Мечтатели: твоя Война

Я не с тобой, как оказалось И жизней наших разошлись пути, И ничего уже не осталось, Что я хотела сохранить. Так хочется уйти, И чтобы навсегда. Пусть тёплый снег укроет плечи. Забыть, не видеть больше никогда. Поверить в то, что время лечит. Забыть зелёные глаза, Что стали всех других родней, Опять начать с бесцветного листа, Всё выбросить из памяти своей. И знать, что больше никогда Не проведёшь ты по лицу, не вытрешь слёзы. Всё это правда между вами навсегда, Ожили все твои тревоги. И нужно выстоять, и выжить, чтобы жить, Пускай теперь, тебя не видя рядом. И время, где был счастлив, сохранить, Умеешь ты любить и взглядом. Сиденье под ним качнулось, оповестив о том, что Хогвартс-экспресс тронулся в путь. От неожиданности Люциус Малфой потерял равновесие, резко расцепив руки, на которых устало примостилась его светлая голова. Один в купе. Конечно, ведь в купе Поттера наверняка больше половины его курса. Друзья-гриффиндорцы оплакивают утрату. Ха! Что же тогда делать студентам в серо-зелёной форме? Подсознание капало на мозги Люцу, напоминая, что только смерть окончательна и бесповоротна, а всё остальное — просто обстоятельства, которые можно изменить. Ну и что, что он со вчерашнего дня не смыкал глаз? Плевать, что Нарцисса оставила его спальню, его дом, его жизнь, не оставив ему даже хрупкой надежды? Он бесцельно побродил вокруг конюшен и теплицы около часа, но ничего путного в голову не пришло. За что ему просить прощения? Ведь если разобраться, это его должны жалеть за то, что он пострадал ни за что. А так ли ни за что? Любовь. Всё, что происходило в этом мире, было так или иначе связанно с этим проклятьем и благословеньем. Смысл жизни и причина смерти. Когда он под вечер вернулся домой, сорвав для Нарциссы букет розово-белых роз (полклумбы матери обчистил, шутка ли? 23 высоких и гордых королевы цветов!), от него исходил стойкий аромат дыма, весеннего ветра и желания. Люциус поднимался по каменным ступеням с твердой уверенностью, что помирится с девушкой. Они ведь всегда мирились, а здесь ссора-то совсем пустячная. Иллюзии разбились о твёрдую заднюю стенку пустого шкафа. Большой резной шкаф-купе будто глумился над Люциусом своими голыми внутренностями. Полки напоминали обглоданный скелет, словно остаток обеда дикого зверя; хрупкие худые вешалки безжизненно замерли, образовав кучу сломанных рёбер; ящички для обуви выдвинулись, как зловещие челюсти. Нарцисса забрала все свои вещи. Букет выпал из его рук, а дождь бледных розовых лепестков посыпался к его ногам. Записки не было. Просто собрала вещи и привет. О белокуром проклятии Люца Малфоя напоминал только лёгкий аромат её духов. Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги на ковре. Почему? Он уже не думал об этом. Слишком хорошо успел узнать девушку. Нарцисса поступала, как считала нужным, а он просто слепо шёл за ней. За ней?.. Она тоже была ведома им. Враг в очередной раз победил его. Как этот чёртов Крауч мог увести её, если его даже нет в стране? Любовь… Любовь проклятая. Он с силой ударил пяткой по креслу, от боли вцепился в подлокотники руками. Никому ещё не удавалось заставить другого человека полюбить кого-то, если сердце того занято другим. Отчего ему надеяться на что-то другое? Он — ничем не лучше. Красивый и умный юноша, что протянул своё сердце на вытянутой ладони талантливой волшебной девочке с яркими синими глазами. Девочка подхватила было сердечко, на миг заставив пустое место в груди юноше согреться, но у неё в руках уже было сердце другого принца, поэтому новое сердце выскользнуло из хрупких пальчиков и разлетелось на тысячи и тысячи осколков, ранив много-много людей вокруг и обагрив руки юноши его собственной кровью. Пустоту в своей душе юная волшебница заполнила сердцем тёмноволосого принца и внезапно стала королевой. Люциус Малфой был ослеплён красотой