***
Сегодня пасмурно, оттого в моей палате значительно темнее весь день. Я смотрю за стекло, наблюдаю за тем, как методично листья падают с деревьев. Если подумать, мне повезло, что вид из окна не так уж и скуден: здесь виден двор, проезжая часть, дома. Я, конечно, не знаю, какие там виды с других сторон, но довольствуюсь тем, что есть, и не самым худшим. Мне сказали, что сегодня меня выпустят на улицу. Конечно, не за пределы больницы, но во дворе я вполне могу погулять. Я… обрадовался и удивился одновременно. Я знаю, что вёл себя тихо это время, но я не знаю, как ведёт себя второй Я, поэтому сомневался, что когда-нибудь смогу заслужить того, чтобы выйти на улицу. Возможно, второй Эрен не так уж и плох, и, надеюсь, он тоже побывает там, за стеклом. За последние дни я много думал о своей жизни в целом. Фантазирую, что могло случиться со мной такого, отчего я-второй стал… злым? Психически ненормальным, скорее. Врач говорил мне, что у него психопатия и глубокое состояние психоза. Страшно представить, каково ему. Хотелось бы с ним… поговорить. Как бы глупо это ни звучало, но это было бы прекрасно, если бы было возможно. Хотя, я думаю, это и правда возможно. Мы могли бы общаться через письма. Это было бы интересно – подружиться и узнать лучше того, кто живёт с тобой в одном теле. По существу, ведь у нас с ним один мозг, одна голова, общие руки и ноги, так почему же мы не можем подружиться? Найти поддержку в друг друге, потому что я уже сомневаюсь, кому хуже – мне или ему. Да и кто поймёт нас лучше, чем мы друг друга? Мне страшно всё это прокручивать в голове, и легче было бы думать, что это происходит вовсе не со мной. Но это реальность. Она слишком ужасна. Может, поэтому в его сознании что-то пошло не так? Ведь я могу догадаться? Ведь я могу понимать его? У нас ведь один мозг. Но я его не слышу и не знаю. Может, дело в том, что он не хочет этого? Врач ничего не говорит. Я, кажется, даже не принимаю никаких лекарств. Но, возможно, ещё рано. Понятия не имею. Я слышу щелчок замка, оборачиваюсь и вижу медсестру, входящую в палату. Она несёт поднос с едой, улыбается мне (интересно, а улыбается ли она второму мне?), ставит его на тумбу и говорит: -Когда поешь, тебя проводят на первый этаж. Там ты получишь одежду и сможешь выйти на улицу. Я не знаю, сколько мне можно будет гулять, но, я думаю, лучше и не знать, потому что так оно будет интереснее – проводить каждую минуту, как последнюю. -Хорошо. Она сказала как-то, что мне шестнадцать. Последнее, что я помню, как мне было пятнадцать. Когда она в последний раз говорила, какое сегодня число, это было 20 сентября. Наверное, сегодня уже октябрь. Я быстро всё съедаю. Медсестра снова заходит в палату, говорит идти с ней. В качестве охраны позади меня и справа идут двое мужчин. Они начеку, потому что я могу в любой момент отключиться и стать другим Эреном. Как, например, было в позапрошлый раз. Но мне так и не сказали, что потом случилось, я помню лишь, как зашёл мой лечащий врач, дальше – сильное головокружение и головная боль, а потом темнота. Я уснул. И это по-прежнему остаётся странным и непонятным для меня – бодрствовать и делать что-то, пока спишь. На первом этаже мне дают куртку и обувь. Возможно, это мои вещи, потому что точно подходят мне по размеру, но я их не узнаю. Чтобы не отнимать у себя время, я делаю всё быстро, и вот уже выхожу вместе с сопровождающей на улицу. Холодный воздух проникает под ворот куртки, чем вызывает мурашки по всему телу. В глаза ударяет свет, даже несмотря на пасмурную погоду он всё равно оказывается ярким. Мне слышится множество шумов, начиная от шороха листьев, заканчивая собственным глубоким дыханием. От свежего воздуха голова немного кружится, из-за чего по ступенькам спускаюсь осторожно. Вдыхаю прохладу и неосознанно улыбаюсь. В этом мире есть множество прекрасных вещей, но за