Man in the Mirror

      У каждой истории есть свое логическое начало. Эту историю тоже нужно с чего-то начать. Рассказывать истории всегда сложнее, чем в них влипать, потому что приходится скрупулезно подбирать каждое слово, чтобы в полной мере передать события, что произошли с кем-то.       Обычно сказочники используют стандартные фразы, чтобы не ломать голову над тем, как заинтересовать простой люд. Стоит им сказать что-то вроде «жили-были» или «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве», как слушатели сразу понимают, что будет очередная сказка.       Для этой истории ни одна универсальная фраза не подходит, поэтому придется рассказывать, как есть.       Было около одиннадцати часов вечера. Небо стремительно темнело, улицы озарялись светом неоновых вывесок и тусклых желтых фонарей. По вечерам становилось прохладно, поэтому Минсоку приходилось кутаться в свою толстовку, чтобы спасти голую шею от промозглого северного ветра.       Последние дни лета были бы приятнее, если бы не резкое похолодание. Хотелось еще сделать несколько последних глотков свободы и отоспаться на целый год вперед, прежде чем придется снова вставать впотьмах и не отличать раннее утро от позднего вечера. Встречать первые лучи солнца на парах, умирая от скуки и усталости. Мотивации в учебные дни все равно хватало только на то, чтобы доползти до нужной аудитории, и не на то, чтобы писать лекции или слушать преподавателя её уже не было. Если бы не испорченная погода, было бы приятнее наслаждаться последними днями лета.       Хотя, если честно, Минсок начинал скучать по нудным парам и университету только из-за того, что он начал привыкать к безделью и нехватке общения. Кажется, он превратился в ленивую биомассу, которая только и может, что спать до вечера, а потом до рассвета лежать на диване и пялиться в экран какого-нибудь гаджета — либо ноутбука, либо телефона.       За это лето он даже забыл, что есть жизнь за пределами квартиры и мир не ограничивается круглосуточным магазином у дома. Из-за того, что он минимизировал свои появления на публике, сейчас он пытался отгулять за все дни, что провел дома. Это утомляло значительно больше, чем лежание на диване, зато помогало привести свой режим в норму, и не засыпать только когда начинало светать. И спать после прогулок было восхитительно, потому что сны снились на редкость красочные.       Минсок зевнул, утыкаясь в ворот своей толстовке. Похоже, пора было уже возвращаться, потому что тяжелая сонливость полностью пропитала усталое тело. Лениво перебирая ногами, парень брел к автобусной остановке. На то, чтобы идти обратно несколько кварталов пешком не было сил. От одной мысли о том, сколько ему предстоит пройти, с губ срывался страдальческий стон.       — Пссс, пацан, — послышалось неподалеку.       Молодой человек, как и любой другой бы на его месте, начал оглядываться в поисках человека, который только что говорил. Даже если звали не Минсока, в этом стоило убедиться лично.       — Пссссс, — послышалось настойчиво, — пацан, хватит вертеть головой!       Минсок нахмурился, боязливо бросил взгляд по обе стороны от себя и, не найдя ни одного человека, который был заинтересован в его существовании в данную минуту, решил двинуться дальше. Ему показалось, что будет разумно проигнорировать столь грубое обращение к себе, потому что ничего хорошего оно не сулило.       — Эй, пацан, погоди! — раздался настойчивый голос прямо за спиной. — В витрине! Посмотри в витрину.       Молодой человек тяжело вздохнул, понимая, что так настойчиво могут обращаться только к нему, поэтому выбора у него нет, и он должен посмотреть в витрину, как бы сомнительно не звучала эта просьба (больше похожая на приказ). Вот только по ту сторону стекла никого, кроме женских манекенов и темноты не было. Минсок достал из кармана телефон, чтобы бросить беглый взгляд на время и тут же забыть. Уже одиннадцать часов. Магазин два часа как не работает, поэтому по ту сторону стекла никого и не должно быть, если это конечно не вор-любитель или манекен. От последнего предположения мурашки пробежали по спине.       Минсок долго вглядывался в темное помещение, даже, сложив руки домиком, приложился к стеклу и посветил внутрь магазина телефоном, чтобы отражения в витрине не мешали ему смотреть. Как и предполагалось, не было никого, кто бы мог звать его. Парень мотнул головой, считая, что вероятно обращались не к нему. Или ему просто могло послышаться. Это ведь нормально, что его уставший мозг с перебоями обрабатывает звуки окружающего мира.       — Пацан, ты совсем идиот? — чей-то раздраженный голос слышался рядом с самым ухом.       — Эм, — Минсок резко отвернулся от витрины, оглядывая улицу позади себя, — вы это мне?       — Конечно тебе, — заговорил кто-то сзади, — к кому я еще могу обращаться?       — Вероятно, к сотне людей, что шныряют мимо этого магазина, — Ким чувствовал себя идиотом, когда разговаривал сам с собой посреди людной улицы.       — Нет, пацан, я разговариваю с тобой, — голос говорил вымученно спокойно, и звучание его можно было сравнить с натянутой резинкой, которая готова вот-вот лопнуть, как и терпение того, кто говорит, — да куда ты постоянно смотришь! Я в витрине! Не в магазине, а в витрине!       Ким отскочил от витрины, щуря глаза, чтобы рассмотреть в стеклянной поверхности что-то, кроме своего смутного силуэта и отражающейся вереницы уличных фонарей.       Неоновая вывеска кафетерия на другой стороне улицы размывалась и превращалась в цветное пятно в отражении.       — Прости, что отвлекаю тебя от созерцания женской одежды, но мне нужна твоя помощь.       — Тебе это кому? — Минсок растерянно рыскал взглядом по витрине, абсолютно не понимая, кто с ним говорит и кому он отвечает. — Манекену?       — Какому манекену! Я отражение!       — Что?       Парень стал вглядываться в свой силуэт в отражении, ругая себя за доверчивость. Какой сознательный человек в здравом уме будет верить в то, что с ним разговаривает исключительно отражение, не имея тела.       Свет фар остановившейся у тротуара машины высветил вторую фигуру отражающуюся в витрине магазина. Тень силуэта была настолько еле различимой, что если бы не машина, он бы её никогда не заметил, а теперь на него недовольно смотрел молодой человек. Недовольство этого человека выражалось в скрещенных на груди руках, потому что кроме белой футболки с каким-то рисунком, кажется, розовых волос и плавных черт лица — ничего больше четко рассмотреть не удавалось. Минсок испуганно вздрогнул, поворачивая голову на того, кто отражался в витрине, но поблизости никого не было.       Двоящееся отражение в толстой витрине лишь закатило глаза, тяжело вздыхая.       — А сейчас, когда ты немного отошел от культурного шока, давай вернемся к моей проблеме, — для человека, которому нужна была помощь, парень говорил слишком нагло и выглядел слишком недовольно.       Минсок смешно вытаращил глаза на отражение, после чего повернул голову вбок, убеждаясь, что в радиусе нескольких метров от него нет ни единого живого человека или хотя бы тела, которое могло отражаться в стекле.       — Хватит уже таращить свои глазенки в пустоту, — устало пробормотал парень в отражении.       — Я, — Ким шумно выдохнул, — боюсь, что вне зависимости от вашей проблемы, помочь вам не смогу. Приятного вечера.       И молодой человек резко развернулся на пятках и помчался со всех ног в сторону автобусной остановки. Он стыдливо опускал лицо, но ему все равно казалось, что все люди, что были в радиусе квартала от него, слышали, как он разговаривал с отражением.       Если бы Минсок употреблял наркотики, таблетки или пообедал чем-нибудь сомнительным, он бы мог как-то оправдать то, что сейчас он вел светские беседы с плоским недовольным парнем, застрявшим между стекол витрины. Однако молодой человек ничего из этого не употреблял в ближайшие сорок восемь часов, поэтому никакого рационального объяснения произошедшему придумать не смог. Разве что он сходит с ума.       В поле зрения уже виднелась остановка. Парень перешел с бега на быстрое перебирание ног, чувствуя, как сердце больше не колет волнением и постепенно подступает чувство облегчения.       — Эй, серьезно, это грубо, знаешь ли! В таком деликатном вопросе у тебя нет права отказать мне в помощи! — из рекламного щита возле остановки смотрел тот самый миловидный человек, сверля грозным взглядом Минсока.       Ким вскрикнул от неожиданности, боязливо отскакивая подальше от щита. Этот парень безосновательно преследовал его и требовал помощи, но Минсок не собирался помогать отражениям. Помощь это сознательное решение каждого, её не оказывают без согласия. А Ким Минсок не соглашался.       Оглядев остановку, парень понял, что помимо него, никто либо не обращает внимания на человека в рекламном щите, либо, что более вероятно, его никто не слышит и не видит. И Минсоку показалось, что было бы вполне разумным решением слиться с толпой и начать делать вид, что он тоже не замечает ничего странного и подозрительного. Ему не хотелось признавать того факта, что у него галлюцинации. Просто уже больше двадцати лет он считал себя совсем обычным вменяемым молодым человеком, и ему не хотелось менять свое мнение о себе из-за того, что с ним разговаривает отражение (мало того, еще и не собственное). В любом другом случае, ему придется скрывать свой недуг, пока не станет хуже и он не начнет носиться по городу в одних трусах, крича что-то о нашествии помидоров-убийц. Все начинается с малого. Сейчас он разговаривает с отражением, потом — с призраком хомячка покойной сестры прабабушки своей кузины по линии отца. А там недалеко до сумасшедшего дома, сомнительных лекарств и сюсюкающихся мутных врачей с холодными руками. Только один плюс был — не нужно было идти в армию. Сумасшедшим ведь не то, что автомат, даже метлу в руки не дадут.       — Пацан, я же знаю, что ты меня слышишь! Хватит меня игнорировать, я это не люблю! — недовольно бормотало отражение, нетерпеливо постукивая аккуратными пальчиками по своему предплечью.       Минсок не собирался поддаваться на грязные инсинуации какого-то плохо воспитанного отражения. Вместо этого он прогуливался взад-вперед по остановке, вглядываясь вдаль в ожидании автобуса. Проезжающие машины светили яркими фарами прямо в лицо, мешая разглядеть хоть что-то, кроме силуэтов.       — АААААААААААААА! — изо всех сил заверещало отражение, желая привлечь к себе внимание. Минсок боязливо передернул плечами и натянул капюшон толстовки на голову. Стекло рекламного щита дрогнуло, словно от порыва сильного ветра. Люди на остановке испуганно обернулись на глухой удар, но ничего сверхъестественного не заметили. Все присутствующие придумали в своих головах какое-то логическое объяснение случившемуся и успокоились. Все, кроме Минсока.       Вдалеке засияли фары приближающегося автобуса, и от этого зрелища в груди разлилось чувство свободы и облегчения, как бывает, когда ты, наконец, можешь позволить себе уйти, закончив встречу с неприятным тебе человеком, например, с родственником (или отражением).       — Нет, пацан, ты точно хочешь вывести меня из себя! Я даже больше тебе скажу, у тебя это отлично получается!       Минсок предпочел проигнорировать эти слова, однако счел их комплиментом для себя. Ему было приятно знать, что хоть что-то в этом мире у него отлично получается. Нога в конверсах нервно постукивала по бордюру. Ему хотелось бы, чтобы от нервных дерганий его конечности автобус двигался быстрее, иначе либо спина Минсока испепелится под злобным взглядом из рекламного щита, либо он на своих двоих добежит до канадской границы.       С шумным фырканьем четырехколесный конь остановился перед остановкой, заставляя Кима взволнованно скакать перед ещё закрытой дверью. Водитель не сразу внял молитвам, потому что был занят какими-то своими размышлениями о глубокой сути бытия. Минсок влетел в автобус первым, занимая крайнее из задних сидений. В углу, вне зависимости от того, где этот угол находится, ему было спокойнее. Чувство защищенности успокаивало его расшатавшиеся нервы. Теперь, говорящее отражение казалось лишь секундным помешательством, игрой воображения, плодом уставшего разума. Минсок даже начинал верить в то, что ничего не произошло. Он отчаянно отторгал тот факт, что что-то неестественное случилось в его жизни и это абсолютно не вписывалось в его концепцию окружающего мира.       Перед тем как автобус отъехал, Ким все же из любопытства заставил себя бросить взгляд на рекламный щит. И он был абсолютно нормальным и обычным! В нем плавали смутные отражения проходящих мимо людей и отблески уличных фонарей. И никакого назойливого парня там не было.       Там не было. Зато знакомое лицо незнакомца вынырнуло из-за плеча в отражении в автобусном окне.       — И на кого это ты там смотришь? Красотку увидел?       — ААААА! — Минсок подпрыгнул на сидении от неожиданности. Он не был боязливым, но когда отражения вот так внезапно выпрыгивают из-за плеча, это действительно пугает.       — Чего орешь? — осведомился незнакомец, и только интуиция помогла Киму понять, что в этот момент парень, который его преследовал, с долей презрения, что мелькала в его черных глазах, вскинул бровь.       Минсок поджал губы, на мгновение прикрывая глаза, а после повернул голову, чтобы посмотреть на сидение рядом. Как парень и предполагал, сидение рядом пустовало и только отражение говорило об обратном.       — Кажется, что-то подобное обычно происходит в фильмах ужасов, прежде чем герой умирает, — Ким откинулся на спинку сидения, стараясь не смотреть по сторонам. Удивительно, что в такой ситуации его голос звучал неестественно спокойно и ровно.       А ситуация была такова. Навязчивый молодой человек переместился на сидение впереди, залезая на него своими коленями и утыкаясь взглядом в Минсока. И все бы было просто отлично, если бы это не было всего лишь отражение, которое преследовало Ким Минсока.       — Раз ты уже немного успокоился, то почему бы нам не перейти к сути моей проблемы… эй, что ты делаешь?       Минсок подхватил свой рюкзак и отодвинулся как можно дальше от любых отражающих поверхностей, надеясь, что это его хоть немного спасет. Решение было не самым разумным, потому что он все еще видел отражение того парня и прекрасно слышал его голос, но если смотреть только перед собой и воткнуть в уши наушники, включая музыку на максимум, удается ничего не замечать.       Как оказалось, чужие крики возмущения не пробивались сквозь мелодичный женский голос. Этот факт Минсока радовал, потому что обычно от голосов в голове и от галлюцинаций так легко отмахиваться не удается. Не то, чтобы он был в курсе, просто предполагал, что созданные поврежденным разумом образы не поддаются внешнему воздействию, а тут поддались. Значит, ситуация не настолько критическая. Есть вероятность, что это всего лишь переутомление… переутомление от постоянного лежания на диване и просмотра не блещущих оригинальностью сюжета и актерской игрой дорам. Или это связанно со стрессом из-за предстоящей учебы.       Минсок подскочил со своего места раньше, чем автобус доехал до его остановки. Парень стоял перед стеклянными дверями, уперев свой взгляд в собственные конверсы. Мысленно он всеми силами старался убедить себя, что любопытство не стоит того, чтобы поднимать взгляд на свое отражение, ведь это чревато последствиями. Лучше дать понять этой настырной галлюцинации, что он не заинтересован в помощи ей и вообще в её существовании.       Молодой человек позволил себе снять наушники только когда оказался на слабоосвещенной улице. Он бы и дальше пытался спрятаться среди музыки от чужого голоса, но инстинкт самосохранения подсказывал, что хождение по слабоосвещенным безлюдным улицам полностью невосприимчивым к звукам внешнего мира не способствует безопасному возвращению домой. Тем более, денег у него уже почти не осталось, их не хватит на новый телефон, особенно если его обворуют. А еще кости и органы были дороги ему в целом состоянии, а зубы в полном комплекте.       Круглосуточный супермаркет призывно горел лампами дневного света, разрезая темноту. Стоило бы утопить в себе навязчивое желание купить себе нездоровой еды, но Минсоку как взрослому человеку, который может позволить себе удовлетворять свои желания без посторонней помощи и каких-либо ограничений, в этом не было необходимости. Поздоровавшись с парнем за кассой, Ким ловко лавируя между стеллажей, двигался прямо к холодильникам. Он еще не решил, хочет ли он сок или лучше купить колы, а вообще он не отказался бы от чего-то алкогольного, но пить одному — первый признак алкоголизма.       — Знаешь, меня оскорбляет твое безразличие, — послышался знакомый голос, заставляя Минсока боязливо отдернуть руку от ручки холодильника.       Невнятное, зато цветное отражение, говорило о том, что миловидный парень стоит прямо позади Кима на неприемлемо близком расстоянии. Мурашки пробежали по спине, заставляя Минсока замереть на месте. Он не то, что пошевелиться не мог, даже вздохнуть боялся, и сейчас действительно жалел о том, что не прошел мимо круглосуточного супермаркета прямиком домой.       — Не заставляй меня быть навязчивым, я не привык добиваться внимания к своей персоне, — вкрадчиво и даже (как показалось воспаленному мозгу Минсока в этот момент) интимно проговорил незнакомец. Парень в отражении просиял насмешливой улыбкой, после чего повернулся, мутным взглядом проходя по шее Кима и, очаровательно вытянув идеальные губы трубочкой, подул. Кажется, в этот момент мозг Минсока окончательно отказал, потому что парень явственно почувствовал горячее дыхание на своей коже. Ситуация, по оценке главного участника, была критической. Отражение каким-то образом, не имея формы в этой мире, могло быть вполне ощутимым. Это ведь не прогрессирующая болезнь и не опухоль мозга?       Минсок схватил своими замерзшими от страха пальцами ручку холодильника и, не глядя вытащив баночку колы, побежал между стеллажей к кассе, на бегу хватая пачку чипсов. Он старался выглядеть спокойным, но трясущиеся руки никак не могли вытащить сначала кошелек из сумки, а потом и деньги из кошелька. Благо парень на кассе не заметил нервного состояния Минсока, а может, сделал вид, что не заметил, потому что объяснять ему что-то, просить о помощи или еще что-нибудь, Ким не собирался.       Невнятно пробормотав «спасибо» и подхватив свои покупки, парень на всех парах понесся к дому. Пожалуй, даже если бы за ним гналась свора голодных бешеных собак, он бежал бы медленнее. По понятным причинам, Минсок не был в состоянии соображать нормально, к тому же, он придерживался мнения: мой дом — моя крепость. Поэтому если не в своем доме, то под своим одеялом или в кладовке, он все же сможет спастись от своего преследователя.       Ким долго ломился в дверь своего подъезда, после чего, игнорируя лифт, пулей влетел на 13 этаж. У двери своей квартиры он поумерил пыл. Он постарался как можно тише сунуть ключ в замок и провернуть его. Без лишних звуков проскользнув в дверь, Минсок почти не расшнуровывая, скинул с ног конверсы.       — Я дома, — почти шепотом проговорил Ким, не желая привлекать лишнего внимания своих родителей к себе. Несмотря на то, что он был взрослым (как он считал) сознательным человеком, он все еще жил со своими родителями и младшей сестрой. Потому что это было значительно дешевле, чем жить одному, к тому же здесь у него всегда был готовый ужин, и прибирать огромную территорию не нужно было одному. И самое главное, он не настолько ненавидел этих людей, чтобы за предоставление только лишь крыши над головой платить другим. И нет, он не чувствовал стыда из-за того, что все еще живет со своей семьей, вот только не важно сколько Минсоку лет, мать всегда будет относиться к нему как к ребенку.       Именно поэтому он на цыпочках, стараясь не шуметь, пытался пробраться в свою комнату. Только он не обладал грацией кошки и пакет чипсов слишком громко шуршал.       — Ким Минсок, — раздался угрожающий женский голос, который заставил бесстрашное сердце Минсока замереть, — ты смотрел на время?       — Да, мам, у меня есть часы, — виновато опуская голову, сказал молодой человек.       — Не дерзи мне, милый!       — Но я не…       — Ты сказал, что уйдешь на пару часов, а сейчас сколько? — мать не собиралась успокаиваться.       Минсок достал из кармана телефон, чтобы посмотреть на часы. 23:53 показывали цифры на дисплее.       — Без семи минут полночь, — с тяжелым вздохом сообщил парень.       — Сколько раз повторять, если ты задерживаешься, ты можешь хотя бы позвонить или отправить сообщение, чтобы я не волновалась, не ждала и не разогревала тебе ужин каждый час! Какой пример ты подаешь своей младшей сестре?       -Мам, — Минсок прочистил горло, чтобы его голос звучал твердо и уверенно, — вместо того, чтобы волноваться, и каждый час подогревать мне ужин, ты бы сама могла мне позвонить, потому что не только у меня есть телефон. И я подаю своей сестре хороший пример…       — Интересно чем же? Прогуливая ужин и возвращаясь домой почти в полночь со снеками?       — То есть награды, отличная учеба, исправное посещение занятий, отсутствие вредных привычек, помощь родителям, любовь к чистоте и покладистость полностью перечеркиваются поздним возвращением, игнорированием ужина и снеками? — возмущенно прошипел Минсок в тишину квартиры, чтобы не разбудить отца, который, вероятно уже спал, потому что ему завтра утром нужно было идти на работу. Сестра в это время вряд ли спала, но подавать признаков жизни не собиралась, чтобы не попасть под горячую руку матери.       — Ким Минсок, — женщина страдальчески вздохнула, — мыть руки и за стол. Пока не поужинаешь нормально — никаких чипсов.       — Ага, — победно улыбнулся парень, открывая дверь в свою комнату и скидывая на пол сумку и свои покупки, — значит, тебе нечего мне ответить? Я так и знал, что ты ждешь любой возможности, чтобы придраться к своему идеальному во всех отношениях сыну.       — Да, — засмеялась мать, — даже накричать на тебя не за что, в кого же ты такой уродился…       Минсок ушел в ванную, чтобы вымыть руки. От всей этой бытовухи он совсем позабыл о том (точнее о ком), из-за чего он бежал домой со всех ног. И сейчас, это что-то (точнее кто-то) старательно попытался напомнить Минсоку о своем существовании, радостно помахивая из зеркала над раковиной.       — Как славно снова увидеть тебя, — обворожительно улыбаясь, заявил парень. — Я даже соскучиться успел. Кстати, еще больше я рад увидеть тебя четким изображением, а не размытой тенью.       — Не могу ответить взаимностью, — пробормотал Минсок, ударяясь головой об дверь. Вероятно, лучше от этого ему не станет, скорее всего, если дело в повреждении мозга, то он делает только хуже.       — Не обязательно биться головой о дверь, чтобы выразить радость от нашего воссоединения…       — О, поверь мне, только так я и могу выразить свою «радость». Надеюсь, что это убьет меня и мне не нужно будет её больше испытывать.       — Слушай, раз мы можем поговорить…       — Лалалалалалала, ты плод моего воображения, я тебя не слышу! — забормотал Минсок, включая воду, чтобы возмущения из зеркала не были так слышны.       — Сам ты плод своего воображения, я настоящий!       — Ты кусок человека, который смотрит на меня из зеркала. Ты просто не можешь быть настоящим, — заныл Ким, старательно вытирая руки полотенцем. — И перестань стоять у меня за спиной, это противно и жутко.       — Но я настоящий! И где мне еще стоять, чтобы ты не возмущался? — незнакомец вложил в голос столько безысходности и стремления доказать свою правоту, а на его лице отразилось разочарование от того, что ему не верят, что Минсок даже почувствовал себя чуточку виноватым.       — Ничего не знаю, если ты не плод моего воображения, то будь добр — растворись! Если ты будешь стоять вне любых отражающих поверхностей, меня это устроит.       И Минсок выскочил за дверь, стараясь не вслушиваться в возмущенные крики отражения.       Поскольку матери на кухне не было, молодой человек сгрузил свой пропущенный ужин на поднос, носом щелкнул выключатель (руки были заняты) и постарался как можно быстрее скрыться в своей комнате.       По памяти дойдя до стола, чуть не споткнувшись о собственную сумку, Минсок поставил поднос и включил настольную лампу. Он знал, что если мать сейчас увидит, как он включает свой ноутбук и собирается есть, уткнувшись в экран, она будет, по меньшей мере, недовольна. Парень оправдывал себя тем, что он взрослый сознательный человек, и он имеет право на подобные выходки. А получать выговор от матери за подобные глупости — чистой воды несправедливость.       — Ты все еще не хочешь со мной разговаривать?       Минсок подавился рисом, услышав голос со стороны зеркальной двери шкафа-купе у себя за спиной. Он не собирался ничего отвечать. Ему казалось, что игнорирование самое уместное решение в данной ситуации.       — Значит, не хочешь, — вздохнул парень.       Не то, чтобы это вызвало у Кима жалость, но навязчивое желание обернуться и посмотреть в отражение никак не отпускало. Минсок, конечно, знал, что игнорирование своих проблем не выход, но водить дружбу со своей шизофренией это совсем край. Он ведь не должен потакать своим психологическим расстройствам.       — Не сутулься, — послышался голос из зеркала.       Минсок тут же выпрямил спину, продолжая увлеченно вчитываться в ровные строчки на экране ноутбука.       — Слышишь меня, но игнорируешь, — заключил незнакомец. — Не скажу, что это меня радует, но хоть что-то.       Минсок упорно жевал свою еду, стараясь полностью игнорировать говорливое отражение, однако сложно было понимать смысл прочитанных фраз, когда отвлекаешься на чужой голос.       — Знаешь, ты ведь единственный человек, который может видеть и слышать меня. Даже если это тебе не нравится, я не оставлю тебя в покое. Ты моя единственная надежда, поэтому я буду преследовать тебя.       И снова ответа не последовало. И парня в зеркале это начинало немного раздражать. Видимо, он не привык, что его игнорируют так долго. Даже больше, скорее всего он совсем не привык к тому, что его вообще игнорируют.       — Пацан, послушай, ты не сможешь вечно отмахиваться от меня, — как можно спокойнее проговорил парень, — рано или поздно, тебе придется обратить на меня внимание. Я бы был рад, если бы это произошло именно сейчас.       Минсок с металлическим звоном положил палочки на поднос, придвигаясь ближе к столу на своем стуле.       — Я тебя умоляю, пацан, не заставляй меня это делать…       — Делать что? — только и успел выпалить Минсок, перед тем, как отражение незнакомца подошло к его стулу и сильно дернуло за спинку, заставляя стул перевернуться.       Ким вскрикнул, с грохотом падая назад и больно ударяясь коленкой о стол. Пожалуй, если бы он не удивился такому внезапному падению, его спина болела бы значительно больше. Минсок не успел порадоваться такому успеху, потому что раньше, чем он успел вернуть себя и стул в исходное положение, в дверь постучали.       — Минсок, — послышался взволнованный голос матери, — что-то случилось?       — Я просто упал, мам, — быстро пробормотал парень.       — Ты не ушибся?       — Ушибся, но это не смертельно, — заверил её Минсок и чтобы убедить взволнованную мать в том, что он действительно не лежит на полу своей комнаты с множественными переломами, он подхватил поднос и поплелся с ним на кухню.       — Сколько раз я просила тебя не таскать в свою комнату еду, — послышался возмущенный голос матери из коридора.       — Какая разница, буду я есть в одиночестве на кухне или в своей комнате, — бормотал Минсок, мысленно тяжело вздыхая из-за того, что ему уже двадцать два года, а мать все еще пытается его воспитывать. — Я помою посуду.       — Может быть, нам и кухня не нужна, раз можно есть в других комнатах? Как на счет того, чтобы переделать её в библиотеку или рабочий кабинет?       — А еду мы будем готовить в туалете? А как тебе идея жарить яичницу на утюге?       — Ладно, просто иди и помой посуду, — сказала женщина, потрепав своего сына по волосам.       — Я же сказал, что помою, — хихикнул Минсок, сгружая грязную посуду в мойку.       В квартире снова воцарилась тишина, прерываемая лишь шумом воды из крана и звоном посуды о сушилку. Молодой человек старался не торопиться. Ему не особо хотелось возвращаться в комнату, где он оказывался запертым со своей собственной галлюцинацией.       — Значит, тебя зовут Минсок? — стоило двери в комнату снова открыться, как отражение тут же заговорило. — А меня зовут Лухан. Вот и познакомились.       — Отлично, теперь у моей шизофрении есть имя, — недовольно пробормотал Минсок, усаживаясь за свой стол.       — Не ссы, пацан, я не твоя шизофрения, — слишком воодушевленно сказал Лухан.       — И почему мне от этого не легче, — сокрушенно вздохнул молодой человек.       — Потому что ты все еще мне не помог!       — Ты можешь просто исчезнуть? — парень повернулся к зеркалу, откуда на него смотрел миловидный молодой человек.       В полутьме комнаты это выглядело действительно жутко. Если бы на месте Лухана была непричесанная маленькая девочка, Минсок бы начал молиться. Правда сейчас, когда Ким смог разглядеть парня в отражении лучше, он уже не казался ему угрозой. У него были по-девичьи плавные черты лица, аккуратный нос, изящная линия шеи и почти идеальные губы. А еще у него были глаза как у ребенка, такие же чистые и наивные, правда, ровно до тех пор, пока он их недовольно не прищуривал.       — Нет, это так не работает, — скрестил на груди руки парень. — Я живое мыслящее существо и не могу исчезать и появляться тогда, когда тебе этого хочется. Ты тут вообще ничего не решаешь. Если я сказал, что никуда не уйду — значит, не уйду.       — Слушай, ты можешь исчезнуть хотя бы до утра? Мне жутко спать с тобой в одном помещении! — парень хлопнул крышкой ноутбука и пошел расправлять кровать. Все это время Лухан испепеляющим взглядом буравил его спину.       — Нет, я буду здесь, пока ты не вытащишь меня из зеркала!       — Толку от этого никакого, — спокойно заключил Минсок, — я очень устал и хочу спать. А если останешься здесь и будешь жутко смотреть на меня из зеркала, я не высплюсь.       — Будет тебе наказанием…       — Нет, это тебе будет наказанием, — Минсок обернулся к зеркалу, чтобы грозно глянуть на парня по ту сторону отражающей поверхности. — Если я не высплюсь, то смогу только лежать на диване и смотреть в одну точку. Если это как-то поможет тебя вытащить из зеркала, то хорошо, я не буду спать.       — Толку от тебя как от козла молока…       — Обратись к кому-нибудь другому, я не уверен, что у меня достаточно опыта и навыков, чтобы расколдовать тебя. Я не волшебник, если ты этого не понял.       — Знаешь, если бы у меня была возможность обратиться еще к кому-то, я бы обязательно ей воспользовался, — Лухан рухнул на пол перед зеркалом, садясь по-турецки. — Суть в том, что кроме тебя, меня никто не видит. И не спрашивай, я пробовал.       — Ты сам-то спать не хочешь или отражения не спят? — Минсок выключил настольную лампу и включил ночник на тумбочке рядом с кроватью.       — Когда ты спросил… я вообще-то сплю, но не чувствую в этом необходимости, — задумчиво пожевав нижнюю губу, проговорил Лухан. — Это скорее привычка, оставшаяся от жизни обычного студента!       — Давай просто ляжем спать, — вздохнул парень, — утро вечера мудренее.       — Просто признайся, что надеешься на то, что когда ты проснешься утром, меня тут просто не будет!       — На это я тоже надеюсь, — Минсок поудобнее устроился на кровати и повернулся к зеркалу спиной, — боже, я просто хотел пролежать остаток лета на диване, пиная розовых слоников. Когда мне еще выпадет такая возможность?       — Хватит причитать, просто засыпай быро!       — Если ты перестанешь со мной говорить, у меня получится это быстрее! Погоди, как ты сказал? Быро? Это еще что за слово? — Минсок повернулся, немного приподнимаясь на локтях, чтобы озадачено посмотреть на Лухана.       — Я хотел сказать «быстро».       — Так почему не сказал?       — Ошибся! С кем не бывает! Я китаец, мне простительно!       — О, ты еще и китаец. Отлично! — сокрушенно простонал парень, падая на постель и выключая ночник. — Все, я выключил свет, больше не говори со мной. Я сплю.       — Ладно, спокойной ночи, Минсок.       — Спокойной ночи, Лухан, — на автомате пробормотал парень. — Я только, что пожелал спокойной ночи своей шизофрении?       Отражение недовольно фыркнуло от последней фразы, затем послышалось тихое бормотание, а после все резко затихло.