белокурой королевы. Отдал ей своё сердце, а другого у него не было. Сказка закончилась. Нарцисса может не любить его, если не хочет, может быть с Краучем, пусть только будет счастливой. Он хотел этого так сильно — сделать счастливой хрупкую девочку. Нарцисса не позволила. Они бы справились вместе. Когда двое любят, они преодолеют все преграды. Он любил, Нарцисса любила другого. Слёз не было. Он ещё немного посидел в кресле, тупо глядя, как вечернее солнце скрывалось за деревьями, потом сполз на пол и пролежал там, не сомкнув глаз, до утра. Просто скользил взглядом пустых серых глаз по потолку, сложным узорам, затейливой лепнине. Родовое поместье Малфоев. Как много Малфоевских наследников умирали от безответной любви, пялясь в потолок своей спальни? И скольким из них Малфой-мэнор принёс облегчение? Люциусу принёс. Утром он дышал, дышал полной грудью, широко распахнув окно. Уже на вокзале, когда он добрался на маггловском метро от Центрального парка, куда трансгрессировал, Люц вытащил из кармана форменных брюк пачку сигарет. Он курил, сколько себя помнил. Здоровье не подводило ни разу, позволяя на протяжении последних шести лет оставаться одним из лучших игроков в квиддич, уступая только некоторым гриффиндорцам во главе с Поттером. И вот пальцы его сами разжались над пустой урной Кингс-Кросса. Он больше не играет в команде, забросил спорт, но сегодня понял, что и курить больше не тянет. За окном торопливо сменялись поля и горы. Хогвартс-экспресс въехал в каньон. Можно надевать мантию с гордым значком старосты школы. Он не должен его носить, занимает чужое место… Ничего хорошего он для студентов и администрации Хогватрса сделать не в силах, директор ошибся в нём. Люц достал чемодан и вынул одежду, а заодно и галстук. Заколку в виде змеи подарила она. Пальцы сами высвободили серо-зелёную ткань, но вопреки желанию разума зашвырнуть такое жестокое напоминание под сиденье, Люц замотал змейку в платок и, подняв стопку вещей, подложил свёрток под джинсы в дальнем углу чемодана. Наверх положил ещё и тёплый жилет из соседней стопки. Неужели подумал, что такая «веская» преграда остановит его самого, захоти он причинить себе боль воспоминанием? Нет, просто руки в очередной раз не посоветовались с мозгом. Люц набросил на плечи школьную мантию, но значок сунул в карман брюк. Он вернёт его Дамблдору как недостойный такой чести. Староста, блин. Половину Слизерина отчислили, а он — как ни в чём не бывало. Он только успел убрать чемодан и более-менее удобно устроиться с ногами на сиденье возле окна, когда дверь купе без стука приоткрылась. Кого ещё там принесло? Слизерин лишился четырёх студентов, может, были и другие потери, — он просто не знал. Старосты девушек нет, в конце концов, нет его друзей-семикурсников. — Малфой, — голос Эванс вернул на грешную землю, и Люц медленно повернулся. Гриффиндорка успела переоблачиться в форму. — Ты один? — Странный вопрос, учитывая, что плащ-невидимка только у Поттера, — с этими словами он обвёл рукой купе. Лили кивнула. Интересно, чего она ждёт? Пора бы и честь знать, но рыжеволосая девушка продолжала беззастенчиво рассматривать его. Ну а что в этом такого? За шесть лет уже привыкла. — Что-то ещё? — довольно резко спросил он. — Ты в порядке? — какое ей дело? Ну почему гриффы всегда во всё суют свой нос? Эта ненавязчивая попытка сделать мир лучше! К чёрту, мир уже ничто не спасёт, поэтому он просто кивнул головой и отвернулся к окну. Только он собирался вытянуться на сиденье, когда Эванс вновь нарушила его уединение. Гриффиндорка возомнила, что может сколько угодно беспокоить его. Он сел и сжал руками колени. — А где Нарцисса? Невинный вопрос, заданный дружеским тоном, едва не вызвал желание заткнуть старосту красно-жёлтых Авадой. Он с трудом удержался, но бросил ей в лицо недобрый тяжёлый взгляд. — Очевидно, здесь её нет. Видно, я