будничной суетой мы не находим времени и сил замечать их. Здесь мне некуда торопиться, здесь я могу почувствовать всё как следует. Деревья тянутся к низкому сегодня небу и их верхушки теряются где-то в тумане, а под их ветвями, рядом со стволами, располагаются лавочки с резными узорами. Это кажется мне знакомым, потому что в городе есть парки, где также стоят подобные лавочки, но именно сейчас мне кажется это по-особенному красивым. Я вспоминаю, как в детстве мы с мамой гуляли в парке, находящемся не так далеко от нашего дома. В один раз пошёл дождь, и мы спрятались от него под раскидистыми ветками дерева. Тогда я смеялся, высовывал руку из-под укрытия и подставлял ладонь навстречу крупным каплям дождя… Сажусь на лавочку, опуская взгляд вниз и вдруг думаю о том, что, ведь если я помню такие прогулки, это значит, что их не помнит другой Эрен?.. Чувствую на себе чужой взгляд. За мной наблюдают. Если не обращать на это внимания, и не смотреть в сторону забора или здания больницы, то вполне можно поверить, что я пришёл из дома, чтобы просто прогуляться, потому что, без каких-либо подсказок, вдруг вспомнил, как неплох и даже хорош этот мир. Когда врач начал со мной разговор, я думал, он скажет, что Ханджи навестит меня на днях. Про себя я обрадовался, и неосознанно прокрутил все вопросы, которые у меня к ней успели накопиться. Всё это произошло так быстро, что, когда я услышал про всего лишь прогулку, сильно огорчился. Но во время ужина в тот же день я думал и думал над этим и пришёл к выводу, что это очень хорошая новость, потому что моя встреча с Ханджи менее завит от поведения второго Эрена, чем прогулка, а значит, имеет большую вероятность случиться. Но Ханджи всё нет, а я уже сломал себе голову: почему она не приходит? А, может, ещё нельзя. Но от моих вопросов по поводу неё все лишь отмалчиваются. Я не представляю, как без Ханджи мне получится узнать, что со мной произошло, если все так и будут молчать. Разве для лечения мне не важно это знать? А ещё… Интересно, как там мама? Я совсем не помню что-либо связанного с ней после того, как ушёл от неё. Может, она уехала в отпуск или просто сильно загружена на работе? А работает ли она вообще?.. Когда чувствую сильнее подступающий холод, встаю со скамьи и иду дальше, где деревья находятся плотнее друг к другу, а желтые сухие листья полностью укрывают землю. Мне шестнадцать, и я не знаю, как должен чувствовать себя шестнадцатилетний подросток (или уже юноша?), потому что мне ещё ни разу не было шестнадцати. Если чувствовать себя старше своих лет, при этом совершенно не помня некоторых своих прошлых – нормально, то я вполне смогу ужиться с этим. Но если бы это было нормой, то я вряд ли бы был тут, тогда вопрос уже в другом: как мне принять этот факт? Я бы хотел посмеяться над этим со своими друзьями, которых у меня нет, потому что мы бы не понимали этого, ведь с нами такого никогда не случалось. Но это случилось со мной и мне совершенно не до смеха. Я выдавливаю из себя жалкую улыбку, пытаясь вторить себе, что всё будет хорошо. Но всегда «хорошо» не может быть по определению, тогда я перестаю улыбаться. Но снова начинаю. Потому что, если я не смогу делать даже этого, что уж говорить о каких-то других задачах. Улыбка так важна для меня… Мне будет легче, если мне улыбнутся самые дорогие для меня люди, и скажут, что это пройдёт, потому что, как это любят говорить – всё проходит. И эти заезженные слова спасли бы меня. Я, наверное, уже ждал этого, но оно всё никак не проходило. И не приходило. Ко мне, почему-то, никто не приходит. Есть ли они вообще? Есть ли я для них? Может, я уже остался один, и даже не знаю об этом. Ветер дует в лицо. Я прикрываю глаза и улыбаюсь. Может, хотя бы моя улыбка сможет кому-то помочь. Потому что сам я слишком слаб, чтобы помочь даже самому себе, своему второму Эрену, что уж говорить о ком-то ещё. Я знаю то, что не знает он. Он знает то, что не знаю я. И всё же мы оба знаем одно и тоже, потому что у нас с ним одно тело на двоих. Нам просто нужна помощь.***