***

      Утро встретило Минсока после полудня барабанной дробью дождя о карниз. Солнечные деньки резко закончились, и в этом молодой человек находил метафору надвигающейся беды в лице Лухана, который существовал только в отражающих поверхностях. Конечно, о том, что в комнате есть еще кто-то, Минсок вспомнил не сразу.       На какой-то короткий миг, парень даже почувствовал облегчение, когда не увидел никого, кроме себя в отражении. Радость его была недолгой, потому что Лухан был обнаружен в углу комнаты, свернувшись калачиком.       Это было настолько трогательно, что Минсоку даже захотелось потрепать Лухана по волосам. В груди разливалось приятное чувство тепла, словно одним рождественским утром в его комнату вбежал щенок, которого парень так долго просил у родителей. Если бы не сравнение человека с четвероногим другом и того факта, что Минсок никогда не стремился завести себе собаку, потому что это была слишком большая ответственность, все было просто замечательно.       Когда Минсок вот так смотрел на Лухана, свернувшегося калачиком на полу, абсолютно беспомощного и одинокого, сердце сжималось до размеров тыквенного семечка.       — Словно собаку себе завел, — тихо пробормотал Минсок, прикрывая глаза, — эй, Лухан, может мне стоит постелить тебе коврик под дверь, чтобы тебе было удобнее спать?       Лухан что-то невнятно промычал, с трудом заставляя себя выпрямиться и встать. Он сонно посмотрел на хозяина комнаты, не в силах сфокусировать свой взгляд. Китаец был такой умилительно рассеянный и домашний, что Минсоку пришлось даже отвернуться, чтобы не запищать как влюбленная школьница. Лухан же не заметил щенячьего восторга хозяина комнаты, вместо этого он подошел вплотную к зеркалу и плюхнулся на пол, все еще пребывая в своих мечтах.       Ким вышел из комнаты, принял душ, умылся, приготовил себе завтрак, поел, перебросился несколькими фразами с матерью и сестрой, а после вернулся обратно в комнату. Несмотря на то, что он потратил на все это больше часа, когда он вернулся в комнату, Лухан все так же сидел на полу, уперев свой сонный взгляд в точку перед собой. Он не сдвинулся ни на миллиметр ровно с тех пор, как Минсок вышел из комнаты.       — Если ты хочешь спать, ты можешь просто лечь на мою кровать, — спокойно сказал Минсок, усаживаясь за стол и включая ноутбук.       Лухан снова промычал что-то невнятное, после чего на четвереньках пополз к кровати и рухнул в гору из одеяла, мгновенно засыпая. Минсок усмехнулся своим мыслям и уткнулся в горящий экран ноутбука.       Китаец подорвался с кровати внезапно, когда стрелки часов приближались к шести. Он зевнул, сонным взглядом оглядывая комнату вокруг себя, после чего вскрикнул и сорвался к зеркалу. Запутавшись в одеяле, он навернулся на пол, познакомив свой нос с твердой поверхностью и застонал, проклиная все сущее. На самом деле, Минсок не был уверен, что Лухан бормочет, потому что китайского не знал, но полагал, что ничего хорошего.       — Минсок! — завопил китаец, как только ему удалось подняться и подбежать к зеркалу.       — Что? — со вздохом осведомился парень, понимая, что его тихая и спокойная жизнь закончилась. Словно в подтверждение его слов, дождь за окном усилился. Похоже, Лухан был душкой и вызывал писк умиления только тогда, когда спал.       — Слава богу, ты все еще меня слышишь…       Лухан облегченно вздохнул и рухнул на пол, удобнее усаживаясь перед зеркалом. Он сверлил спину Минсока внимательным взглядом, но хозяин комнаты не торопился уделять внимание отражению.       — Я боялся, что ты можешь перестать меня видеть и слышать, — вдруг поделился своим беспокойством китаец, — не знаю, что бы я делал, если бы ты перестал меня замечать.       — Катался бы по полу и плакал? — с усмешкой предположил Минсок, оборачиваясь к зеркалу. Лухан смотрел на него, поджимая губы. На глубине его глаз плескалась безграничная благодарность, не свойственная ему в обычной жизни. После долгого времени полного одиночества и существования один на один с проблемой, которую он сам был не в состоянии решить, он всеми силами лелеял тусклый луч надежды, что ему удалось, наконец, отыскать в этой темноте.       — Если ты не занят чем-нибудь серьезным, почему бы нам не подумать о том, как меня отсюда вытащить? — Лухан не был бы Луханом, если бы не вернулся к обмусоливанию своих проблем. А Минсок даже на секунду подумал, что они смогут обойтись без этого.       Вообще, Минсок до последнего надеялся, что Лухан окажется лишь плодом утомленного мозга, который нуждался в срочном отдыхе. Как оказалось, не все проблемы можно решить сном. Кто вообще придумал, что утро вечера мудренее? Это же чистой воды надувательство, потому что вот уже давно утро, а проблема так и не решена. С точки зрения Ким Минсока, решение проблемы заключается в том, чтобы избавиться от настырного отражения, которое чувствует себя здесь как дома. С точки зрения Лухана, его проблема решилась бы в случае, если он перестанет быть только лишь отражением.       Так или иначе, чтобы прийти к какому-то решению, нужно было хоть немного разобраться в сложившейся ситуации. Общими усилиями удалось установить, что в зеркале, точнее в мире по ту сторону зеркала, Лухан провел около месяца, возможно и больше. Остальная информация, что пытался донести китаец, была очень туманной или же парень просто не умел объяснять.       — Тут как в фильме «Я — легенда», только у меня даже собаки нет, — жаловался Лухан, расхаживая по комнате. — Кроме меня здесь никого! Это действительно жутко, особенно днем.       — Почему днем, а не ночью? — удивился Минсок, потому что во всех ужастиках плохим и опасным временем суток является ночь. Странно представить, что монстры и призраки будут бегать за людьми средь бела дня.       — Потому что днем очень мало отражающих поверхностей, поэтому по большей части, кроме как в зеркалах, я окружающий мир не вижу и нахожусь в полном одиночестве в этом Сайлент хилле.       — Что плохого в том, чтобы иногда побыть одному? — Минсок отмахнулся от отражения. Все, что пока успел рассказать Лухан о своем быте, не вызывало у Кима ужаса и желания броситься на помощь. Он считал, что положение китайца вполне терпимое, поэтому нет необходимости торопиться.       — Совсем одному, Минсок! Мне даже поговорить не с кем!       — Поговори сам с собой!       — Я хочу обратно в человеческое общество!       — Прямо сейчас поговори сам с собой!       — Опять ты от меня отмахиваешься…       Лухан схватил с кровати подушку и прицельным пинком отправил её в полет, конечным пунктом которого была голова Минсока. Он злился, когда его так нагло игнорировали. Раньше не было такого, чтобы его даже самые незначительные проблемы уступали по значимости глобальным мировым. А сейчас какой-то пацан просто взял и отмахнулся от него. Снова.       Нет, он точно теряет сноровку.

***

      Дождь на улице накрапывал все утро, отбивая любое желание куда-то идти. Ближе к вечеру дождь прекратился и Минсок торопливо засобирался в магазин.       Молодой человек придирчиво оглядывал свое отражение. Его повседневные занятия начинали походить на полосу препятствий, особенно если дело приходилось иметь с зеркалом. Вот, например, сейчас Лухан старательно загораживал собой вид, не давая Минсоку собираться. И это начинало действительно раздражать, потому что он не просто болтался, но и корчил рожи, передразнивал самого Минсока и вообще вел себя как сущий ребенок.       — Лухан, ты мне мешаешь!       — Лухан, ты мне мешаешь! — передразнил Кима китаец, корча рожи.       — Нет, серьезно, вали к ежам!       Минсок понял, что смысла спорить с этим избалованным ребенком нет. Еще несколько дней в обществе Лухана и пропадет всякое желание жениться и заводить детей, потому что каждый раз, когда китаец открывал рот, Минсоку хотелось поменяться с ним местами и оказаться в полном уединении в том самом сомнительном и жутком мире по ту сторону зеркала. Все лучше, чем слушать болтовню Лухана, который после каждого предложения напоминает о том, что у него есть серьезная проблема, которую нужно решить, а еще он корчит рожи и передразнивает. Монстры по сравнению с этим молодым человеком казались незначительным препятствием. Минсок даже пригласил бы их на чай с тортиком и вел бы с ними светские беседы. По крайней мере, они не корчили рожи, не дразнились, не показывали язык и не просили вытащить их из Зазеркалья.       Ким оторвался от своего отражение, решив, что гнездо на голове можно скрыть капюшоном или шапкой, а вот Лухана такими вещами не скроешь.       — Раз тебе все равно нечем заняться, может быть, ты уже попытаешься найти решение моей проблемы? Я устал быть всего лишь отражением! Я хочу полноценную студенческую жизнь! — верещал Лухан. Он просто пытался придать своей проблеме немного значимости, потому что ему казалось, что она важнее, чем приборка в собственной комнате или поход в магазин. По каким-то причинам у Минсока было время на все, кроме поиска спасения Лухана.       — Если у тебя есть какие-то идеи о том, как тебя спасти, то я готов выслушать, потому что у меня их нет! — раздраженно рявкнул Минсок, испепеляя взглядом юношу в отражении.       — Конечно, — сокрушенно пробормотал Лухан и драматично рухнул на кровать, — забудь обо мне, я сам виноват в том, что стал только отражением. Занимайся своими делами, они ведь важнее, чем вся моя жизнь, которая закончилась, так и не начавшись.       И он уткнулся лицом в подушку, глухо захныкав, изображая полную безысходность. Если уж он не мог склонить Минсока к помощи, используя доводы разума, то он пустит в ход беспроигрышный вариант в виде слез. В данный момент, ему было абсолютно плевать, что беспроигрышный он только в том случае, если его используют девушки, а молодой человек, который рыдает в три ручья, выглядит, по меньшей мере, жалко. Лухан, конечно, обладал миловидным личиком, из-за чего его постоянно сравнивали с девушкой, но он по-прежнему мужчина и слезы это…       — Даже не думай, — оборвал его попытки Минсок, — на меня это не действует.       — Ну и ладно! — рыдание в момент прекратились, а в хозяина комнаты тут же полетела зареванная и измятая подушка.       — Твою…       Молодой человек повернулся к зеркалу, откуда на него смотрел обиженный Лухан, по-детски мило надувший губки и скрестивший на груди руки.       — И это тоже на меня не действует! — угрожающе ткнул в него пальцем Минсок.       — У тебя совсем души нет! Никакого сострадания! Ты бы мог меня пожалеть, подбодрить, я ведь тут страдаю! — ныл молодой человек.       — Слушай, я даже не знаю, почему ты оказался в таком положении, — резонно заметил Минсок. — Что если ты это заслужил?       — И чем же? — возмущенно вскрикнул Лухан.       — Я не имею ни малейшего понятия, тебе должно быть виднее, — попытался отмахнуться от него Ким. — Вдруг ты пытался захватить или уничтожить мир? Или ты убил кого-то? За что там еще можно превратить человека в отражение?       — Я ничего этого не делал! Я был обычным студентом по обмену, в меру прилежным, добрым и отзывчивым. Еще я был немного грубоват и драчлив. Да черт возьми, я умен, красив и вообще идеален! И пользуюсь популярностью среди девушек. В чем мое преступление? Явно ведь не в том, что я китаец.       — Мда, — протянул Минсок, крутя телефон в руках, — от скромности ты явно не умрешь.       — Да сделай ты уже что-нибудь с этим наказанием! Я не хочу до конца жизни остаться отражением!       — Слушай, если тебе все равно нечем заняться, попытайся сам подумать о том, как бы тебе оттуда выбраться, — Лухан хотел добавить что-то колкое, но Минсок, словно пятой точкой это почувствовав, вставил свое весомое: — Молча!       Китаец на какое-то время замолчал, однако внутреннее возмущение распирало его изнутри, поэтому он просто не смог промолчать.       — А ты думаешь, я тут все это время розовых слоников пинаю? Я понятия не имею, как это сделать, поэтому я и прошу у тебя помощи! — бормотал Лухан, считая, что «тихо» почти синоним слова «молча».       — Почему ты не можешь просто посидеть молча? Если бы ты не отвлекал меня постоянными разговорами, я бы делал все быстрее и обязательно нашел время на то, чтобы решить твою проблему!       Лухан не нашел что ответить. Его рот действительно не закрывался с тех пор, как он встретил Минсока. Просто в мире Зазеркалья было действительно одиноко, и Минсок был единственным человеком, с кем Лухан может разговаривать. Он провел больше месяца в полном одиночестве, стараясь достучаться до людей по ту сторону отражающих поверхностей. О его существовании даже не догадывались.       — Просто потерпи пару часов, — Минсок вытащил из ящика кошелек и сунул его в задний карман джинсов. — Мы поговорим с тобой, как только я вернусь из магазина.       — Почему мы не можем поговорить до магазина?       — Потому что в отличие от тебя, ужин и моя мама ждать не могут! — Ким еле оскалился, призывая Лухана молчать. Китаец обиженно надул губки и скрестил на груди руки. Никак по-другому он не мог выразить свое недовольство. И даже за Минсоком он последовать не мог, потому что тот ясно дал понять, что преследование нарушает его личные права.       К слову сказать, Лухану было запрещено и свободно перемещаться по дому. Не то, чтобы Минсок заботился о своем китайском друге в отражении. Просто, даже если Лухана видит только он, сам Лухан может видеть отражения других. В момент, когда Минсок устанавливал запрет на перемещение в стенах дома, он думал о том, что он живет в одном доме со своей красивой сестрой-подростком, а у них в ванной так некстати зеркало висит прямо напротив ванны.       Не то, чтобы он доверял Лухану и ручался за то, что в его отсутствие парень не занимается подглядыванием за его семьей, но китайца явно волновало больше свое спасение, чем жизнь других людей.       Минсок еще раз глянул на Лухана, грозно сдвинув брови и погрозив отражению пальцем, а после скрылся за дверью.