не должен докладывать о её местонахождении, — он ещё что-то говорил, но толком не знал, зачём врёт и грубит. Эванс была выскочкой, была гриффиндоркой, а этого уже было достаточно для ненависти, вот только её глаза… Было в этих ярко-зелёных омутах что-то такое живое и искренние, чего он никогда не встречал раньше в сотнях глаз знакомых и чужих людей. Тёплая ладонь Эванс просунулась ему под руку. — Слышишь, извини меня, пожалуйста, я не должна была смеяться. А потом ещё этот взгляд. Она искренне извинялась, в ту страшную ночь Люц ничего не мог и ни о ком не думал, а вот заботы Эванс хватило на всех. Он знал, что ему будет тяжело одному, но… гриффиндорка ему никто, и это никогда не изменится. Если бы он решился поделиться с кем-то, то выбрал бы её, будь она на Слизерине, а так… Он сильный, сам справится. — … Регулус её не видел, да её никто сегодня не видел. — Голос Лили медленно достигал сознания. — Вы поссорились? Она вообще была у тебя… — Нет, мы не поссорились, — чётко выговорил он, перебив поток обвинений. — … ты последний, кто её видел, — зло закончила гриффиндорка. Ха! Он-то думал, что ей можно довериться. — Ты за неё отвечаешь, Малфой. Эванс закончила гневный монолог и теперь выжидающе смотрела на него. Последняя попытка достучаться до его разума: — Люциус, расскажи, если что-то случилось, её нужно найти. И его уверенный ответ: — Мне нечего сказать. Руки Эванс сами собой скрестились на груди, закрыв жёлтогривого льва. И опять угрозы: — Я всё расскажу МакГонагалл и директору. — Хочу тебе напомнить, что у Слизерина другой декан, а я по-прежнему староста школы. — Он в последний раз лжёт ради спасения собственной шкуры. Лили даже не замечает, что у него нет значка. Но что значит дурацкая безделушка, когда хочешь поверить человеку? Её черты смягчаются, когда она верит, что Слизнорт в курсе. Как же с ними просто. Наивные! Ведь сами подсказывают выход, додумывая и причины и оправдания. Доверие — одно из самых хрупких субстанций, как надежда и мужество, его так легко лишиться, сделав одно неверное движение. Но если это так, то у всех людей в глазах гриффов не одно, а дюжина попыток разбить хрупкое равновесие. Сами попадают в собственные силки, как вот сейчас Эванс, чьи шаги уже исчезали в стуке колёс. Лили открыла дверь и вошла в соседний вагон. Последний. Если Нарциссы нет и здесь, значит, что-то случилось. Они не переписывались на каникулах: Лили была слишком подавлена из-за гибели Мэри, а у Нарциссы, видно, тоже появились проблемы. Появились? Да нет, они всегда присущи в жизни человека, просто всегда люди за своими собственными метаниями не замечают, что кому-то рядом ещё хуже, тяжелее. Лили дошла до конца вагона, заглянув по дороге в каждое купе. В последнем вагоне всегда ездили малыши. Она упёрлась лбом в прохладную дверь. Тамбур был закрыт. Слизеринка так и не нашлась. Никто её не видел, никто ничего не знал. Или не хотели говорить гриффиндорке. Лили шлёпнула ладонью по гладкой поверхности двери и развернулась. За окном быстро сменялся пейзаж. Они как раз проезжали мост. А ещё Снейп. Лили всегда будет помнить глаза Рема, когда она попросила его поговорить со Снейпом о Нарциссе. Но Люпин был классным другом, надёжным и преданным. Да и теперь он как никто понимал цену человеческой жизни. Не то чтобы Лили задумывалась о том, что Нарциссы уже нет, но ей могла грозить опасность. Она боялась даже косвенно быть виновной в ещё чьей-нибудь смерти. Снейп ничего не знал, ну или не хотел говорить гриффиндорцу. И ещё этот упрямый индюк Малфой. Да на нём же лица нет, а всё туда же: всё хорошо. Лили в последний раз бросила взгляд на проплывающие мимо деревья и двинулась к своему купе. Нужно было подумать и посоветоваться. Всё было так зыбко и неявно. Кто теперь враг, кто друг? Кому вообще можно верить? Хрупкий мир становился всё призрачнее, а впереди — неизвестность.