***
здесь и далее: повествование от третьего лица
Осень уже вступила в свои права окончательно. Она старалась доказать это всеми силами, барабаня в окно каплями дождя, остервенело завывая ветрами и нависая грозными низкими тучами над головами прохожих. Только двоих людей из всего Лос-Анджелеса это не касалось от слова никак. Только эти двое упивались обществом друг друга и не замечали ничего вокруг. Только их двоих не волновал шквальный ветер и требования подписчиков о новых видео, встречах, приглашениях; потому что все вдруг стало таким неважным, таким мелочным. Важны лишь глаза напротив, руки, прижимающие тела друг к другу как можно ближе. Все, что произошло с ними казалось теперь таким правильным. И если бы каждого из них спросили, хотели бы они пойти другой дорогой, если бы у них был выбор — они бы однозначно ответили «Нет». Вместе, держась за руки и улыбаясь самой влюбленной улыбкой. И хотите верьте, хотите — нет, это чувство оживших бабочек в животе у них никогда не закончится, независимо от километров между ними, времени года, и возраста.***
Прошло немало времени с тех роковых событий, разбивших этот хрустальный шарик их взаимоотношений. С тех пор на нем появились новые сколы и царапины, но та огромная трещина, наспех заклеенная, в попытке наладить все за несколько дней, не дает им забыть, кем они были и остаются друг для друга. Сегодня их годовщина, и парни, а точнее, уже совсем взрослые мужчины, не догадываются, что за сюрпризы все еще дожидаются их на страницах книги судьбы. Никогда не знаешь, что сулит тебе новый день, поэтому ничего не подозревающий Тайлер показывает свои старые альбомы их дочери — Марте (миловидная девушка лет 15-16 с голубыми глазами и волосами, выкрашенными в цвет травы в сосновом бору; у нее тот самый возраст, когда хочется перекрасить все окружающие предметы). Никто и никогда не говорил, что она неродная для Троя и Тайлера, как только она появилась в их маленькой семье четыре года назад, она стала их дочерью. Даже Марк, их первый сын, принял ее как родную сестру, теперь их трудно даже представить по отдельности. Марта знала все о своем веселом и взбалмошном 19-летнем парне, а Марку не нужно было долго думать, что Марта имеет в виду, они понимали друг друга с полуслова. — Пап? — В комнату входит высокий блондин, в руках у него блюдо с семейным вишневым пирогом семьи Окли. Тай отвлекается от альбома, просит прощения у дочери и выходит вслед за своим сыном, параллельно дивясь, когда он успел превратиться в такого взрослого парня. Сейчас он чем-то напоминал ему Троя в том же возрасте, когда он влюбился в него. Такой же искренний, доверчивый и преданный. — Мне нужно кое-что сказать. Я не знаю, как ты отреагируешь, потому что вы с папой, наверное, ожидали от меня другого. — В этом фартуке, низ которого он нервно теребил, и с мукой на щеке (наверняка, они с Троем опять устроили битву на кухне) он выглядел донельзя комично, но Тайлер не без усилий, конечно, заставил свое лицо принять серьезное выражение. Ни он, ни его муж не стали бы осуждать поступки своих детей. Они были из тех родителей, которые залечивали раны, полученные от жизни в приюте, с помощью безграничной любви и поддержки. Любое их поручение выполнялось не из страха, а из уважения детей к своим грамотным и понимающим родителям. Родительскую нежность, плескающуюся на дне серо-голубых глаз отца не заметить было трудно, это успокаивало и дарило надежду. — В общем, я, наверное, как бы тебе это сказать… — Марк мялся хуже своей сестры, он не мог подобрать слов, предложения расплывались в голове, их заменяли яркие представления отца в ярости, когда он узнает о том, что хочет сделать его сын. — Милый, — нежно обращается Тай к своему сыну, оглаживая его щеки большими пальцами, — Ты же знаешь, что мы тебя всегда поддержим, что бы ты не совершил. Ты можешь рассказать мне, смелее. — Я хочу пригласить к нам на ужин свою девушку. — На выдохе скороговоркой произнес Марк. Тайлер, который мог ожидать что угодно, но только не такую мелочь, с облегчением выдохнул. — Я понимаю, что вы были обо мне другого мнения, и я тоже был, но, пап, она такая потрясающая. Не как парни, которые были у меня. Может быть, я би, потому что… я не знаю, это сложно. Возможно, это неожиданно, вы думали, что я гей, раз вы мои родители, поэтому я не знаю, как вы отреагируете. Прости меня, пап. Мне кажется, я начинаю влюбляться в нее. По-настоящему, как у вас с папой, понимаешь? — Парень вдохновенно лепетал, смотря куда-то за спину своего отца. Миллионы разных эмоций переплетались в голове. Тайлер был взволнован, горд и немного напуган. Что ему делать? Должен ли