Не читай мой дневник

В жизни, видимо, все-таки была какая-то система. Уже трое мужчин, как-никак близкие мне, были связаны с наркотиками. Чарли кололся, Сэт умер от передозировки, Кори тоже был в связке, хоть я и пыталась спасти его от этой маниакальной страсти к кайфу. Казалось, проблему с наркотиками невозможно было решить. Слишком многие уже попали в эту яму и пытались затащить туда других. А вот выбирались из нее считанные люди. Выход из этой ситуации был смехотворен: перестрелять всех, чтобы ни одного человека не осталось, кто был бы хоть как-то связан с наркотиками. Но сколько же тогда умрет людей? Насколько разрослась эта зараза по всему миру? Я посмотрела на сигарету, которую выкуривала. А если перестрелять всех курящих, гробящих здоровье не только себе, но и окружающим? Осталась бы, наверное, всего лишь несчастная кучка ненавистников сигареты. Зараза захватывала человечество через наслаждения и страсти. Хитрая, сука! Я набила свою первую татуировку через неделю после смерти Кори. Букву "К" на солнечном сплетении. Мне просто хотелось помнить того, чья жизнь так долго трепетала в моих руках. Но одновременно хотелось и забыть. Не стоило помнить мертвых, стоило грызться за собственную жизнь. Меня окружали трупы, но тем не менее я жила уже двадцать шесть лет, спокойно выкуривая сигарету за сигаретой и влача непримечательное, жалкое существование. Во мне как таковой не было ни малейшего смысла. Либо Драматург отвел мне не самую благородную роль: подчищать грязь, которую он же и развел. Иногда я звонила Дженсу. -Как у вас дела? -Хорошо,- отвечал он мне.- Санни растет так быстро! Не успеваем ей одежду покупать! Дурдом какой-то! -Она ни о чем не догадывается? -Нет. Ты сама как? -Да нормально. -А ребята? -Джерри опять дома не появляется. Феликс как обычно. Киун все у себя в комнате рисует. Джаред решил отдохнуть, в горы поехал. -Николь привет вам передает. -Ей тоже. -Что ж... Пока? -Пока. Джаред и правда ушел в горы на несколько месяцев. Он устал. Очень сильно устал от всего происходящего. Ну а без него мы четверо совсем подкосились. Бывало, я сидела у Киуна, пила у него чай, разговаривала о чем-то, краем глаза поглядывая на собственный портрет, стоявший на виду в его квартире. Но это было не так часто. Куда чаще я выбиралась на прогулки с Дэнни. К Мику я больше не ходила. Только частенько барабанила пальцами по столешнице, подсознательно ища себе успокоения. Без Кори стало как-то слишком пусто, и нечем было иногда заполнить свой день. Я не приходила к его дому, не интересовалась у полиции, что там и как, только выяснила, что щенка отдали в приют. Благороднее было бы пристрелить его. -Ты себе татушку набила? Я с гордым видом подняла майку. Дэнни с неподдельным интересом уставился на букву "К". -Что она значит? -Имя одного человека. -Брата твоего звали Сэт. А этот кто? -Заказанный. -Серьезно?- Дэнни удивился.- И ты набила себе его инициал? -Впечатлил, зараза. -Видимо, и правда зараза. -Бактериальная инфекция, если быть точнее. Совесть меня не грызла. Но вот воспоминания мучили. Мне хотелось тепла, но не от крови, а от человека. А рядом не было никого, кто мог бы мне это дать. Джаред ушел. Дженс... я бы не стала поступать так с Дженсом. Да и с Николь. Кори я убила собственными руками. Оставался только Дэнни. Насколько издевался надо мной тот, кто создавал мою жизнь, кто создавал случайности и встречи! Человек, который изнасиловал меня в детстве, стал тем, кто мог бы подарить мне то тепло, которого я маниакально хотела! Как можно было выдумать такое? Какое должно быть отвратительное душевное состояние Создававшего, чтобы сделать это? Что с ним происходило? Почему он творил со мной все это? Известно было только ему. Возможно, он просто сам запутался. Запутался в мыслях, которые выписывал своим персонажам? Не различал теперь, где его мысли, а где их? Откуда жестокость к тем, кого он создал? Хотя, скорее всего, это просто я стала тряпкой к двадцать шестому году жизни. -Да какая ты тряпка!- возмутился Дэнни. -Ну вот такая, которая ноет все время. -Убейся! -Уже стреляться?- пофигистично спросила я. -Эй-эй, спокойно! Пей свой кофе! -Лучше дай закурить. Джаред совсем мне лавочку прикрыл накануне отъезда. Дэнни дал мне сигарету и чиркнул зажигалкой. Я затянулась. -Что за хрень? Ментоловые? -Решил попробовать. -Гадость какая! -Ты тоже та еще гадость,- с широкой улыбкой сказал Дэнни. Я зыркнула на него исподлобья. Сигареты и правда были ужасны. -Пойдем в кино? Я только выгнула бровь на странное предложение. -Какое еще кино? -Пойдем! Там как раз какая-то романтическая мелодрама идет. -Этот жанр нужно официально переименовать в комедию. -Не любишь романтические фигли-мигли?