***

      Вечно убегать от этого разговора было невозможно. Лухан становился все настойчивее и настойчивее. Теперь он упоминал о своем спасении не несколько раз в день, а в каждом предложении, умело сводя все темы для разговора к своей проблеме. Его больше нельзя было игнорировать. Минсок никогда не откладывал дела в дальний ящик и предпочитал расправляться с ними сразу, однако это касалось только решаемых проблем. Проблема Лухана была нерешаема, вот только сказать об этом Минсок не мог.       — Я даже не знаю с чего начать, понимаешь? Я, конечно, могу погуглить, но боюсь что это только пустая трата времени…       — Нам нужно какое-то универсальное решение. Найди заклинание в волшебной книге, свари зелье, — перечислял парень, — в конце концов, найди мне жабу, которую я поцелую и вернусь обратно.       — Жабу? Как ты вообще дошел до такого варианта? — Минсок отвернулся от горящего экрана ноутбука и перевел удивленный, но с каплей иронии, взгляд на Лухана.       — Я просто подумал, что если есть принцессы, которые поцелуем развеивают чары, наложенные на жабу, то есть и жабы, которые могут разрушить чары.       — И где я тебе найду такую жабу? Скольких тебе придется перецеловать, прежде чем ты найдешь нужную?       — Волшебные жабы должны обладать разумом и говорить, — со знанием дела заявил молодой человек.       — Знаешь, это весьма сомнительный способ, — Минсок укоряюще посмотрел на отражение. — И у тебя немного странные взгляды на жизнь, потому что универсальным способом, в данном случае, является именно принцесса, которая делает из жабы человека.       — Хорошо, тогда найди мне принцессу, — отстраненно пожал плечами Лухан, отворачиваясь. — Или на крайний случай принца.       — Что-то я не слышу в твоих словах воодушевления, словно с жабами тебе целоваться приятнее, чем с людьми, — с усмешкой проговорил хозяин комнаты.       — Да поцелуи с незнакомыми мне живыми существами вообще не входят в мои планы. Я надеюсь на то, что мне удастся разрушить злые чары, при этом ничего не сделав, — Лухан внимательно посмотрел на Кима, и на лице его появилась ничего-хорошего-не-предвещающая улыбка.       — Вместо тебя марать руки придется мне, так? — Минсок цокнул языком и повернулся к зеркалу спиной.       — Нет, если ты найдешь самый простой и безболезненный способ вытащить меня отсюда, — отражение просияло самодовольной улыбкой, вздергивая свой подбородок вверх.       — Я думал, что ты будешь рад любой возможности выбраться из этой ловушки. В любом случае, я буду рад любой возможности избавиться от тебя. Так что, как только выход будет найден, ты свалишь так далеко, как только позволят тебе твоя фантазия.       — Ты бы сначала выход нашел!       — Он вон там! — и Минсок, не поворачиваясь, ткнул пальцем в сторону двери.       — Шутить изволите, сударь! Не сыпь мне соль на сахар!       Минсок потянул руку к пустой чашке, в которой некогда был кофе. Для полной убедительности, парень даже заглянул на дно, словно пытался найти в недрах своей посуды сокровища.       — Мне уже нести тебе водолазный костюм? — послышалось из зеркала. — Или ты решил погадать на кофейной гуще, чтобы узнать, как меня вытащить из Зазеркалья.       — Я просто подумал, что…       Парень замолчал, с интересом смотря на дно чашки. Он просто понял, что все то время, что он пытался придумать выход из сложившейся ситуации, он так и не получил четкого ответа на вопрос о том, как же Лухана так угораздило. Ведь у него должны быть какие-то указатели, условия или что-то в этом роде, которые подсказывали, как выбраться из зеркала. Минсок был почти готов задать интересующий его вопрос, однако посчитал, что это успеется, а сейчас ему важнее сделать себе еще чашечку кофе.       На кухне, где не было постоянного взгляда в спину, Минсоку вдруг пришло в голову, что с Луханом они знакомы уже больше недели. Рот у китайца не закрывается ни на секунду, но по какой-то волшебной причине, этот таинственный человек ни разу не проговорился о подробностях своей прошлой жизни. Кроме имени, китайского происхождения и популярности у женского пола, о Лухане ничего не было известно. Как-то сомнительно помогать человеку, о котором ты ничего толком и не знаешь. Минсок, конечно, не хотел устроить допрос с пристрастием о прежней жизни Лухана, но ведь должен он знать хоть что-то, раз они оказались в одной лодке.       Не было для этого никакой причины, просто… просто вдруг захотелось узнать об этом человеке хоть что-то. Он кажется не таким уж и плохим. С каждым днем Минсок даже свыкался с существованием Лухана рядом. Нужно было поскорее с этим завязывать, прежде чем он сроднится с ним, и будет ощущать пустоту, когда Лухана не будет рядом.       Ситуация снова становится критической. Пора побыстрее с этим прекращать, пока он не проникся к этому вздорному и настырному парню симпатией. Или он уже проникся.       Минсок решил, что нужно с чего-то начинать. И лучше с самого начала.       — Что вообще с тобой произошло? — с порога спросил Ким, невозмутимо прогуливаясь до своего стола, чтобы поставить чашку кофе.       — Меня заколдовала злая ведьма, — тут же заявил Лухан, указывая на себя пальцами и выгибая бровь. — Минсок, поцелуй меня.       — Я стал альтернативой жабы или принцессы? — Минсок выразительно посмотрел на отражение.       — За неимением лучшего, подойдешь и ты. Попытка не пытка, так ведь? — китаец состроил милое выражение лица, видимо пытаясь смягчить грубость своей фразы.       — Не собираюсь я тебя целовать. Ты же отражение! Хочешь, чтобы я целовался с зеркалом? Это не очень приятно…       — А ты уже пробовал? — мгновенно выпалил Лухан в ответ, но тут же прикусил язык, правда, попытался это сделать как можно менее заметно.       — Для человека, которому нужна помощь, ты вкладываешь в свои слова слишком много сарказма, — тут же парировал Минсок, делая глоток кофе, и при этом не сводя пристального взгляда с парня в зеркале.       — Я уверен, что меня должен спасти поцелуй истинной любви! Он всегда всех спасает, говорю тебе, — Лухан мгновенно смекнул, что еще несколько фраз, которые могут оскорбить или обидеть Минсока, и о помощи можно забыть.       — Отлично, теперь нужно просто найти человека, который тебя любит. Потому что это точно не я.       — О, ну это легче, чем найти волшебную жабу или ребенка королевской крови, — протянул Лухан, и на его губах заиграла еле заметная улыбка. — Хоть кто-то среди сотни моих фанатов в Корее или Китае, так или иначе, должен меня любить. Предлагаю в первую очередь проверить моих бывших.       — И как много их у тебя было?       На лице Лухана отразилась глубокая задумчивость. Он скосил взгляд влево и, шевеля губами, словно беззвучно что-то проговаривал, принялся загибать пальцы на руках.       Минсок тяжело вздохнул, понимая, что это, вопреки ожиданиям, не самый легкий способ решить сложившуюся ситуацию.       — Ты так и не ответил на мой вопрос, — вдруг проговорил Минсок, отворачиваясь к столу.       — Я считаю, — возмутился Лухан. — Черт, сбился…       — Я говорил о другом, — почему-то в этот момент стакан с ручками и карандашами показался таким интересным. — Несколько раз я спрашивал тебя о том, как ты стал отражением, но ты так и не ответил мне.       — Потому что я не помню, — слишком быстро ответил парень. — Я просто был нормальным, а потом — бац! — и я отражение. И к слову сказать, я понятия не имею, кто меня там любит по-настоящему. Со всеми моими бывшими я расстался не очень хорошо, уверен, они до сих пор точат на меня зуб. Ох, был бы сейчас Исин…       — Лухан, — тихо позвал Минсок.       — Точно, тебе нужно поговорить с Исином, он точно сможет что-нибудь придумать, только не говори ему о том, что я отраж…       — Ты ведь знаешь, так? — пробормотал Ким.       — Что?       — Ты ведь знаешь, что произошло, но не хочешь говорить…       — С чего ты взял? — голос Лухана даже повысился.       Минсок резко обернулся, чтобы внимательно посмотреть на отражение. Его выражение лица было слишком серьезным, пожалуй, даже угрожающе серьезным.       Пронзительный холодный взгляд Минсока уничтожал, рвал в клочья. Теперь Лухану стало жутко. Было чувство, что каждое его слово сейчас ставится под сомнение и взвешивается. Будто бы Ким видел суть среди огромного потока его слов, отметая все бессмысленное, что мешало пониманию.       — Я… просто… это не имеет значение.       — Это может не иметь значения для тебя, но что если это важно для меня?       — Это не поможет вытащить меня из зеркала!       — Давай ты мне расскажешь…       — Не хочу.       Слова оказались такими же отрезвляющими, как и пощечина. Клацнули в сознании, как гильотина. Минсок поджал губы, незаметно закусывая нижнюю зубами. Обидно. Аж закричать захотелось и пнуть что-нибудь, так это было обидно. Но виду он подавать не хотел. Гордость не позволяет.       — Тогда я не хочу тебе помогать. Как я, по-твоему, должен это сделать, совершенно не зная, что произошло? Интересно, а к врачу ты так же ходишь? Излечите меня от того, не знаю чего, но осмотреть себя не дам, так что просто выпишите какое-нибудь универсальное лекарство. Сироп от кашля очень поможет от рака!       — Я уже говорил, что толку от тебя, как от козла молока?       Минсок с гулким грохотом поставил чашку на стол. Сейчас что-то в груди перевернулось от эгоистичной несправедливости Лухана. Это было действительно обидно. Ведь Ким, пусть и нехотя, но пытался помочь. Ему было не так уж и легко принять тот факт, что с ним из зеркала разговаривает отражение. Он ведь мог бы просто проигнорировать его, сделать вид, что больше не замечает. Просто в одно прекрасное утро перестать отвечать и смотреть на этого заносчивого, приставучего, настырного парня. И даже при том, что Минсок с готовностью кинулся помогать совершенно незнакомому человеку, потому что, будучи единственным человеком, что его слышит и видит, он чувствовал ответственность, Лухан позволяет себе грубость, показывает свой не слишком приятный характер. А еще он корчит рожи, дразнится и требует к себе повышенного внимания. И теперь он посмел заявить «не хочу».       Кем он себя вообще возомнил? Он только что провел четкую грань между ними. Его фраза звучит как «я не буду тебе ничего говорить и не собираюсь способствовать твоей деятельности, но попытайся изыскать пути, чтобы меня спасти».       Минсок сделал большой глоток кофе и молча вышел из комнаты, чтобы внезапно не сорваться на крик. Он не хотел показывать, что его задело происходящее. Однако в комнату он так и не вернулся.       Предусмотрительно отвернув к стене пару небольших зеркал в гостиной и зашторив окно, Минсок уселся на диван, отставляя чашку кофе на столик. По телевизору смотреть было абсолютно нечего, скука наваливалась постепенно, заставляя зевать и беспорядочно скакать по каналам, чтобы хоть чем-то себя занять. Он пытался не прислушиваться к негодованию, которое бурлило в его груди, превращаясь в злобу. Обидно было.       — Смотрите, кто выполз на свет, — послышался насмешливый голос, — я уж думала так и не столкнусь с тобой сегодня.       — Поэтому я и вышел из комнаты, — Минсок повернулся к сестре, которая стремительно двигалась в его сторону с чашкой чая и тарелкой овсяного печенья. — Хоть изредка мне нужно видеться со своей семьей, а то совсем забудете, как я выгляжу.       — Такими темпами я совсем забуду, что у меня есть брат, — хихикнула девушка, угощая парня своим печеньем. — Что смотришь?       — Какое-то шоу, где все шутки сводятся к тому, чтобы унизить другого, — пожал плечами Минсок. — Мне кажется или их шутки действительно несмешные?       — Я могу понять, что это шутки, только благодаря закадровому смеху, — девушка замолчала, чтобы одним махом съесть печенье, — закадровый смех решает все.       — Почему вообще мы это смотрим? Разве нет чего-нибудь получше? — простонал Ким, утыкаясь в подлокотник.       — Ты сам это включил, — резонно заметила сестра, — пульт-то у тебя. Просто переключи.       — Точно, — Минсок не глядя щелкнул по кнопке переключения каналов, перескакивая на середину серии какого-то неизвестного ему сериала, — что бы я без тебя делал?       — Смотрел бы убогое шоу и ныл в подушку, — девушка ободряюще похлопала брата по ноге. Кажется, сейчас она почувствовала, что с Минсоком что-то не так, однако спрашивать напрямую не стала. Знала просто, что если захочет с ней поговорить, чтобы облегчить душу, то поговорит, а если нет — будет молчать как рыба и даже под пытками ничего не скажет. Он ведь такой самостоятельный, справляется со своими проблемами сам. Все, что можно было сделать сейчас, так это побыть с ним рядом, да дать понять, что он не один.       Молодой человек улыбнулся сестре и продолжил поглощать принесенные овсяные печенья, прихлебывая остывший кофе.       А Лухан продолжал ждать, считая, что Минсок просто вышел отнести чашку на кухню, но тот так и не вернулся. Ноутбук перестал светить экраном, перейдя в режим сна, а настольная лампа все так же горела, бессмысленно проматывая электричество. Китаец пытался чем-нибудь себя занять. Он катался по кровати, полу, напевал детские песенки, которые помнил еще со времен детского сада. Время шло, позитивные детские песенки сменялись на печальные слезливые песни айдолов о потерянной любимой. Когда стрелки часов приблизились к четырем утра, Лухану стало страшно. Он уселся перед зеркалом, не сводя внимательного взгляда с секундной стрелки часов над столом. Мысленно отсчитывать секунды, занятие довольно скучное и утомительное, но он просто пытался отвлечь себя от посторонних мыслей. Ему не хотелось думать о плохом. И не хотелось признавать, что он был не прав, что виноват. Наверняка есть объяснения тому, что Минсок все еще не вернулся. Это совсем не значит, что он сбежал в другую страну, был схвачен мафией и теперь безвольно болтается подвешенным к потолку или ушел на дно с камнем на шее. И это абсолютно не значит, что он забыл о Лухане.       С каждой отсчитанной секундой, с каждым меряющим комнату шагом, в груди нарастало неприятно скользкое чувство тревоги. Лухан был терпелив, но все равно, чисто на всякий случай, оббежал весь дом. Родители Минсока уже давно спали, сестра переписывалась с кем-то по телефону, в ванной никого не было. Китаец даже пошел на кухню, старательно выискивая хоть одну отражающую поверхность, но тщетно. В гостиной Лухан топтался дольше всего, внимательно вглядываясь в перевернутые зеркала и задернутые шторы. От этого было действительно неприятно, потому что появлялось стойкое чувство, что от Лухана опять отмахнулись. Зато он хотя бы знал, что Минсок жив и находится в гостиной. Правда, как бы он ни старался прислушиваться к звукам, ничего, кроме бормотания телевизора он не слышал.       Ничего не оставалось, кроме как вернуться в комнату и ждать. И он ждал, укутавшись в одеяло и устроившись в углу кровати. Сейчас ему очень хотелось, чтобы Минсок вернулся. Может быть, ему было одиноко и страшно одному, а может быть, он скучал. Ведь сейчас из всех людей в этом мире, он хотел, чтобы его одиночество развеял именно Ким Минсок. Больше никого не надо. Кажется, зарывшись носом в одеяло, он даже почувствовал приятный и слабый убаюкивающий запах, который просто не мог существовать по эту сторону зеркала, ведь здесь их нет. Кажется, это был чужой одеколон. И проваливаясь в сон, Лухан подумал, что вероятно, для человека, который не мог ощущать запахи так долго, этот станет самым любимым.       Минсок разлепил глаза около десяти утра. В теле была свинцовая тяжесть, словно он проспал не меньше суток, а шея неприятно ныла от неудобного положения. Парень шмыгнул носом и потянулся к пульту, чтобы выключить все еще работающий телевизор. Он, конечно, хотел немного посидеть здесь и отдохнуть от Лухана, вернувшись к своей обычной жизни без надоедливого эгоистичного отражения, которое ни на секунду не закрывает рот, но сейчас вообще не хотелось ко всему этому возвращаться. Ему показалось, что за эти несколько дней уходящего лета, он совершенно забыл о том, что он когда-то жил нормально и с ним не разговаривали отражения. А от всех надоедливых личностей можно было спрятаться, просто закрывшись в своей комнате и отключив на телефоне звук.       Ким откинулся на спинку дивана, сонно смотря в потолок. Возвращаться в комнату тоже совершенно не хотелось. Каждый раз, когда он вспоминал о Лухане, утихшая злоба снова начинала бурлить. Если помощи от него все равно не ждут, то Минсок хотел бы вернуться к своей обычной жизни.       