Теперь я знаю то, что знаю, и это больно — Зачем ты так со мною, что теперь делать с тобою мне?
Грохот закрываемой с размаху двери — как дубинкой по ушам, собственное хриплое дыхание заставляет задыхаться, а руки уже судорожно запирают все замки и засовы. Щелкнув последней ручкой верхнего, Исами на мгновенье замирает, а потом, медленно, делает два шага назад. Опускающиеся ранние сумерки кажутся мраком, и девушка спешно включает свет, все еще пытаясь отдышаться, в голове непрерывно гудит шум улицы, но мыслей никаких. Как заколдованная, Исами отступает еще, пока не упирается спиной в стену, вздрагивая. Глухие удары сердца перебивают ощущение реальности. Гули существуют. Канеки Кен — гуль. Две простые мысли, как два кинжала под дых: резко, стремительно, до боли, и не шевельнуться. Девушка медленно сползла по стене вниз, на пол, зарываясь пальцами в перепутанные волосы, и нещадно сжала их, пытаясь успокоиться. Ей хочется кричать, раскидывать вещи, дико смеяться, но вместо этого она продолжает сидеть на полу в прихожей, до слез натягивая схваченные волосы, молча кусая губы, и пытаясь убедить себя, что увиденное — бред. Кошмарный сон, иллюзия, обман, злая шутка, но чтоб правда… нет. Нет-нет-нет! Этого не может быть. Монстров не существует! Они только в нашем воображении. — Их не существует… — срывающимся шепотом под нос саму себя убеждает она, а по щекам уже катятся слезы. Ее бросает то в жар, то в холод, хотя в квартире тепло. Перед глазами стоит увиденное, но сердце никак не хочет принимать его. Потому что быть такого не может, чтобы ее Кен, ни кто иной, как те, кто в ночи вселяет ужас в души людей, убивая и пожирая. Но… Ах, какая же она дура! Можно было догадаться, что с парнем что-то не так, ведь била тревогой безжалостно затыкаемая интуиция, неспроста в памяти то и дело всплывала эта чокнутая передачка… Но нет, она, идиотка, из всех нормальных парней умудрилась познакомиться именно с гулем, влюбиться, довериться. Отдать ему душу? Ха-ха, может, лучше, печень? Или еще какую часть тела? Твари, жрущие человеческую плоть… Ужас от осознания того, с кем она проводила столько времени наедине, сковывает паникой. Девушка стиснула зубы. Тихий скрип во тьме гостиной, как преддверие в дешевых фильмах ужасов перед появлением монстров — Исами испуганно вскакивает на негнущихся ногах, не мигая уставившись в сумерки комнаты. Светильник в коридоре кажется дурацкой спичкой. Ладони вмиг вспотели. Еле слышный скрежет около дальнего окна заставляет все внутренности сжаться от паники. Студентка, едва не скуля от ужаса, пятится спиной вперед на кухню, судорожно нащупывая кнопку выключателя. Одновременно с тем, как зажигается свет, она видит, что окно в гостиной начинает открываться, а из-за подоконника со стороны улицы вырастает черный силуэт. Она хочет закричать, позвать на помощь, но голос пропал, а тень уже заняла всю площадь оконного проема, просачиваясь в квартиру, девушка с уходящим в пятки сердцем видит в ее центре красную точку, неотрывно смотрящую на нее. Резкий стук — нечто спрыгнуло на пол, позади хлопнули створки окна. Исами, боясь отвести глаза и в то же время продолжая смотреть, нашаривает за спиной ручку сковородки. Алый уголек сверлит ее, казалось, изнутри, выворачивая наизнанку, и вот нечто делает шаг навстречу. Девушка не выдержала — едва не вывихнув запястье, она швырнула сковородку, особо не целясь. Темный силуэт резко увернулся, сковорода с грохотом упала на пол где-то в коридоре, а на свет, щурясь, появился Кен. Исами метнулась к выдвижным шкафам, выхватывая тесак для разделки мяса, и сразу же резко развернулась. — Не подходи! Канеки замер. — Исами… — маленький