Гарри все же отнимает руки от лица, он видит, как широко распахнулись голубые глаза, как мужчина сдерживает себя от грубости, и поражен тем, что он на нее вообще способен. — Ну почему, — рычит король, — почему эта идея пришла именно в эту голову. — Простите, — сбивчиво шепчет Гарри, цепляясь руками за мужчину, — простите меня. Луи обхватывает его тело руками, слишком сильно сжимая в странном подобии объятий, причиняя боль, но Гарри продолжает молчать, пряча лицо в изгибе шеи мужчины. — Помимо того, что я категорически отказываюсь возвращать себе корону, да еще и таким способом, Вы хоть представляете, на что подвергаете себя? Это не революция, любимый, это не Бастилия, это не я и не мои методы, да уже завтра Вы можете болтаться в петле за измену! — Пожалуйста, — дыша, словно загнанный зверь, министр неосознанно повышает голос, — выслушайте. Это не просто догадки или сплетни, это правда! Все его растраты на балы и приемы, все это исчисляется сотнями франков, Луи, пожалуйста, он погубит всех еще раньше, если никто не будет знать об этом. Мы практически в состоянии войны с двумя соседними государствами. С шумом набирая воздух в легкие, Луи хватает его голову, смотря в испуганные и полные вины глаза. Кровь бурлит в нем как никогда раньше, совсем не так его воспитывали при дворе. Гарри стоит прямо перед ним, разоблаченный и уязвимый, и будь его воля, он встряхнул бы юношу еще сильнее, но король и так жалеет, что обошелся с ним так резко. Пытаясь привести мысли в порядок и успокоиться, Луи смотрит на кудрявого мальчика, который сжимается в его руках и боится посмотреть в глаза. — Все, — выдыхает король, проводя пальцами по щекам, — все, достаточно. Просто прекратите это как можно скорее, и мы забудем обо всем, как о страшном сне. — Сир, — Гарри все равно сопротивляется, — я не сделаю этого. Сейчас как никогда Луи благодарен судьбе, что смог насладиться пусть такой короткой, но полной покорности недели, когда Гарри не возражал и не спорил. И ему было бы куда проще уступить своенравному министру в более простых вопросах, таких как мебель в их спальне, книги в кабинете, но не вопросе безопасности его фаворита. Юноша постоянно играл с огнем: революция, правительство, война, теперь и это, государственный переворот. Конечно, Луи прекрасно осведомлен о состоянии во Франции, но даже это никогда не толкнуло бы его на такой заговор. — И кто же Ваш партнер в этом деле? Клерк? — Да, Рене и убедил меня — — Ох, ну разумеется, — король снова взрывается, взмахивая руками, — бедный и бесславный клерк вздумал заручиться поддержкой министра, чтобы свергнуть короля, нажить себе состояние и славы! Лицо Гарри искажается, как от удара, когда он слышит эти слова. Он отступает назад, и, когда в свете огня камина Луи разглядывает его, понимает, что снова дал волю чувствам. — Не утруждайте себя мыслями о круге моего общения, Ваше Величество. — Гарри, — еще немного, и он готов молить, — прошу. Сколько раз Вы рисковали своей жизнью? Я не готов проходить через это снова, ну держитесь же Вы за место министра и не мешайте королю. Он не из тех, чтобы прощать подобные измены. Министр проходит через комнату к дивану и садится возле подлокотника, и Луи по одному только его взгляду понимает, что сам же лишь разжигает упертость в юноше. Он присаживается рядом, находя чужую руку своей, и проводит пальцами по холодному запястью, взывая посмотреть ему в глаза. Когда Гарри поворачивается к нему, король чувствует большую уверенность для того, чтобы твердо продолжить. — Я и правда не в праве держать Вас на поводке, — и, прежде чем зеленые глаза загораются счастьем, он добавляет, — но корону я снова не приму. Люди отреклись от меня, что же, позор мне и роду Людовиков. Так тому и быть. По крайней мере, я жив и с Вами, о большем просить не смею. Гарри вздохнул, его разочарование слишком очевидно, и он решил, что нет смысла это скрывать перед мужчиной. Он только наклонился к нему, оставляя на губах поцелуй, и отстранился, поглаживая ровную линию скул. — Пойдемте в кровать. Я слишком устал для ужина и долгих разговоров. — Конечно. И простите меня за нашу перепалку. Я не смог вынести ее достойно. Получив еще один поцелуй и руку, которая потянула его вперед, последнее, что Луи еще смог уловить, это: — Я все понимаю. Вы держались более, чем достойно.***
С тех пор, как Луи вернулся во Францию, все, что они получали, это письма, письма и письма. С приглашениями на приемы, просьбой навестить, поприсутствовать на крещении чьего-то первенца и много схожего — завтраки, обеды, ужины. Будь они более преданными высшему обществу, в ближайший месяц им не удалось бы выбраться из бесконечных празднований круглые сутки. Знакомые, даже друзья, и люди, которых они в жизни не встречали буквально заваливали их письмами и назойливыми просьбами явиться снова. Гарри выделил весь свободный день, чтобы разобраться с этим, и Луи только время от времени приносил ему свежий чай. Он садился рядом, перебирая влажные после ванны кудри, иногда прижимался губами к открытым участкам кожи. И еще они не говорили о своей ссоре. Казалось просто было все принять — Луи не согласен на трон, Гарри не прекратит этим заниматься. Оставалось только смириться с решениями и углубиться в спокойную рутину осенних дней. — Жослин прислала одно приглашение, — с облегчением объявляет Гарри, — мы можем навестить ее и малыша, отправившись с ними на пикник. Что думаете? — Несомненно, мы должны сделать это. Я рад наконец увидеть Даймона. — Оу, к слову. Возможно, этот вопрос пока еще не актуален, но Вы планируете забрать сына назад? Луи замер у покрасневшей мочки, обнимая Гарри так, что руки удобно сложились в замок на его животе. — Он актуален всегда. Для начала, я хотел бы обеспечить его достойной комнатой и обзавестись всем необходимым. Но да, я правда хочу поскорее забрать его. Улыбнувшись, Гарри остается удовлетворенным ответом, и встает, чтобы взять бумагу и ручку для ответного письма Жослин. Они нашли время для пикника, который таковым и не являлся в силу времени года, но вся компания удобно расположилась в беседке, где нашлось место и для супругов, и для Гарри и Луи, и, разумеется, малыша. Даймон, кажется, смотрел на все таким осмысленным взглядом, что король таил глубоко в себе радость, может быть, малыш не совсем забыл его за столько месяцев. Жослин и ее муж были рады, наконец, позволить сыну провести время с отцом, Луи действовал на него словно огромная игрушка — малыш затихал и внимательно следил за движениями мужчины. — О, где же Вы были, когда он капризничал по ночам, — смеется Жослин, — иногда его бывает очень сложно успокоить. — Жози, я хотел бы обсудить возможность, — Луи сглатывает, почему-то это объяснение дается ему сложнее, чем перед Гарри, — забрать его в скором времени? Женщина неохотно кивает, в конце концов, она понимала, что однажды придется расстаться с сыном, пусть у нее и есть возможность видеть его, когда пожелает. — Жаль, что ему таки не удастся исполнить свое назначение и стать королевским наследником. — Для нас всех это и лучше, как и для него. Поспокойнее будет. Сейчас творится невесть что, не хочу, чтобы он узнал, что такое Версаль. — Но не будем о грустном, так ведь? Сегодня замечательный день, погода так щедра для нас, ни облачка на небе. С вашего позволения, мы сходим и заберем кое-какие вещи у экипажа. Не скучайте без нас. Живо поднявшись с горы мягких подушек, Жослин дернула мужа за руку и мужчина, даже не сокрушаясь над своей судьбой, пошел следом за благоверной. Сделав всего несколько шагов, дама подскочила и, радостно захохотав, понеслась вперед невероятно быстро, как для мадам в туфлях, но главное, что супруг ее помчался вслед, выкрикивая что-то, что явно подзадоривало жену. Гарри улыбнулся, глядя на них, и откинул голову на деревянную перекладину беседки, наслаждаясь пока еще теплым и солнечным днем. Погода в последнее время менялась стремительно, и это огромная удача, что очередной такой каприз не застал их среди поля. Ничего смертельного не произошло бы, но подхватить какой-то