Когда увядает ликорис

Он говорит: «Доброе утро!», А я не слышу будто… Он сжал мне руку сильно, А дальше как бывает в лучших фильмах… IOWA — Маршрутка

       Пока Исами думала и мучилась терзаниями души, что же сказать юноше, который медленно, но верно начинал становиться другом с большой буквы, если последний все же ожидает от девушки куда большей взаимности, чем кажется на первый взгляд, дни пролетали незаметно. Сходив на свидание с парнем из параллельного класса, в жизни оказавшимся помешанным на играх задротом, за симпатичной мордашкой которого сомнительно, что скрывался хотя бы намек на интеллект, Такехико приуныла и, сама того не осознавая, все чаще стала заскакивать по пути из университета в «Антейк». Если Канеки не было, то девушка заказывала себе какой-нибудь напиток, быстро решала все домашнее задание и спешила добраться до дома, пока солнце, скрытое осенними тучами, хоть немного обнадеживало ее путь. Если же Кен был на месте, то почти всегда засиживалась в кафе допоздна, непринужденно переговариваясь с официантом, пока у того выдавалась свободная минутка. Исами привыкла к его обществу настолько, что все это казалось ей естественным, привычным и нормальным вот так торчать до темноты в «Антейке», а потом, споря с юношей о том, какая книга ужасов в этом году станет более популярной, вместе идти домой. Вопросов о том, проводить ли ее, больше не звучало, это стало каким-то самим собой разумеющимся жестом, а искренняя теплая улыбка появлялась на губах все чаще, все сильнее заставляя юношу краснеть при их прощании.        Это было не честно по отношению к парню. Не правильно. Но она не могла заставить себя прекратить. Она слишком привыкла к юноше. Осталось лишь наслаждаться этими тихими размеренными моментами, пока вопрос не встанет ребром и придется выложить всё начистоту.        А Канеки терзался. Исами дурманила его чувства. Она была первой девушкой, что так по-доброму отнеслась к нему и общалась с ним на равных. Ведь все его общение с девочками, за исключением работников кафе и Ризе, делилось на просьбу списать домашку или помочь с каким-то школьным мероприятием, потому что никто из парней не хотел браться за нудную университетскую работенку и тратить свое свободное время. Канеки же был морально не способен отказать кому-то в помощи и, в итоге, делал все один. Исами же видела в нем человека, хотя и по факту последним он уже не был. Приторный запах ее крови, когда Кен был голоден, сводил с ума и, только благодаря ей, он заставлял себя хоть немного питаться тем, чем ему нужно питаться сейчас по его природе, потому что страх сорваться был сильнее отвращения. Мертвечина уже не воскреснет, а вот переломить кости и вцепиться зубами в живую плоть — значит окончательно обратиться в монстра. Сказанные Нишики слова тяжело давили на плечи и в то же время окрыляли. Кен долго думал, размышлял, пытался трезво оценить свои способности, чтобы не причинить вреда никому, а главное — Исами, но понял, что сердцу не прикажешь. Да еще это маленький такой факт, что, учитывая характер самого Канеки, ему, может быть, в жизни никогда так не повезет, перетягивал на себя одеяло.       Окончательное решение он принял после глупой случайности в один из вечеров, когда провожал девушку до дома.        В тот день было особенно мокро, дождь лил вторые сутки, не прекращая, это была самая дождливая осень в Токио за последние несколько лет. Из-за стены ливня, дальше четырех метров было невозможно что-либо разглядеть, моря зонтиков в руках прохожих забавно растекались по улицам, по каналам на дорогах бушевали настоящие реки. Парень и девушка, скрывая головы от нещадных капель, шли под своими зонтами в сторону жилища студентки. Вопреки погоде и, в отличие от спешащих прохожих, они не сильно-то торопились, в глубине души зная, что после прощания окажутся в тихом одиночестве пустых квартир. Как раз миновав злополучный, плохо освещенный мост, они оказались на том промежутке дороги, где он уже не висел над головами, но опорная стена еще не заканчивалась.        