Парень медленно поднялся с дивана, аккуратно сложил плед и пошел в свою комнату. Понадобилось невероятная сила воли, чтобы повернуть ручку и зайти в комнату. Он мысленно приготовился к тому, что ему нужно будет выслушать возмущенную речь одного самовлюбленного принца, но в комнате была тишина. Правда тишина длилась не долго, потому что стоило Лухану заметить, что в комнате появился кто-то еще, как он тут же подскочил с кровати, и с грозным выражением лица подбежал почти вплотную к зеркальной двери шкафа-купе.       — Минсок, — начал он свою гневную речь, упирая руки в бока, — тебе не кажется, что это слишком грубо отмахиваться от меня таким образом?       Молодой человек молча прошел к шкафу, спокойно отодвигая зеркальную створку и придирчиво оглядывая свой гардероб.       — Нет, серьезно, я все понимаю, но это грубо, знаешь ли. Ты никогда не думал, что это может задевать мои чувства? — продолжал свою тираду Лухан.       Минсок чуть не заскрежетал зубами от такого выпада. Так он, оказывается, грубо себя ведет и задевает чужие чувства. Вероятно, он должен был чувствовать себя виноватым, но он не чувствовал. Все, что Минсок хотел, это услышать от Лухана короткое «прости», и продолжить общаться, как ни в чем не бывало. А вместо этого он слышит гневную речь о том, что Лухан весь из себя бедный китайский мальчик, которого ни во что не ставят и, ах, да, он еще и просто отражение. Мысли о том, чтобы заговорить с Луханом как ни в чем не бывало, сведя все к шутке или придумав другую отговорку, тут же потонули в сознании.       Парень достал из шкафа свои вещи, грубо задвинул зеркальную створку и вышел из комнаты.       — Эй! Опять ты это делаешь! — возмущенно вскрикнул Лухан. Ответом ему была закрытая дверь.       Да, Минсок опять нагло отмахивается от Лухана, как от назойливой мухи и делает это только потому, что ему обидно до глубины души. Почему он должен считаться с чувствами этого отражения, а с его чувствами считаться не обязательно? Вообще-то, если посмотреть правде в глаза, это не Минсок тут должен ползать по полу и всеми силами склонять Лухана к помощи себе. Что за потребительское отношение такое! Если этот китайский болванчик продолжит в том же духе, Ким завесит простынями это огромное зеркало.       Несмотря на желание послать надоедливое отражение так далеко, как только позволит словарный запас, Минсок решил, что какое-то время просто не будет поддаваться на грязные инсинуации. Покажет, что кое-кому следует признать, что он поступил неправильно и просто извиниться. И пока не прозвучит это заветное «прости меня», Минсок не произнесет ни слова. Фигушки. Пора показать, кто здесь от кого зависит!       Много мыслей злобных и не очень крутилось в голове. Много риторических вопросов и гневных тирад было придумано внутренним голосом. Вот только почему-то ни разу Минсок так и не захотел озвучить в своей голове ноющий вопрос, который все же горел на глубине сознания неоновой вывеской. Почему его так задело все это? Если бы это был кто-то другой, Ким, пожалуй, позволил себе прикрикнуть, поставить точку, сказав «помощи от меня не будет» и жил бы дальше. И не было бы ему обидно, лишь немного совестно. В этой ситуации, он даже не подумал о том, чтобы на такой не очень оптимистичной ноте закончить эти «деловые» отношения. Потому что не хотел их заканчивать. И на вопрос «почему?» ответить себе не мог.       Горячий душ частично смывал усталость и раздражение, которые остались еще со вчерашнего дня. Не хватало только чашечки горячего кофе, чтобы полностью проснуться и успокоиться. Под теплыми струями воды разум становился кристально чистым, даря облегчение. В такие моменты Минсоку казалось, что жизнь налаживается. И даже то, что он хотел на протяжении всего дня игнорировать Лухана, казалось сейчас глупостью.       Минсок проскользнул ладонью по запотевшему стеклу, вглядываясь в отражение своих глаз в четкой полосе, окруженной воздушной дымкой пара. Он чувствовал, что на него смотрят, бросая из-за плеча взгляд в отражение.       — Минсок, — совсем тихо позвал Лухан. Он стоял, опершись спиной о дверь, и боялся пошевелиться.       Ким снова его проигнорировал, наклоняясь к раковине и фактически исчезая из поля зрения.       — Минсок, — китаец сделал нерешительный шаг по направлению к раковине, но остановился, — шутка затянулась. Мне уже не смешно. Перестань так делать.       Парень вытер лицо полотенцем, пряча довольную усмешку. А Лухан старательно вглядывался в его лицо, пытаясь уловить самые незначительные изменения. Минсок выглядел обычно. Так же, как человек, в чьем зеркале не живет незнакомый ему парень. И теперь Лухану становилось жутко. Он, воплощение кошмара из какого-нибудь ужастика про зеркала, до жути боялся того, что сейчас происходило.       — Ты ведь меня слышишь, просто прикалываешься, да? — голос Лухана был пропитан плохо скрываемым страхом.       Он в этот момент действительно боялся, что Минсок не видит его и не слышит. Пусть хотя бы слово скажет, только бы не игнорировал. Лухан не хотел, чтобы его игнорировали. Он боялся, что снова стал просто отражением, о существовании которого никто не знает.       Минсок спокойно накинул полотенце себе на голову, вытирая все еще сырые волосы, вода с которых стекала по шее, щекоча кожу. Отвернулся от зеркала, чтобы натянуть на еще влажное тело одежду и вышел из ванной.       Он не имел ни малейшего понятия, что его действия производят на Лухана совсем другое впечатление. Тот лучик надежды, что все это время лелеял китаец с того самого вечера, когда они впервые встретились, начинал пропадать. Словно бы Лухан снова оказался в кромешной темноте.       Ким спокойно прошел в свою комнату, выключая настольную лампу, которая работала всю ночь. Пошевелив мышкой, он поскакал по вкладкам в своем браузере и решил, что нужно сходить за чашечкой кофе, чтобы просмотреть ленту новостей.       Минсоку не следовало продолжать молчать. Он видел, как Лухан смотрел на него, и это разрывало на части. Чувство было, что он делает что-то неправильное, противозаконное, бесчеловечное. И он хотел что-то сказать, слова рвались наружу, но так и застревали где-то в горле.       В тишине хлопнула дверь. Чашка кофе с тихим приглушенным ударом опустилась на стол. Стул скрипнул немного проседая под весом тела. Щелкнула мышка.       — Минсок, — снова позвал Лухан, не в силах терпеть эту навязчивую тишину, которая на самом деле была полна звуков. — Перестань меня игнорировать. Ты ведь слышишь меня, да?       Тишина. Снова давящая тишина воцарилась в комнате. Воздух, кажется, стал плотнее, и беспорядочные щелчки мышки и удары пальцев по клавиатуре разрезали его, словно масло ножом.       — Зачем ты так со мной? — голос Лухана дрогнул. — Мне страшно…       Минсок с трудом подавил в себе желание повернуться. Он знал, что должен, но в нем проснулся упрямый ребенок, который принципиально игнорировал отчаянную мольбу в чужом мягком голосе.       — Серьезно? — голос стал тише и звучал совсем незнакомо. — Если ты делаешь это специально, то прекрати. Пожалуйста, хватит. Минсок!       Нет, он точно должен сказать хоть что-то, потому что голос Лухана с трудом прорывается сквозь тишину. Ему приходилось практически выталкивать каждое слово.       — Почему ты так делаешь? — глаза стали предательски слезиться сейчас. — Скажи, что ты меня слышишь! Скажи хоть что-нибудь! — закричал он, и голос сорвался на последнем слове.       Минсок застыл. Его пальцы так и не коснулись клавиатуры.       — Мне очень страшно. Ты ведь единственный, кто меня может видеть и слышать, — Лухан всхлипнул. — Ты все, что у меня сейчас есть. Почему ты так со мной поступаешь? Возьми на себя ответственность! Я не хочу снова остаться один. Ты даже не знаешь, что это такое!       Слеза скатилась по его щеке, потому что её сдержать не удалось. Голос стал звучать не так мягко, он похрипывал и звучал немного гортанно.       — Если я что-то сделал не так, ты должен просто об этом сказать! Я знаю, что у меня отвратительный характер, что я говорю, порой, очень грубые и обидные вещи. И если я тебя обидел, ты должен просто сказать об этом, а не игнорировать меня. Потому что если ты перестанешь меня видеть и слышать, я снова останусь здесь один. Я не хочу так!       Лухан замолчал, пытаясь выровнять свой голос.       — Я знаю, что навязываюсь тебе, знаю, что донимаю. И я обещаю, что оставлю тебя в покое, как только все это закончится. Но сейчас весь мой мир замкнулся на тебе. Ты мне нужен, Минсок! Просто скажи хоть что-нибудь!       — Я обиделся, — коротко ответил Минсок.       В комнате стало тихо. Кажется, оба даже перестали дышать. Ким внимательно вслушивался, пытаясь понять реакцию парня, а китаец просто замер, не зная, как же реагировать. Его грудь разрывалась от противоречивых чувств. Он был рад. Ему было обидно. Минсок все еще его слышал, но так хотелось его ударить. Или поцеловать. Непонятно пока. Разве может быть в один момент больно и радостно? Только у мазохистов такое и бывает, но Лухан не такой. Просто он очень испугался. И вот в этот момент Лухана прорвало. Он, словно маленький ребенок, заревел в голос. Не пытаясь сдержать себя, потому что внутри разлилось облегчение. Его все еще слышат. Он все еще не один.       — Значит, слышишь меня? Вот зачем ты так поступаешь со мной? Я же испугался!       Его рыдания мешались с хрипами в голосе. Сердце все еще по инерции сжимала тревога. Минсок единственное доказательство того, что Лухан все еще существует. Пусть в немного иной плоскости, нежели другие люди, зато есть. Быть одному в этом мире почти то же, что и не быть вовсе. Минсок был тем единственным, что связывало его с миром, в котором он некогда жил сам.       — Прости, — размазывая слезы по лицу, почти кричал Лухан, — прости меня, я так больше не буду! Только не игнорируй меня снова!       — Если ты перестанешь реветь как маленькая девочка, — Минсок резко развернулся к зеркалу и сердце его в этот момент замерло.       Лухан действительно походил сейчас на маленького ребенка. Когда плакал в голос, когда пытался вытереть руками слезы, которые никак не хотели останавливаться.       — Хватит уже, — мягко проговорил Минсок, вставая со своего стула и подходя к зеркалу. Ему стало совестно за то, что он все это время молчал. И стало жалко, что он не мог просто протянуть руку и утешить Лухана.       — Не могу! — китаец потянул футболку за край, чтобы вытереть свое лицо.       Когда слезы начинают течь, их невозможно остановить до тех пор, пока они сами не высохнут. А в Лухане этих слез был целый океан. Страх, боль, разочарование — все, что сейчас наполняло его грудную клетку, мешая вздохнуть, выливалось со слезами. Только ноющее облегчение обволакивало сердце сладкой, трепещущей болью.       Лухан бы хотел сказать, как он сейчас рад той малости, что его слышат. Он хотел сказать, как благодарен за это. Много чего он хотел бы сказать. И о том, что боится закрывать глаза, боится замолчать, боится осознать в один прекрасный (ужасный) момент, что он снова остался один.       Все то время, что было до встречи с Минсоком, Лухан словно был мертв. Бессмысленно гулял в пустоте, среди бетонных коробок и только и мог, что смотреть, как жизнь проходит мимо. Несколько дней казались ему вечностью в квадрате. Как бы он хотел сейчас найти слова, чтобы Минсок знал, чтобы понял, какое значение он имеет. Именно он перевернул мир Лухана с ног на голову, и китаец был этому чертовски рад.       — Минсок…       — Не минсокай мне тут, — пробормотал Ким, снова уходя к столу, — вытри уже слезы-сопли.       Лухан надрывно глотал воздух ртом, пытаясь успокоиться. Он понимал, что съедаемый страхом, глупо дал волю эмоциям. Но ведь у всех людей есть такая черта, переступив которую больше сдерживать и утрамбовывать в себе что-то нельзя. Сдержался раз, два, а на третий в голове взрывалась атомная бомба за все предыдущие разы. Сейчас так и произошло. Зато дышать стало вдруг легче. Когда тебя не раздирают подавленные эмоции, на мир смотришь иначе.       Парень упал на пол, чувствуя, как по телу прокатывается взрывная волна.       В комнате снова воцарилась тишина, только теперь не было лишних звуков. Теперь Лухан не смотрел в спину Минсока. Ким вернулся к зеркалу, усаживаясь на пол прямо напротив отражения.       Они молчали. Минсок крутил в руках золотой маркер с блестками, не смея поднять глаз. Он все еще чувствовал себя виноватым. Как-то ситуация вдруг обернулась совсем не в его сторону.       Дело в том, что просто признаться себе в том, что ты виноват, это еще не конец. Важно донести до окружающих свое осознание. И вот это самое сложное. Заставить себя произнести эти слова.       — Прости меня, — тихо буркнул Минсок, — я погорячился. Мне не следовало тебя игнорировать. Я не подумал о том, что это может тебя так сильно задеть.       — Меня не задело, — тут же выпалил Лухан, — это меня испугало. Ты сейчас действительно все, что у меня есть.       — Странно это слышать, — Минсок улыбнулся, смягчая углы их разговора. — Ты был прав, я не понимаю тебя. Не понимаю, в каком положении ты находишься. А когда я попытался пойти тебе навстречу, ты пресек все попытки своим «не хочу». Так что не обвиняй меня.       — Просто, — Лухан замялся, мечась между желанием рассказать и облегчить душу и страхом развалить все, — если быть честным до конца, я не знаю, сможешь ли ты мне помочь или нет. Слишком сомнительно все происходящее. Я имею смутное представление о том, что произошло и что должно произойти. Ааааа, это все так запутанно!       — Если ты не знаешь, могу ли я тебе чем-то помочь, то зачем ты мне все это время мозги пудрил? — поразился Минсок, немного прищуривая глаза, чтобы укоряюще посмотреть на Лухана.       — Затем! — капризно заявил китаец. — Ты был единственным, кто услышал меня, кто обратил внимание, кто заметил. Я просто не мог дать тебе уйти! Мне нужно было придумать способ, чтобы обратить на себя внимание. Я решил попросить о помощи, потому что, согласись, это звучало лучше, чем «поговори со мной».       — Знаешь, мне кажется, тебе не нужно было серьезного предлога, чтобы прилипнуть ко мне как банный лист. Ты просто это сделал, даже несмотря на то, что я отказался тебе помогать, — засмеялся Минсок.       — Это было лучшее, что я тогда смог придумать, — пожал плечами Лухан. — Вероятность, что ты будешь со мной говорить просто так, была почти равна нулю. Но я все равно надеялся, что ты сможешь что-то сделать. Тот факт, что ты единственный, кто меня воспринимает, уже о чем-то говорит.       — Например? — скептически приподнял бровь парень.       — Что ты сыграешь не последнюю роль в моем спасении, например.       — В любом случае, — Минсок тяжело вздохнул, — если бы ты раньше сказал об этом, ничего подобного не случилось бы. Нам не хватило взаимопонимания.       Лухан активно закивал, подтверждая каждое сказанное слово. Его волосы так смешно скакали, что нельзя было сдержать улыбки.       — Если ты продолжишь в том же духе, у тебя отвалится голова. Ты как китайский болванчик.       Парень скривил губы, видимо не до конца оценив шутку, но все равно не смог сдержать нежной улыбки. Сейчас вдруг стало легко. Почему-то напряжение, которое было до этого между ними, оборвалось. За несколько мгновений совершенно незнакомый человек вдруг стал роднее, чем кто-либо. Минсок лишь подмигнул, расплываясь в лучезарной улыбке, зубами сорвал с маркера колпачок и, опершись рукой на зеркало, немного приподнимаясь на коленях, нарисовал над головой Лухана золотую корону.       — Я больше не буду тебя игнорировать, — Минсок придирчиво оглядел свое творение и удовлетворенно кивнул, — а ты просто будь здесь, чтобы я знал, где тебя искать.       — Хорошо, — китаец поудобнее устроился под короной и просиял обезоруживающей улыбкой.       И они снова замолчали, просто украдкой поглядывая друг на друга и собираясь с мыслями. У них появлялось двоякое чувство: с одной стороны казалось, что они знают друг друга вечность, с другой, они понимали, что с этого момента, они, наконец, перестанут быть незнакомцами.       В груди разливалось приятное чувство спокойствия, оттесняя страх в самую бездну сознания. Не нужно было больше ничего мудрить, Лухан был уверен, что все само собой образумится. Ему не нужно было выискивать какие-то особые пути решения своей проблемы. В том, чтобы быть всего лишь отражением, оказывается, были свои плюсы. Хотя бы по той простой причине, что он встретил Минсока. И это, как ему казалось, было самым замечательным.