недуг в самое мокрое время года тоже не было желательным. Дождя не предвиделось, хоть и облака причудливо кружили по небу и иногда застилали солнце, за чем министр завороженно следил, пока Луи не коснулся его руки. Взглянув на него всего краем взгляда, Гарри в ответ сжал его пальцы, желая, чтобы такой долгожданный свободный от дел и суеты день никогда не кончался. Тишина и умиротворение настолько разморило юношу, что он и не думал возразить, когда король, подхватив плед и подушку, потянул его за руку прочь из беседки, прямиком под не греющее, но яркое, как для осени, солнце, в высокую траву. Мужчина ловко расстелил тяжелый, расшитый узорами плед, прижимая им шуршащую зелень к земле. Подушки упали тут и там, видимо, для большего комфорта каждому лучше расположить свою самостоятельно. Гарри принял такой жест, сперва присаживаясь, а затем, когда заметил, что король удовлетворенно вздыхает, вытянувшись на покрывале, последовал его примеру и лег рядом, устраивая небольшую подушку под головой. Устроившись на боку, Гарри счел куда лучшим занятием разглядывания Луи, чем романтические взгляды куда-то далеко в небо, и король улыбнулся, замечая, как фаворит рассматривал его совершенно неприкрыто. — Я возьму Даймона к нам, — сказал юноша, покидая свое место. Луи не оборачивался, прекрасно слыша, как Гарри ласково щебечет над его сыном, как Даймон немного капризничает и не хочет покидать свою небольшую колыбель, но быстро успокаивается, когда находит пальцами кудри Гарри, дергая их в разные стороны и внимательно следя за реакцией. В то время, как Гарри осторожно опускается на плед, малыш уже стихает и просто вертит головой, осматривая высокую траву. Что-то в этой простой, обыденной картине заставляло Луи восхищаться фаворитом больше, что-то в том, как легко он справляется с любопытными руками его сына, пока тот размахивает ими во все стороны, норовя угодить то ли в чей-то глаз, то ли в зацепиться за вышитые узоры на одежде. Он наблюдал за выражением лица Гарри, пока Даймон увлеченно лепетал что-то на своем собственном языке, и Луи видел, как юноша периодически хмурился, словно в шутку спорил с ребенком, и как он старался сохранять серьезный вид, но ямочки выдавали его. Когда Даймон замечал это, он возмущенно тыкал пальцами в них, требуя к себе более серьезного отношения, и временами это даже могло быть больно, но Гарри все равно хохотал, а королевский наследник просто пребывал в недоумении. Восхищение и щекочущее тепло захлестнули короля такой волной, что он не волновался ни о чем: ни о Жослин и ее муже, которых до сих пор не было слышно, ни о том, как странно он выглядел, скорее всего, замерев в одном положении и с отрешенным видом, и уж тем более он не думал о том, что вылетает из его рта в такие моменты. — Я согласен, — просто выдает он, получая два заинтересованных взгляда от Гарри и Даймона. — Простите? Гарри в непонимании сводит брови к переносице и пытается сфокусировать взгляд на лице короля, которое не выказывает всех эмоций, кипящих внутри мужчины. — Я согласен принять корону. Но у меня есть одно условие. — Ох, — вот теперь Гарри кажется заинтересованным и удивленным, — сир, конечно. Какое? Сейчас Луи может ясно мыслить и его наваждение словно рукой сняло, но он все равно уверенно рассматривает фаворита, облизывая губы. Почему-то теперь он слишком беспокоится о том, как будет звучать его голос под тихий шум ветра и травы. — Я сделаю это и снова приму корону, только если Вы выйдете за меня и будете сидеть рядом на троне, обладая такими же правами и привилегиями. Редко случаются моменты, когда все застывает и мир предстает в своем прекраснейшем виде так, как сейчас, и Гарри пораженно замер, молчаливый и обескураженный словами короля, даже Даймон просто уставился на отца, будто понимал, что происходит. — Вы всерьез просите меня об этом? — Гарри, я не делал предложение еще никогда в своей жизни. Думаю, я абсолютно серьезно. Министр снова замолкает, сжимая губы до побеления, но Луи, что странно, не чувствует вины и желания вернуть время назад и просто промолчать. Он уверен в том, что говорит и делает, и все кажется ему невероятно естественным. — Как это возможно? — Очень просто, — Луи расплывается в улыбке, хоть даже в воздухе витает напряжение, — Вы говорите «да», а я, в случае принятия короны, давлю королевским авторитетом на церковь. Уверен, что святым отцам приходилось связывать даже более экстравагантные пары узами брака. — Но зачем? Я и так в весьма шатком положении, Вы назначили меня министром вопреки всем ожиданиям общества, а теперь хотите, чтобы я оказался в куда более сомнительном свете? — Чем так грешно желание узаконить то, о чем и так все знают? — Вы давите не на святых отцов, а на меня прямо сейчас. И никак не своим королевским авторитетом, а скорее необдуманностью, спонтанностью и каким-то ребячеством. На этот раз затихает Луи, не найдя, что сказать, потому что слова Гарри кажутся ему слишком жестокими в ответ на чистое и искреннее предложение стать законными супругами. — Я надеюсь, вы здесь не скучали, — слышится голос Жослин, и все лопается так неожиданно, что Гарри даже вздрагивает. Он слишком заметно пытается скрыть их разговор сейчас, когда женщина подходит ближе и замечает, что что-то явно произошло за время ее отсутствия. Пока ее муж занят их вещами в беседке, она решает, все же, узнать, какие проблемы могли возникнуть на этот раз. — Итак, что я могла снова пропустить? — Я сделал Гарри предложение, — честно и легко говорит Луи, смотря на застигнутую врасплох даму. — Господи, — вздыхает она, переводя взгляд с короля на юношу слишком часто, — это такая радость, Гарри, что же Вы ответили? Фаворит молчит и даже не смотрит в сторону Жослин, выглядя смущенным и отчего-то оскорбленным, позволяя Даймону уползти по пледу к матери. — Мы должны еще обсудить это, — продолжает Луи, — все получилось неожиданно и нам необходимо время. Женщина понимающе кивает, забирая сына на руки, и зовет всех вернуться к их небольшой трапезе, прерванной внезапной необходимостью принести еще немного еды. Гарри остается пугающе молчаливым, а Луи напуганным и неестественно улыбающимся, как всегда, именно он — тот, кто и выводит их из подобных ситуаций на людях. Жослин и правда старается сделать все, чтобы сгладить произошедшее, но Гарри остается все таким же до конца их посиделок, что закончились намного раньше планируемого. Еще, возможно, полчаса они проводят за разговорами и неловкими жестами, прежде чем два экипажа забирают их, долго прощавшихся, и Луи оказывается наедине с непониманием Гарри всю поездку домой. Он пробует взять его за руку, что не отвергается, но никак не влияет на юношу, уставившегося в окно, но не видящего ничего за ним. Король осознает, что он — та единственная серьезная причина такого напряжения между ними, но все равно не может заставить себя искренне пожалеть о своих словах, и это то, на чем они заходят в квартиру, в буквальном смысле существуя там бок о бок весь день, и ложатся спать раньше обычного без ужина.***