шаг в ее сторону. Девушка предупреждающе выставила нож перед собой. — Назад! — крикнула она, руки у нее дрожали, Исами обхватила рукоятку, пытаясь не выронить свое сомнительное оружие из рук, хотя на грани потери сознания понимала, что нож против гуля, все равно, что зубочистка против динозавра. Юноша медленно вскинул руки ладонями вверх, всем своим видом показывая, что не собирается нападать. Но ему больше нет доверия. — Убирайся… — шипит студентка, соскребая все свои крохи храбрости, голос предательски срывается. — Послушай, я не… — Заткнись! Я не хочу тебя слышать! Уходи! Кен сжал зубы. Потому что это больно. Слышать такое от той, кого он всем сердцем полюбил — неимоверно жестоко. Его глаз все еще принадлежит гулю, он не может ничего с этим сделать, а девушка с ужасом смотрит на его лицо, огрызаясь жалкой железкой, хотя видно, что она понимает неравность сил. Канеки мог бы напополам сложить нож, если бы захотел, но он всего лишь хочет хоть как-то оправдать себя, показать Исами, что он вовсе не такое чудовище, каким она видела его там, в парке. Расшвыряв следователей, Кен первым делом скрылся от места происшествия, спрятавшись в грязной подворотне одной из улиц, натянув на голову капюшон и пробираясь по самым паршивым местам. Он был подавлен, опустошен, совершенно не представлял, что ему делать дальше. Охотники знают его лицо. Исами знает, что он гуль. Вернуться в «Антейк» — значит подставить всех под удар, а этого юноша никогда не сделает. Домой — тоже не вариант. Не исключено, что туда уже ворвалась группа следователей и устроила засаду на случай его появления. Теперь он остался совершенно один против всех. Мысль вернуться к девушке и попытаться хотя бы чуточку оправдать себя возникла спонтанно. Маленькая соломинка для утопающего, но лучше, чем сидеть под мокрым забором, ежась от холода и разбирая себя на части. Пока Кен крался окольными путями, срываясь на бег, чтобы быстрее добраться до ее дома, он пытался придумать, что скажет, но так и не смог. «Прости, я лгал тебе, но я гуль», — как-то хреново звучит, да? И теперь, стоя напротив Исами, которая, казалось, вот-вот разревется, он совершенно растерялся. Всю жизнь Канеки опасался чего-то, но никогда он не оказывался в такой ситуации, чтобы боялись его. Что самое жуткое — осознавать, за что тебя боятся. Жизненная необходимость дотянуться до едва ли не последней ниточки к человечности разбивается о невидимый круг, очерченный страхом девушки. — Исами, прошу, я… — умоляя, прошептал Кен севшим голосом, снова делая попытку приблизиться к ней. Студентка жалко всхлипнула. — Не подходи! Кен словно наткнулся на стену, больно ударившись сердцем. Исами колотило, на глазах девушки блестели слезы, она вжималась назад, безуспешно пытаясь оказаться как можно дальше от юноши. Нож в ее руках прыгал в слабо слушающихся пальцах. — Пожалуйста, не подходи… — прозрачная капля скользнула по щеке. — Не трогай меня… Кен замер, неотрывно глядя, как капелька срывается вниз, теряясь в ее волосах… и делает шаг назад. Одновременно с этим, почти физически он чувствует, что между ними что-то разрывается, нитка за ниткой, болезненно, выдираясь с корнем, оставляя глубокие раны. Еще шаг. Шаг. Юноша опускает голову, отходя, стискивая зубы и слыша, как всхлипывает та, которую он полюбил. И та, которую он больше никогда не увидит. Не посмеет приблизиться. Кен хочет сказать свое последнее: «Прости…», но ком в горле мешает выдавить хоть звук и парень молча исчезает во тьме, оставив Исами в покое. Первые секунды девушка не верит, что он просто ушел. Но тишина квартиры начинает давить — становится слышно, как гудит работающая