он быть строг к его девушке или же принять ее, несмотря на свое мнение, потому что она важна для его сына? Он никогда не был с девушками, он не знает, как себя с ними вести, он не может даже поговорить с Марком об этом. Впервые он страдал от своей некомпетентности в вопросе гетеро отношений. Но сейчас это не имело значения, его мальчик влюблен и, похоже, у него все всерьез. Так какая разница кто это: парень или девушка? Не они ли с Троем не так давно выступали за равноправие отношений? Единственным выходом Тайлер видел… объятия. И он сделал это. Привстав на носочки, он обнял своего сына за шею, потому что обнять этого здоровяка за плечи у него не хватало рук. А этот взрослый парень, вцепился в кардиган своего отца и облегченно вздохнул: похоже, отец совсем не расстроен. — Марки, ты теперь совсем взрослый, да? — Окли шутливо потрепал парня за щеки, заливисто смеясь, когда Марк поморщился от такого детского жеста, — Не волнуйся, мы не будем позорить тебя перед твоей девушкой. Мы будем очень рады познакомиться с ней. Папа уже знает? — Еще нет, я хотел сначала поговорить с тобой. Он не воспримет это плохо? — Мы здесь для того, чтобы поддерживать тебя, милый. — Серьезно сказал Мистер Окли-Сиван, подняв голову, чтобы посмотреть в глаза «милому Марки». — Пойдем, вместе скажем ему об этом. Такой благодарности в глазах своего сына Тайлер не видел еще никогда. Кроме того дня, шесть лет назад, когда он и Трой сообщили ему одну радостную новость.***
Тогда он был еще тринадцатилетним осторожным мальчишкой, играющим во дворе. Он не был тем Марком, которым он является сейчас. Тогда он был просто детдомовским щенком, брошенкой у порога того самого здания, которое с тех пор должно было называться домом. Целую жизнь назад, он младенцем поселился в доме для сирот, никому не нужных и невидимых. Вопросы преследовали его по пятам: они навязчиво бились в голове, отображались на сетчатке, проецировались на стены и потолки в комнате на четыре человека. Была ли его мать достаточно взрослой, чтобы растить ребенка? Достаточно обеспеченной? Достаточно здоровой? Он не знал и никогда не узнает. Но тринадцатилетнего парнишку, приехавшего погостить на выходные в очередную «семью», не волновала ни его биологическая мать, ни дом, где он временно остановился, ожидая совершеннолетия и когда его выкинут оттуда. Ни он сам. Дни проходят один за другим, непрерывающейся цепочкой, а все его обязанности заканчиваются на уборке комнаты и прилежной учебе. Марк продолжает молчать в ответ на претензии учителей, тычки сверстников и воровство соседей по комнате. Какой смысл разговаривать с кем-то, если в ответ ты получишь лишь непробиваемое безразличие или того хуже — крик и агрессию. Все это не имеет смысла, когда ты обязан возвращаться в Дом. Эта его «новая семья» — двое парней, один из них выглядит, как старшеклассники в Доме, а у второго — яркие волосы и очки, как у его учительницы английской литературы. Марк любил английскую литературу и старшеклассников в Доме, они делились с ним сигаретами и брали с собой на прогулки в город. Иногда мальчику казалось, что ворота в город — портал в другую реальность, где никто не знает, кто он такой, где никто не будет называть его брошенкой и где продают сладкую вату. Ему нравились прогулки по городу и нравились эти парни. Но голос в его голове не давал ребенку даже улыбнуться им. Этот голос заставлял чувствовать себя товаром на полке, бездомным котенком, предметом. Чем угодно, но не человеком. Они выбирали. Парень очень долго привыкал к новой семье, разговаривал только при острой необходимости и отказывался есть со всеми за столом. Трой говорил, что ему нужно время, Тайлер думал, что проблема в них. Осень как всегда была полна знаменательных событий для этих уже троих и покрывала дороги пестрой листвой, а тротуары черной мозаикой зонтиков, текущих нескончаемой рекой. Марк плелся в школу под одним из таких кусочков мозаики. Рваные черные Конверсы промокали, противно хлюпая и грозясь отправить его на внеплановый больничный. В такие времена хочется сидеть дома, пить горячий какао с сугробами из зефирок, самому изображая кучу снега под одеялом. В такие времена хочется спокойствия, ничего неделания и отсутствия каких-либо обязанностей даже на уровне понятия (а еще лучше — на уровне словообразования). Хочется уюта, тепла и людей. Обычных таких домашних людей с графиком пять через два, чтобы ждать их с работы, маленьким одноэтажным домиком за чертой города и двумя собаками. Пока парень проходил свой недолгий путь до школы, он, наконец, понял, что все это у него уже есть. У него есть***