Гарри не хотел никого посвящать в это, ведь никто не должен знать ни об их планах на корону, ни о том, насколько обескуражило его предложение руки и сердца от наследника Людовиков. Но единственным, кому было необходимо рассказать, был Рене. И это не из-за желания или необходимости излить кому-нибудь душу, Гарри должен был поставить его перед фактом, потому что это имело отношение к их общему делу. Он не желал ходить вокруг да около, но сидя перед клерком, измученным вечными играми в салочки по Версалю, это не казалось простым. Гарри иронично подметил в своей голове, что как раз-таки Луи и должен сейчас сидеть здесь, чтобы снова так просто выпалить всю правду в лицо, будто ничего особенного в ней нет. Глубоко вдохнув, он решил, что так, наверное, и стоит поступать. — Луи сделал мне предложение. Рене переводит взгляд на министра и смотрит на него некоторое время, почти говоря «Какое?», когда его лицо неожиданно украшает гримаса понимания, и губы приобретают округлую форму, пока он решается хотя бы что-то произнести. — Ничего себе, — удивленно вздыхает он, — это просто вау. Я даже не уверен, что стоит сказать. Поздравляю? Нет, ничего себе, Гарри! — Это условие, при котором он согласится снова стать королем, в случае, если нам удастся сделать что-то с Александром. — Конечно, удастся. Надо же, я и не думал, что Его Величество так просто согласится. Гарри едва не пришел в ярость от того, что и Рене был так уверен в простоте и успешности этой сделки. — Это просто? Он попросил меня выйти за него. — Разве тебе самому этого не хочется? — Что обо мне будут думать? — Это так важно? Думаю, всем и так известно, ведь ты — его фаворит, он отстоял тебя даже после того, как лишился короны, так что же такого ужасного в проявлении чувств? Я был уверен, что это сделает тебя счастливым, ваши отношения станут только прочнее. Единомышленник в лице скромного клерка был безвозвратно потерян. Гарри вздохнул, разделяя теперь свою проблему только с самим собой, ведь и с самим Луи они не говорили много после его предложения. Он искренне не понимал, почему именно так необходимо было сделать все, почему именно такое условие и именно сейчас. Он попытался представить это себе, как они вместе идут к алтарю и их венчают в церкви, как они держат друг друга за руку, но все казалось таким неправильным и навязчивым. Они никогда не говорили об этом, они и слова о своих отношениях не сказали, кроме вынужденной формальности, когда Гарри нужно было стать кем-то более официальным для Луи по соображениям безопасности. И сейчас он как не старался, все равно не мог понять, почему же только для него такое предложение — как гром среди ясного неба. — Может, нам стоит прекратить все это? — спрашивает он, обращаясь не то к Рене, не то к самому себе. — Что ты имеешь в виду? Наша газета? Гарри кивает, чувствуя теперь вдобавок к его взрывной смеси еще и вину. — Я не знаю, Гарри, — Рене разводит руками, не смея давить еще больше, — правда не знаю. Это условие можешь выполнить только ты, и не в моих правах принуждать тебя к чему-либо. Я бы никогда так не поступил. Пусть мне и кажется, что это даже весьма радостная перспектива для вас, все зависит только от тебя. Только, знаешь, подумай об этом. Ты и так имеешь огромное влияние, а будучи королем смог бы сделать куда больше. — Был никем, стал королем, — фыркает Гарри, вспоминая, как копил деньги на учебу, собирая франк за франком, тяжело заработанные в пригороде Парижа. — Ну и что, — возмущается юноша, — посмотри, что происходит сейчас. По всей Европе. Все меняется, люди меняются, и ты — образованный молодой человек, едва ли не лучшая кандидатура на трон. В отличии от очередной куртизанки Александра. Лучшая, не лучшая — все это никак не влияло на факт того, что Гарри просто отчаянно, по-детски и на самом деле не готов. Его плечи едва вынесли ответственность министра, бунтов, заговоров, а стать еще и официально во главе всего этого казалось просто непосильным для него. И Луи никогда не спрашивал, готов ли он. Никто не спрашивал, если подумать. Рене высказался довольно оптимистично на этот счет, за что Гарри был ему очень благодарен, он не принуждал ему к чему-то, просто оставался честным и понимающим. Милый юный клерк стал настоящим украшением его дня, спасая Гарри от того, чего он сам до конца не успел понять. У него выдался непростой день, как и любой другой в Версале, поэтому под вечер, перед тем, как уехать обратно домой в свою квартиру, Гарри решил заглянуть в сад чтобы прогуляться, а заодно и проверить плоды своих трудов. Еще не стемнело окончательно, когда он открыл ворота и ступил на одну и ровных дорожек между яркой зеленью, остававшуюся свежей даже осенью. Когда-то здесь было сложно свободно двигаться, потому что по бокам вились лабиринты кустов, колючие розы распускались тут и там, радуя глаз и раня пальцы особо любопытных придворных. Теперь одинокие растения готовились к своей зимней «спячке», то, что удалось воссоздать Гарри, уже теряло свой цвет, и только фонтан тихо журчал в окружении цветов. Выходя из-за деревьев, Гарри заметил фигуру, которая топталась недалеко от него, и вряд ли это был кто-то из придворных — они не частые гости увядших садов. Прочистив горло и приготовившись выйти из своего укрытия, Гарри собирался учтиво поприветствовать незнакомца, но к нему повернулся Луи, держа в руках странный букет из роз, чьи стебли были неаккуратно оборваны, а иголки впивались в ладони короля. — Ваше Величество? — От Вас я предпочитаю «Луи», — усмехнулся король, двинувшись навстречу. Министр стоял на месте, пока мужчина не приблизился к нему достаточно, чтобы гордо протянуть необычную композицию юноше. Гарри едва не рассмеялся ему в лицо, но сохранил достойное выражение и принял подарок, заинтересовано вертя цветы в руках. Какие-то розы были больше, какие-то меньше, но благодаря тому, что Луи уже обколот шипами, Гарри достались гладкие стебли. — Клянусь Богом, если Вы оборвали кусты моих роз, Вам лучше искать место для ночлега. Луи громко рассмеялся, щурясь в лучах уходящего солнца, и посмотрел на удивленного фаворита, который неловко перебирал бутоны цветов пальцами. — Нет, кусты в Версале я трогать не смею, особенно зная, с каким усердием Вы их сажали. Правда, розы все равно достались мне не самым законным способом. Но не беспокойтесь, мы почти не бываем у дома той милый женщины. Прогуляемся? Гарри едва не прыснул, взамен только сдержанно улыбнулся, положив свою руку на локоть Луи, который медленно двинулся вперед, не спеша перебирая ногами. — Не ожидал увидеть Вас здесь, — признается юноша, все еще находясь под впечатлением от такой мальчишеской выходки короля. — А я думал, что мое появление будет весьма предсказуемым. Все-таки, нам есть, что обсудить. Он заметил, как вздрогнул Гарри, и поспешил опровергнуть его догадки. — Нет, я не собираюсь давить на Вас, ни в коем случае. Просто считаю, что мы не сможем вечно игнорировать друг друга, особенно учитывая тот факт, что живем под одной крышей. Чем быстрее мы поговорим об этом, тем же лучше будет для нас, мы избавимся от ненужного самоанализа. Его слова имели смысл, и министр был солидарен с королем в том, что им и правда не стоит тянуть с разговорами. Все эти игры в гляделки дома, когда оба думали, что они незаметны, не могли продолжаться долго. — Я только хочу сказать сразу же, что не отказываюсь от своего предложения, — твердо начал Луи, — решение за Вами, но я все еще уверен в этом. К сожалению, мы не можем похвастаться тем, что провели так много времени рядом с друг другом, прежде чем вступить в романтические отношения. И наша близость сперва была вынужденной, но я так же могу сказать, что мы более везучие, в отличии от множества пар, потому что каждый наш поцелуй был осознанным, и за каждым стояли невероятные усилия. Вы смогли пройти долгий путь, воспитать в себе чувства от ненависти ко мне к тому, что у нас есть сейчас. Я никогда не чувствовал себя более счастливым человеком, чем будучи подле Вас. Это и есть причиной моего предложения — мы смогли побороть множество препятствий вместе, это и дает полное право думать, что ни одно Ваше движение в мою сторону не было просто баловством или ребячеством. Немного больше года назад Вы и смотреть на меня не могли, и осознание, что сейчас я заслужил Ваше доверие и расположение заставляет меня чувствовать себя невероятно гордым и счастливым мужчиной. Мы не говорим об этом, и, возможно, это и есть одна из моих слабых сторон, но понимание, что с множеством моих минусов Вы боретесь и остаетесь рядом, дает мне право просить Вас стать моим супругом. Потому что я люблю Вас. Они так вовремя подошли к скамье, будто Луи рассчитал все заранее, и Гарри присел на нее, кладя букет онемевшими руками на свои колени. Король спокойно смотрел на него, стоя рядом, то, в какой манере он все говорил снова, с какой простотой и легкостью в голосе признавался в серьезных вещах, наконец достучалось до Гарри. Он говорил обо всем так спокойно потому, что это правда. Это не волнующая загадка, это не что-то новое, меняющее их отношения, ведь