Спасение.

Не знаю, как я не захлебнулась - от страха, видимо, сдавило грудь. Но и от удушья тоже не погибла: у ксеноморфа явно была установка сохранить мне жизнь. И пока я была в полузабытии, он протащил меня по каналу, несомненно длинному и извилистому, затем преодолел лабиринты нескольких уровней, пока не притащил меня наконец к своей "мамочке"... ... Я очнулась от холода и одновременно: от неловкого положения - так сильно затекли прижатые к груди руки. И я бы рада бы была пошевелиться, но не могла: всю меня покрывала слизь. Густая, липкая и отвратительно вонючая, она фиксировала меня намертво к какой-то переборке, от холодящей стали которой уже ныла спина. И я была опять одна, в этом страшном и безумном мире, но плакать уже не получалось: наверное, я уже выплакала своё горе. И теперь только осталось смотреть перед собой, на эти отвратительные коконы и ждать свою смерть, в виде хвостатой кровожадной твари, которых здесь явно не одна. Уловив шевеление краешком глаза, я подняла голову и только теперь сообразила, что за неприятный хлюпающий звук слышали мои бедные уши. Эта была она, "мамочка", хозяйка этой кладки, прародительница всех существ, что причинили нам столько горя. И ей сейчас было не до меня: она сосредоточенно откладывала смерть. Когда-то, на уроках биологии, мы разбирали такой способ размножения, и, закаменев сердцем и закусив до боли губу, я смотрела на самку ксеноморфа во все глаза. Вот продолговатое хитиновое туловище, того же грязно-зеленоватого оттенка, но гораздо крупнее и более продолговатое, нежели у самцов. Вот жилистые членики конечностей, благодаря которым она возвышалась над площадкой, где была отложена кладка, что позволяло ей быть надо всем, видеть всё и каждого. Сейчас самка была спокойна и сконцентрирована, потому что из кожистого яйцеклада появилось очередное яйцо, сопровождаемое этим мерзким хлюпающим звуком, и коконов было столько, что их хватило бы не на одно поколение колонистов. Одно яйцо - один горлохват, а здесь их сотни... И тут один кокон рядом со мной зашевелился: сначала на верхушке его появился бугорок, из которого затем раскрылись сопливые "лепестки". Затем внутри что-то заклокотало, забулькало, зашевелилось, и на божий свет появились тонкие членики горлохвата. Существо еще будто раздумывало, выбираться или немного подождать, а я уже захлебнулась собственным криком. Я кричала и вопила до хрипоты, от отчаяния, ужаса и страха, ожидая неминуемого, но, Бог-провидец, ты всё же свете есть, есть, есть! Есть и человек, который пришёл за мной: басовито прогремела очередь, разрывая вдрызг и кокон, и горлохвата, и сильные руки Эллен буквально выдрали меня из ненавистной слизи. - Головастик, я здесь! - причитала Риппли, прижимая меня к себе, а я, вцепившись в неё руками и ногами, тихо-тихо шептала: - Спасибо, спасибо тебе, мамочка! Да, Эллен была со мной, такая теплая, понятная и родная, но надо было ещё отсюда выбраться... Закрывая меня собой, Эллен пятилась назад, к выходу, держа на прицеле самку, и это перемирие было временным, ненадежным, хрупким. Которое нарушил очередной, проклюнувшийся на свет горлохват. С диким криком Эллен нажала на спуск, поливая ураганным огнём всё вокруг, а я была её глазами. Ориентируясь на мои истошные крики, Эллен один за другим отстреливала "охранников", а потом забросила под "мамочку" патронташ с гранатами. И мы побежали. В кромешной темноте, ориетируясь по слабым всполохам маркеров, сквозь лабиринты переходов и импровизированные баррикады, с уровня на уровень, из блок в блок, мы поднимались наверх, к лифту.. . Вот и захлопнулись тяжелые створки, отсекая нас от ненавистной твари, что преследовала нас. Да, самка ксеноморфа выжила и пыталась нас достать. Даже струя из огнемета в эту костлявую зубастую пасть не остановила "мамочку", возжелавшую мести. И в ужасе я опять ухватилась за Эллен, прижалась к грубой, царапающей щеку ткани комбинезона, что бы почувствовать её дрожь. Её, Риппли, такой отважной и мужественной, у которой тоже присутствуют эмоции, но мне почему-то казалось, что она боится больше за меня. Там, уже на самом верху, когда мы не увидели челнок и поняли, что самка поднимается к нам, мы приготовились к погибели. Риппли все закрывала мне глаза, чтобы смерть пришла относительно легко, но Господь и тут поспешил на помощь: на фоне гула рассыпающейся в прах станции, надрывного гласа сирены, предупреждающей об опасности, вдруг отчетливо завыли турбины, и челнок, ведомый Бишопом, завис у края площадки. - Риппли, Риппли, сюда! - что есть мочи закричала я, и подсаженная под попу сзади, шустро забралась на металлическую ступеньку. Но я не готова была уйти без Эллен, без моей второй мамы, и что есть мочи я тянула её внутрь за ремешки комбинезона, помогая забраться, и плакала, больше от радости, нежели от отчаяния. Где-то рядом бухнул взрыв, челнок практически забросило на площадку, но Бишоп удержал его и, убирая на ходу причальные башмаки, ринулся вперед. Огненные сполохи окружали шаттл, из разорванных в хлам кабелей били извилистые молнии, но сквозь черные клубы дыма, огибая падающие колонны и разломанные, как щепки, фермы, челнок рвался на свободу, пронзая собой атмосферу, пока сзади не раздался мощный взрыв. Мы: я, Эллен, израненный Хикс - едва успели пристегнуться, как челнок сильно встряхнуло. Мощная вспышка света на миг ослепила нас, со звоном и хрустом разлетелась незакрепленная утварь, но нам было уже всё равно: мы были вместе и мы были живы! Мы были почти семьей - Эллен и я, и не было такой силы, чтобы разлучило нас... Уже потом, когда спал ужас от нового появления "мамочки", а сама ненавистная тварь отправилась в космос, Эллен покормила меня и уложила в капсулу. До Земли лететь долго, а пока я засыпала под её ласковый, чарующий голос, и мне снилась Земля. Такая голубая от океанов и коричневая от материков, она ждала нас к себе, её детей, и рядом со мной опять были мама и Трикси, которую Риппли все-таки выловила из воды и вручила мне. Мы были семьёй... И спасибо тебе, мама!