Возьми моё сердце, возьми мою душу...

POV. Ира Когда сил выть уже не осталось, из горла вырывались только сдавленные всхлипы. Время будто отмерло, я услышала плач своей дочери наверху. Инстинкты тут же завопили тревогу и я вскочила на ноги, как-то рефлекторно отшатнувшись от потянувшегося ко мне Нейтона. Теперь он был для меня угрозой, я чувствовала, как волк внутри прижал уши к широкой голове и предупреждающе оскалился на чужака. Я впервые ощущала такое единство с внутренним зверем. Тильда, не совсем твёрдо держась на ногах, подошла ближе к оборотню. Её лицо искажала настолько очевидная ненависть и злоба, будто погиб кто-то из её собственной стаи. Встав перед лежащим со стрелой в ноге волком, ведьма склонилась и выплюнула то единственное заклятие, которое могло передать этому сукиному сыну всю ту боль, которую испытала стая, потеряв своего вожака. – «Mortiferum dolor!» Заклинание смертельной боли, предназначенное для смерти жертвы от болевого шока, заставило волка взвыть и забиться в агонии, которую он будет испытывать, пока его сердце не остановится. Не став больше смотреть на предсмертные конвульсии заклятого друга, я поспешила наверх, к дочери.

***

Поднявшись на второй этаж, я резко распахнула дверь в спальню, где Таня пыталась успокоить плачущую Арью. Войдя в комнату, я наконец-то с облегчением смогла взять свою малышку на руки. Слёзы на лице всё никак не высыхали, в голове крутилось множество мыслей, сердце разрывалось от чувства вины, ведь это я втянула стаю во всё это. Я виновата в смерти девушки, которая сражалась за мою семью. – «Что там случилось?» - задала вопрос напуганная и встревоженная Таня. – «Селеста мертва. Нейт предал нас, привёл сюда Катрин», - еле выдавила я из себя, укачивая ребёнка. – «О Боже», - прошептала Клементьева, закрывая рот руками. Никто из нас не был готов к этому. Никто представить себе не мог, что ему придётся хоронить кого-то из своих друзей. Я была готова умереть сама, но не дать умереть кому-то другому. Потому что, это моя война и никто не обязан погибать за меня. Я села на кровать, всё ещё укачивая на руках притихшую Арью, Таня присела рядом, обнимая меня за плечи. На каком-то подсознательном уровне, я почувствовала, как по щекам текут горячие слёзы, обжигая щёки. На душе было одновременно так пусто и больно, что хотелось просто умереть. – «Я этого не хотела», - как-то неосознанно вырвалось из моих уст. – «Я знаю», - тихо прошептала в ответ Таня. Снизу послышались шаги, и в комнату вошёл Миша. Горшенёв был перемазан в сырой земле и кое-где виднелись ссадины и синяки. Радовало то, что никаких серьёзных видимых травм у него не было. Они с Клементьевой переглянулись, она, поджав губы, кивнула и вышла из комнаты, прикрывая за собой дверь. Миша подошёл ближе и присел передо мной на колено. Проведя костяшками пальцев по щеке малышки, он перевёл взгляд на меня и принялся вытирать льющиеся слёзы. – «Мне так больно», - прошептала я. – «Тише, маленькая, всё будет хорошо», - прозвучал тихий голос Миши в ответ. – «Нам нужно спуститься вниз», - произнёс панк, пытаясь забрать Арию из моих рук. – «Нет, я не хочу оставлять её», - запротестовала я, срываясь на всхлипы. – «Тише, не бойся, Ириш. Всё хорошо, мы убили их. Нечего боятся», - положив руку на мою щеку, уверил Миша. – «Давай», - прошептал он, забирая от меня малышку, и я нехотя поддалась. Бережно укачивая ребёнка на руках, Миша подошёл к колыбельке и аккуратно положил туда Арью. Улыбнувшись сонному чуду, он нежно прикоснулся к маленькой ручке, которая тут же с силой сжала его палец. Усмехнувшись, Горшенёв прошептал: – «Спи, волчонок, папа рядом». Я улыбнулась уголками губ, глядя на эту картину. Оторвавшись от дочери, Миша подошёл ко мне и протянул руки, помогая подняться, и тут же вовлекая в объятья. Поцеловав меня в макушку, он сжал мою руку и мы вместе вышли из комнаты.