все прекрасно чувствовалось и до этого. Взгляды, касания, поцелуи, множество вещей были немым высказыванием любви, просто они не обсуждались вслух. И теперь Гарри удалось понять, почему Жослин и Рене отреагировали именно так, с непониманием и восторгом, потому, что их чувства практически осязаемы, и такой шаг скорее был вопросом времени, нежели обстоятельств. В ответ на такую искренность, Гарри самому захотелось объясниться и быть честным с королем до конца. — Тогда и я хочу сказать, сир, — он вздохнул, глядя на мужчину снизу вверх, — Ваше предложение вступить в брак получило именно такой ответ потому, что я не сторонник жениться только от того, что продолжительность и успешность отношений указывает на это. Сейчас, конечно, брак — это больше финансы, положение в обществе и договоренность, чем нечто большее, и мои страхи никогда не поймут ни в Париже, ни в провинциях, потому что и там, и там люди одинаково заблуждаются в значении такого шага. Пойти в церковь вместе и пообещать больше никогда не связывать свою жизнь с кем-то другим — большая ответственность, которая давит на меня, мешает дышать и сковывает по рукам и ногам во всех значениях. И это не от того, что меня мучают сомнения по поводу моих чувств, это потому, что больше никогда мне не удастся скрыть их от Вас. Луи слушает его внимательно, и так же задумчиво кивает, за что Гарри ему благодарен, ведь ему сложно было говорить обо всем, что происходит здесь и сейчас, а будь король нетерпеливее, и перебив он юношу, вся хрупкость момента была бы разрушена. — Поэтому я согласен. Мужчина искренне не понимал, что такого произошло, если Гарри смотрит на него таким открытым взглядом, пока не прошло около минуты, и он смог сопоставить его слова таким образом, что все соединялось в один большой пазл. — Ох, Вы… В самом деле? Боже, в таком случае, Вы просто обязаны устроить государственный переворот, я намереваюсь пойти в церковь именно с Вами. Гарри смеется и обхватывает руками подаренные розы, когда солнце заходит за горизонт и становиться темно. Им необходимо возвращаться домой, поэтому Луи так же ведет фаворита под руку к экипажу, чтобы провести весь путь до их квартиры в уютном молчании и разглядывании пейзажа за окном, вернее того, что удалось бы увидеть в темноте.***
Словно на облаке из раздражающего всех придворных счастья, Гарри влетает в комнату, захлопывая за собой тяжелую версальскую дверь. Он пугает Рене, врываясь в пространство как стрела, едва не сшибая его с ног волной свежести и молодости. — Надо же, ты вдруг проснулся и вспомнил, что тебе не семьдесят? Дурачества во дворце и все такое? — улыбается клерк, заключая друга в приветственные объятия. — Хорошо, что мой возраст пока еще может оправдывать любую вольность. — Значит, ты согласился? Мы не сворачиваем наше дело? Гарри кивает, и сквозь пелену своей радости и оптимизма ему удается рассмотреть изменения в лице юноши. Он взволнован, немного тушуется и выглядит совсем не так, как обычно. — Что-то не так? — На самом деле, я удивлен, что ты не знаешь. Сегодня в Версаль ты прибыл не к главным воротам, так ведь? — Конечно нет, это значительно срезает мне путь, а что? Рене мягко подтолкнул министр вперед, ведя его к окну, и оттянул штору немного в сторону, позволяя Гарри увидеть то, о чем он говорит. Зеленые глаза сужаются, рассматривая картину из окна, а потом резко распахиваются, когда парень замечает толпу людей, явно не придворных, одетых просто, даже бедно, и удивляется, как до этого не слышал такой гул под стенами Версаля. — Они здесь уже около часа. Требуют короля. Если честно, не хочу об этом много думать, но у некоторым в руках наши газеты, и только Богу известно, чем это кончится, когда Александр увидит. — Люди здесь стоят час, а он еще не в курсе? — У него ведь день рождения, — вздыхает Рене, проводя руками по лицу, — он и в обычный день не славится трезвостью ума, что говорить о сегодняшнем. Гарри, боюсь это все не к добру. — Почему? — министр был искренне удивлен, ощущая себя отчасти глупым, потому что за всеми своими хорошими новостями он не видел ничего плохого в том, что их газета что-то меняет, — мы ведь этого и добивались. — Он просто повесит нас, как чертову шпану. Рене еще никогда не выказывал свою нервозность так, он и сам не замечает, как начинает мерить комнату шагами, блуждая из угла в угол, прочесывая пятерней волосы. — Чего они хотят? — Короля, — криво усмехается клерк, — они хотят, чтобы он вышел и опроверг все, что там написано. Будто это что-то изменит. — И его, конечно, не могут вывести в таком состоянии? Юноша качает головой, но тут же останавливается, находя взглядом глаза Гарри. Министр задумчиво смотрит в ответ, потирая подбородок, и Рене вдруг срывается с места, мчась к двери. — Что случилось? — Гарри пытается докричаться до него уже в коридоре. — Это оно! Мы выведем его! Министр отчаянно не понимал и половины с того, что разворачивается перед его глазами. Какой-то хаос и неразбериха. Он не мог оставаться на одном месте и так же покинул кабинет, выходя в длинные проходы между комнатами. Со всех сторон его оглушали разговоры, крики, шуршание нарядов; звон просто заполнил его уши и он прижал к ним ладони, пытаясь не выжить из ума в этой психлечебнице. Многочисленные окна расстилались перед ним бесконечными рядами свежо выкрашенных рам, и Гарри потянулся к одному чтобы открыть и вдохнуть немного воздуха. Гул внизу стал только громче, и юноша жадно осматривал картину перед собой, впиваясь взглядом в случайные лица и вслушиваясь в крики. То, что ему удалось понять — Рене просто даст публике то, чего она просит, и выведет пьяного короля на всеобщее обозрение. Неизвестно, как же он собирался провернуть это, когда Александра, наверняка, окружали люди куда более почтительных титулов, нежели королевский клерк, но Гарри перестал сомневаться в юноше, когда увидел, как двери распахнулись и на ступеньки у главного входа Рене буквально выволок Его Величество. На секунду затихло все, и это было пугающе: люди просто рассматривали короля, как цирковую обезьянку, на которую тот и походил прямо сейчас, и никто не знал, что сказать. Они ожидали увидеть раскаяние, возмущение, какие-то попытки убедить всех в своей правоте, но король просто сконцентрировал всю свою силу только на том, чтобы устоять на ногах без посторонней помощи. Видимо, фамильные погреба Луи не так уж и легко очистить до конца. Общий шок прошел довольно быстро, разрывая тишину возмущением и воплями, когда долгожданный король и слова не мог ответить на протесты. Благо для него, стража успела убрать его с лестницы, пока тот не свалился прямо к ногам людей, и они не добрались до него. Рене скрылся во дворце следом за ними, закрывая двери. Он показал публике хорошее выступление и, как скромный энтузиаст, исчез следом за актерами. Гарри захлопнул окно так, что стекло задрожало в раме, и, выпрямив спину, не мешкая, но и не слишком быстро двинулся по коридору. Придворные встречали его неохотными поклонами и резкими взглядами, но он держал спину и голову ровно, придавая себе холодный вид. Что-то происходило, и даже не самые просвещенные умы Версаля понимали это. Было сложно догадаться, куда стража поволокла короля, но Гарри спустился на первый этаж, потому что, очевидно, лестница стала бы непреодолимым препятствием для плачевного состояния Александра. Внутри дворца было тихо, слишком тихо для Версаля, и Гарри вздрогнул, услышав резкий всплеск воды в одной из комнат по коридору. Осмотревшись и убеждаясь, что никого рядом не было, министр поспешно последовал к двери, из-за которой доносился шум, чтобы войти быстрее, чем успел бы все обдумать. Увиденное было еще тем впечатлением. Посреди комнаты стояла огромная ванна, если ее таковой можно было назвать. Это больше напоминало большую бочку со срезанным верхом. Внутри, поджав колени к груди, сидел король, дрожа всем телом и пытаясь забиться в самый дальний угол, когда двое крепких молодых людей выплескивали на него ведро воды. Присутствие кого-то еще заметили только когда стих шум воды, и