-А потом я умер. Занавес. Смотрю в стену и разговариваю с ней – так это видят те, кто наблюдает за мной в камеру. Но на самом деле я говорю с девчонкой, которая сидит и внимательно на меня смотрит. Я тут рассказываю ей предположительную дальнейшую историю моей жизни, уже третью по счёту, а она молчит и тупо пялится на меня. Дура. -И? Чего ты ждёшь? Я уже, например, ничего не жду. Мои мысли похожи на спираль, концы которой соединены между собой. Они вертятся по кругу, возле какой-то одной мысли, и она каждый раз немного меняется, когда они переходят на следующий круг. Так и витают в воздухе. Ещё чуть-чуть и я начну видеть их очертания. Эти мысли настолько заезжены, что отображаются вне сознания. И кружат. Кружат. И моя голова тоже кружится, но я стараюсь держать её прямо. Потерять мысли уже не кажется таким страшным, но я бы предпочёл потеряться в них, запутаться и не выйти. Я хватаюсь рукой за руку и пытаюсь её удержать. Они тянут друг друга в противоположные стороны, так, что я чувствую, как они начинают болеть. В такие моменты я думаю только о том, что вижу и чувствую, и мне становится легче, а тошнота отступает. Тогда я обычно начинаю говорить. И всё начинается по кругу. Я могу сделать свой день таким – круглым. Где я через двадцать четыре часа буду возвращаться к тому, откуда начал. Но я не могу сделать так со своей жизнью, например. Но разве она не придерживается такого же принципа, как стрелки на круглых часах? Всё начинается с того, к чему, в концовке, вновь возвратится. Основываясь на этом, можно сказать, что когда-нибудь я вновь стану тем, кому ещё раз представится делать выбор. Один, другой, третий – и все они снова приведут меня сюда, где я снова буду думать об этом. Но что именно мне симпатизирует в этой теории – будет и один, и другой, и третий. Где я также буду видеть глюки и недоумевать, куда же делись мои воспоминания. И эта цепь никогда не изменится. В часах ведь не меняются цифры. Время – измерение, часы – предмет, измеряющий измерение. Часами можно руководить, а время течёт само по себе. И оно заканчивается также, как и всё вокруг. Мои глаза открыты, и я вижу белый. Переизбыток красок обычно даёт черный, но у меня всё наоборот. Люди смеются, приходят домой и плачут. Люди мысленно ищут поддержки, но их случайно убивают. Люди заболевают, идут в больницу, где их может быть вылечат. Людей запирают в четырех стенах, чтобы они убились сами. Люди умирают, чтобы вместо них родился кто-то другой. Будь то будущий гений или убийца – смотрят на них одинаково, за некоторыми исключениями. И кем они вырастут, кем будут по жизни – решает всё то, что окружает их, и то, что в них заложено. Всё это может, кажется, продолжаться до бесконечности, повторяться снова и снова, путём и не имея какой-то значимой, важной цели, однако… Если всё это закончится, то лишь потому, что в продолжении смысла действительно больше не будет. Так в чем он заключается сейчас? Время в сознании может замедляться и идти быстрее. Я шёл слишком быстро, поэтому попал сюда? Будь я на шаг позади, был бы я тем, на кого Леви первее обратил внимание? Тогда мне лучше и не стоило попадаться в тот день Леви на глаза, тогда, возможно, всё пошло бы иначе. Но дело в том, что я не знал и вовсе о его существовании. А пойти иначе, значит жить в обществе других людей, которых я… ненавижу. Или смотреть в белую стену, пытаясь увидеть там своё прошлое. Буквально чувствую, как голова кипит. Смешно. Да. Точно. Всё ведь сложилось не так уж и плохо. Просто один человек, который меня всё время спасал, хочет, чтобы я умер, когда как я вовсе не хочу умирать. И у меня нет выбора. У меня его всё же никогда не было – за меня выбрали. -Хочешь сказать, я