Парень и девушка слишком поздно заметили, что навстречу по дороге мчится грузовик на большой скорости, а из-под левых колес у него брызжет на тротуары настоящий фонтан. Каналы между проезжей частью и пешеходной дорожкой оказались переполнены, и теперь любая машина превращалась в потенциальную опасность окатить тебя с ног до головы ледяной водой. А уж учитывая вес и скорость грузовика, волна, которую поднял тот, была впечатляющей. Пробежать вперед или назад Кен и Исами не успевали, дорожка для пешеходов слишком узкая, чтобы увернуться, а по правую сторону высокая бетонная стена.        Девушка уже мысленно приготовилась принять освежающий душ, зажмурилась, и вдруг руки парня прижали ее к стене. Рев мотора и звук плескающейся воды. Исами почувствовала, как промокли ее ноги, и пара капель упала на голову, но не более. А еще спустя секунду — чужое дыхание около уха и тепло, укрывающее от всего мира.        Канеки джентельменски закрыл собой Исами и теперь стоял, ежась, чувствуя как за, и без того мокрый ворот, стекают капли с волос, заставляя одежду мерзко прилипать к телу. Но это первые ощущения, что заняли его мысли, только лишь пока грузовик окатил его волной и, даже не подумав сбросить скорость, умчался дальше. Волосы девушки щекотали щеку, сквозь одежду он чувствовал ее сердцебиение. Собственное дыхание перехватило. Желание скользнуть ладонями за ее спину и прижать к себе, пугающе пульсировало на кончиках пальцев. Он не знал, долго ли они так простояли и не мог вспомнить, почему она тактично не намекнула ему свалить из ее личного пространства, но, уже опомнившись и отстранившись от девушки, юноша случайно поймал ее растерянный взгляд без капли раздражения на него, скорее преисполненном благодарности, и, в добавок, заметив на ее щеках легкий румянец, Канеки понял, что влип. Окончательно и бесповоротно.        Исами что-то еще говорила ему, кажется, по поводу того, что Кен теперь мокрый с ног до головы и ему срочно надо в тепло, но все силы и внимание уходили на то, чтобы перестать глупо улыбаться и унять дрожь внутри. Он то и дело пытался заставить себя перестать пялиться на девушку, но безуспешно. Задорные огоньки ее глаз и капельки влаги в чуть завивающихся волосах завораживали.        — Я не… — вялая попытка опомниться пока не поздно.        — Да заходи ты уже! — шикнула она на него, буквально за край рукава затаскивая на порог дома. — Надо было зонтиками закрыться от этого идиота на колесах…        Надо было, но, как говорится: умная мысля приходит опосля… Да и не сказать, что Кен был очень огорчен. Ну да, сыро, противно, но в обмен на это — те несколько секунд будоражащих до мозга костей.        — Давай зонт, я сейчас полотенце принесу, — с этими словами, Исами аккуратно, стараясь сильно не махать руками, чтобы не залить пол в прихожей, прошла вглубь дома и, осторожно раскрыв зонты, поставила их сушиться в дальний угол гостиной.        Канеки так же, с минимальным количеством резких движений, стянул с себя мокрое пальто. Хорошо хоть рубашка промокла только на воротнике. Не взирая на слякоть в конце ноября, на улицах города было уже прилично холодно и то, что студентке было не все равно, спасло полугуля от простуды, с которой тот бы свалился, если сейчас ушел до своего дома в таком виде.        Исами же, роясь в шкафу в поисках большого полотенца, закусила губу, пытаясь отогнать странные чувства, что охватили ее там, на дороге. Она убеждала себя: Кен просто сделал так, как мог сделать только он — самопожертвование на благо других и ни капли мысли о себе. Юноша не раз поступал во вред себе, чтобы она не пострадала, но что же сейчас заставило ее так волноваться? Он по-прежнему не лез к ней ни единым жестом или словом, просто закрыл ее собой и потом сразу же отступил, поднимая упавший зонтик, который стал для него бесполезным, разве что эта заминка… на считанные секунды дольше, чем нужно, маленькая заморозка во времени, но… Девушка тряхнула мокрыми прядями. Нет, показалось. Канеки остается для нее Канеки. Невзрачным, но очень хорошим другом, не более.        