***

      — Тут автобусы ходят, поезда ездят, самолеты летают, представляешь? — рассказывал Лухан, все так же сидя на своем законом месте под короной. — И все без людей. Жутко было поначалу, но сейчас я привык.       Минсок лежал на своей кровати, подложив руку под голову и внимательно слушал. Ему было интересно слушать истории Лухана о том, другом мире. Ким не мог себе представить что-то иное, отличное от своего быта. Хотелось глянуть хоть одним глазком, что там за место такое.       Лухан постоянно перепрыгивал с истории на историю, запутывая нить разговора, но слушать его было приятно. Его рассказы вызывали улыбку, раскрывали его натуру. Однако он тщательно обходил стороной темы, касающиеся каких-то личных вещей. Тем не менее, Минсоку казалось, что он медленно, но подбирается к Лухану ближе.       — Я даже думал о том, чтобы попутешествовать, — китаец подпрыгнул на месте, хватаясь за свои ноги, чтобы не навернуться на спину, — без паспортов, виз, денег. Мир бы поглядел. Можешь себе представить злачные места, которые не кишат туристами? Спокойно погулять можно, без столпотворений и навязчивых местных, которые пытаются тебе что-то продать.       — И почему не отправился путешествовать? — Минсок по-кошачьи улыбнулся, поправляя подушку под головой.       — Если честно, я был уже на грани отчаянья, — откровенно проговорил Лухан, смотря куда угодно, только не на хозяина комнаты, — уже думал, была, не была, отправлюсь в Париж, но в тот же вечер встретил тебя.       — А, то есть ты из-за меня отказался от путешествий? — хихикнул парень, утыкаясь в подушку. — Мой тебе совет, отправляйся, пока у тебя есть такая возможность. Когда еще сможешь по миру за просто так покататься? И еще нет проблем с языковым барьером. Нет людей — нет проблем.       — Ой, ты так мягко намекнул мне сейчас, что пора сваливать и оставить тебя в покое? — Лухан прищурился, приподнимая уголки губ в подобии улыбки.       — Нет, конечно, нет…       — Кроме тебя было еще много вещей, из-за которых я не собирался никуда отправляться…       — Поделись же ими со мной, — игриво попросил Минсок, переворачиваясь на живот.       — Во-первых, заманчиво конечно полазить по Колизею, Эйфелевой башне и забежать в Кремль, да и вообще побежать навстречу опасности и приключениям, но если со мной что-то случится, мне даже медицинской помощи не окажут. Во-вторых, я не хочу проснуться однажды в номере люкс с зеркальным потолком и обнаружить на кровати рядом с собой какого-то свина, заплывшего жиром.       — Он тебя все равно не видит…       — Но я-то его вижу! — вскрикнул Лухан. — Не хочу обзавестись психологической травмой на всю жизнь. В-третьих, хотелось бы напомнить, что я не знаю, доколе буду отражением, что если я вернусь в свое исходное состояние на границе? И что тогда? Депортируют меня в Китай в деревянном ящике?       — А что, если ты снова станешь полноценным человеком именно в постели с этим свином?       — Воооот, — протянул Лухан, тыкая пальцем в Минсока, — это будет самый худший день в моей жизни…       — А что, если этот свин еще и полезет к тебе…? — продолжал Ким, загадочно улыбаясь и понижая голос.       — Фуууу! Нет, даже не говори об этом! Фэээ, я не переживу! Выйду в окно! — верещал Лухан, что есть мочи. Он откинулся на спину, закрывая лицо руками и всеми силами стараясь не воображать себе эту отвратительную сцену.       Минсок тихо похихикивал в подушку, от того, что Лухан бился в конвульсиях на полу, прижимая руки к лицу. Китаец медленно повел ладонями вниз по щекам, утыкаясь пустым взглядом в потолок без зеркал.       — Знаешь, я бы так много хотел изменить, если бы только мог, — тихо проговорил парень.       Ким мгновенно замолчал, немного поворачивая голову к зеркалу. Улыбка спала с его губ. Он ждал, что же сейчас скажет Лухан, потому что это будет важно. Никаких сомнений, он скажет что-то важное.       — Сейчас-то я это понимаю, — вздохнул китаец, — но сделать ничего не могу. Ни с собой, ни с кем-нибудь еще. Знаешь, что самое отвратительное в моем положении?       — Что? — незамедлительно спросил Минсок.       — Приходится держаться на расстоянии от своих знакомых. Вообще подальше от своей прежней жизни.       — Почему?       — По многим причинам. Для начала, твой мир оказывается не таким, каким ты его видел. Он начинает раскрываться во всех красках именно тогда, когда в нем нет тебя. После этого, начинаешь узнавать себя. Не то, как ты видишь и позиционируешь себя, а то, как воспринимают тебя окружающие. Это не очень приятно. И в конечном итоге, понимаешь, что мир твой он вот, перед тобой, а ты больше не его часть, и никто не знает об этом. Не ощущает без тебя пустоты. Не замечает отсутствия. Да и твой ли это мир?       Минсок уселся на край кровати, утягивая за собой подушку, чтобы её обнимать. Его постельное настроение, тяжесть во всем теле и нежелание двигаться, отражались на его поведении. Чем быстрее летние дни растворялись в прошлом, тем меньше сил у Минсока было. Ему казалось, что из него по крупицам высасывают жизнь. Столько он еще не успел сделать за это лето. Столько сил зря потратил, а результата никакого. И еще последние дни омрачились холодом, дождем и Луханом. Дело было даже не в том, что Лухан утомлял или еще что-то. Наоборот, после выяснения отношений он стал кротким и даже ручным. Просто, с каждым прожитым днем, появлялась суета. Лухан порой куда-то пропадал по ночам, когда Минсок ложился спать, и возвращался только под утро. Пусть китаец и пытался делать это незаметно, но Ким все равно об этом узнал, правда, вслух в этом не признавался. Было в этом что-то странное и пугающее. Минсок от этого отмахивался, мало ли что за дела могут быть у этого парня. И все же, что за тайны такие, они ведь обещали быть честными друг с другом. Но честность не подразумевает под собой отчета о каждом шаге. Именно из-за этих похождений появлялось чувство, что приближалось что-то неизбежное, и уже нельзя было игнорировать тревогу, которая колола маленькими иголками все тело. Как будто день Х стремительно приближается. День, когда случится что-то необратимое, когда станет поздно. От этого появлялась необходимость сделать что-то значительно весомее, чем просто поболтать о жизни. Было стойкое чувство, что когда лето подойдет к концу, Лухана вдруг не станет. Он растворится как лето. Будто все это было просто сном.       Молодой человек все так же лежал на полу, не чувствуя на себе пристального и осторожного взгляда. Он хотел продолжить свою исповедь, но у человека всегда есть вещи, в которых если он и способен признаться себе, то не может признаться другим.       — Лухан, — Минсок решил его подтолкнуть, готовый выслушать, — ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне все.       — Я знаю, но…       — Кроме нас с тобой, об этом никто не узнает. Я не буду тебя осуждать или критиковать, я просто выслушаю. И если смогу помочь, то помогу.       — Просто, — Лухан уселся перед зеркалом, боясь поднять взгляд, — если я не произнесу это вслух, это будет не так весомо и значимо, понимаешь? Можно будет отмахнуться.       — Нет, не понимаю…       Лухан сделал глубокий вдох, смотря на свои пальцы, которые нервно теребили края футболки.       — Я ведь в первую очередь побежал к друзьям за помощью, когда оказался в такой ситуации. Прежде чем что-то успел осознать, узнал о себе слишком много из того, чего бы знать не хотел. В смысле, я раньше это понимал, но когда они это подтвердили, это перестало быть просто моими догадками.       — Ты мне мозги тут не пудри заковыристыми фразами. Хватит бабушку лохматить, говори как есть! — потребовал Минсок.       — Раньше, — Лухан начал издалека, заставляя хозяина комнаты внимательно слушать каждое слово, — мне часто говорили, что я зациклен только на себе. Я не воспринимал слова всерьез. Думал, что они просто завидуют мне. Что хотят уколоть, потому что я лучше. Ведь что плохого в том, чтобы любить себя? Но я действительно замкнул весь мир на себе. Не только свой, я старался быть центром всего. Чтобы Земля вокруг меня вертелась, чтобы люди только обо мне думали. Даже такое понятие как дружба было мной искажено. Я понял это, когда побежал к Исину за помощью.       Лухан замолчал. Он словно исповедовался. Все, что он понял за время, находясь наедине с самим собой. То, что он осознал, когда его вдруг не стало в этом мире, центром которого он себя считал.       — Оказывается, мир Исина не рухнул, когда меня не стало, — китаец прерывисто вздохнул, потому что говорить эти вещи вслух, признаваться в таком было сложно. — Мы делили с ним комнату много лет, и я считал его своим другом. Но немного иначе, чем принято думать. Я привык только получать, не давая ничего взамен. Исин существовал для меня только тогда, когда был нужен мне, но если я был нужен ему, я просто от него отмахивался. И от его заботы, и от его доброты. Мне казалось это навязчивым и раздражающим.       Минсок боялся даже вздохнуть. То, что он сейчас наблюдал, по его мнению, было сродни перерождению. Словно Лухан отрекался от себя прошлого, желая стать кем-то другим. Он, признавая свои ошибки, сбрасывал с себя груз. Раскаянье — первый и важный шаг на пути к исправлению. Минсок явственно ощущал каждой клеточкой своего тела это раскаянье.       — Я мог пропасть на долгое время, — продолжал Лухан, — но когда Исин звонил мне, я просто отмахивался от его заботы. Грубо, злобно, не думая о том, что говорю или делаю. Постепенно звонки стали все реже, а потом вообще прекратились. И я считал тогда это правильным, ведь что могло со мной случиться? А вот теперь случилось, а он даже не знает об этом, не спешит мне на помощь и даже не волнуется. Думает, что я опять наплевал на него с высокой колокольни и где-то развлекаюсь. Мне нужен Исин, я очень скучаю по нему. Он самый лучший, на самом деле, но я никогда не ценил его.       Ким почувствовал неприятное чувство, охватившее его от кончиков пальцев. Когда Лухан говорит такие вещи о ком-то кроме него, становится… обидно?       — А еще я не ценил Сехуна, — китаец стал наматывать футболку на свой палец, чтобы не зацикливаться на чувстве стыда, — мы часто выбирались с ним выпить бабл-ти, поговорить. Говорил только я, он обычно молчал. Я ему даже слово вставить не давал. Рассказывал о своих мнимых проблемах, а он внимательно меня слушал. Я знал, что у самого Сехуна очень много проблем, но узнавал я о них от совершенно посторонних людей. И всегда мысленно укорял за это Сехуна, мол, друг, а о таком не рассказал. А я и не спрашивал. Даже возможности не давал самому мне все рассказать. В нашем общении всегда был только я. Почему он вообще ходил со мной куда-то, зная, к чему это приведет? Выбраться бы с ним в кафешку, да заставить рассказать мне все. И слушать его, слушать внимательно. Я, кажется, даже и не знаю о нем ничего толком.       И Лухан замолчал, погружаясь в свое воображение. Он представлял себе, как исправит все, что мучает его уже долгое время. Даже непонятно, что же грызло его изнутри в этот момент. Совесть или чувство вины? Может быть, это было сожаление…       — Хорошо, что ты это понимаешь, — мягко проговорил Минсок, боясь сказать что-то не так, — теперь ты можешь все исправить.       — Как? Я ведь всего лишь отражение!       — Когда выберешься, — тут же выпалил парень, но вторая часть предложение как-то сама собой потонула в горле, потому что Лухан не мог выбраться, а Минсок не мог ему в этом помочь.       — Я не знаю, смогу ли я…       — Сможешь, — заверил его Ким, как будто это от него зависело, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя вытащить…       Что-то внутри переворачивалось сейчас. Сердце совершало в груди акробатические кульбиты, неудачно вписываясь в ребра. Сейчас, когда Минсок явственно осознал, что руки у него связаны, что он не может помочь, его накрыла волна отчаянья. Если он чувствует безвыходность сейчас, как же Лухан чувствует себя, запертым по ту сторону зеркала?       Он был прав. Лухан был прав, когда говорил, что Минсок не знает каково это. Зачем он вообще попытался встать на место китайца. Сейчас, как никогда раньше, ему было страшно даже думать о том, что такое остаться в полном одиночестве. Только ты и твои мысли, без возможности сбежать или позвать на помощь.       — Все в порядке, Минсок, — тихо проговорил Лухан, улыбаясь мягко и нежно, как умеют матери, смотря на своих детей. Как улыбаются умирающие, оставившие надежду на спасение на тех, кто молит их держаться и не умирать. В его глазах в этот момент было полнейшее смирение, словно он прекрасно осознавал, что его попытки найти выход из сложившийся ситуации лишь бесполезная трата сил. Он что, перестал сопротивляться?       — Что значит все в порядке? — Минсок соскочил с кровати и практически пополз к зеркалу. — Что это сейчас было?       Парень стал внимательно вглядываться в расслабленное лицо Лухана. Что случилось с ним? Что в нем поменялось за эти несколько дней? За эти несколько мгновений… Неужели, вся эта исповедь на протяжении последних дней, когда он осторожно разматывал нить своей жизни, было лишь потому, что он смирился с тем, что выход найти не удастся? Или дело в этих ночных вылазках, которые так и остаются загадкой?       — Я просто подумал, знаешь, одного моего сожаления недостаточно, чтобы выбраться отсюда, но это все, что у меня сейчас есть, — Лухан задумчиво почесал затылок, пряча глаза за отросшей челкой, — сожаление и ты. Если я не смогу отсюда выбраться, то так тому и быть…       — Хватит тут пессимистить, мы точно найдем выход, я тебе обещаю… он ведь есть, обязательно должен быть.       — Выход есть, он же заодно и вход, — на губах Лухана заиграла еле заметная улыбка, — я не могу им воспользоваться.       — Ты знаешь, как спастись, но не можешь этого сделать? Почему?       — Потому что это не в моей власти, — пожал плечами китаец, — от меня тут ничего не зависит.       — И, конечно же, ты не собираешься удовлетворить мое любопытство, и рассказать, что же это за способ тебя спасти?       — Ага, — улыбка снова тронула губы Лухана, но в этот раз она была ярче, — хорошо, что у нас больше нет проблем с взаимопониманием.       — Я заставлю тебя мне это рассказать, — Ким поджал губы, проводя пальцами по короткому ворсу ковра, — и вытащу тебя оттуда, чего бы мне это не стоило, вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет.       — Не давай обещаний, которые ты не сможешь выполнить, Минсок, — Лухан трепетно произнес его имя, и это отдалось легким покалыванием на кончиках пальцев.       — Знаешь что, — парень набрал в грудь побольше воздуха, — даже если ты устал и опустил руки, у тебя все еще есть я. Ты не один. Смирись уже с этим фактом.       — Сказал ты, после того как старательно отмахивался от меня, надеясь, что я исчезну…       — Просто заткнись! Как я могу сделать это снова, когда у тебя такое лицо? — губы Кима поджались в тонкую линию, потому что смотреть сейчас на Лухана было просто больно. Китаец слабо усмехнулся, опуская голову, чтобы не светить своими наивными чистыми глазами, в которых отражалась каждая его мысль. Приятно конечно, что о нем заботятся, что проявляют участие, обещают помощь в принудительном порядке, вот только что делать, если это всего лишь слова. Складывалось стойкое чувство, что Лухан старательно давил на жалость, чтобы ему оказали помощь и поддержку. От жалости Минсока, парень чувствовал себя жалким.       — Я больше не хочу заставлять тебя мне помогать, и ты себя не заставляй, — почти шепотом проговорил Лухан.       — Мне совесть не позволит оставить все как есть, — возразил хозяин комнаты.       — Мне совесть не позволит принять твою помощь, — мотнул головой китаец, — просто относись к этому как к приключению, вне зависимости от того, как это закончится.       Лухан замолчал, внимательно разглядывая подушечки своих пальцев, пытаясь разобраться в ворохе навязчивых желаний. Минсок тоже молчал, словно это вошло в привычку, выдерживать мхатовские паузы, разбивая диалоги на части.       — Не делай такое лицо, — не выдержал Ким, — мне хочется тебя обнять и утешить.       — Мне тоже, — Лухан набрался смелости посмотреть на Минсока и тут же столкнулся с непонимающим взглядом, — мне тоже хочется, чтобы ты меня обнял и утешил.       И они снова замолчали, потому что в этот момент что-то еще говорить было лишним. Ненужные слова, рвущиеся изнутри, могли лишь запутать только-только ставшие понятными отношения. Они не могли кинуться в омут с головой, потому что еще не до конца осознали, что за нежное и всепоглощающее теплое чувство начинает тягучим медом разливаться внутри, обволакивая сердце, легкие, скользя по ребрам вниз к животу. Они трепетно держали дистанцию, не решаясь переступить размывающуюся их сознанием границу.       Минсок долго, очень пристально смотрел на Лухана, пытаясь разглядеть в чертах его лица ответы на вопросы в своей голове.       Что-то сейчас в мыслях Кима пошло не так, потому что чем дольше он смотрел на Лухана, тем отчетливее он понимал, что нет этой преграды между ними. В его голове выстроилась пусть пока и непонятная, необъяснимая для него логическая цепочка, которая говорила о том, что если он не будет замечать преграды, её не будет существовать. Казалось, вот протяни он сейчас руку, сможет дотянуться до парня. И он протянул её. Только вопреки ожиданиям, рука все же уперлась в зеркальную поверхность, что стало для парня очень неожиданным.       — Почему здесь зеркало? — глухо произнес Минсок, смотря на свою руку. Сейчас он словно выпал из реальности и действительно не понимал, почему его рука не может коснуться Лухана.       — Потому что оно всегда здесь было, дурак, — слабо усмехнулся китаец, нежно смотря на Минсока.       — Я… — Ким абсолютно не отдавал себе отчет в том, что сейчас говорит, сконцентрированный именно на том, что сейчас двух людей что-то разделяет, — не хочу, чтобы оно здесь было.       — Ты можешь просто сказать, чтобы я ушел…       — Нет, ты должен остаться, а зеркалу нужно уйти! — твердо заявил он, переводя свои мутные глаза на Лухана.       — Как оно может уйти? Ты чего это? — поразился парень, улыбаясь еще шире. Его забавлял тот факт, что Ким говорит такие несуразные вещи. Ведь был же нормальный адекватный парень, а говорит сейчас такие глупости. Только когда он увидел этот мутный расфокусированный взгляд, желание улыбаться почему-то пропало.       — Мне сейчас очень нужно взять тебя за руку, понимаешь?       — Зачем? — тихо спросил китаец. Его правда очень занимал этот вопрос, даже несмотря на то, что он и сам этого хочет.       — Не знаю, просто чувствую, что должен это сделать. Мне иногда начинает казаться, что у нас осталось мало времени.       — У нас?       — Угу, — кивнул Минсок, проскальзывая подушечками пальцев по зеркальной поверхности, — мы ведь в одной лодке.       — Не переживай об этом, — мотнул головой Лухан, — сколько раз я должен тебе это повторить? Теперь, да и раньше, это только моя проблема. Я просто прошу тебя побыть со мной, пока все не закончится.       — Хочешь сказать, пока ты не исчезнешь? — голос Кима звучал слишком хрипло.       — Да, — глухо подтвердил китаец.       — Значит, ты собираешься исчезнуть?       — Да, — снова согласился парень, но после недолгого молчания все же добавил: — мне ничего больше и не остается. Я больше не хочу тешить себя ложными надеждами о том, что все как-то само собой образуется. Нет, так нет. Хочу быть морально готов к худшему.       Минсок хотел возразить. Хотелось сказать, что бессмысленно сейчас опускать руки, пока еще есть надежда. Он оправдывает себя тем, что ничего сделать не выйдет, но на самом деле он просто даже не хочет попытаться бороться. Даже если он устал, даже если ему кажется, что надежды нет, он не имеет права опускать руки. Ведь если для Лухана это не имеет значения, Минсоку очень важно, чтобы этот глупый китаец выбрался из зеркала. Хотя бы для того, чтобы Ким мог дать ему подзатыльник.       Давить на Лухана не было смысла, потому что тогда он точно будет упрямиться как баран. Да и можно ли насильно заставить человека бороться, если он этого не хочет?       — Сколько у нас еще есть времени? — Минсок сжал руку в кулак, неприятно проезжаясь ногтями по зеркалу.       — До конца лета, думаю…       — Пообещай мне кое-что, — парень прочистил горло, чтобы голос звучал тверже.       — Что? — со слабым интересом поинтересовался Лухан, будто знал уже, что у него попросят.       — Не теряй надежды, — Минсок облизал пересохшие губы. — Кто знает, как все обернется.       Китаец захотел возразить, что он прекрасно знает, как все обернется, хотя бы по той простой причине, что он лучше осведомлен о своем положении.       — Даже не думай возражать, — грозно буркнул Ким, — просто пообещай, я ведь прошу не так уж и много. Просто поверь, что все обойдется. И руку сюда дай!       Минсок требовательно ударил пальцами по зеркалу, чтобы скрепить обещание. Не то, чтобы в этом простом и наивном жесте было много смысла. Просто хотелось, чтобы так было.       — Не могу, — мотнул головой Лухан.       — Почему? — осведомился Минсок.       — Твое отражение мешает, — спокойно пояснил китаец.       Лухан заметил непонимающий взгляд Кима, но желания что-то пояснять сейчас у него не было. На самом деле он немного устал. Ему действительно хотелось спать, пусть раньше он мог обходиться без этого.       — Забудь, — Лухан мотнул головой и, кряхтя, поднялся с пола, — как-нибудь в следующий раз.       — И кто теперь от кого отмахивается? — хмыкнул парень.       — Тебе наверняка будет сложно все это понять, если я не объясню тебе, как весь этот мир устроен. Я ведь тебе не все рассказал?       — На мой взгляд, пора избавляться тебе от привычки ничего мне не рассказывать.       — Да просто к слову не пришлось, — пожал плечами Лухан, — все как-то не о том, да не о том. У нас ведь еще есть время, так что все успеется. Как-нибудь в следующий раз расскажу все.       — Ну, уж нет, — Минсок недовольно сдвинул брови и проскользнул по зеркалу пальцами, безвольно опуская руку на пол, — давай сейчас. Сейчас-то точно к слову должно прийтись.       — Как-то нет, — поморщился китаец, посмотрев на хозяина комнаты. — Сейчас это не будет выглядеть как непринужденный разговор.       — Да что у тебя за проблемы такие? Просто сядь и расскажи все как есть!       — Не хочу…       Минсок прищурил глаза, сжимая руки в кулак. Наступать второй раз на одни и те же грабли уже совсем глупость.       — Мне встать и уйти? — вкрадчиво спросил Ким, опуская глаза, чтобы не смотреть на Лухана. Это было не столько обидно, сколько раздражающе. Наверняка у китайца были свои взгляды на случившееся, однако неужели сложно сказать об этом как-то иначе, нежели «не хочу».       — Нет, — тут же осознав свою ошибку выпалил Лухан, — нет, конечно, нет. Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что не хочу это делать сейчас, потому что это долгий разговор. Мне к нему надо подготовиться.       — Зачем тебе к этому готовиться? Все, что от тебя требуется, рассказать о том, как устроен твой мир, все! — убеждал его Минсок.       — В том-то и дело! — прикрикнул молодой человек. — Этот мир разительно отличается от привычного нам мира, поэтому просто взять и рассказать, как он устроен очень сложно! Это не так легко, знаешь ли. Попробуй марсианину или человеку из 12 века объяснить устройство своего мира. Не думаю, что у тебя это легко получится!       — Хорошо, я понял, — выдохнул Ким, поднимаясь с пола и направляясь к двери, — расскажешь, когда будешь готов.       И он вышел из комнаты, оставляя Лухана в полном изумлении. Было такое чувство, будто Минсок снова решил использовать тактику тотального игнора. Это испугало молодого человека, поэтому он, снова забывая запрет, поспешил на поиски Кима, чтобы узнать, что между ними произошло и при необходимости извиниться. Сейчас, в отличие от того же прошлого раза, Лухан мог спокойно извиниться и это не задевало его гордость и не уничтожало внутреннее я. Он понял, что признавать свои ошибки значительно проще, чем быть брошенным из-за своего эгоизма.       Лухан ворвался в ванную, не имея ни малейшего понятия, кто там сейчас находится, но в душе надеясь, что это не сестра Минсока, потому что если старший брат узнает об этом инциденте, одними извинениями точно не обойтись.       — Минсок! — выкрикнул китаец, распахивая дверь. — Ты обиделся на меня?       Ким Минсок, который в это время стоял спиной к двери и уже на половину стянул свою футболку, со страдальческим выдохом опустил руки, однако поворачиваться не спешил.       — Нет, Лухан, — вкрадчиво произнес он, — я просто собирался принять ванну перед сном.       — А мне-то ты почему об этом не сказал? — обиженно надул губки китаец и поднял свои чистые детские глаза, полные раскаянья, на спину Минсока.       — Потому что не видел в этом необходимости, — пояснил Минсок, кидая быстрый взгляд себе через плечо, — а теперь ты бы не мог уйти, я вообще-то ванну собираюсь принимать.       — Так принимай, чем тебе мое присутствие мешает? — поразился Лухан.       — Тем, что не очень хочу раздеваться в присутствии малознакомого парня, — пояснил Ким.       — Эй, — возмутился китаец, — с каких это пор мы с тобой малознакомые?       — С тех самых, как ты почти ничего о себе не рассказываешь!       — И, тем не менее, я все равно рассказываю, в отличие от некоторых, которые о себе не сказали ни слова.       — Это ты на меня так намекаешь? — Минсок повернулся к зеркалу, сверля злобным взглядом Лухана, который в одну секунду осознал, что лучше бы ему сейчас откусить себе язык, потому что следить за тем, что он говорит, он так и не научился.       — Нет, забыли, — тут же замотал головой китаец, — я знаю о тебе ровно столько, сколько нужно.       — Отлично, а теперь проваливай, — Ким потянулся к крану, чтобы выключить воду, которая грозилась перелиться через край, — я собираюсь раздеваться.       — Я могу просто отвернуться, если ты так сильно стесняешься, — голос Лухана стал немного насмешливым, словно бы он упрекал Минсока в чем-то. — Не понимаю я тебя, мы ведь оба парни…       — И что? Это совсем не значит, что я буду рад сверкать перед тобой голой задницей, понятно?       — Задницей-то зачем? — обиженно пробормотал Лухан.       — А чем еще ты хочешь, чтобы я тут сверкал? — китайцу стало не по себе от того, как скептично поднял Минсок свою бровь, смиряя надменным взглядом самого парня.       — Да ничем передо мной не надо сверкать, — тихо пробубнил юноша.       — Вот и отлично, тогда просто иди в комнату и жди, когда я вернусь…       — Да чем я тебе мешаю?       — Бл… Лухан! — не выдержал Минсок, несмотря на то, что терпение у него было почти что железное. — Передернуть я хочу, понимаешь? Каким бы добрым и понимающим я ни был, мне все равно нужно личное пространство и время на самого себя, ясно? Поверь мне, твой мир не рухнет, если ты посидишь часок другой без меня.       Лухан смущенно опустил голову, а щеки его заалели еле различимым в свете ванной комнаты румянцем. Если посмотреть в этот момент на китайца, можно было увидеть его внутреннюю борьбу. Его глаза забегали, избегая смотреть на сурового серьезного Минсока, который испепелял своим взглядом зеркало. Лухан то открывал, то закрывал рот, порываясь что-то сказать, но видимо передумывал раньше, чем слова слетали с его губ. Вероятно, парень много чего хотел сказать, только было ли уместно говорить это в данной конкретной ситуацией, и стоило ли вообще это говорить, решить он не мог.       Внутренняя борьба в конечном итоге закончилась безоговорочной победой здравого смысла.       — Так бы сразу и сказал, — смиренно пробормотал Лухан и вышел за дверь, смущаясь как девственница, случайно заглянувшая на съемочную площадку очередного порно фильма.       Минсок дождался, когда его друг покинет помещение, прислушался к звукам, чтобы убедиться, что здесь он один и стянул-таки с себя футболку. Спортивные штаны были отправлены прицельным пинком куда-то в угол ванной, несмотря на то, что Ким был по природе человеком порядка и всегда аккуратно складывал вещи на свои места, а угол был явно не местом для штанов. Видимо это пагубное влияние Лухана или маленький бунт, кто знает, это же был всего лишь одиночный порыв.       Парень осторожно опустил в ванну ногу, нерешительно касаясь воды. Он недовольно про себя отметил, что вода холоднее, чем хотелось бы, однако разбираться было ли это из-за того, что он не проверил температуру воды или из-за того, что он долго препирался с Луханом, парень не стал. Вместо этого Минсок сунул в воду душ, включая горячую воду, и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной.