- улыбнулся Дэнни. -Воротит от наигранности. Лицо Дэнни приняло одухотворенное выражение, одна рука прижалась ко лбу, а вторая придерживала трепещущее сердце. -О Жозефина, свет моих очей, рук, ног, гланд, желудков и почек! Услышь нестерпимый глас любви моей! -Фу! Под мышками побрей сначала, чтобы такие трюки выделывать! -Ничего ты не понимаешь! Мужчина должен быть волосат! -Ну правильно, он же по определению чуть красивее обезьяны. Дэнни насупился. На следующий день у него не было ментоловых сигарет. Потом мы пошли на какой-то боевик. Все, что делал Дэнни, - это смеялся с того, что я говорила. Меня возмущало то, что кровь била фонтаном там, где ее на самом деле в таком количестве быть не должно. На нас шикали несколько рядов, а Дэнни все равно покатывался со смеху. И, глядя на него, я посмеивалась и сама. Мне снова стало тепло. Пусть и не так, как было с Кори, но теплее, чем в одиночестве. Я стала заезжать к Дженсу, когда Санни не было дома. Бывало, отсутствовала и Николь. Феликс стал рьяно обучаться водить смычком по струнам скрипки. Поначалу неумелая игра только забавляла, но всего неделю спустя все мы: и Джерри, и Киун, и я - умоляли Феликса перестать скрипеть и визжать посреди ночи. Феликс только откидывал отросшие волосы назад и с невозмутимым видом говорил, что мы попросту не разбираемся в искусстве. Смешно было говорить это Киуну. Смешно было и то, что двадцатишестилетний мужчина решился сам учиться игре на скрипке. А Скрипка словно чувствовала загрубевшие, грязные руки. И не поддавалась. Быть может, инструменты и правда ощущали человека?.. Абсурд. Меня поражали возникавшие в моей голове неожиданно высокопарные мысли. -Слушай, ты в любовь веришь? -Нуу, смотря в какую,- отозвался Дэнни, собирая на картошку остатки кетчупа. -В смысле? -В любовь между мужчиной и женщиной - нет, а вот в материнскую - да. Меня перекосило. -В таком случае я вообще в любовь не верю. -Почему? -Не думаю, что нужно объяснять, почему я верю или не верю, хочу или не хочу. -Ты иногда кажешься очень умной,- наигранно серьезно сказал Дэнни. Я кинула в него скомканной салфеткой. Я действительно не верила в любовь. Откуда взяться вере, если не было никакой причины для нее? Меня никогда не любили и никого не любила я. Дженс, Чарли... Их чувства казались мне просто болезненной зависимостью. Слишком много времени я проводила с Дженсом. Слишком впечатлила Чарли. Было интересно так просто объяснять все необъяснимые, казалось бы, вещи. Я плохо спала по ночам. Часами стояла у окна и смотрела на город. Иногда звонила Дэнни, говорила с ним, полусонным и немного грубоватым. Успокоительные мне не помогали. Да и я сама не знала, чем была вызвана та бессонница. Ведь ничего в жизни не происходило. Совсем. Я просто смотрела за окно, где во всей красе цвела летняя ночь, а внутри каждый раз зрело неприятное чувство, что я еще нескоро смогу полностью насладиться красотой звездной июльской темноты. В моей жизни никогда, по сути своей, не было спокойствия. И я не знала, откуда взялось предчувствие какой-то бури, которая изменила бы все. Оно просто появилось. И не отпускало. Возможно, из-за этого несоответствия внешнего затишья и внутреннего волнения я и не могла спокойно спать. Снаружи, за окном, было столько жизни!.. А вокруг меня все было мертвым. Я только тогда заметила это. Ни цветка, ни домашнего животного. Из живого была только я, да и то, настолько прогнившая изнутри, что впору было бы считаться трупом. Меня словно нарочно всегда окружала мертвечина. Тот же портрет Сэта, который я так и не сняла. Казалось, человек притягивает к себе то, чего ему хочется. Все вокруг него строится только в зависимости от его желаний, пристрастий и страхов, которых сам он может не осознавать. В этом была, что ли, какая-то пародоксальность жизни. -Спишь? -Вообще в отрубе,- прохрипел в ответ Дэнни. -Ладно, приятных.