лампочка, как потрескивает холодильник, как где-то вдали, за окном, проезжают машины, как противно капает с крана вода в раковину, гулко ударяясь в нервирующее эхо. Пальцы сами собой разжимаются, выронив нож, — тот брякает о линолеум, сверкнув лезвием. Исами обессилено вздрагивает, ноги ее больше не держат и девушка падает на колени. Еще один тихий всхлип нарушил одиночество, а потом девушка разрыдалась в голос, обнимая себя за плечи и жалко съежившись на кухонном полу, уже не пытаясь сдержаться. Кен спрыгнул на жухлую траву, мерзкая вспышка боли тут же отдалась в ногах, но парень этого не почувствовал. Сгорбившись под капюшоном, юноша бесшумно растворился в ночи, не оборачиваясь. Он знал, что больше у него нет права на это. Больше он никогда сюда не вернется и не переступит порог этого дома по радостному приглашению. За ночь рана на плече почти затянулась, но ушедшие на ее восстановление силы помутнили рассудок, впиваясь в сознание голодными завываниями. Рукав пропитался кровью, отчего Канеки было холодно и противно, но сделать что-то с этим юноша не мог. С трудом пережив ночь на крыше какого-то пятиэтажного строения, клацая зубами, гуль отправился бесцельно бродить, пытаясь отвлечься от желания перекусить и не замерзнуть окончательно. Разбитый и подавленный, Кен, словно потерявшийся щенок, плутал по улицам Токио, особо не глядя куда идет, пару раз чуть не нарвавшись на других гулей. Короткая мелодия звонка сообщила о приходе смс. Канеки достал чуть треснувший на панели телефон. «Придурок, ты где?! Срочно позвони!». Юноша долго колебался, прежде чем все же нажать кнопку вызова. После первого гудка Тоука сразу же взяла трубку. — Ты где? — без приветствий спросила Киришима. — Не знаю… — Что значит «не знаю»?! Конкретнее! Кен огляделся расплывающимся взором. — Я в шестнадцатом районе… вроде. — Вроде? Что ты там вообще забыл? Ладно, неважно. У нас вчера в парке была стычка с голубями, кого-то из наших, возможно, схватили, поэтому… — начала девушка. — Это был я… — … менеджер сказал… подожди, что ты сейчас сказал? — Меня раскрыли. — Севшим голосом повторил Канеки, сжимая телефон. Тишина на другом конце невидимого провода показалась ему бесконечной, а затем громкая ругань заставила его вздрогнуть. — Ты живой? — Да, со мной все нормально. — Слежка? — Н-не уверен, нет… Нет. — Тогда живо возвращайся. — Но… — Никаких «но», это приказ, чтоб в течение часа был здесь. — Тоука-чан, я… — Канеки замолчал, пытаясь подобрать слова, но его прервали. — Кен. Возвращайся. Срочно. — Что-то в тоне Киришимы заставило юношу напрячься. А потом он едва не выронил телефон из рук: — Твоего друга только что выволокли из «Антейка» и увезли в CCG. — Что?! — Возвращайся, мы ждем. — И звук отбоя, словно мелодия похоронного марша. Канеки тупо уставился на мерцающий в темноте экран телефона, пытаясь собрать воедино только что услышанное. — Хиде!.. — выдохнул он, резко разворачиваясь и кидаясь меж мокрых улиц в сторону «Антейка». Сколько она просидела так, скрючившись, словно поломанная, Исами не помнила. Как нашла в себе силы встать, пошатываясь, направиться ванную, чтобы умыться — тоже соображалось с трудом. Внутри было пусто. Сначала дикая обжигающая боль, а теперь ничего. Все действия воспринимались чисто на автомате. И даже ледяная вода, которую девушка плеснула себе в лицо, не заставила ее очнуться. Первое время Исами бесцельно шаталась по квартире, словно не понимая, где она находится, затем начала делать какие-то повседневные успокаивающие мелочи, но так же отстраненно, бездумно, словно все эмоции разом выкачали, оставив только пустую оболочку с ее именем. Снять верхнюю одежду, убрать