***

      Минсок лежал на кровати, смотря в книгу. Нет, он не видел там фигу, но все равно не мог вникнуть в суть написанного, а все потому, что Лухан уже минут двадцать шастал туда-сюда, пытаясь, по видимому, собраться с мыслями. Он нервно теребил пальцами губы, задумчиво смотря себе под ноги. Китаец явно был преисполнен желанием чем-то поделиться, только не решался это сделать. В один прекрасный момент Минсок не выдержал и, отбросив книгу, повернулся к раздражителю.       — Сколько ты еще собираешься так ходить с лицом задумчивой мыши?       — Я…       Лухан на мгновение замер, смотря в пустоту. Он был похож на суслика, который замер, прислушиваясь к опасности, только парень прислушивался к себе. Вероятно, было очень много вещей, которые он хотел произнести, и календарь на столе только лишний раз сообщал о том, что осталось меньше недели до конца лета. Но неделя не день. Все что не завтра, всегда потом. Время еще есть. И Лухан его тянул. Словно он откладывал все сомнения до последнего момента, когда уже не будет времени сомневаться, а придется делать.       Внезапно китаец сорвался с места и полный решимости приземлился у зеркала, почти проезжаясь к нему на коленях.       — Помнишь, я говорил тебе, что в этом мире нет людей, так? — затараторил парень, боясь растерять решимость и нужные слова раньше, чем ему удастся обо всем рассказать. Он долго выстраивал логическую цепочку из информации, которую должен донести и, наконец, она сошлась.       — Помню, — кивнул Минсок, все так же лежа солдатиком на кровати, — есть какие-то изменения в этих данных? Ты встретил гопника, когда пошел гулять прошлой ночью?       — Никого я не встретил. Погоди, ты не спал? Не суть, просто, да, есть некоторая неточность в данных, — Лухан на время потерялся. — В общем, проще сказать, что их здесь нет, чем объяснять, что тут да как.       — Ты уж постарайся, — Минсок перевернулся на бок, чтобы ему было удобнее смотреть на Лухана.       — Именно так я и собираюсь поступить, — немного грубо сказал парень, но тут же постарался перевести тему, — просто дело в том, что здесь есть не совсем люди.       — А что?       — Их отражения, — резонно заметил Лухан, хмуря брови.       — Логично, — кивнул Ким, — как же я сам не додумался.       — Вот и я о чем, — подтвердил китаец, закатывая глаза, — суть в том, что они существуют здесь ровно настолько, насколько отражаются. Чем четче отражение, тем четче они тут существуют.       — Странно звучит, но продолжай…       — Если человек отражается в зеркале, то я вижу его хорошо, но если это что-то другое, вроде отражения в стекле, то человек тут больше похож на тень. Это сложно объяснить…       — Допустим, я понимаю, — протянул Минсок, — но почему ты разговариваешь со мной вот так, сидя у зеркала, а не с моим отражением, например?       — Потому что твое отражение это что-то вроде проекции, всего лишь движущиеся изображение и больше ничего. Оно не разговаривает, и жить отдельно от тебя не может. Так что мне лучше общаться с живым тобой, нежели с твоим отражением.       — Ясненько, — Ким перевернулся на спину и замолчал, уставившись в потолок, чтобы переварить полученную информацию.       — Ты лучше спрашивай, если тебя что волнует, мне будет так проще тебе обо всем рассказать, — подал голос Лухан, внимательно наблюдая за реакцией Минсока.       — А вот взаимодействовать с отражениями ты можешь? — вдруг спросил парень.       — В смысле?       — В том смысле, что если ты что-нибудь сделаешь отражению, его хозяин это почувствует?       — Ну… — задумчиво протянул Лухан, — я, конечно, могу, но это как натолкнуться на невидимое препятствие. Как если ты знаешь, что там что-то есть, но не можешь этого видеть или чувствовать.       — То есть, ничего больше человек не почувствует?       — Ни тепла, ни холода, ни боли или еще чего-нибудь, полнейшее отсутствие каких-либо ощущений. Я есть, но меня в то же время и нет. Хотя я тоже этого не чувствую, — Лухан опустил голову, чтобы убедиться, что его пальцы действительно скользят по ворсу ковра, — здесь ничего этого нет. Все эти ощущения прерогатива вашего мира.       — Получается, что тот мир всего лишь проекция этого?       — Нет, только отражения, а мир полностью самостоятелен, — Лухан мотнул головой, но глаз на Минсока не поднял.       — Погоди, он же все равно зависит от этого мира, я же могу его самолично менять, — Ким сел на кровати и повернулся к зеркалу, словно ему так было проще понимать суть разговора.       — Не совсем, — китаец вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, — я могу менять этот мир, а ты не можешь. В смысле можешь, но не отдельно от своего.       — Стой-стой, я запутался…       — Я же говорил, что это сложно, — пожал плечами Лухан. — Объяснения не моя сильная сторона. Давай я попытаюсь объяснить проще. Дело в том, что когда ты что-то трогаешь или перемешаешь, твое отражение делает то же самое здесь, — парень ткнул указательным пальцем на пол, чтобы объяснить, где это «здесь». — То есть ты меняешь этот мир не сам, а меняет его твоя проекция здесь. Это как в игре: сам ты что-то в виртуальном мире изменить не можешь, поэтому используешь виртуальный образ своего персонажа. Тут так же.       — Значит, если ты что-то передвинешь там, то это передвинется и здесь? — Минсок прищурился.       — Да чем ты меня слушаешь! — возмутился Лухан, ударяя рукой по полу. — Во-первых, я не могу этого делать, потому что я и есть эта проекция, всего лишь отражение. Джойстик сам по себе мир менять не может. Во-вторых, обратно это не работает. Твое отражение не может тобой управлять!       — Допустим, в теории я это понял, но на практике… ты же сам сказал, что тот мир ты менять можешь, как же случается так, что этот остается неизменным? — удивился Ким.       — Потому что этот мир абсолютно самостоятелен, я же сказал, он в своем существовании не зависит от нашей реальности. Да, черт возьми, просто смотри!       Лухан спокойно поднялся с пола и прошелся до стола, чтобы прицельным ударом ноги пнуть стул. От удара стул немного покосился, но не упал, зато с силой влетел в дверь. Минсок напрягся, готовый услышать грохот от столкновения, однако в комнате все так же была тишина. Ким резко повернул голову, чтобы посмотреть на свой стул. Тот преспокойно все так же стоял у стола и не сдвинулся даже на миллиметр. Минсок снова посмотрел в отражение, где Лухан самозабвенно катал стул по комнате, разгоняясь и с разбегу запрыгивая на него коленями, чтобы проехаться по комнате с девчачьим «уииииии!».       — У меня случился диссонанс, — тихо пробормотал Минсок, переводя взгляд с отражения в зеркале на свой стул и обратно.       — Ты неплохо держишься, — Лухан попытался соскочить со стула, но пришлось немного попрыгать на одной ноге назад, чтобы не потерять равновесие. — А теперь иди и дотронься до стула.       — Зачем? — не понял Минсок.       — Просто сделай это, сам все увидишь, чего я тебе объяснять то буду, — китаец взмахнул руками, приглашая молодого человека последовать наставлению.       Минсок пожал плечами и прошел к столу, спокойно касаясь спинки стула. Вопреки ожиданиям ничего ужасного не случилось. Стул не взорвался, не сошел с ума. Он так и остался стоять не шелохнувшись.       — И что? — Ким обернулся к отражению.       — Вуаля, — Лухан указал на стул, который теперь стоял на месте, словно бы и не было этих диких скачек по комнате.       — Ты вернул его на место? — нахмурился парень.       — Нет, боже, — китаец вздохнул, — давай еще раз. Отпусти стул и смотри сюда, не отворачиваясь!       Минсок поднял руку, отпуская спинку стула, а Лухан в свою очередь схватил стул за подлокотники и откатил его в другую сторону комнаты.       — А теперь снова дотронься до стула, только не отворачивайся никуда! — парень предусмотрительно отошел от стула подальше, на всякий случай.       Ким осторожно положил руку на спинку, на секунду растерявшись, потому что не почувствовал под своей рукой ничего кроме пустоты, однако глаз с отражения не сводил. Стул в зеркале вдруг резко, с бешеной скоростью понесся к столу, замирая под руками отражающегося Минсока ровно в тот момент, как ладонь коснулась мягкой кожаной спинки.       — Что это…?       — Уличная магия, дорогой мой, — засмеялся Лухан, наблюдая за ошарашенным молодым человеком, который тут же принялся ощупывать стул.       — И как такое вообще может быть?       — Мне-то откуда знать? — пожал плечами Лухан. — Я ведь всего лишь отражение…       — А с людьми ты так можешь? — Минсок быстро преодолел грань между изумлением и восторженным визгом.       — Хочешь, чтобы я тебя катал по комнате? — удивился китаец.       — Нет, я просто хочу сказать, что случается, когда ты касаешься людей…       — Я же тебе уже объяснил, это как натолкнуться на невидимую преграду, ты ничего не почувствуешь, кроме препятствия, — принялся снова пояснять Лухан.       — Я слышал, — отмахнулся Минсок, — я просто так ненавязчиво тебе намекаю, что тебе нужно до меня дотронуться.       — Зачем? Ты же все равно ничего не почувствуешь!       — Но тогда же я что-то почувствовал…       Лухан на какое-то время застыл, пытаясь вспомнить, когда же он успел что-то сделать Минсоку, однако в голову ничего не приходило. Он медленно отматывал назад день за днем, пока не стал приближаться к тому самому моменту их первой встречи. И чем ближе он становился, тем сильнее округлялись его глаза. Когда он шел на контакт с незнакомым человеком в тот день, обстоятельства были немного другие.       — Ты помнишь такие вещи… — пробормотал Лухан, обрабатывая в голове информацию. Для него это был всего лишь порыв, который не должен был возыметь никакого действия.       — Сложно такое забыть, это было жутко…       — Но как такое может быть, — тихо прошептал китаец, не веря в реальность сложившегося.       — Это ты мне скажи, ты ведь отражение, — развел руками Минсок. Для него-то в этом не было ничего необычного. По крайней мере, не необычнее того, что происходит с ним в последнее время.       — Я просто… такого никогда не случалось… — ошарашено бормотал парень, — ты уверен, что тебе не показалось?       — Уверен, — кивнул Минсок. — Просто давай проверим это еще раз. Вдруг что-то изменилось. Я же избранный, со мной должно быть как-то иначе. Вдруг что-то двинется с мертвой точки.       — Вдруг… вдруг… это значит, что не факт…       — Это значит, что не факт, но проверить стоит, так что успокойся, чего ты так из-за этого взволновался? — Ким уселся на стул, закинул ногу на ногу и сложил на колено руки, сцепленные в замок. — Хотите об этом поговорить, мистер не-знаю-как-к-вам-обратиться. Хотите, буду называть вас мое солнце и звезды?       — Да, ты прав, надо проверить, — Лухан сделал глубокий вдох, чтобы успокоить вдруг сбившееся от волнения сердце. — Просто называй меня Лухан.       — Хорошо, Лухан, — спокойно кивнул Минсок. — Какие будут указания?       — Стул, — молодой человек указал на предмет мебели, который занимал Ким, — придвинь его ближе к зеркалу, чтобы тебе было удобнее.       — Не вопрос…       Минсок ухватился за подлокотники, немного подаваясь вперед, и быстро стал перебирать ногами, чтобы придвинуть стул ближе к зеркальной двери шкафа, но для этого требовалось слишком много усилий, поэтому он встал и сделал несколько шагов вперед, подтаскивая стул к себе.       — Как его поставить?       — Так, чтобы тебе было удобно видеть меня в зеркале, когда я сяду, — Лухан спокойно наблюдал за происходящим, но подрагивающая рука, нервно теребящая губу говорила об обратном.       Минсок повернул стул боком и немного отошел, чтобы посмотреть, хорошо ли ему будет видно отражение, если он присядет перед Луханом.       — Уверен, что так будет удобно?       — Мы можем его повернуть, если нет, — резонно заметил Ким.       Китаец кивнул себе, потому что Минсок на него все равно не смотрел, затем походил перед стулом, а после все же решился сесть, осторожно обходя хозяина комнаты. Почему-то он не хотел каким-то образом прикасаться к Минсоку пока не сядет в кресло. Было в этом моменте что-то сакральное, от чего грудь сжимало волнение. Сейчас происходило что-то действительно важное для его мира. Это явно бы не повлияло на состояние дел, однако важность момента от этого не уменьшалась. Пусть Лухан и не выберется из зеркала вне зависимости от результатов данного эксперимента, дело сейчас было в другом. Сердце заходилось в бешеном ритме от осознания, пожалуй, что это именно Минсок. И если, хотя бы на секунду, Лухан сможет его почувствовать, это было бы великолепно. Будь на месте Кима кто-то другой, Лухан бы не был так нетерпелив, при этом старательно оттягивая момент истины. Он просто боялся, что из этого ничего не выйдет. Что тогда, в тот момент, когда они познакомились, связь между ними была простой случайностью. В ожидании же была надежда. Надежда на то, что все это не случайность.       — Ну, что? Готов? — спросил Ким, присаживаясь на колени перед Луханом.       — Нет, — тихо проговорил парень хриплым голосом, — как к такому можно быть готовым. Мне страшно.       — Здесь нечего бояться, это же пустяк, — ободряюще улыбнулся Минсок, хотя сам чувствовал волнение, от этого улыбка вышла немного нервной, ведь он и сам понимал важность этого момента, — всего лишь прикосновения.       — Ты прекрасно знаешь, что для меня это не пустяк, — Лухан сделал еще один глубокий вдох, откидывая голову назад, будто от этого становилось легче, — хорошо, — он посмотрел на Минсока перед собой, — я готов.       — Мммм, — задумчиво промычал парень, впавший в ступор от того, что не знал с чего начать, — возьмешь меня за руку, для начала?       — Да, — кивнул Лухан.       Минсок вскинул свою руку ладонью вверх, давая Лухану за неё ухватиться. Это было странное ощущение, к которому парень тут же стал прислушиваться. Он знал, что его держат за руку, но это было совсем иначе. Очень непонятно. В этот момент Минсок даже не думал о том, чтобы повернуться к зеркалу и удостовериться в том, что это действительно происходит. Он просто смотрел на пустой стул, желая увидеть на нем хотя бы тень Лухана. Он знал, что тот там. Не было в этом никаких сомнений. И знал, что его держат за руку. Хотелось не просто это знать, но и ощущать.       — Ты что-нибудь чувствуешь? — тихо спросил Лухан.       — Ничего, — Минсок помедлил перед ответом, а потом снова сделал паузу, прислушиваясь к своим ощущениям, — это как будто воздух стал плотнее, наверное, так.       — Я же говорил, что это бред, — обреченно выдохнул Лухан, желая выдернуть руку, но Ким ему этого не дал сделать.       — Погоди, ты слишком рано опускаешь руки, еще ведь ничего не понятно. Я просто немного не знаю, что должен ощущать.       — Тепло, холод, хоть что-нибудь кроме ничего! — голос стал дрожать, потому что на китайца накатывала тихая истерика от того, что даже несмотря на то, что он не хотел ни на что надеяться, его надежда была разбита.       — Давай еще попробуем, — попросил Минсок, не желая отпускать руку, — ты-то сам что-то чувствуешь?       — Я держу твое отражение за руку, — проговорил Лухан, ерзая на стуле, — я не могу что-то чувствовать, потому что это всего лишь отражение! Я не могу чувствовать тебя через него!       — В прошлый раз же я почувствовал, как ты подул мне в шею…       — А что если тебе показалось? Или если в обратном направлении эта связь не работает? — не унимался парень и его голос стал даже повизгивать.       — Я не знаю, — Минсок нахмурился, — и все равно, от того, что ты будешь тут биться в истерике, ничего путного точно не выйдет. Не хочу быть грубым, но помолчи немного.       Лухан тут же поджал губы, покорно подчиняясь словам Кима. Сейчас он даже если бы захотел, не нашел в себе сил перечить. Слишком уж твердо и уверенно звучали слова Минсока, словно он знал, что нужно делать.       Не то чтобы он на самом деле знал, просто чувствовал или надеялся, что еще что-то произойдет. Просто, в отличие от Лухана, который слишком быстро опускал руки, Минсок был на редкость упорным. Было ли дело в группе крови или в том, что он овен по знаку зодиака, а может быть еще в чем-то, значение это не имело. Главное, что он будет тем двигателем, который включается, когда глохнет Лухан.       Кажется, система дала сбой, потому что ладонь почувствовала слабое тепло чужих пальцев. Чувствовал ли Минсок это на самом деле или только хотел это чувствовать, однако как только он осознал, что тепло это не фантомное, он уверенно сжал рукой чужие пальцы, неосознанно подаваясь вперед.       У Лухана даже перехватило дыхание, но что-то встало поперек горла, мешая сказать хоть слово. Даже звука не удавалось выдавить из себя.       — Ты все еще ничего не чувствуешь? — осведомился Минсок, поглаживая большим пальцем костяшки чужой руки.       — Не слишком уверен в этом, — Лухан внимательно разглядывал отражение перед собой, которое беззвучно шевелило губами. — Ни в чем вообще не уверен. Даже в том, что ты сейчас передо мной.       — В этом можешь быть уверен, я точно здесь, — тепло усмехнулся Минсок, прикрывая глаза.       И вот в этот момент в Лухане взыграл очередной порыв, разливаясь нетерпением по коже. В этот момент, кажется, в голове китайца взорвалась бомба, взрывной волной прокатываясь по телу. И кончики пальцев, на которых волна сошла на нет, почувствовали мягкую кожу теплой ладони.       Вот сейчас сердце замерло, срываясь куда-то вниз, проскакивая по ребрам. Это было действительно как взрыв, потому что чувства и эмоции захлестнули Лухана. И уже нельзя было удержать руку, которая проскользнула по чужой щеке вверх, зарываясь в волосах. И он чувствовал это, как если бы перед ним был самый настоящий абсолютно живой Ким Минсок. И отражение могло бы стать им, точнее Лухан бы в это поверил, если бы не губы, что беззвучно шевелились, дублируя слова произнесенные настоящим Минсоком.       Сам же Ким не произнес ни слова, давая молчаливое согласие на любые действия. В любой другой ситуации он бы остановил все это, но сейчас это было равносильно уничтожению последней надежды. Все это было в рамках следственного эксперимента. Ничего более. И незачем сердцу так приятно сжиматься от чужих, вполне осязаемых прикосновений, которые взрывали еще одну бомбу, но только у Минсока в голове.       Он все еще чувствовал слабое тепло, которое начинало таять на кончиках его пальцев тем быстрее, чем больше он к нему прислушивался. Уверенность в том, что он его действительно чувствует, начинала пропадать, и от этого становилось страшно. Не хотелось разрушать чужие надежды, ведь сейчас происходящее было важно.       Ощущение, что тепло пропадало, было такое же, как ощущение, что время на исходе. Будто бы если он сейчас не ухватится за эту возможность, все пойдет прахом. Только не сейчас, когда время сокращается стремительно. Пусть у них будет хоть что-то. Хоть одна маленькая победа им бы сейчас не помешала. Может быть, это что-то изменит по-настоящему. Минсок не знал как, но верил, что это один огромный шаг к спасению. Ким делал усилие над собой, включая свои чувства на полную. Он не хотел знать, что Лухан сидит перед ним и осторожно поглаживает его по волосам, все так же сжимая пальцами другой руки чужую ладонь, он хотел это чувствовать.       Минсок знал, что если он откроет глаза и увидит, что перед ним нет Лухана, иллюзия тепла резко растворится. Пока в его голове существует чужой образ, вполне осязаемый сейчас, он будет стоически продолжать пытаться.       — Ты ничего не чувствуешь, да? — спросил Лухан, поджимая губы.       — С чего ты взял? — прошептал Минсок, боясь потерять концентрацию.       — С того, что ты хмуришься и очень напрягаешься, — китаец нежно поглаживал Кима по волосам, наслаждаясь этим моментом. Они были действительно мягкие и теперь Лухан это чувствовал.       — Я просто, — Минсок тяжело вздохнул, еще сильнее хмуря брови.       — Да ладно, — Лухан тут же перестал гладить Кима по волосам, рука отпустила ладонь, как бы обозначая окончание эксперимента. — Это бессмысленно, если ничего не выходит.       — Ты ведь что-то чувствуешь?       — Когда ты спросил, я стал сомневаться, — мотнул головой Лухан. — В смысле, я не знаю, действительно ли я что-то чувствую или это потому, что я хочу это чувствовать.       — Простииии, — простонал Минсок, подаваясь вперед и утыкаясь куда-то Лухану. Причем он понял это в тот момент, когда его лоб не коснулся кожаного стула.       — Эй, Ким Минсок, ты хотя бы знаешь, куда ты сейчас свою морду ткнул? — китаец немного напрягся, упираясь руками в подлокотники и пытаясь приподняться.       — Ты что-то почувствовал? — осведомился Ким, не меняя свое положение в пространстве.       — Скорее увидел и почувствовал некоторую неловкость, — кажется, Лухан стал стремительно краснеть, — я хочу сказать, Ким Минсок, мы оба парни и знакомы не так хорошо, чтобы ты вот так сейчас мне…       — Что? — вскрикнул парень, резко выпрямляясь и усаживаясь на пол, вытягиваясь по струнке.       — Утыкался в ляхи, — закончил парень и засмеялся, увидев ошарашенного Минсока.       — Эй, я же думал, что…       — Я же пошутил, — Лухан словно ребенок даже стал болтать ногами, раздвигая их, чтобы не ударить Минсока.       — Тогда чего так покраснел? — прищурился Ким.       — Я чего? Я не… — растерялся китаец, прикасаясь руками к пылающим щекам, — нет, не покраснел я.       — Да лааааадно, — протянул Минсок, поднимаясь с колен. — Ну-ка, убери руки…       — Нет, — твердо заявил парень, вперив воинственный взгляд в Кима.       Минсок посмотрел на парня с лицом «не на того напал» и, отворачиваясь от зеркала, наощупь потянулся к лицу Лухана, желая схватить его за запястья и убрать руки от щек. Если бы он смотрел в зеркало, он бы знал, что китаец уже убрал руки от лица и максимально отклонился назад, вжимаясь в спинку кресла.       — Да где ты там? — раздраженно шепнул Минсок, пока его ладони не проехались по чужим щекам. — А вот и ты! — торжествующе заявил он, вцепляясь своими пальцами в чужие щеки.       — Мне больно, отпусти! — еле пробормотал Лухан, чувствуя, как его щеки тянут в разные стороны.       — Больно? — сначала как-то издевательски пропел Минсок, но когда осознал смысл слова, тут же изменился в лице. — Как ты сказал? Больно?       — А как мне еще может быть, когда ты меня на части рвешь? — возмутился китаец, цепляясь за чужие запястья своими аккуратными пальцами.       — О, прости, что я такой жестокий, — ахнул Ким, стискивая ладонями чужие щеки, — зато теперь ты точно уверен, что хоть что-то чувствуешь. Говорят, белые мишки не умеют улыбаться, но они умеют… Улыбнись! — скомандовал Минсок, сильнее сплющивая щеки, от чего улыбнуться было невозможно.       — Минсок, ну перестань, — еле проговорил парень, потому что шевелить губами было слишком сложно.       А Ким уже и не смотрел в отражение, ему было это не нужно. Он вглядывался в пустоту стула, будто бы мог видеть там Лухана. Словно бы он игрался с невидимкой, которого стал различать перед собой без помощи отражающих поверхностей. Будто бы он чувствовал, как длинные пальцы вцепляются в запястья, разводя руки, чтобы они не истязали щеки. Он знал, что Лухан так делает, но чувствовал ли он? Этот вопрос его мучал. Минсок терялся в своих ощущениях, желая почувствовать Лухана по-настоящему, только не знал как. Не знал, что должен чувствовать. Он должен. Если это зависит от его старательности, он постарается. Не сможет так просто дать сойти на нет последней надежде. Может быть, именно поэтому он смотрел на стул так, будто там был Лухан. Для Минсока он там и был, только… его там не было.       Осознание словно огрело его чем-то тяжелым по голове. На стуле перед ним никого не было. Лухан был там, по другую сторону зеркала, но не на этом стуле. И ощущает его Минсок только по той простой причине, что его собственное отражение касается Лухана. И все показалось бессмысленным, потому что где-то в груди, кажется, всколыхнулась ревность к собственному отражению. Ким невидящим взглядом смотрел в пустоту поверх спинки кресла, забывая о чужих пальцах на своих руках. И вдруг что-то горячее и очень мягкое невесомо нежно коснулись ладони.       Минсок на мгновение впал в ступор, по инерции посмотрев на свои руки, застывшие в воздухе.       — Что это было? — Ким с промедлением повернулся к зеркалу, чтобы посмотреть на Лухана.       — Что было? О чем ты? — тут же включил дурака китаец.       — С рукой моей… что ты сделал? Это было горячо…       — Не понимаю, о чем ты, — пожал плечами Лухан, сильнее откидываясь на спинку стула.       — Ты ведь не лизнул мне ладонь? — продолжал расспросы Минсок.       — Лизнул? Я же тебе не собака, чтобы руки лизать!       — Да кто тебя знает, что тебе в голову взбредет…       Лухан скривил губы, резко подрываясь со стула и поднимая руки Кима, чтобы ускользнуть от близости и смущающих подробностей. Он постарался спрятать слегка порозовевшие щеки, потому что признаться, что он поддался порыву и невесомо коснулся губами чужой ладони, он не мог. Это было слишком неловко.       — Эй, Лухан, не уходи от разговора! — прикрикнул Минсок. — Что ты сделал? Отвечай.       Китаец усмехнулся, вальяжно падая на кровать, подкладывая руки под голову.       — Ничего не скажу, — упрямо сказал он, — вот и гадай теперь.       — Поцеловал? — предположил Ким, чем заставил Лухана на секунду потеряться.       — Возможно, — поигрывая бровями, произнес парень. — Ладно, хватит гадать, я устал немного. Это оказалось слишком утомительно.       — Просто скажи, и я оставлю тебя… погоди, ты серьезно устал? Давно ли ты стал утомляться?       — Недавно, — помедлив признался Лухан. — А что?       — Да нет, ничего, просто странно это. Ты говорил, что не устаешь…       — Так и было, просто в последнее время как-то накатывает сонливость, — спокойно заметил китаец, — я слишком быстро устаю. Это ведь не потому, что я умираю?       — Что? Нет, конечно, нет, — тут же запротестовал Минсок. — Даже не думай об этом.       Ким медленно прошелся к своей кровати, как не родной присаживаясь на край. Он по инерции наощупь положил руку туда, где была нога Лухана, осторожно поглаживая по ней. Сейчас не было важно, чувствует он это или нет, важен был сам жест. Самостоятельный, порывистый, только для того, чтобы успокоить.       — Ты не умрешь, — уверенно произнес Минсок в пустоту, — не умрешь. Этого просто не может быть. Не с тобой. Я не позволю.       — Это… — Лухан проглотил остаток фразы, не в силах произнести это вслух, — ай, — вдруг вскрикнул парень, скидывая чужую руку, — щекотно!       — Прости, — улыбнулся Минсок, — давай сегодня ляжем спать раньше.       — Угу, — кивнул Лухан и тоже улыбнулся.       Ким встал, чтобы забрать книгу, что лежала в ногах китайца и убрать её на тумбочку. Лухан перекатывался по кровати, чтобы дать Минсоку вытащить и расправить одеяло. Этой ночью парни собирались спать вместе первый раз. Сегодня, кажется, слишком много всего было в первый раз. Расстояние между ними неизбежно сократилось до пары сантиметров разделяющих их. И они продолжали сокращать даже это расстояние.       Минсок включил ночник на тумбочке, погасив весь остальной свет в комнате. Парень дождался, пока уляжется Лухан, чтобы пристроится у края кровати.       Лухан долго ворочался во сне, пытаясь улечься как можно удобнее. Минсок терпеливо ждал, тяжело вздыхая каждый раз, когда ему в живот упирался чужой локоть. Радовало в этой ситуации то, что он чувствовал боль. Абсолютно точно, это было неприятно и больно. Правда, признаваться в этом он не собирался. Лухан успокоился лишь тогда, когда устроился под боком у Минсока, так же абсолютно точно чувствуя спиной тепло чужого тела, но даже при этом парень держал некоторую дистанцию. Только ближе к середине ночи, когда оба провалились в глубокий сон, они пусть и неосознанно, но позволили себе сократить последние сантиметры, разделяющие их. И ни Минсок, ни Лухан в тот день так и не узнали, что только во сне в ту самую ночь, они по-настоящему чувствовали друг друга, словно бы не существовали в двух разных плоскостях.