первым обернулся Александр, все еще дрожа и словно пытаясь узнать в вошедшем знакомого. Гарри только осознал, каким плачевным было его состояние, когда один из министров вскочил на ноги и подлетел к королю, встряхивая того за плечи. Но что повергло юношу в полный шок, так это резкий звук звонкой пощечины, которой министр щедро наградил Его Величество. — Пьяница! — выплюнул он, отвешивая мужчине еще один удар, — посмотрите на него! Светлое будущее Франции, да ты все такой же провинциальный подонок, каким и пришел. Александр застонал от ударов, посыпавшихся на него, и никто в комнате не мог ожидать, что Гарри будет тем, кто остановит их. Почувствовав себя свободным от пощечин, король разлепил глаза. Его взгляд немного прояснел, и не удивительно, ведь кто знает, сколько его уже пытались привести в чувства до прихода Гарри. — Я бы очень порекомендовал Вам сдерживать себя, — процедил кудрявый, крепко держа мужчину за запястье, — эмоции в сторону, месье, нужно что-то делать. — Я не намерен расхлебывать все за него. — Это Ваш долг в большей степени. Возьмите себя в руки, честное слово, если Вам так угодно отколотить его, вставайте по ту сторону стен. Мужчина, видимо, хотел возмутиться, но передумал, услышав крики за окнами. Он был красный и вспотевший, невероятно злой, и Гарри встал между ним и содрогающимся Александром, чтобы подобного не произошло снова. Присев на корточки, юноша обхватил лицо короля руками, пытаясь помочь ему избавиться от прилипших ко лбу прядей. Алекс посмотрел на него с мольбой и надеждой, что он поможет ему избавиться от неприятностей, но Гарри едва был способен мыслить критично сейчас. Он смотрел на разрушенного и униженного революционера, размышляя над тем, что в момент его восхождения на трон ожидал увидеть в конце именно то, что видит сейчас. Вздохнув, он отступил назад, позволяя прислуге позаботиться о короле. Его отвели за ширму, чтобы насухо вытереть и одеть достойно, вот только для чего — пока еще никто не знал. — Что мы будем делать? — тихо спрашивает министр, уставившись на Гарри. Несправедливо, что мужчина, вдвое старше него самого, сваливает весь груз ответственности на плечи юноши, которого до сих пор не принимают в Версале должным образом. Но Гарри задумался. Возможно, сейчас это играло ему на руку. — Если мы выведем его к людям снова, пусть даже в сознании на этот раз, это не решит проблемы, только добавит их. Мужчина кивнул, сцепив руки в замок перед собой. Казалось, сейчас Гарри мог лепить из всех министров такое тесто, какое только пожелает. — Необходимо собрать всех министров. Можете позвать послов, они в последнее время были рядом с королем чаще, чем мы. Обсудим все в зале. Он знал, как стоило обращаться к министрам — твердый голос и уверенная речь, как раз то, что поведет их за любым, кто предложит решить проблему. Правда на то, чтобы собрать по всему Версалю государственных служащих ушло время, они все сидели бок о бок за одним столом впервые за долгое время. Александр, как главное украшение этого стола, сидел тихо и нахмурив брови. Было очевидно, что он сделает все, на чем сойдутся мнения людей вокруг него, прямо сейчас. — У них есть все, — смелость, благодаря которой первый мужчина за столом начал говорить, оценили все, — они знают сколько Вы тратили, на что и когда. Больше нет такой тайны в Версале, которая оставалась бы таковой для других. — Благодарю Вас за озвучивание таких очевидных вещей, которые, несомненно, помогут нам в трудный час, месье Лир, — саркастический плевок в сторону первого оратора был встречен неодобрением и раздраженностью. — Бога ради, — взывает посол, — оставьте скандалы на потом. Их нам сейчас и так хватает. Месье Гарри, Вы тот, кому люди доверились больше всего. Что нам делать? Все глаза были обращены к нему. Каждый человек за столом смотрел на него с интересом и надеждой, что загоняло всю его уверенность в угол. Прочистив горло, Гарри сложил руки на столе перед собой, напряженно думая. Здесь не было Луи, не было Рене, и всю ответственность за управление государственным аппаратом возложили на него. Именно от него ждали наиболее разумного решения конфликта, и, находясь достаточно далеко от короля, он смог различить, как тот губами прошептал ему: — Говори. Гарри уверен, что он не захочет слышать его план. — Надеюсь, Вы осознаете, насколько сейчас ситуация близка к той, когда революция практически захватила Версаль. Министры поджали губы. Были здесь некоторые из тех, кто лично присутствовал при том событии, но они решили умолчать о своем участии в этом. — Мы не можем позволить себе снова утопить все в крови. Нужно мирное решение. — Вы считаете, все это выльется в революцию снова? — Безусловно, — Гарри уверенно кивает, сжимая пальцами край стола, — поэтому в этот раз мы обязаны передать всю власть им в руки. Все замолчали, удивленно оглядываясь друг на друга. Гарри ждал, что змеиный шепот сейчас пронесется по комнате, но было тихо, шуршали только мантии, и он снова посмотрел на Александра, выражение лица которого мало изменилось. — Что Вы имеете в виду? — Я знаю, что он имеет в виду, — впервые подает голос король, — приведите сюда моего клерка. Казалось, что Рене стоял все это время прямо под дверью, если его удалось привести так быстро. Он вошел в зал, находя глазами Гарри. Они обменялись напряженными взглядами, не догадываясь о том, что произойдет в следующее мгновение. — Пиши, — коротко скомандовал король, когда клерк сел за отдельный небольшой письменный стол, — Король Франции, Александр, отрекается от короны добровольно и покидает Версаль. Изумленный вздох пронесся по кругу стола, но Гарри в немом звуке удивления раскрыл рот, до сих пор не понимая, хороший ли это знак. Рене, нервно дергая перо в пальцах, выполнил приказ и поставил печать, передавая лист королю. Александр положил указ перед первым министром, который сидел по правую руку от него. — Когда каждый из вас подпишет это, все будет решено. Прошу, месье, прямо под печатью. Мужчина замялся, принимая перо и чернила из рук короля, и обменялся парой взглядов с такими же неуверенными послами вокруг. Он обмакнул перо в полной чернильнице и поставил корявую подпись прямо под коротким указом. Желая поскорее избавиться от документа, как от какой-то проклятой метки, он подсунул его следующему. Лист бумаги теперь передвигался куда быстрее, и мужчины ставили свои подписи под внимательным взглядом Александра, который кивал головой сам себе, дожидаясь, когда все будет кончено. Когда очередь дошла до Гарри, все почему-то повернули к нему свои головы, наблюдая за нерешительностью. Юноша держал перо в руках, глядя на десяток подписей, и не понимал, как все могло дать такой оборот. Это, должно быть, шутка, если Александр сам пошел на это. Возможно, розыгрыш, проверка, ведь не могло все происходить взаправду. — Подписывай! — взрывается король, ударяя рукой по столу и выводя всех из оцепенения, — ты этого хотел больше всех. Клянусь, ты этому и поспособствовал. Ни к чему эти игры и смятение, Гарри, ставь чертову подпись! Если и были сомнения по поводу того, что судьба обошлась с провинциальным королем несправедливо, то сейчас Гарри уверенно ставит свою подпись и передает документ другим. Их зрительный контакт с Александром не прерывается ни на секунду, пока указ со всеми подписями не вернулся к королю. Он даже не взглянул на него, вставая из-за стола. — Теперь, уважаемые министры, все в ваших руках. Удачи в том, чтобы не разозлить людей еще больше. Он вышел из игры эффектно, громко хлопнув дверью, и оставил мужчин наедине с горьким привкусом ответственности на кончике языка. — Совершенно очевидно, от кого сейчас ждут решений. Месье Гарри, прошу Вас. Гарри сдержался от того, чтобы фыркнуть, и осмотрел всех присутствующих еще раз. Они были похожи на мокрых щенков, которые ждут, пока найдется хозяин, который заберет их домой. — Не будем повторять ошибок. Необходимо сделать так, как захотят люди, поэтому мы должны экспериментировать. В некоторых странах сейчас пытаются приспособить людей к выбору власти. Нам нужно