Вытянув на свет божий синее махровое полотенце, Исами вернулась в гостиную и, вручив парню его, отправилась ставить чайник.        Включив свет на кухне, студентка первым делом с удручением оглядела заваленный домашкой стол. Она совершенно забыла, что, как ученица, показавшая один из наилучших докладов, она теперь прошла на городской уровень олимпиады по истории. Благо, тот только через два месяца и подготовиться времени было вдоволь. Быстро сложив бумаги, тетради и книги в стопку, Исами вдруг подумала, что очень удачно, что Кен сегодня оказался у нее. Идеальный шанс попросить его снова помочь ей с чертовыми датами и событиями, которые в хаосе перемешивались у нее перед глазами, едва она открывала конспекты. Зажигая газ на плите, Такехико совестливо поджала губы, размышляя о том, что это уже наглость. Зная Канеки, тот не откажет, а ей нечего больше предложить ему кроме своей благодарной улыбки и чашечки растворимого кофе. Тащиться на фиктивное свидание, чтобы сделать еще хуже, она не хотела. И от этого Исами ощущала себя особенно паршиво.        И все-таки, несколько минут спустя парень и девушка сидели на диванчике в гостиной, разложив на журнальном столике задание Исами и две чашки: с чаем для нее и кофе для него. Такехико задвинула совесть подумать на «потом», а Кен искренне отозвался помочь.        — … и здесь наоборот: сначала принцем Японии была учреждена система двенадцати рангов в шестьсот третьем году, а уже потом, в четвертом, появилась «Конституция семнадцати статей»…        Исами в ужасе схватилась за голову.        — Да какой нормальный человек это запомнит?! — взвыла она. Услышав справа тихий смех Канеки, девушка спохватилась. — Извини, я не имела в виду, что ты…        — Ничего, я понял, — отмахнулся Кен.        — И тем не менее это нереально, — грустно вздохнув, сказала Исами, с обреченной покорностью ставя двойную стрелку между строчками. — Сколько там еще до окончания становления правового государства?        — Еще три века, — словно извиняясь за всю историю Японии, виновато поскреб щеку юноша. — Ну, если с развитием.        Исами недоверчиво глянула на него, потом перевела взгляд в учебник, и медленно приложила пальцы ко лбу.        — Почему я не пошла на дизайнерский? — чисто риторически, саму себя спросила она.        — История вовсе не такая сложная, как кажется.        — Да ну тебя, гений недоделанный, — буркнула студентка, придвигая к себе внушительную стопку распечаток. — Я тебя не отвлекаю от каких-то планов, нет? А то, тебе, наверное, не очень хочется по второму кругу вспоминать школьную программу, — все же сдалась Исами, хотя внутренне надеялась, что Кен не уйдет и не оставит ее наедине с таблицами и схемами.        — Нет, что ты!.. Мне не сложно, а дома все равно делать нечего, — чуть тише добавил он. Девушке стало жаль юношу.        Откуда ей было знать, что уже несколько минут Кен терзался между дружески помочь и уйти, как всегда он поступал, или сделать одну отчаянную, но вряд ли поправимую глупость. Слова Нишики и угрозы Тоуки, которые та однажды выплюнула ему в лицо, ясно дав понять, что она сделает с тем, кто узнает их тайну, гулким эхом отдавались в голове, однако, чем больше он бросал случайных взглядов на Исами, тем больше понимал, что если не сегодня, то никогда. Лучше уже рискнуть и быть посланным, чем вот так страдать в неведении.        — Первый монументальный кодекс ведь был написан в семьсот первом? — неуверенно переспросила студентка, с головой углубившись в правку записей.        — Да, верно… — отстранено отозвался юноша, глядя, как девушка подхватила свою стопку исписанных бумаг и переложила себе на колени, видимо, нагибаться к столику у нее затекла спина. Канеки, который до этого разглядывал изгиб ее плеч, теперь, нечаянно, едва не попался на мимолетном взгляде в сторону глубоко выдохнувшей девичьей груди. На шее Исами он заметил тонкую золотую цепочку за воротником белой рубашки с маленьким кулоном в виде хрустальной капельки. Поспешно вернув свое внимание на конспекты, он с трудом ответил на какие-то вопросы и вновь принялся незаметно разглядывать девушку. Она действительно была красива. Красива той естественной красотой, которой одарила сама природа, которую не нужно было выделять косметикой, но, если все же это делать, то получать что-то еще более прекрасное, подчеркнутое. На счастье Канеки, девушка была так сосредоточена на истории, что не замечала, как юноша, с какой-то робкой жадностью пользовался возможностью рассматривать ее лицо, бормочущие самой себе губы, и внимательно выискивающие ошибки в тексте светло-карие глаза.        Сердце гуля начало работать с перебоями, дыхание сбилось, а ситуация для задуманного сейчас предоставилась самая, что ни на есть подходящая. Канеки чуть придвинулся к девушке, когда та спросила что-то о культуре Темпё.        Кен тихо продиктовал, Исами наклонилась над бумагами, начиная записывать. Каштановые волосы ссыпались ей по плечам.        Либо сейчас, либо никогда.        Юноша всего лишь хотел поцеловать девушку в щеку. Немой, но красноречивый вопрос без возможности уйти от ответа. Исами однажды сделала то же самое, в порыве благодарности. Но если для нее это было простым жестом, то для юноши невероятным подвигом.        Но именно в тот момент, когда он закрыл глаза и подался вперед, чтобы коснуться ее щеки, она повернула голову переспросить последнюю сказанную им фразу, и их губы случайно встретились…        Девушка застыла, не шевелясь, выронив карандашик. Закрывший глаза парень, почувствовав на лице ее дыхание, с ужасом осознав свой промах, тоже замер. Жалкие мгновения растягивались в вечность, биение собственных сердец перекрывало разум. Кен чуть ли не зажмурившись, ждал, что его оттолкнут, наорут и выставят за дверь, напоследок пригрозив забыть сюда дорогу, но… Исами так и не шелохнулась, и от этого становилось еще страшнее. Губы девушки были мягкими, а терять уже нечего и Кен осторожно прижался чуть сильнее, на долю миллиметра, желая получить хоть какой-то ответ, чем это пугающая неизвестность. Если бы он только вообще умел целоваться…        А Исами впервые поняла, что выражение «все мысли напрочь вылетели из головы, обещая вернуться не скоро» раньше было прочувствованно ей не в полной мере. Схемы, слова, даты, хоть какие-то признаки реакции — всё словно отключилось. Она так и заледенела, распахнув глаза, но не видя ничего, только чувствуя горячее дыхание юноши непозволительно близко. Слишком близко… Да, черт возьми, он ее целует! Ну, почти… А потом это робкое касание, осторожное, не настойчивое, словно спрашивающее ее разрешения, но и вполне ожидающее отторжения. Канеки даже в такой момент оставался собой.        Его надо было оттолкнуть, списать все на глупую случайность, посмеяться и забыть. Нужно. Это же Кен, просто Кен. Всего лишь официант из ее любимого кафе, тихий и прозрачный. Он даже близко не подходил под ее идеалы прекрасного принца, которого она ждала и искала, придирчиво перебирая тех, кто мог подойти. В нем нет абсолютно ничего привлекательного для нее, девушка даже в мыслях не представляла себя с кем-то, вроде Канеки, но…       ... губы у Канеки теплые, а аромат кофе, которым он пропитался, внезапно начинает сводить с ума…        И только юноша решает отстраниться для извинений, как девушка закрывает глаза и покорно подается навстречу.        Он не верит, считает все чудесным сном, потому что быть такого не может. Удача для неудачника.        