***

      Когда наступило утро, скользя солнечными лучами сквозь невесомые занавески прямиком в комнату, облизывая белоснежное постельное белье кровати, Лухан пробудился от глубокого сна. Ощущение были странные. Глаза не желали, чтобы их открыли, а еще во всем теле чувствовалась слабость. На мгновение Лухану почудилось, что он снова в своей постели в общежитии и все, что было до этого, всего лишь увлекательный и немного жуткий сон. От этого даже появилось желание тут же открыть глаза, чтобы удостовериться. И все же… если это не сон, то он все еще отражение и положение у него весьма плачевное, однако, если это сон, значит, Минсока нет.       Неизвестно, что испугало Лухана сильнее, он просто распахнул глаза, оглядываясь вокруг.       Он был по-прежнему в комнате Ким Минсока. Лежал на его кровати. И в комнате он был один.       Ноги тянуло, тело было слабым и растекалось по прохладным простыням. Кажется, Лухан и забыл, каково это, чувствовать хоть что-то, кроме одиночества и страха, разъедающих грудь.       Китаец рывком сел, от чего голову словно сжало, наполняя черепную коробку тяжестью. Он сел на кровать, опуская голые ступни на прохладный пол. Это истинное блаженство, после сна под жарким солнцем, лезущим в окно.       Дверь распахнулась резко, заставляя Лухана поднять сонные глаза, чтобы посмотреть, кто вошел.       — Да, мам, я знаю, — крикнул Минсок в коридор, — я не забыл, просто расписания на семестр все еще нет.       — Осталось меньше недели, а расписания все еще нет? — послышался недовольный голос матери с кухни. — Чем они там занимаются…       — Если тебя это так волнует, сама им позвони и спроси, — Минсок уже хотел скрыться за дверью комнаты, но выскочил обратно, чтобы крикнуть: — нет, не звони, не отвлекай их от расписания!       И только услышав одобрительное бормотание из кухни, он все же ушел в комнату.       — Доброе утро, — пропел Ким, смотря на заспанного Лухана.       — Доброе…       — Как спалось?       — Крепко, — Лухан потер ноющие глаза, — кстати, а сколько осталось дней?       — До чего?       — До конца…       — Какого еще конца? — тут же насторожился Минсок, внимательно смотря на Лухана.       — До конца лета, — пояснил тот.       — Пять дней, — с облегчением вздохнул парень, но облегчением это трудно было назвать. Пожалуй, наоборот, сердце сжимала тревога, от осознания, что отведенное им время стремительно подходит к концу и ничего с этим сделать уже нельзя. Невозможно же было найти выход за какие-то жалкие пять дней, даже не зная, где этот выход искать. Лухан все так же молчал как рыба, не желая что-то рассказывать. Это изводило Минсока, превращало его в один голый нерв, который сильнее, чем раньше воспринимал мир. Его спокойствию приходил конец.       Минсок начинал подчиняться настроению Лухана, чувствуя необратимость ситуации. А необратимому нет смысла сопротивляться.       Что же ему нужно было сделать? Ответ не пришел ни в тот день, ни в следующий, и даже не в следующий после следующего. Киму ничего не оставалось, кроме как ждать конца вместе с Луханом. От этого страх охватывал сердце. Часто случались приступы паники, ускоряя сердечный ритм. Это было необъяснимо.       Лухан в это время чах на глазах. Нельзя было наверняка сказать, почему так происходит. Дело ли в том, что он ожидает конца или же силы действительно покидали его. Его энергичность растворялась в воздухе. Минсока это пугало и он даже понятия не имел, что Лухан просто становится снова полноценным человеком.       А Лухан, возможно, где-то в глубине души, понимал, в чем дело. Просто ему было сложно поверить, что все окажется так просто. И еще сложнее было поверить, что он успеет стать собой раньше, чем отведенное ему время подойдет к концу.       — Скажи, Минсок, — однажды, на исходе лета подал голос Лухан, — а ты бы смог полюбить меня? — брошено это было слишком небрежно, однако китаец все равно добавил: — Если бы ты был девушкой, конечно.       Минсок какое-то время молчал, пугая этим Лухана. Он просто смотрел в потолок, вращаясь на стуле и обдумывая заданный вопрос.       — Девушкой, значит? — эхом послышался глухой голос Минсока. — Какие еще условия мне следует соблюдать, чтобы любить тебя?       — Что? — не понял Лухан такого ответа. Он все же ждал чего-то другого, менее путанного.       — Я говорю, есть ли еще какие условия, чтобы любить тебя? Может быть, мне нужно уметь жонглировать или насвистывать «Грезы любви» Листа, а может быть я должен знать латынь или, не дай бог, продать душу Дьяволу?       — Я ведь просто спросил, мог бы ты меня полюбить…       — Мог бы, если бы ты условий не выставлял, потому что если тебя любят, ты должен быть рад этому вне зависимости от того, кто это. Если будешь продолжать выставлять условия в том же духе — останешься один. Что за потребительское отношение к людям. Не ты выбираешь, кому тебя любить!       — Да что ты так вскипятился? Это же был безобидный вопрос… — Лухан примирительно замахал руками, желая успокоить разошедшегося Минсока.       — Да то, — Ким повернулся к зеркалу спиной, — прости уж, что я не девушка и не имею права тебя любить.       — Почему ты считаешь, что не имеешь на это права?       — О, а я имею…       — Ясен пень!       — О, царь позволил его любить, — парировал Минсок, кривляясь, пока Лухан его не видит.       — Да что с тобой вдруг случилось? Что я сказал не так?       — Ты всего лишь допустил вероятность моей любви лишь при одном важном условии, которое не выполняется в этом мире. Важнее того, что это буду я, то, что это должна быть девушка. Определенно девушка. Меня это оскорбляет.       — Потому что я тебе нравлюсь или…       — Или потому что я чувствую ущемление своей свободы.       — То есть, если бы ты был парень…       — Я и есть парень!       — В общем, мог бы ты полюбить меня, будучи парнем?       — Конечно, нет проблем, — пожал плечами Минсок. — Ты этого хочешь?       — Да, я хочу, — кивнул Лухан, — потому что это единственная возможность отсюда выбраться, но ты ведь не сможешь сделать это до конца лета.       Минсок замер, сжимая руки в кулак. Неприятно было, даже если это всего лишь слова. Если в этом есть доля правды, если все так, как слышит Ким, то это на самом деле больно.       — Вот значит как? — тихо произнес он. — А я ведь действительно поверил, что ты изменился.       — Что? — Лухан нахмурился, чувствуя, что надвигается что-то ужасное. Все, что было до этого, были всего лишь безобидные детские шуточки, самое серьезное начинается сейчас. Минсок стал в мгновение словно камень — холодный и непроницаемый.       — Знаешь, ты был прав, — тихо проронил парень, привстав в кресле, — мне не стоило давать обещаний, которые я не могу выполнить. Сейчас я действительно чувствую, что меня загнали в угол. Кто же мог знать, что ты так поймаешь меня…       — На чем?       — Я обещал вытащить тебя оттуда любой ценой, но это слишком, даже для меня, — Минсок выпрямился, скучающе взирая на Лухана, — потому что я не хочу, чтобы моя любовь была обязательством, даже во спасение. При любых других обстоятельствах, я бы сделал это не задумываясь, однако когда ты относишься ко мне как к пути спасения, а не как к человеку, я просто не могу это сделать. Это выше моих сил.       — Почему ты считаешь, что я не отношусь к тебе как к человеку?       — Потому что это ты, Лухан, — развел руками Минсок, — ты просто не мог не попытаться в последний раз спасти свою задницу вне зависимости от того, что говорил мне, так? Прости, я не могу тебе помочь вне зависимости от того, парень я или девушка.       — Я просто спросил, сможешь ли ты полюбить меня по-настоящему, а ты что тут начал? Минсок, что с тобой? — Лухан растерялся от таких внезапных беспочвенных нападений. Он не имел ни малейшего понятия, почему отношение Кима к нему вдруг резко изменилось. Это ведь был безобидный вопрос. Такой могут задать любому человеку и суть его в гипотетической вероятности — смог бы или нет. Все. Только в теории. Именно потому, что Лухан хотел узнать об этой возможности хотя бы в теории, он и задал этот вопрос. Он пытался сделать это издалека, как можно деликатнее, но получилось только хуже. Не мог же он в лоб спросить о том, что его волновало в последнее время.       — Ты ведь имел в виду что-то вроде «мог бы ты полюбить меня таким, какой я есть», только твоя искренняя любовь получается выборочная и односторонняя. Ты просишь принятия себя настоящим, а другим выставляешь условия. У нас тут что, кастинг? Ты бы мог любить меня, если бы был девушкой, а ты, если бы научился говорить с оленями.       Минсок был недоволен, раздражен и, кажется, начинал распространять вокруг свою черную ауру зла. Его задевала сама формулировка вопроса. И Лухан был прав, это всего лишь глупый вопрос, на него не было причин так реагировать. Просто Минсок в последние дни был на взводе. Он чувствовал свое бессилие. Ему не хотелось, чтобы Лухан исчез. Он знал, что будет скучать. Уже поздно это отрицать, он слишком привязался к нему. И хотелось как-то избавиться от этого. Просто осознание того, что через три дня Минсок, как и раньше, останется один, раздирало душу. Ему хотелось кричать. Он уже отвык от одиночества.       Лухан же был спокоен. Словно бы ему было неважно, что все вдруг закончится. Для него это было чем-то неважным? Он же говорил, что Минсок это все, что у него есть. Почему он ни разу не заикнулся о том, что будет, когда время закончится? Что тогда произойдет? Будет ли он скучать? Хочет ли он уходить? Иногда появлялось такое чувство, словно Лухан отсчитывал дни, ожидая, когда же все, наконец, закончится.       В какой-то степени, Ким тоже хотел, чтобы день Х, наконец, наступил. Просто побыстрее с этим покончить, чтобы не мучиться в нервном ожидании. Он не знал, что хочет больше. Чтобы Лухан исчез или чтобы остался навсегда, однако, если тот все же исчезнет из его жизни, то пусть сделает это быстрее. Минсок не уверен, что сможет вынести прощание. Он даже не уверен, сможет ли жить как прежде без Лухана.       — Ким Минсок! — закричал китаец. — Уж не знаю, что ты там себе навыдумывал, но мне без разницы девушка ты или парень. Я просто хочу, чтобы это был ты! — Лухан вцепился похолодевшими пальцами в ворс ковра. — Для меня не имеет значения, поможет мне это выбраться или нет. Я знаю, что уже нет возможности выбраться, понимаешь? Я чувствую это. Поэтому сейчас, пока еще есть время, пока я еще здесь, я хочу знать только одно…       — Даже интересно узнать, что же это такое, — Минсок поджал губы, скрещивая руки на груди.       — Я хочу знать, нравлюсь ли тебе хоть немного, — твердо заверил Лухан, поднимая полные решимости глаза на Кима. — Что бы я там ни говорил, я не хочу навсегда остаться для тебя обузой. Не хочу, чтобы ты забыл обо мне, как только я исчезну. Потому что для меня все это время с тобой было чем-то новым и необычным. Я не хочу исчезать, мне страшно. Я хочу остаться с тобой, потому что знаю, что буду скучать без тебя. Поэтому просто скажи, нравлюсь ли я тебе?       — Да! — выкрикнул Минсок, проглатывая ком в горле. — Да, ты мне больше чем просто нравишься! И знаешь, это то, о чем я действительно сейчас жалею. Если бы в нашу первую встречу я знал, что все закончится именно так, я бы никогда не ответил тебе. Если бы я только знал, что так привяжусь к тебе, если бы знал, что мне будет так плохо от осознания того, что ты исчезнешь, я бы даже из дома в тот день не вышел. Я хочу повернуть время вспять. Похоже, моя любовь не настолько сильная, чтобы спасти тебя одним поцелуем. И тем более, не настолько сильная, чтобы я мог все это вынести. Сейчас все, что я хочу, это чтобы ты исчез. И чем больше я думаю о неизбежности конца, тем больше хочу, чтобы тебя никогда не было в моей жизни. Поэтому, пожалуйста, уходи. Исчезни!       Лухан почувствовал, как сердце разрывается на маленькие кусочки. Каждое слово, словно обухом огревало китайца по голове. Почему? Только об этом он и мог думать.       Если он нравится Минсоку, почему нет хлопушек, нет веселых криков и красивой надписи на весь экран «счастливый конец». Лухан не был к такому готов. Он ведь не предполагал, что взаимность это еще не финиш.       — Почему ты так говоришь? — Лухан подошел к зеркалу вплотную. — Почему ты так говоришь, Ким Минсок?! — закричал китаец во все горло. — Не смей меня прогонять только потому, что тебе больно! Думаешь, я рад, что не смогу отсюда выбраться? Все это время мне было страшно и больно, но я никогда, слышишь, никогда не буду жалеть о том, что встретил тебя! Потому что ты лучшее мое воспоминание! Потому что с того момента и навсегда ты будешь для меня всем!       — Хватит этого, — тихо произнес Минсок, дергая ручку двери, — мы не в мелодраме. У нас не будет счастливого конца, поэтому… давай покончим со всем сейчас. Так будет лучше…       Ким помедлил, прежде чем выйти в коридор. Он знал, что говорит ужасные вещи. Его вселенная переворачивалась сейчас от осознания, что если он выйдет из комнаты, пути назад не будет. Он не хотел, не хотел никогда все это заканчивать и если честно, он бы продал душу Дьяволу, только для того, чтобы Лухан остался. Даже если просто отражением, главное, чтобы остался. Но выносить все это он не мог и, если все это должно закончиться, пусть это будет сейчас. Пусть это прощание будет таким, чтобы не было сожалений. Чтобы они ненавидели потом, чтобы злились и не чувствовали боли от того, что не смогли ничего сделать.       Минсок, сколько себя помнит, никогда не был сентиментальным, однако сейчас его глаза начали слезиться. Этого Лухан точно не должен видеть.       — Не смей уходить, Ким Минсок! Хватит быть трусом, ты ведь столько мне обещал, почему ты не выполнил ни одного своего обещания! Даже если ты не можешь меня вытащить, просто будь со мной до конца! — во все горло закричал Лухан, с силой ударяя в зеркало руками. Если Минсок сейчас уйдет…       Лухан не успел додумать что будет, потому что послышался отвратительный хруст, как если бы…       Китаец посмотрел на зеркальную поверхность, по которой стремительно расползалась сеточка трещин прямо из-под ладоней Лухана.       — Что? — тихо проговорил парень, не сразу осознав, что же произошло.       Трещины ползли по всей зеркальной створке шкафа к самому верху, от чего сердце Лухана замерло. Страх привычно сжал сердце своими тонкими холодными пальцами. Китаец не знал, как происходящее важно, но ощущение панического страха в груди говорило, что происходит что-то ужасное.       — Нет, — кусочки зеркала стали отходить друг от друга, норовя выпасть, — нет, нет, нет! — забормотал парень, скользя ладонями по отражающей поверхности. Зеркала ведь бьются к несчастью, так? Что будет, если оно сейчас разобьется.       Минсок, слыша бормотания за своей спиной, обернулся. Стоило ему увидеть стремительно расползающуюся сетку трещин и Лухана, который панически пытался удержать кусочки зеркала на месте, как волна страха и волнения накрыла его.       Китаец продолжал скользить ладонями по отражающей поверхности, чувствуя, как ладони режет острая боль и кровь остается на зеркале. Просто Минсок где-то в глубине души верил, что все еще есть два дня впереди, которые никуда не денутся. И будет еще возможность увидеть Лухана, вне зависимости от того, что будет сказано, но похоже он ошибся.       — Что… происходит? — Минсок забыл о том, что хотел уйти. Забыл о том, что пытался положить этому конец, потому что глаза Лухана краснели, и кровь мазалась по зеркалу, мешая разглядеть отражение.       — Я… я не знаю, — пробормотал китаец, бегая растерянным испуганным взглядом от кусочка к кусочку, — оно разваливается. Что делать, Минсок?       Голос его дрожал от подступающих слез. Ладони болели от впивающихся кусочков. Ему было наплевать на это, на все было наплевать, потому что он прекрасно понимал, если зеркало разобьется, всему наступит конец. И не было решительно никакой возможности собрать воедино кусочки, но Лухан не мог думать ни о чем другом. И не хотел даже допускать возможность, что усилия напрасны. Словно он пытался реанимировать уже мертвого.       — Лухан, перестань, — попросил Минсок, который только и мог, что наблюдать за происходящим. Ноги словно вросли в пол, тело не хотело двигаться.       — Нет…       — Хватит, твои руки в крови, перестань! — жалобно взмолился Ким.       — Я не могу, — лихорадочно шептал парень, — я не хочу, чтобы все так закончилось.       — Просто отойди, это всего лишь зеркало, ничего страшного, если оно разобьется, у нас в доме есть еще! — вскрикнул Минсок.       — Дело не в этом, — тихо пробормотал Лухан, тяжело вздыхая.       — А в чем?       — С твоей стороны зеркала нет трещин, — парень поднял полные безысходности глаза на Кима.       — Что?       Минсок заставил свои ноги двигаться, срываясь с места в сторону шкафа. Его пальцы проскользнул по поверхности зеркала, но она была гладкой. Никакого намека на трещины.       — Бессмысленно, — Лухан навалился на зеркало, прикрывая глаза и хмуря брови. — Вот он, конец.       Он прерывисто дышал, чувствуя, как что-то щекочет щеку. Кажется, это были слезы. Как только сверху на пол упал первый кусок, Лухан понял, что ничего не поможет. Как бы он ни старался, этого мало. От него совсем ничего не зависит, никогда не зависело. А ведь когда-то он был уверен, что является центром всего.       — Не говори так, это не может быть конец! — Минсок подался вперед, почти вжимаясь в зеркало. Если бы он только мог сейчас оказаться по другую сторону вместе с Луханом. Если бы он только мог протянуть ему руку.       — Прощай, Ким Минсок, — Лухан с силой оттолкнулся от зеркала, делая шаг назад, — похоже, это действительно конец.       — Нет! — закричал Ким, но инстинктивно отступил, когда зеркало по ту сторону пошло новыми трещинами со звуком ломающегося стекла.       Он даже не успел больше ничего сказать, потому что зеркало почти взорвалось прямо перед ним, а он, испугавшись, отвернулся, закрывая глаза. И это то, о чем он будет жалеть, потому что так и не увидел, как Лухан заставил себя выдавить счастливую улыбку, сквозь слезы. Это был последний раз, а Минсок отвернулся, даже не сказав «пока».       Звон падающих осколков остановил на мгновение сердце Минсока, но когда тот все же повернулся, ожидая увидеть усыпанный кусочками зеркала пол, там ничего не было. Зеркало было полностью целым, словно бы и не было ничего. В нем по-прежнему отражалась комната, и все казалось абсолютно нормальным, если бы не то, что там не было Лухана.       — Лухан, — позвал Минсок, надеясь, что ему ответят, что это всего лишь шутка, чтобы его напугать. — Лухан…       Никто не откликнулся. В комнате была тишина и только нарисованная золотым маркером с блестками корона напоминала о том, что когда-то в зеркале было два отражения.       — Куда ты делся, Лухан? — шептал Минсок, на ватных ногах подходя к шкафу. Осознание приходило медленно. Мысли о том, что китаец исчез навсегда, прерывались лишь паническим «нет», будто бы от того, что Ким не примет факт его исчезновения что-то изменится.       Только сейчас парень осознал, как же глупо было его желание со всем быстрее покончить. Будто бы он мог избавиться от этого просто потому, что ему этого так хотелось. Кажется, сердце стало биться медленнее. Даже стало страшно, что оно может остановиться. Это казалось таким нереальным. Еще бы два дня… еще бы хоть немного времени не помешало, им нужно было хотя бы нормально попрощаться. Минсоку стоило сказать, что он не жалеет о своей привязанности. Любовью это он боялся называть, потому что иначе станет еще хуже. Потому что будет больнее.       — Я же просил тебя всегда быть здесь, чтобы мне было проще тебя найти, — прошептал Минсок, прижимаясь лбом к холодному зеркалу. — Я не хотел, чтобы ты уходил. Прости, что я такой трус, который не выполнил ни одного своего обещания…       И он заплакал как ребенок. Так же, как когда-то плакал Лухан, только кусая губы, чтобы сдержать рвущиеся с губ стоны. Если мама или сестра вдруг услышат его, будет сложно объяснить, почему он плачет, прижимаясь к зеркалу, и ненавидит его за то, что там только одно отражение.       А еще он ненавидел первую любовь за то, что слишком велика вероятность, что она окажется несчастной. И эта вероятность перестала быть вероятностью, когда Лухан пропал.

***

      Лухан сидел в гостиной, вперив взгляд в пустоту, и слушал, как отовсюду раздается звон разбивающихся зеркал. Кошмар становился реальностью. Никто не умер, но и счастлив не был. Это сложно назвать счастливым концом. Две параллельные снова перестали пересекаться. Слезы все еще бежали из глаз, но это было скорее как остаточная реакция на то, что случилось. Боль просто переливалась через край, вот и все. Это ведь нормально, что её слишком много.       Китаец сцеплял руки в замок, пытаясь забыть о том, как саднят ладони, потому что это мешало воскресить в своей памяти чужие прикосновения. Лухан закрыл глаза, силясь представить, как Минсок ободряюще держит его за руку. Боль отступала, когда воображение подкидывало воспоминания чужих ладоней на его щеках. Потом воображение медленно подкинуло воспоминание чужих мягких губ. Это Лухан помнил ярче всего, потому что тогда сердце стучало как бешеное от страха. Он отчетливо помнил, как стоял ночь рядом с кроватью, мучаясь сомнениями, но все же поцеловал Минсока. Этот поцелуй был смазанным, коротким, но ощутимым и самым ярким. И он был, и теперь уже останется единственным, поэтому это воспоминание Лухан смаковал с особым удовольствием. Главное не открывать глаза, иначе пошатнется вера в реальность этих воспоминаний. Воспоминания теперь все, что у него есть.       — Время вышло, тик-так, — послышался голос за спиной.       — У меня было еще два дня, — дрожащим голосом проговорил Лухан, произнося слова чуть тише, чтобы звучать увереннее. — Почему это случилось именно сейчас?       — Потому что он сказал, что хочет, чтобы ты исчез, — резонно заметил голос позади.       — Я бы исчез через два дня, что толку делать это прямо сейчас?       — Думаешь, два дня что-то изменили бы? Вы бы скрепили браком свои отношения? Мало того, что оба парни, так ты еще и отражение…       — Чья же это вина? — сквозь зубы прошипел Лухан.       — Думаешь моя?       — Только твоя, — мотнул головой китаец, — я не просил тебя делать это со мной…       — Я всего лишь хотел показать тебе, — говоривший опустился на диван рядом с Луханом, — любовь это не такая простая штука, как тебе казалось. Сложно добиться взаимности и быть счастливым. Суть любви в том, что человек, который тебя любит, принимает тебя таким, какой ты есть, поэтому любить сложно.       — Может быть, у меня это получилось бы лучше, если бы я был не отражением, а Минсок не парнем…       — Тебя все еще это волнует?       — Что?       — Что он парень…       — Не так сильно, как это волнует общество…       — Что же у тебя за любовь такая, раз ты не то, что дракона завалить не можешь, даже с общественным мнением не в силах совладать, — усмехнулся голос.       — Дракона завалить проще…       — Не ищи себе оправдания, ты провалился…       Лицо Лухана исказила гримаса боли. Разговор мешал сосредоточится на воспоминаниях теплых рук на своих щеках, поэтому боль с новой силой захлестывала парня.       — Ты вынес какой-то урок из всего этого? — послышался голос.       — Нужно быть осторожнее со своими желаниями, — тут же заявил Лухан, откидываясь на спинку дивана.       — Это ты прав, в конечном итоге, этим и отличается фантазия от реальности. Когда твои желания воплощаются в жизнь, все оказывается не так, как ты этого хотел.       — Если бы все зависело только от моего желания…       Лухан распахнул глаза, поднимаясь с дивана. Он хотел уйти из этого дома куда-нибудь в другое место, здесь слишком много воспоминаний о Минсоке, которые причиняют боль.       — Дело в том, что все только и зависит от твоего желания…       Лухан поджал губы, замирая на мгновение у входной двери, но все же вышел на улицу, чувствуя на своих мокрых щеках прохладный ветер. Сейчас он вопреки всему не был рад тому, что может чувствовать. В особенности это касалось боли.