отдать все в их руки, мы должны провести опрос. Выборы, скажем так. Нам вполне хватит нескольких дней, чтобы отправить послов в большие города и дождаться результата. Только необходимы кандидатуры. Он чувствовал, что ходил по тонкому льду, и не решался пока ступать дальше, смотря на Рене, который кивнул ему, но поднял руку перед собой, прося повременить. — Этим мы обделены, — сказал посол, — кто согласится сейчас взять на себя ответственность? И кому смогут доверять? Вдыхая побольше воздуха, Гарри приготовился. Сейчас единственный шанс поставить точку. — Обязательно нужно предложить кандидатуру прямого, законного наследника. На него внимательно посмотрели, его буквально разглядывали, от чего хотелось спрятаться. — Король Луи? — прозвучал вопрос. Гарри нерешительно кивает, все так же глядя на Рене. Клерк кусал губы, наблюдая за всем со стороны. — Это разумно. Можно было выдохнуть, но Гарри все еще был напряжен, потому что им предстоит долгая дискуссия насчет и других кандидатов на трон. И начался трехчасовой ад. Рене покинул их практически сразу, потому что-то, что должно было прозвучать в зале, не предназначалось для ушей клерка. Поэтому Гарри остался в этом пекле без поддержки. Выбрать людей, которые дополнили бы список и оказались не хуже законного наследника на роль короля, в первый час казалось невозможным для министров, половина из которых пришла в Версаль после революции. Они были несдержанны, временами грубыми и неосторожными в своих высказываниях, из-за чего порой дело принимало другой оборот и приходилось предотвращать возможные драки. Несколько смельчаков выдвинули себя как участников выборов, и это не воспринялось мужчинами постарше, особенно послами, которые в один голос заявляли, что с именами таких людей в списке они не поедут собирать голоса. Чем дольше это продолжалось, тем менее сумасшедшим казались предложенные варианты. Справедливости ради министры предложили внести имена нескольких парижских маркизов, проявивших себя на войне, и это удачно разбавляло картину на бумаге. Понемногу начинала появляться надежда, что им, все-таки, суждено договориться. Разговоры стали тише, тон вежливее, люди за столом терпеливей. Гарри слышал, как устало вздыхали самые молодые из мужчин за столом, и сам желал поскорее прийти к соглашению. Скорее всего дело было в том, что он соглашался только с первой кандидатурой — Королем Луи — и в других претендентах заинтересован не был, но упорно продолжал делать вид, словно его заботит каждое слово, произнесенное в зале в течении нескольких часов. — Что же, — мужчина, подавший голос после продолжительной паузы, протер лоб, — поздравляю. Нам удалось прийти к согласию. Послы ушли первыми, им предстояло отправиться в долгую дорогу слишком скоро, понемногу начали расходиться и министры, что-то еще обсуждая на ходу, и слова, слова, слова пролетали мимо Гарри, когда он смог поднять свое тело на ноги и выйти из душного зала. Они исчерпали все мыслимые запасы кислорода на эту комнату, и первое, что сделал юноша, оказавшись в коридоре, это глубоко и жадно вдохнул воздух. Он потряс головой, желая забыть все, о чем они спорили продолжительное время, и устремил взгляд на лестницу, у которой стоял мужчина. — Луи? Шатен обернулся к нему, хмурясь такому измученному виду фаворита, и сам подошел ближе, целуя в щеку вместо приветствия. — Как Вы здесь оказались? — Рене послал за мной, передав, что, вероятно, Вам предстоит долгий и тяжелый разговор с министрами. Гарри застонал и уткнулся носом в шею мужчины, не мечтая ни о чем так сильно, как о том, чтобы упасть на кровать и не двигаться сутки. На самом деле, все только началось, потому что теперь им предстоит прожить несколько дней в напряженном ожидании. — Пора домой, — говорит Луи, беря юношу за руку. Все, что мог сделать Гарри — это позволить отвезти себя в квартиру, усадить на диван перед камином и молча сидеть рядом, ожидая, пока усталость возьмет свое и они благополучно уснут в неудобной позе, но дома, в теплоте и уюте.***
Согласно изначальным договоренностям, послы должны вернуться через четыре дня. И Гарри понимал, что теперь все не в его руках, чтобы повлиять на результат, что и поспособствовало его заточению в стенах квартиры на время, пока ему не скажут, что Луи может возвращаться в Версаль. И сам мужчина старался сгладить это напряжение, насколько это было возможно. Вернее, насколько Гарри ему позволял. Фаворит категорически отказывался признавать, что как-то расслабиться за эти несколько дней было возможно, чем и заставил короля изрядно постараться, чтобы доказать обратное. В первый день Гарри еще чувствовал усталость от тяжелого дня, у него только появилось время обдумать, что же успело произойти за какие-то сутки. Александр отказался от короны. Они с Рене могли бы сейчас болтаться в петле, если бы не их невероятная удача. Из-за его пустого взгляда в окно в их квартире Луи исчезает на некоторое время, появляясь уже с коробкой черного шоколада. Глаза Гарри засияли, и не только от подаренного лакомства, а еще от интереса, как же ему удалось достать такой дефицитный для Парижа товар, когда его везли преимущественно только в Версаль. На второй день Гарри ломал плитки шоколада, так и не отправляя их в рот, рассыпая крошки по полу, мебели и одежде вздыхающего Луи. Мужчина надеялся, что время будет благосклонно к ним, и дни пройдут быстрее, чем Гарри самостоятельно сведет себя в могилу. В особо тяжелые моменты Луи хотел поинтересоваться, почему же, все-таки, фаворит так изводит себя, ведь даже если люди выберут не его, это не обернется катастрофой. Но мужчина вовремя одергивал себя, понимая, что эта тема станет очередным стрессом. Третий день был переломным, потому что они получили короткое известие о том, что понадобятся дополнительные сутки. Теперь не один, а два дня оставались до того, как они, наконец, смогли бы вдохнуть полной грудью, и Гарри терялся в мыслях о том, как заставить стрелку на часах двигаться быстрее. Луи уговаривал его навестить Жослин, но Гарри отказывался от любых визитов. Он не хотел, чтобы все видели его таким нервным и безумным. По правде, ему было стыдно за такую свою сторону даже перед Луи, который держал его в своих руках, когда становилось невозможно самостоятельно справиться с внутренними демонами. — Если бы к числу смертных грехов можно было добавить один и стать его олицетворением, я был бы беспокойством, — сказал он тогда, пока Луи крепко обнимал его на кровати под утро. Четвертые сутки были слишком подозрительными. Гарри улыбнулся с утра несколько раз, был внешне более спокоен и даже разговаривал с королем на отстраненные темы. Они решили, что готовка могла бы здорово их отвлечь, и занялись приготовлением ужина слишком рано, когда было еще светло. Луи никогда не приходилось заботиться о том, чтобы обеспечить себя вкусно едой, практически всю его жизнь это была забота слуг, но он внимательно прислушивался к советам Гарри и делал все под его чутким руководством. Он считал, что они прекрасно провели время, готовя вместе. До тех пор, пока сели за стол. Гарри отшвырнул вилку от себя на середину стола, пугая и озадачивая короля. Луи ожидал, что сейчас вдребезги разобьется и сама посуда, но юноша просто вскочил со своего места, и на его лице не осталось и тени того спокойствия и улыбки, которые украшали его весь день. — Как Вы можете оставаться таким поразительно спокойным? Луи отложил от себя столовые приборы, вытер рот салфеткой, и полностью сконцентрировался на Гарри, который был воплощением опасного оружия, и мужчине не хотелось добавлять порох. — Я умираю от волнения четвертый день, почему Вам так все равно? — Гарри, это совсем не так. Юноша фыркает и сдирает с себя салфетку, двигаясь настолько резко, что едва не выдернул пуговицы рубашки у воротника. — Я взволнован в той же степени, что и Вы. Но не забывайте, что я был королем долгое время, и большую часть моей жизни меня учили скрывать свои эмоции. Меня воспитали таким образом, что я не способен никак выдать свое беспокойство. — Мне кажется, Вас устроит