Она тоже не умеет целоваться. На всех ее мнимых свиданиях ни с кем она не заходила так далеко, не чувствовала, что вот он, тот единственный, кто достоин, а сейчас это как-то ускользнуло на задний план. Канеки неумело и по-прежнему с какой-то хрустальной осторожностью касался ее губ, а девушка просто сдалась, доверяя себя юноше, зная, что он не обидит, пропуская тот момент, когда его рука машинально скользнула ей на талию и вверх, вдоль изгиба спины, прижимая теснее. Да и то, когда ее собственные руки оказались у него на плечах, ласково перебирая оказавшимися на удивление мягкими темные пряди, тоже потом было трудно вспомнить… Альбомные листы разлетелись по полу. В груди приятно рябило и только сейчас, сдавшись вопреки своим воздвигнутым приоритетам, она понимает, что ей все равно, что, кажется, прекрасным принцам больше ничего не светит. Дышать становилось трудно, она приоткрыла рот, чувствуя, как язык юноши бережно прошелся по нижней губе и скользнул внутрь, но мысль хоть на мгновенье отстраниться и глотнуть кислорода, откинута прочь. Кен неосознанно провел ладонь выше, зарываясь пальцами в непослушные волосы девушки, углубляя поцелуй. Исами нежно коснулась его щеки, и тут что-то соскользнуло между их лиц.        Девушка открыла глаза прежде, чем Кен успел сообразить, что это была его глазная повязка.        Вся эйфория от поцелуя стремительно свернулась удушающей паникой.        Исами не сразу поняла, что не так с сидящим перед ней юношей. Их лица по-прежнему находились рядом так, что носы едва соприкасались друг с другом.        — Твои глаза… — медленно доходит до нее увиденное.        Канеки испуганно молчит, понимая, что поздно. А девушка удивленно рассматривает его без глазной повязки, под которой скрывался точно такой же темный зрачок с чуть сероватой радужкой. На левом глазу парня нет бельма или каких-либо отличий от второго, а на коже вокруг, не находится видимых травм.        Кен проклинает чертовых гулей, чертов глаз и, в первую очередь, самого себя. Он спешно отстраняется, бормоча что-то непонятное и пытается нацепить повязку обратно, хотя толку от нее сейчас немного. Исами останавливает его, осторожно положив ладонь ему на правую скулу и как бы прося повернуться к ней. Теперь уже можно. Теперь понятие личного пространства нарушено и размыто между ними. Юноша обреченно позволяет себя развернуть, одновременно боясь и краснея от ее прикосновений.        — Что с твоим глазом? — спрашивает девушка. — Он же нормальный… Вроде, — не уверенно, сомневаясь.        Гуль срочно думает, это дается ему тяжело, да еще рука девушки на щеке жутко мешает сосредоточиться. Ему хочется рассказать ей всё, открыть страшную тайну, но нельзя… испугается, отшатнется, потому что каким бы человеком он не выглядел, теперь он — монстр.        — Я не… не совсем. Мой глаз он… он, э-э… не переносит света, поэтому я ношу повязку. Это… н-наследственное, — вранье от первого до последнего слова, звучит очень скомкано, но Исами, еще не совсем очнувшаяся, понимающе кивает.        Студентка с легким разочарованием смотрит, как Кен цепляет повязку обратно, потому что без нее он и вправду симпатичный. От собственных мыслей предательски вспыхивают уши.        Чуть погодя между ними повисает неловкая тишина. Что говорить не знает никто. В гостиной наступает полумрак, но подняться, чтобы включить свет Исами не решается. Она кусает приятно покалывающие губы, размышляя, что делать дальше. Внутри издевательски теплится желание поцеловать юношу снова, пока остатки прошлых стереотипов еще пытаются что-то возразить, но счет не в их пользу. Ей впервые не хочется ничего менять или раздумывать, словно закрытые глаза на очевидные вещи вдруг открылись, и отрицать уже глупо. В голову приходит задорная мысль, что если уж ей до такой степени неловко, то каково стеснительному юноше? Исами тихо смеется и прижимается к плечу Канеки, утыкаясь носом в его рубашку на груди. Да ну их, этих принцев… кому они нужны, когда рядом такой милый сердцу официант?        Кен ошарашено замирает на мгновенье, не веря, а потом, чуть смелее, вновь наклоняется к девушке.        На этот раз поцелуй затягивается надолго, но они никуда и не торопятся.