***

      Два оставшихся дня Минсок пролежал на кровати в своей комнате. Если он и выходил из неё, то старался избегать мать с сестрой, которые, как и все женщины, были на редкость проницательные, поэтому с первого же взгляда просекли, что что-то произошло. Сначала Минсок старался улыбнуться и отшутиться, но когда понял, что ему не верят, просто забил и постарался с ними не сталкиваться, что казалось невозможным, ведь они жили вместе. Однако он с этой задачей неплохо справлялся, стоило ему запереться в своей комнате. Ким игнорировал навязчивые попытки матери до него достучаться и поговорить. Он не хотел говорить о том, что произошло, да и что он мог рассказать? Кто в здравом уме поверит, что в его зеркале жил парень из Китая? Больше, чем он хотел, чтобы от него отстали, он не хотел к доктору в белом халате.       Но все это было несравнимо с желанием, чтобы Лухан вернулся. Минсок постоянно смотрел в зеркало, надеясь, что однажды он откроет глаза и снова найдет в нем Лухана, который будет сидеть по-турецки прямо перед зеркалом и напевать песенки на китайском.       Сколько бы он ни ждал, ничего не происходило. Ожидание начинало входить в привычку. Утром первым делом он смотрел в зеркало, засыпал всегда лицом к шкафу. Даже зная, что ничего не произойдет, он продолжал надеяться, ведь это все, что у него было сейчас. Надежда и боль. Мир сам собой замыкался на Лухане.       А потом началась учеба. Минсок даже похандрить толком не успел. Его усталость и болезненно выражение лица терялось среди таких же лиц студентов, которые всеми фибрами своей души ненавидели учебу. Скука и усталость смешивались с болью, заполняя грудь. Они превращались в безразличие ко всему окружающему миру. Только зеркальная дверь шкафа в комнате имела смысл. Ким с надеждой вглядывался в любые отражающие поверхности, но последней надеждой было лишь зеркало в комнате. Время шло. Ничего не происходило. И это убивало сильнее любого яда, но избавиться от надежды Минсок все равно не мог.       — Я дома, — тихо буркнул Минсок, вползая в квартиру.       — С возвращением, — послышалось из кухни, — все хорошо?       — Как и всегда, — устало проговорил парень, скидывая обувь и исчезая в своей комнате.       — Дорогой, кушать будешь?       — Я не голоден, мама, — крикнул Ким и рухнул на кровать прямо в одежде, заворачиваясь в одеяло. Осенняя хандра накрыла его с головой. Сил совсем не было. Минсок думал, может ли быть так, что он умирает. Или он просто хочет спать. Нужно завести себе кошку, чтобы чувствовать чужое присутствие в своей комнате. Сложно было уснуть, когда не чувствуешь чужой взгляд на спине.       Через пару часов Минсок все же выполз из-под одеяла, включил компьютер и стал бесцельно блуждать по страницам разным сайтов. Ему не было интересно, он просто щелкал по ссылкам, читал сплетни, смотрел фотографии. Его работоспособность упала до нуля, что могло, конечно, сказаться на успеваемости, но почему-то это было последнее, что волновало отличника в данный конкретный момент времени.       Боль тоже вошла в привычку. Она была ровной и постоянной, сливалась с внутренними органами, становилась частью Минсока. Без неё бы было пусто.       Вечерело. Была пятница, середина сентября. На улице холодало.       В дверь позвонили.       Минсок не шелохнулся на звук. В доме было еще два человека, которые были в состоянии открыть дверь самостоятельно, а знать, кто пришел, парню не хотелось.       — Ким Минсок, мог бы сделать хоть что-то полезное и открыть дверь! — недовольно крикнула сестра, ударяя кулаком в дверь брата. Ей пришлось оторваться от просмотра интересного сериала, чтобы открыть дверь, потому что мама была занята ужином.       На всякий случай пригладив волосы и одернув футболку, девушка провернула ключ в замке и открыла дверь.       На пороге стоял высокий парень, который обернулся к двери только тогда, когда она открылась. Он нерешительно оглядывал коридор, пряча холодеющие руки в карманы. Девушка на мгновение замерла, встречаясь с ясными карими глазами высокого парня с розовыми волосами. Его аккуратные, почти женские черты лица, поселяли в девичьем мозгу зависть.       — Чем могу помочь? — первая спросила девушка, без стеснения изучая юношу перед собой.       — А, простите, здравствуйте, — растерянно поклонился парень, — я Лухан, друг Минсока. Он дома?       — Не знала, что у моего брата есть такие красивые друзья, — смущенно усмехнулась девушка, — проходите, я его позову.       Девушка отступила, пропуская гостя в дом, после чего закрыла дверь на замок, как бы отрезая пути к отступлению.       — Простите за вторжение, — лучезарно улыбнулся Лухан, стараясь скрыть свое смущение.       — Милая, кто пришел? — послышался голос матери из кухни.       — А, это к братику друг пришел, — крикнула девушка, зашлепав тапочками по паркету в сторону комнаты Минсока.       — Друг? — встрепенулась женщина.       Это слово для неё было словно красная тряпка для быка. Уже много лет, еще со времен поступления в среднюю школу, Минсок совершенно перестал водить к себе друзей. И девушек. Если первое мать скорее обижало, потому что у друзей её сын оставался часто, а значит, они были, то второе скорее удручало, потому что женщина начинала искренне верить в отсутствие второй половинки у своего сыночка или хотя бы намека на неё. Даже прокрадывалась мысль о немного неправильной ориентации Минсока. Спустя годы жизни с этой мыслью, женщина начинала даже смиряться с этим фактом несмотря на то, что никто её догадки еще не подтвердил. И если она с этим смирилась и была даже готова принять, потому что Минсок все еще её идеальный сын, у него могут быть хоть какие-то недостатки, она все еще не была уверена, что эту правду сможет принять отец. Это и было камнем преткновения.       — О, добро пожаловать, я мама этого оболтуса, — женщина на ходу вытерла руки полотенцем, а после протянула для рукопожатия.       — Меня зовут Лухан, очень приятно, — парень поклонился, пожимая женскую руку. Он бы может даже поцеловал тыльную сторону ладони, однако это было немного дерзко с его стороны.       — Лухан? — удивилась мать.       — Да, я из Китая, — парень улыбнулся, — учусь здесь по обмену.       — Вот как? У тебя такой хороший корейский, если бы ты не сказал, что китаец, я бы и не догадалась, — женщина кокетливо засмеялась. — Ты голоден? Останешься на ужин?       — О, нет, не смею вас так утруждать, я всего лишь на минутку…       — Отказы не принимаются, — мать Минсока дала понять, что она не спрашивала, а утверждает, — ужин скоро будет готов, а пока раздевайся, проходи и мой руки.       — Но…       — Ничего не знаю, — мотнула головой женщина, — ох, что это я, прости, у меня же там на плите…       — Да-да, конечно, — понимающе кивнул Лухан, отпуская женщину обратно к ужину.       — Где же этот оболтус, некрасиво заставлять гостя ждать! — недовольно бросила она, проходя мимо комнаты Минсока, где дочь уже минут пять старалась выкурить брата из комнаты.       — Ким Минсок, к тебе друг пришел, — девушка прижалась лбом к двери, не переставая в неё долбить.       — Друзья в такое время дома сидят, не знаю я этого человека!       — А он уверяет, что знает тебя!       — Спроси его, что он за оладий, вдруг это маньяк, а ты его впустила!       — Он сказал, что его зовут Лухан, — вздохнула девушка, — если этой информации тебе недостаточно, я еще что-нибудь спрошу, только скажи что…       — Как ты сказала его зовут? — дверь комнаты резко распахнулась, и на пороге возник взволнованный Минсок.       — Лухан, — ошарашенно буркнула сестра.       — Ты точно правильно расслышала? — глаза брата были пугающими, словно он был одержим чем-то.       — Не уверена, но ты иди и сам его спроси!       — Где он?       — Я оставила его у двери, но он уже мог добежать до канадской границы…       Минсок осторожно оттолкнул сестру и кинулся к входной двери, искренне надеясь, что это не шутка. Он даже не слышал, что сестра недовольно кричала ему в спину. Все заглушалось бешеным стуком сердца.       — Ты! — выкрикнул Ким, вбегая в гостиную и проскальзывая своими тапочками по паркету.       Лухан обходил гостиную, внимательно её оглядывая. Даже несмотря на то, что он стоял к Минсоку спиной, его можно было узнать по розовой макушке.       Китаец обернулся, услышав знакомый голос за спиной.       — Минсок, рад тебя видеть. У тебя такая милая сестра и мама, — он радостно улыбнулся и двинулся вперед, надеясь на дружеские объятия, но вместо этого получил кулаком в лицо.       Время вдруг стало двигаться медленнее, потому что мгновение, за которое кулак рассек воздух и коснулся лица, костяшками проезжаясь по нежной щеке к уголку рта, показалось вечностью. Равновесие было потеряно. Лухан инстинктивно вскинул руки, стараясь уцепиться за что-то, прежде чем повстречается с полом, но тщетно. Ногти лишь оцарапали спинку дивана.       — За что?       — За что? Ты спрашиваешь меня за что? — верещал Ким. Первый раз Лухан его видел таким, однако они не были достаточно хорошо знакомы, может быть, он часто избивает людей. Китаец не мог это выяснить, потому что бить его у Минсока тогда возможности не было.       — Да, я спрашиваю, потому что это несправедливо!       — Я думал, что больше не увижу тебя, идиот! Ты хоть представляешь, что я чувствовал!       — Я тоже так думал, — попытался защититься парень, — кто ж знал, что так получится!       — Теперь-то я тебя точно порешаю! — рявкнул парень.       — Погоди-погоди, — замахал руками Лухан, — давай сначала в твою комнату, у меня дело к тебе есть.       — Что? Какое еще дело? — взвизгнул Минсок, топая ногой. — Хочешь сказать, что пришел не для того, чтобы меня увидеть, да? Где ты был все это время? Что с тобой случилось?       — В комнату! — сказал Лухан, подхватывая парня под руку и утаскивая по уже знакомому маршруту туда, где стоял шкаф с зеркальной дверью. — Это вопрос жизни и смерти.       Китаец закрыл за собой дверь и только после повернулся к Минсоку. Он сделал глубокий вдох, долгий выдох, немного прикрыл глаза, а после выпалил на одном дыхании:       — Ким Минсок, мне нужна твоя помощь!       — Что-то мне это напоминает…       — Да, — кивнул Лухан, на мгновение замолкая, чтобы смириться с мыслью, что он действительно скажет то, что собирается, — Ким Минсок, я все еще заколдован злой ведьмой, мне нужен поцелуй истиной любви!       — Шутишь? — молодой человек скептически приподнял бровь.       — Нет, я серьезно, действительно серьезно. Это последний шанс. Я не хочу на тебя давить, но если ты меня не поцелуешь сейчас, то теперь уже точно нам придется попроща…       Минсок даже не дослушал Лухана. Вместо этого он притянул его к себе, впиваясь губами в чужие губы. Не было ни единого сомнения, что он делает что-то неправильно. Так давно этого хотел, что даже не успел подумать. Если бы не злость и обида, он бы сделал это еще тогда, когда увидел Лухана в своей гостиной, но момент был упущен, поэтому пришлось ждать другого.       Китаец ошарашено перебирал пальцами воздух, не зная, куда деть свои руки. Он растерялся от такой инициативности Кима. Он ведь даже написал речь, готовый к тому, что Минсока придется уговаривать. Опросил на этот счет друзей, в особенности Сехуна. Даже сделал себе пометочки в блокноте. Выбирал себе наряд по случаю под чутким руководством Исина, а тут на тебе. На полуслове взял да и поцеловал. Радость.       Руки Лухана опустились на чужую горячую шею. Минсок нетерпеливо прикусил нижнюю губу парня, как бы намекая, что пришло время углубить поцелуй. Лухан улыбнулся, расслабляясь, когда чужие руки обвили его шею. И в тот момент, когда китаец уверенно стал углублять поцелуй, в дверь постучали.       — Минсок, Лухан, — мать совершенно забывая о том, что не входит без спроса, открыла дверь, — ужин го…       Ким не посмел повернуться, но судя по тому, что мать так и не договорила фразу, она была немного шокирована. Минсок смотрел, как глаза Лухана становятся все больше и больше от осознания, что дверь он на замок так и не закрыл. И от того, что дорогу в этот дом ему стоит забыть. Да и вообще лучше вернуться в Китай, от греха подальше.       — Это… это не то, что вы подумали! — выпалил китаец, отскакивая от Минсока.       — Да, мам, я спасал его, — на полном серьезе заявил Ким, поворачиваясь к своей матери, которая, скрестив на груди руки, смотрела на него взглядом «да ты что?».       — Хорошо, — сказала женщина, — заканчивайте свою спасательную операцию и идите ужинать.       Женщина усмехнулась, в глубине души чувствуя удовлетворение от того, что в очередной раз была права. Женская интуиция никогда не подводила. Однако, что же делать с отцом. Он этого точно хорошо не воспримет.       — И еще кое-что, — она обернулась, — в следующий раз, когда захочешь заняться спасением утопающих, закрой дверь на замок. Ты же знаешь, что отец все время забывает стучаться.       И она вышла за дверь, направляясь в комнату дочери, чтобы поторопить её.       — Это было неловко, — выдохнул Лухан, касаясь своего лба, — у тебя мировая мама.       — Мне кажется, она всегда это подозревала, наверняка сейчас рада, что оказалась права, — сокрушенно простонал Минсок, смотря на дверь, — вот поэтому я и не привожу друзей домой.       — И со всеми друзьями ты так? — спросил парень с нотками ревности в голосе.       — Нет, только с теми, у кого это вопрос жизни и смерти, — усмехнулся Ким.       — Эй, Ким Минсок, с этого момента я запрещаю тебе спасать кого-то кроме меня, — крикнул Лухан в спину парня.       — Я не могу отказать людям, когда меня просят о помощи, — пожал плечами парень, — в конечном итоге именно поэтому ты здесь, не так ли?       — Так, — вздохнул Лухан, — я не могу тебе что-то запрещать, но… ты же помнишь, что ты для меня все.       — Не говори таких пафосных фраз, — отмахнулся Минсок, — это смущает и будет очень неловко, когда это окажется неправдой. Вот только что меня сейчас больше волнует, так это как ты… я ведь думал, что это был конец. Но можешь не отвечать, тебе ведь нужно время, да и к слову это сейчас не пришлось, ведь так?       — Давай скажу сразу, — твердо заявил Лухан, — мне дали еще один шанс, потому что я застрял в пограничном состоянии.       — То есть как?       — То есть, я был чем-то средним между отражением и полноценным человеком, а раз у меня отняли два дня, то мне их решили восполнить. Сегодня вечер второго, так что если бы ты меня не…       Минсок снова притянул к себе Лухана, быстро его целуя. Сейчас это было что-то вроде профилактики. На всякий случай, если первый не подействовал. В конце концов, Ким собирался проделать это еще несколько раз, чтобы уж совсем наверняка. Он все еще не мог поверить, что это с ним происходит. Словно бы он поменялся местами с Луханом, боясь сегодня вечером уснуть, а проснуться в мире, где не было этого вечера. Это действительно страшно. И если это сон, то Минсок выжмет из него по полной.       — … я бы точно исчез, — закончил Лухан в губы. — Ты будешь делать так каждый раз, когда я заикаюсь о своем исчезновении?       — Ага, — подтвердил Ким, — хотя нет, я буду прерывать тебя таким образом рандомно, а то ты порой слишком много говоришь. Но только тогда, когда мы одни и дверь закрыта на замок. Ладно, пошли ужинать.       Лухан кивнул, выходя следом за Кимом, на автомате щелкая по выключателю, погружая комнату в темноту. Было немного непривычно находиться в этой комнате по другую сторону зеркала, но он быстро привыкнет, потому что это место для него значит столько же, сколько и его дом. Здесь он стал другим человеком. Здесь тот, кого он любит, тот, кто ждал его все это время. Разве это нельзя назвать домом? Это место роднее многих других.       Минсок резко остановился, так и не дойдя до кухни всего несколько шагов. Он внезапно обернулся к Лухану, заглядывая в его полные непонимания глаза.       — Ты ведь точно не исчезнешь, да? — тихо спросил он.       — Если ты меня действительно любишь, то нет…       — Тогда ладно, — кивнул парень, разворачиваясь и продолжая свой путь на кухню, — хотя это такая ответственность, я даже начинаю сомневаться в своих чувствах.       — Можешь сомневаться, — Лухан по-хозяйски положил руку на плечо Минсока, — сомневаться это нормально. В любом случае, моей любви хватит на двоих.       — Вроде бы все закончилось, счастливый конец, все хорошо, но меня не покидает чувство, что все только начинается…       — Конечно, наши отношения начинаются…       — Нет, я о другом, тревожно мне, — мотнул головой Минсок.       — Может быть, это из-за твоей матери, которая, кажется, все рассказала твоей сестре, потому что иначе я никак не могу объяснить их хищные взгляды, — Лухан сглотнул, сконфужено убирая руку с чужого плеча.       — Эй, голубки, долго нам еще вас ждать? — послышался звонкий голос женщины.       — Мам, они слишком заняты друг другом, им не до ужина, — хохотнула сестра.       — О господи, — простонал Минсок, — есть у кого-нибудь машина времени? Я хочу вернуться в свое беззаботное детство и умереть от удара качели по голове.       — У него это пройдет, — тихо прошептала женщина Лухану, будто желая его успокоить. — Присаживайся, дорогой. Раз уж так сложились обстоятельства, может быть, расскажешь нам о себе?       И Лухан принялся рассказывать. И рассказывал он вещи, которые не знал даже сам Минсок, хотя по идее должен был. Мать в ответ, чтобы поддержать диалог вставляла смешные истории из детства, гордо рассказывала об успехах своего сына. Сестра тоже вмешалась в разговор, сдавая брата со всеми потрохами. Лухан улыбался, потому что он знал о Минсоке еще меньше, чем тот знал о нем. Кажется на исходе последнего дня, они все же смогли восполнить все упущения.       — Ты такой хороший, Лухан, — щебетала женщина, провожая гостя, — где только Минсок тебя нашел.       — Если честно, то на улице…       — Скажите мне, где конкретно! — вскрикнула сестра. — Мне нужен точный адрес! Вдруг себе кого-нибудь найду!       — Не слушай её, — женщина по доброму улыбнулась, похлопав Лухана по плечу. — Лучше заходи к нам почаще, мы будем рады тебя видеть.       — С удовольствием, — кивнул китаец, — кстати, раз обстоятельства так сложились, могу я называть вас «мама»? — Лухан лучезарно улыбнулся, разбивая о свою улыбку любой отрицательный ответ.       — О, ну конечно можешь, — согласилась мама Минсока, посмеиваясь.       — Вот ублюдок, быстро он втерся в доверие к моей семье, — шептал Минсок, выглядывая из кухни, где его оставили убирать со стола и мыть посуду, совершенно о нем забыв.       — А я буду называть тебя братик. Всегда мечтала о еще одном красивом старшем брате, — засмеялась девушка рядом, — кстати, Лухан, а можешь в понедельник забрать меня из школы и сделать вид, что мы встречаемся, чтобы все в моем классе лопнули от зависти? Минсок, думаю, не будет против.       — Да конечно, не вопрос, — слишком быстро согласился Лухан.       — О да, — вскрикнула девушка, — я люблю тебя, братик.       И все трое засмеялись, в перерывах между смехом перебрасываясь еще несколькими бессмысленными фразами. Просто идеальная семья. И только Минсок не разделял эту идиллию. Он по-прежнему мужик, все эти сопли не для него. Пока все радостно переговаривались, он пытался перенестись назад во времени, сунув голову в посудомоечную машину. Ему нужно было срочно отправиться в свое детство и запретить матери наряжать его в девочку, что она делала, пока не родилась младшая сестра, аргументируя свой отказ от женской одежды тем, что в будущем он приведет в дом парня, которого любит. Точнее, парень сам придет, но это уже мелочи. Все же это мама виновата в том, что все так закончилось. На неё все шишки.       — Дорогой, хватит уже пытаться себя утопить в посудомоечной машине, проводи Лухана!       Нет, мама у него мировая, тут не поспоришь, но все же…       — Эй, я вам раб что ли? Хватит мной помыкать! Пусть сам идет, чай не безногий! Он же парень, сам справиться с такой простой задачей, слышишь Лухан! Вали и не возвращайся! Тебе здесь не рады! — неистово вопил из кухни Минсок, гремя посудой.       — В общем, я зайду как-нибудь на следующей неделе, — улыбнулся Лухан, — всего доброго. Минсок, пока!       И он ушел, нагруженный сумками от матери и с чувством полного удовлетворения и ощущения того, что он живой. Потому что только живой человек может так глупо улыбаться, шагая по темным улицам, кутаясь в шарф и плавясь от счастья от осознания того, что у него есть любимый человек.       — А, черт, — вдруг осознал Лухан, — телефон его не спросил.