любой исход. Луи встал, размышляя, стоит ли ему двигаться дальше. Гарри в упор смотрел на него, и мужчина сделал шаг навстречу, проверяя, может ли он нарушить личное пространство фаворита. Поскольку тот никак не отреагировал, король подошел к нему вплотную, соединяя их руки вместе. — В какой-то мере, так и есть, — признается он, — потому что буду ли я королем снова, или нет, я горжусь тем, сколько Вы сделали для моей страны, и подлинное счастье — быть подле Вас в любом статусе. Четвертый день закончился многочисленными извинениями и еще одной бессонной ночью, проведенной за разговорами с остатками неуничтоженного шоколада. Луи удалось уговорить Гарри поспать днем пятого дня. Несмотря на то, что как раз этого дня министр ждал, кажется, вечность, он поддался и, повозившись в постели, провалился в более менее спокойный сон. Он проспал всего несколько часов, но стоило ему проснуться, как юноша едва не соскочил с кровати, обматываясь простыней и спеша в гостиную. Луи там не оказалось, поэтому Гарри, спотыкаясь и с затуманенным сознанием, помчался в кабинет. Он нашел мужчину, согнувшегося над письменным столом, читая небольшое письмо. Услышав, что дверь открылась, он взглянул на фаворита и тепло улыбнулся его виду. Да, если он проделает такие выходки после дневного сна в Версале, подданные будут очень рады. — Что? — нетерпеливо выпалил министр, требовательно смотря на мужчину. — Несмотря ни на что, я не позволю Вам снова обращаться ко мне «Ваше Величество». Гарри громко выдыхает и впервые за долгое время чувствует себя спокойно. Пять дней тянулись так, словно Луи опять уехал, и он в одиночестве заточен в стенах Версаля. Но он здесь, оказывается рядом молниеносно и обнимает Гарри крепко и долго, отказываясь выпускать его из рук. — Поздравляю, — шепчет юноша, обхватывая руками лицо мужчины. — Это Ваша заслуга целиком и полностью. — Ох, я бы не сказал так, это чересчур тщеславно. — Никакого тщеславия, когда речь идет о Вас, Ваше Величество. Юноша непонимающе смотрит на Луи, улыбаясь, когда понимает, что тот имел в виду. Он ведь, правда, станет королем, как и мужчина. Что странно, неправильно и пугающе. За всей своей нервозностью он забыл, что они практически помолвлены, и теперь предстоит свадьба. — Ох, — Гарри хмуриться, кутаясь в простыню, — я даже не думал об этом все это время. Луи напрягается, перемещая руки чуть выше локтей фаворита. Он надеется, что соглашение Гарри остается в силе, потому что это не могло бы быть уловкой ради короны, он говорил искренне в тот момент. — Вы же не передумали? — Конечно нет, я же обещал. Просто, — он вздыхает от нехватки подходящих слов, закидывая голову назад и уставившись в потолок, — странно думать об этом. Два года назад я был никем. — Значит, сейчас Вы на своем месте. Точнее сказать, будете там, но сначала нам нужно собрать вещи в Версаль. Время вернуло свой ритм. Часы больше не казались днями, а суета и целая свита из дворца, которая металась по их квартире, решая, какая мебель королю вообще пригодится, наполнили жизнь до отказа. Гарри успел только моргнуть, казалось, и перед ним уже распахнулись двери Версаля. Снова. — Какую комнату желает выбрать Его Величество и его… фаворит? — услужливо спросила скопившаяся у входа прислуга. — Моя старая спальня все еще в пригодном состоянии? — Да, сир. Король Александр не обжился в ней. — Отлично. Тогда перенесите наши вещи в нее. Гарри бывал здесь едва не каждый день по министерской службе, но сейчас, как почти равноправный владелец всего дворца, он испытывал щемящее чувство ностальгии, проводя пальцами по начищенным до скрипучего блеска перилам. Луи все эти дни всегда был где-то рядом, беря на себя бремя общения со всеми, кто помогал им поскорее совершить этот переезд, поэтому его мягкий голос скрашивал сухие фразы о том, где они остановятся, какие вещи заберут, в какие руки отдадут квартиру и что половину двора пора разогнать. Это революционное решение удивило даже Гарри, потому что они не обсуждали это, пусть и каждый понимал, что не желает снова оказаться в пучине версальских интриг и сплетен. Луи заявил изумленным дамам, что теперь они вольны отправляться в Париж, или, если так угодно, даже осесть в провинциях, но Версаль теперь становится более частной резиденцией, а не проходным двором. Гарри лелеял саму мысль о том, чтобы превратить это место в настоящий дом вместе с Луи. — Нам необходимо доверенное лицо, способное быстро и успешно организовать свадьбу, — сказал король, словно между прочим. — До коронации? — выпучил глаза кудрявый, отвлекаясь от выбора цветов для сада. — Безусловно. Я хочу принять корону в один день с Вами. Юноша покраснел, сдерживая восхищение и гордость в себе, но король подошел к нему, целуя в копну вьющихся волос на макушке. Луи внимательно осмотрел картинки в руках фаворита, которые тот увлеченно перебирал. — Я попросил флористов приехать как можно скорее. Чтобы Вы смогли воплотить свою мечту и восстановить сады, Вам понадобиться помощь. Гарри, все же, расплывается в улыбке, откидывая голову на спинку кресла и находя губы мужчины своими. — Знаете, я очень скучал по Вам, — шепчет он, прикусывая губу. Луи и не думает отрицать.***
Свадьба — самое волнующее событие для Гарри. Поэтому, когда Луи предлагает, чтобы Рене занялся той работой в подготовке к празднованию, которая ему по душе, Гарри оказывается счастлив еще больше. Им приходиться спешить, потому что коронация поторапливает их с этим, и, когда до Большого дня остаются сутки, Гарри получает известие. Весьма неожиданное. Он бежит по коридорам, минуя слуг и подданных, для которых это уже стало привычным, и ищет короля, заглядывая едва не в каждую дверь. Наконец, запыхавшийся и растерянный, он находит Луи за беседой с Рене. — Это личный разговор, — выпаливает он, и Рене понимающе покидает их, плотно закрыв за собой дверь. — Что-то случилось? — Ваш брат, — Гарри запинается, чувствуя, что не ему нужно приносить такие новости, но он уже здесь, и Луи отчего-то понимающе смотрит на него в ответ, — он был найден мертвым. Луи молчит и кивает, поджав губы. Но он молчит, не проронив ни слова, ни звука, и выражение его лица — спокойное и совсем не удивленное — приводит Гарри в ужас. Он был достаточно сообразителен, но сейчас хотел бы ошибаться. — Вы ведь не имели к этому отношения? Да это даже невозможно, как Вы… Он застывает, решая, что лишился ума. Не контролируя поток своих мыслей, Гарри продолжает смотреть на мужчину. Он ждет опровержений, раскаяния, жалости, хоть чего-то, но Луи просто неподвижен. — Как? — спрашивает Гарри. — Я помню Эльдера. Милый, все в порядке. Это наше дело. — Ты убил своего брата за моего? Крик Гарри разносится за пределы комнаты. Он уверен, что Рене слышал его, но не стал вмешиваться. Тяжело дыша и покраснев, юноша выжидающе смотрел на короля. — Ваш брат не единственный пострадавший от его рук. Пьер так же хотел отравить меня, чему Вы же и помешали. Поверьте, я даже сгладил его участь, брось я его в тюрьму, там пришлось бы хуже. — Луи, — министр опирается на письменный стол, — Вы бы не рассказали мне, не узнай я об этом сам, я прав? — Да, — король честно признается в этом, подходя ближе, — потому что завтра мы официально сможем назвать друг друга супругами, и я в равной степени поклянусь оберегать Вас, как и Вы сам. Есть же вещи, о которых Вы не стали рассказывать мне? Немного повременив, Гарри кивает, отчасти понимая Луи. Но он не может понять, как это произошло, как король убил собственного брата, и его переполняют вопросы, на которые он желал бы получить ответы, но умолкает, решив, что мужчина прав. Их тайны — их забота. Тем не менее, это омрачает их женитьбу, потому что Гарри так и застывает посреди комнаты с множеством загадок в своей голове, неспособный даже спросить о них. — Не беспокойтесь об этом. У нас завтра свадьба, вот, что действительно волнующе. Рене! — юноша оказался в комнате мгновенно, и не было никакого смысла в том, чтобы просить его оставить их, ведь он и так все слышал, — выбором цветов займется Гарри, покажи ему все