заслужил смерти? Подумаешь, убил несколько людей, и что с того? -Думаешь, я заслужил эту чертову белизну?! Заслужил… Какое странное слово. Человек занимается спортом – заслуживает победу. Человек убивает человека и заслуживает... заточения? Я никогда не смогу понять всего этого. Я ведь даже не понимаю себя. Но, возможно, я и не с тем сравниваю – понять себя требует не таких уж и маленьких сил. -Дождь. Снова. Мне всегда нравились дожди, но нравились по другой причине. Сейчас же – они нарушают ту тишину, что всегда стоит густым туманом в этой чертовой палате. И мне на это время можно немного расслабиться и перестать заставлять себя говорить вслух и шевелить конечностями. Можно просто лежать или сидеть. Или стоять и смотреть на что-то, кроме белых стен. Раньше тишина и одиночество были моими спутниками, которые всегда поддерживали меня, но теперь… Что же такого произошло во мне, что я их боюсь? Боюсь отсутствия чего-либо – вакуума. Боюсь белизны и темноты. Я не знаю, где бы мне было теперь комфортно. Красный не появлялся слишком давно, и я могу уже неподдельно испугаться, вдруг увидев его. Хах. Но, в самом деле, кто мне позволит его увидеть? Сегодня мне снилось, как я с кем-то говорю. Я думаю, это был второй-Я. А, может, это был кто-то совершенно мне незнакомый и лишь нарочно выдуман моим сознанием. В любом случае, я послал его куда подальше. Даже не Леви виноват в том, что я оказался здесь, хоть именно он меня сюда и запек. Я сам в этом виноват – Я тот, который второй, и то, что у меня в голове что-то из-за этого переменилось. Поэтому у меня нет ни малейшего желания говорить с ними. Я и сам справлюсь. У меня ведь до сих пор есть воспоминания, в которых я делаю то, что мне по душе. Я просто буду их прокручивать, пока они не смогут въестся в воздух вокруг меня. Чтобы, когда я вновь открыл глаза, я был уже не здесь, а в окружении обычных белых стен, голой лампочки, телевизора, дивана и Леви. На улице темно и идёт дождь, а я вдруг проснулся. Я вслушиваюсь в чужое дыхание, поворачиваю голову, смотрю на Леви. Он, может, тоже не спит, а лишь дремлет и понимает всё, что творится сейчас в реальности, тогда он, определённо точно, будет знать, что я долго смотрю на него и медленно успокаиваюсь. Лежать в одной кровати с убийцей не страшно, если ты сам при этом не являешься им. Потому что ты либо ещё не знаешь об этом, либо он не хочет, чтобы ты знал. Лежать в одной кровати с убийцей, если ты сам при этом являешься им, значит, быть всегда начеку. Но, когда я проснусь, я уже буду знать, что Леви меня не убьёт. Ночь. Идёт дождь. На потолке мелькает свет от проезжающих мимо машин. Я улыбаюсь. Отчего-то мне захотелось проснуться именно там и тогда. Ночь. Идёт дождь. Я поднимаюсь и бреду к окну. Где-то вдалеке, сквозь деревья, вижу желтые фонари. Мои руки отчего-то дрожат, и мне нужно то, что поможет мне успокоиться. Я проникаю глубже в себя, чтобы разобраться. Найти ответы. И есть ли в этом смысл? Смысл не нужно искать, лучше притвориться, что такого понятия вообще не существует. Но я всё глубже. Я там уже побывал однажды, и нашёл что-то, что перевоплотилось в одно лишь желание всей этой жизни – убивать. Я бреду всё дальше, прямиком в глубину непостижимой реалии собственного мира. Где-то же ведь обязательно должно найтись то, что поможет мне в этот раз. Оно же найдётся, ведь так?.. Я смотрю вдаль: на фонарные столбы, деревья, дома вдалеке... Леви чего-то ждал. Возможно, это было тем же, что нужно мне. Я помню, как на уроках основ социальной личности нам говорили, что смотреть вдаль – полезно, и что так можно научиться видеть – видеть детали. Может, я многого не замечал? Может, я замечал, но не то? Может, я тоже что-то смогу увидеть. Увидеть то, с чего всё это началось. Мне ведь больше ничего и не остается... Мне не нужна помощь. Я сам себе помогу. Мне ведь не привыкать.