валяющиеся вещи, приготовить поесть, сделать уроки — все в едином размеренном темпе, с пустыми глазами и отсутствием всякого энтузиазма. Когда сил уже не осталось ни на что, девушка присела на диван в гостиной, тупо глядя в одну точку и так и уснула, завалившись на подлокотник, изможденная окончательно. Ей не снилось ничего, а поутру, вроде бы и проспав достаточно долго, она поднялась с синяками под глазами, температурой и разбитым на мелкие кусочки сердцем. Исами задумчиво наблюдала, как стрелки часов очерчивали круги, оповещая, что к концу подошла уже вторая пара, но девушке было все равно. В полдвенадцатого ей стала названивать Мира, явно обеспокоенная отсутствием подруги. Исами не брала трубку. Сил что-то говорить она в себе не чувствовала, а вот если начнет все же, то знала — вновь разревется, не в состоянии что-либо объяснить. Да и объяснять особо было нечего. О том, что вчера произошло, нужно было забыть. Раз и навсегда. Вот только зачеркнуть, смять безжалостно в комок и вышвырнуть из сердца того, кого она по-настоящему полюбила, оказалось сложнее, чем всех взятых вместе ее знакомых. Любовь проникла в самые отдаленные коридоры души и, теперь, обратившись разъедающим ядом, убивала ее изнутри. — Давай же, соберись, тряпка, — хриплым голосом, впервые за весь день, сама себе сказала девушка, но как-то вяло. От груди к горлу вновь подкатил соленый ком. Очередная трель звонка дико ударила по ушам. Внезапно поднявшаяся ярость заставила Исами схватить телефон, сжав его так, что сенсорный экран жалобно моргнул, высвечивая номер Миры. Сжав зубы, девушка боролась с желанием размахнуться и со всей силы швырнуть телефон в стену, чтоб разлетелся на мелкие кусочки и больше никогда не звонил, но студентка всегда считала себя уравновешенной и сильной, поэтому, с ненавистью и тяжело дыша, буравя аппарат взглядом, до тех пор, пока он не прекратил голосить, Исами аккуратно вернула телефон на столик и поднялась на ноги. Хватит. Что было, то прошло. Девушка закрыла на секунду глаза, приводя мысли в порядок, потом сама потянулась к телефону. «Я приболела, пару дней проваляюсь дома, навещать не надо — я зараза». Подумав, Исами добавила стандартный смайлик-улыбку с нечитаемым выражением лица, и отправила сообщение Коуяме. Отошедший от шока организм начинал нормально функционировать, и девушка почувствовала желание перекусить. Войдя на кухню, она первым делом подняла валяющийся тесак, вернув его на место, ткнула чайник, вытащила из шкафчика плитку шоколада. Уже залив кипяток, помешивая сахар чайной ложечкой, Исами развернулась к столу и вздрогнула — на самом краю сиротливо примостилась почти прочитанная книжечка Такацки Сен, та самая, о которой взахлеб рассказывал… рассказывал… — Да чтоб тебя!.. — фарфоровая чашка с грохотом разлетелась по полу расплескивая горячий чай, ложка, отскочив, укатилась под плиту. Исами в бессильной ярости схватила книгу и запустила ее в стену, слыша, как рвутся под дрожащей рукой белые страницы, а по щекам вновь скользят соленые слезы. — Ненавижу! Я тебя ненавижу, Канеки Кен, слышишь?! — захлебываясь, крикнула Исами в пустоту дома. — Ненавижу… Расплескавшийся чай уже растекся по всей кухне, но девушке все равно. Потому что какими бы сильными ни были ее внутренние убеждения, принять правду оказалось куда больнее и тяжелее. Всю жизнь Исами была скептиком. Она рано вышла из того возраста, когда дети верят в чудеса, подростки увлекаются фентези и мистикой. Окунуться в мир волшебства только на пару часов фильма или несколько глав любимой книги — вот и всё, во что она верила. Потому что, когда ты взрослеешь, учишься, начинаешь понимать окружающий мир — места на фантазии не остается и капля веры в чудеса безвозвратно испаряется под гнетом законов, формул, научных обоснований и тождественных выводов. Именно поэтому ее всегда забавляли те, кто с пеной у рта доказывали обратное. А теперь она лично столкнулась с живым кошмаром токийских улиц, и все ее воздвигнутые рамки рухнули в одночасье. И самое раздирающее то, что именно тот, кто был ей до безумия дорог, оказался монстром. Исами в мельчайших деталях помнила угольно-черный белок глаза с горящим алым зрачком, который так контрастировал со вторым, нормальным, глазом юноши. Ей было страшно, впервые настолько, что от одного воспоминания об этом глаза лихорадочно блестели, а кончики пальцев леденели. Ведь сколько раз она подвергала себя опасности, находясь рядом с ним наедине? Сколько раз она рисковала своей жизнью, не ведая, кем на самом деле являлся Канеки Кен? Девушку начинало колотить от одной мысли, для чего он тянул с убийством, чего добивался, изображая из себя невинную овечку… Горячая жидкость подтекла к пальцам ног, обжигая, Исами опустила взгляд, переступая, чтобы не порезаться осколками. Решительное забыть сталкивалось потоком нахлынувших мыслей, но что ей делать теперь… Нужно проветриться. Это первый и единственный маленький шаг, чтобы понять, как жить дальше. Не спеша собравшись, Исами, даже не взглянув в зеркало и не взяв с собой телефон, вышла на улицу. День вновь обещал быть пасмурным, и даже зима не могла прогнать черные тучи, нависающие над городом. Девушка поплотнее закуталась в пальто, спрятав пол-лица в шарфе, засунула руки в карманы и бесцельно двинулась вдоль улицы. Мимо спешили случайные прохожие, проезжали машины, волосы то и дело игриво трепал ветер, но она слабо ощущала все это, словно изолированная от окружающего мира, а самому миру и подавно было все равно на проблемы одного. Оказавшись перед темным мостом, Исами остановилась. У подножья эстакады дежурила полицейская машина. Девушка долго смотрела на нее, на то, как пару раз из автомобиля вышел парень в форме, останавливая водителей-лихачей, но так и не решилась подойти. Разумом она понимала, что как любой порядочный житель города она обязана сообщить всю информацию о гуле, которого знала, но язык примерз к небу и, поняв, что ни слова о Канеки она не сможет сказать, Исами отвернулась, продолжив свой путь в никуда. Становилось холодно, небо темнело, поежившись, девушка решила, что с нее достаточно и стала возвращаться домой. Прогулка мало успокоила ее душу, но немного остудила боль. Осталось вернуться в нормальную жизнь и забыть о Канеки раз и навсегда, сделав вид, что ничего не было. Было бы это так же просто, как на словах… Поворачивая ключ в замке, студентка на мгновение почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. Ей показалось, что на другой стороне улицы она увидела знакомую ей фигуру парня, голова которого была скрыта капюшоном, но проехавший мимо автомобиль размыл это ощущение, а, когда машина отдалилась, на той стороне оказалась только пустота серых улиц. Показалось. Войдя в дом, девушка скинула обувь, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Казалось, что только успокоившись, по возвращению, пустота внутри вновь сосуще заныла болью. Исами зажмурилась, проклиная себя, но вырвать из души целый кусок жизни оказалось ей не по силам. Одновременно с тем, как девушка сделала шаг в сторону гостиной, позади раздалась мрачная трель дверного звонка.Уйди! Останься! Исчезни! Вернись! Прочь убирайся! Нет сил не быть с тобой вместе, Нет сил любить тебя… Молчи! Солги мне ещё раз, Во всём честно сознайся! Нет сил не слышать твой голос, Нет сил простить тебя…*