Трель дверного звонка заставила Троя громко выругаться и просыпать муку. Белая пудра равномерно покрыла стол и часть пола, оседая на черных брюках, фартуке и поднимаясь в воздух мутным дымом. — Если кто-нибудь не откроет эту чертову дверь, клянусь, я нарисую на этом торте огромн-, — Трой был нагло перебит его сыном, пробегавшим мимо кухни и пытающимся заставить папу замолчать на всех существующих языках жестов. Нервы Троя сдавали, коржи для торта никак не хотели подниматься, а крем взбиваться. Парень успел уже тысячу раз пожалеть о том, что не согласился с Окли и не заказал торт, на который он сейчас тратит свои и без того оскудевшие запасы нервов, в кондитерской. — Держи язык за зубами, это Амалия. Не ругайся и веди себя прилично, мы должны быть на уровне, понял? — На этих словах Тайлер развернул своего мужа, толкая его на стойку и врезаясь в его бедра своими. — Воу, там как бы девушка нашего сына пришла-а-а, — проскулил Трой, когда рука его мужа прошлась по спине, пересчитывая все выпирающие позвонки (не важно, сколько лет пройдет, Трой, кажется, так и останется слишком худым и чересчур высоким), опустилась ниже, слегка сжимая ягодицы, — Что ты творишь?! — У Марка появилась девушка и ему девятнадцать. — Тай продолжал поглаживать спину, которую Трой старательно выгибал, пытаясь укрыться от мимолетных ласк. — Спасибо за информацию, это так актуально сейчас.- Прошипел Трой, стараясь отбиться от рук мужа, потому что он услышал оживленные голоса, среди которых ярко и свежо звучал незнакомо-женский. — Я не об этом. Если он уже взрослый и определился со всем, то мы тоже взрослые. Мне тридцать пять, Трой! Я взрослый и деловой человек! И я могу позволить себе все, что захочу… — Последнее горячим шепотом — казалось, горячим шоколадом — пощекотало ухо парня и пронеслось вдоль позвоночника со скоростью гоночного болида. — Что ж я не разделяю твоего восторга, лично я чувствую себя стариком. — Наконец, скинув чужие руки, которые уже во всю хозяйничали под его джемпером, Трой тяжело вздохнул из-за безнадежности своего мужа. — Тебе двадцать девять. — Я знаю! Видишь, насколько все плохо?! — Истерично посмеиваясь, Трой развязывает фартук. — Нас ждут, пойдем. — Тайлер чмокает его в холодный нос, и они, держась за руки, вошли в гостиную. Залитая светом комната с белыми стенами и черными полами встречает их уютом и повышенным вниманием. С экрана телевизора лилось непрекращающееся бормотание. «Трой Сиван-Окли со своим мужем и детьми вновь потрясли всех на красной дорожке. На этот раз они…». Трой заметил недоуменный взгляд девушки, прыгающий от экрана к его лицу, почти ощутимо оставляя отпечатки противных прикосновений. Он поспешил выключить телевизор: сегодня семейный праздник, и его публичной жизни нет места ни в его доме, ни за столом, рядом с его близкими. У Марка оказался отличный вкус на девушек. Темно-рыжие волосы, завитые в локоны, были аккуратно убраны, а макияж так и говорил: «Я порядочная девушка, воплощение скромности и миловидности». Очевидно, что образ создавался примитивно-благородный. Писался он сценаристами и гримерами престарелых подростковых ромкомов, еле-еле окупивших в кассовых сборах потраченные средства. Он был благополучно слизан многими неопытными девочками, не знающими, к кому еще обратиться за советом и избравшими самый худший источник самостоятельного образования. Все это можно было бы скинуть на волнение и желание понравиться родителям любимого человека. В таком ключе, ее внешний вид выглядел даже умилительно. Что ж, так и поступили наши герои — умилялись, замечая мимолетные взгляды своего мальчика на рыжеволосую девушку и ее неуклюжие ответы. Смотря на все эти проявления зарождающейся влюбленности, можно было бы понять, что теперь у них, Тайлера и Троя, нет ни этих трепещущих ресниц, ни трепещущих бабочек в их животах. Но они не замечали, потому что каждый из них все еще пытался успокоить тех самых надоедливых насекомых, пытался контролировать свою реакцию на прикосновения уже родных и привычных рук. Вечером, они всей семьей уговорили Амалию остаться на ночь. Она тут же получила новое прозвище в их семье — Малек, по всем известной причине. И, наконец-то, Тайлер нашел тот уголок тишины, который закрывает его от толпы, рыщущей, снующей вокруг него, пытающейся достать до сокровенного своими липкими лапами и оставить внутри свои слякотные следы. А Трой нашел большой мир, который умещается в этом двухэтажном доме с маленькой гостиной и уютным задним двором, где каждый сантиметр может рассказать об океанах воспоминаний. Ведь, давайте будем честными, какая разница, сколько было пройдено, если над вашими океанами воспоминаний вечное Солнце.