варианты. Увы, в этой красоте я ничего не смыслю. — Конечно, сир. Пойдем со мной, Гарри, о, ты будешь в восторге, знаешь, сколько пришлось везти некоторые цветы просто для того, чтобы ты их увидел? Сотни, клянусь, сотни километров, поверь мне, ты будешь в восторге… Тараторя без умолку, Рене почти обманом увел Гарри в другую комнату, все говоря и говоря о цветах, и это здорово помогло забыться на время. Он отвел его в зал, который успели превратить в настоящий домашний сад, и Гарри должен был из всего этого обилия цветов выбрать всего одни. Он ходил вокруг вазонов, и чтобы хотя бы обойти все это, ему потребовалось достаточно много времени. Рене был рядом, как и суетливые слуги, прыскающие на цветы водой уже который раз. — Я думаю, эти, — Гарри указывает на обычные розы, игнорируя вздох прислуги, которая вздохнула, крутясь вокруг экзотических растений. — Хороший выбор. Просто и традиционно. — Я взволнован, на самом деле, — вздыхает юноша, перебирая бутоны роз, — мне даже не позволили увидеть собственный наряд на свадьбу. — О, зато его видел я, и, поверь, тебе не о чем переживать. Он тебе понравится. Усмехаясь, Гарри толкает юношу в бок, ревниво на него глядя. — Как ты посмел, это же такая сакральная вещь. Я теперь не усну, зная, что ты видел его. — Мне доверено держать ваши короны до церемонии, я могу в этом дворце все! — Вздор! Фаворит стремительно погнался вслед за наглецом, и они, кажется, сбили один вазон, судя по крикам слуг. Рене выбежал в коридор и только у комнаты Гарри дал себя поймать и шутливо колотить сколько вздумается. Когда они немного успокоились, министр пытался отдышаться, с улыбкой глядя на такого же красного клерка, который услужливо открыл ему двери спальни. — Спокойной ночи, практически Ваше Величество. — Merci bien. Им не дали достаточно понежиться в кровати, разбудив возмутительно рано. Едва только рассвело, их, сонных и не готовых осознавать, чего требует целая толпа людей на пороге спальни, повели в ванные, а потом принялись облачать в одежду. Когда Гарри увидел свой наряд, он застыл, восхищенно уставившись на темно-синюю ткань удлиненного мундира, нашивки, узоры, и пропустил момент, когда Рене подошел к нему. — У Его Величества Луи идентичный, — гордо произнес он вместо приветствия, — он сам настоял на этом. — Он прекрасен. Не знаю, чего я ожидал, но это, безусловно, лучше всех догадок. Его поторапливали и поторапливали все время — побыстрее с ванными процедурами, живей одеваться, почему так долго с волосами, пора, пора, пора. Королевская свадьба — то, чего стоит боятся, потому что Вас могут задушить на примерке, отравить на дегустации и замучить до смерти, таская по всем комнатам Версаля. Как можно больше людей хотели увидеть будущих супругов до свадьбы, и ко всем стоило отнестись с почтением и терпением, но Гарри едва сдерживал праведный гнев, когда ему представили очередного маркиза под ручку с его женой, болтающей без остановки. Он не видел Луи с того самого момента, как их разбудили, и надеется, что тот сейчас не переживает те же муки, что и сам Гарри. А после череды таких необходимых знакомств, ему сказали, что пора отправляться в церковь. Почему-то только сейчас в Гарри заиграли сомнение и паника, когда он, окруженный прислугой, которая снова торопила его, едва не вприпрыжку выбирался через главный вход Версаля. Как ему сказали, церковь небольшая, принадлежит лично королю, и людей будет немного, но он все равно обязан двигаться быстрее и не заставлять себя ждать. Когда его просто дотащили до этой церкви едва не на руках, он замер в самом начале длинного ковра, оглядываясь по сторонам. Ох, если это «немного», он собирался споткнуться прямо на глазах всех этих дам с бриллиантами и перьями. Луи стоял у алтаря, сложив руки за спиной, и смотрел прямо на фаворита, который растеряно озирался вокруг, и, наконец сделал первый шаг под вздох облегчения всей толпы. Он натянул на губы улыбку, как его и учили, осторожно двигаясь вперед. Не спеша приближаясь к священнику, Гарри тихо молился про себя, чтобы его не застал какой-нибудь конфуз хотя бы сейчас. — Молодец, — на грани слышимого прошептал ему Луи, позволяя себе короткую улыбку. Фаворит выпрямил спину, соединяя свои руки с руками короля, когда святой отец начал свою долгую речь. Он слышал ее, когда был на свадьбах еще очень давно, но не представлял, что ему самому когда-либо выпадет шанс стать тем, кому эти слова будут адресованы. — Перед лицом Господа клянусь любить и оберегать тебя, — слышит он голос Луи, словно через пелену. — Перед лицом Господа клянусь хранить уважение и верность, — отвечает Гарри, когда, наконец, слышит финальные слова священника. Король притягивает его ближе к себе и они сливаются в скромном, не слишком продолжительном поцелуе под звуки звона колоколов и сморкающихся дам из первых рядов. — Теперь дело осталось за малым, — шепчет Луи, уткнувшись губами в его щеку, — коронация, и мы свободны от веселья парижской публики. — Мы оставим их праздновать в Версале, а сами просто сбежим? — Именно, — король улыбается, наконец, отстраняясь от супруга, — представляю, какими измотанными будем мы под конец дня. Гарри только вздохнул, будучи полностью согласным с таким предположением, потому что, когда их встречали в зале уже совсем другие гости, он едва держался на ногах. Даже необходимость опуститься на колени, пока над их головами поднимали короны, была приятной, ведь так Гарри смог выдохнуть и пожалеть свои натертые туфлями ноги, едва не рассмешив Луи. Тяжелая корона опустилась на кудрявую макушку, отчего Гарри не сдержался от того, чтобы поморщиться. Им подали руки, то ли из необходимости и соблюдения традиций, то ли для того, чтобы голова не закружилась и новоявленные короли не упали перед удивленными гостями. В четыре утра только все разошлись, и, если супруги планировали улизнуть от всеобщего веселья и радости, им не удалось провернуть эту хитрость. По правде, они едва общались друг с другом за весь день, поэтому, стоило им ввалиться в спальню, они синхронно застонали, желая проспать несколько суток. Гарри скидывает с себя туфли, почти мурлыча от наслаждения — наконец-то, он думал, что ему отнимет ноги на всю оставшуюся жизнь. Его наряд хоть и был ослепительно красив, но выпутаться из него оказалось той еще задачей, и Гарри в отчаянии расправлялся с пуговицами, пока солнце начинало вставать. — Господи, я мечтал об этом весь этот долгий день, — стонет он, откидываясь без одежды на подушки расправленной кровати. — Новоявленные супруги на своей же свадьбе весь день общались с кем угодно, но только не друг с другом, — усмехается Луи, стягивая последнее, что на нем осталось — рубашку — и садится на кровать, проводя руками по лицу, — но ты держался изумительно. — Какие вольности, — хихикает Гарри, переворачиваясь на живот, — «ты»? Так теперь нам позволено обращаться? — Я был не против этого уже почти два года. — Иди сюда. Придвинувшись к юноше, Луи проводит рукой по его лопаткам, которые выделяются благодаря тому, как выгнута спина, и целует его в губы надлежащим образом, в отличии от невинного прикосновения в церкви. — Думаешь, мы достаточно молоды, чтобы быть способными сейчас на еще кое-какие усилия? — деланно-серьезно шепчет шатен, перебирая пряди кудрявых волос на затылке? — Определенно.***
Наша славная парижская аудитория, а так же читатели вне величественной столицы! Торжествуя и гордясь, мы можем представить вашему вниманию избранного вами же Короля Луи, наследника Людовиков, как отныне законного, но не единственного правителя. Наше маленькое дело завершено, поскольку оно принесло свои плоды и оправдало изначальную цель — предоставить Франции право сделать собственный выбор. Оставаясь в тени, лишь из благодарности и искреннего признания, мы желаем открыть завесу анонимности и выразить свое восхищение всем, кто приложил руку к смелым изменениям в стране. Ваша отвага и решительность меняет мир к лучшему. Теперь ваш голос командует Версалем. Авторы: Его Королевское Величество Король Гарри, Его светлость шевалье — месье Рене.