- И я отключилась. Вытащив из кармана куртки сигарету, вымоленную у Дэнни, я вышла на балкон и закурила. Я курила каждый раз не чтобы лучше обдумать все, а чтобы отвлечься. Я полностью сосредотачивалась на процессе: затянуться, ощутить внутри теплый дым, сигаретный привкус и выпустить никотиновое облако изо рта. Смерть, приходящая с наслаждением. Но, быть может, люди попросту выдумали себе наслаждение? Каждому нравилось в глубине души играть со смертью, и они приходили в экстаз от самой игры, вот только об исходе излишней наглости никто почему-то не думал. Люди вообще мало думали по существу. И думают. И, что уж там, будут думать. Когда я успела завязать с развлечениями? Когда перестала ходить в клубы, бары, отрываться там на невменяемых мужчинах, которым достаточно было лишь моего легкого движения бровью, чтобы загореться адским желанием взять меня? Когда я привыкла жить без их вечного внимания? Это ведь было моей одержимостью. И, впрочем, не только было, оно и оставалось таковым. Я словно вернулась в свои девятнадцать, когда вошла в задымленный, полный музыки и пытающихся перекрыть ее криков бар. И снова, как тогда, бокал за бокалом, все крепче и крепче, безудержнее и ненормальнее. Я хорошо помнила, что вытворяла той ночью. Напилась до абсолютно невменяемого состояния. Взобралась на барную стойку и под яростно страстный рев толпы стала танцевать, зажигать опьяневшую публику своим телом, по-прежнему живым и рвущимся на свободу от провонявшейся мертвечиной души. До утра меня раздирали. Я снова ощущала себя властной, нужной, будоражащей мужское воображение. И мне было плевать на то, как это доказывалось: через боль, наслаждение, грубость чужих рук или маниакальную нежность. За меня сражались, соперничали, а я, полностью обнаженная, могла просто лежать и смеяться от дикого ощущения полной свободы, которую не закрывало от меня даже ощущение тяжести очередного мужского тела. Только наутро я увидела, сколько их было и что они со мной сделали. С раскалывающейся головой, натянув разодранную одежду и просто выбив запертую дверь, я ушла домой, оставив всех этих мужчин позади, как использованный хлам. Люди, торопившиеся по своим делам, все равно находили момент, чтобы покоситься на меня и презрительно вздернуть брови. Я шла спокойно. Дико раскалывалась голова. Адски болело все тело, ныло и внутри. Меня словно намеренно там разодрали. В сущности, не так далеко это было от правды. Дома я уже смогла нормально разглядеть саму себя. По всей коже рассыпались десятки синяков, ссадин, кое-где проступали даже укусы. И впервые я увидела насколько пустые у меня глаза. Я села на холодный бортик в ожидании, когда в ванну наберется горячая вода. Из открытой двери комнаты я видела свою спальню. Холодную даже издалека. В нее совершенно не хотелось заходить. Уют ведом только любящим людям. Но я все еще не верила в любовь. И уже не чаяла когда-нибудь поверить. В последние годы я стала допускать слишком много мыслей. Впрочем, это было не так плохо. Иметь надежду измениться, увидеть, что жизнь дает такую возможность и понять, что измениться уже невозможно. Слишком глубоко засело это равнодушие к человеческим жизням. Даже я понимала, что сильнее яда тяжело было придумать. Сражаться с ненавистью, страстью еще как-то можно было. Но вот бороться с равнодушием было... бессмысленно. И от этого жутко. Но только равнодушие приносило спокойствие. Где этот мир свернул не туда? Откуда столько парадоксальных вещей? Неужели нельзя было быть просто счастливым или просто несчастным? Каким надо было быть уродом, чтобы создать мою жизнь такой? Лежа в теплой воде, я снова разглядывала свое тело. Пройдет немного времени - и все синие подтеки станут отвратительно желтыми, потом исчезнут. Запекшаяся кровь смоется. Кожа снова станет такой же бледной и чистой, как прежде. Тело раз за разом очищается. А вот душа не очищается никогда. А как можно очиститься человеку? Снова вернуться к теме исповеди? Но, едва вспомнив о заузоренном окошке, я презрительно фыркала. Словно снова переживала ощущение разговора с самой собой. И пусть даже мне отвечали, но ощущение того, что вот так чувствуют себя психи: говорят, а им отвечает какой-то незнакомый голос - никуда не уходило. Религия делает из людей психов. Ирония, однако!.. Зазвонил телефон. Я нырнула под воду. Возможно, чтобы не слышать пронзительной трели. Лежала так, пока не закончился весь воздух в легких. Вынырнула. А телефон все еще звонил. Оставляя за собой мокрые следы, я все-таки вышла в зал и подняла трубку, даже не глядя, чье имя светилось на экране. -Привет, Джейни. -Санни? -Ага. Почему ты к нам не заходишь? Я справилась с удивлением и каким-то отдаленным разочарованием. Высокий, повзрослевший голосок Санни не разбередил старые раны, но был именно тем, что я не чаяла больше услышать. -Незачем. -Как это незачем?- возмутилась Санни.- Мама с папой тебя так ждут! И я... жду. Я промолчала. -Ты обещала приходить! И пришла только один раз. -Как твои дела?- спросила я. Я думала, она не поведется на это. Но услышала ответ: -Отлично. Я в школу новую хожу. Мама мне такие красивые платья покупает! -Друзей у тебя много?- Я сама не осознавала, как улыбалась в пустоту. -Даа, мы вместе очень много играем! -Нравится кто-нибудь из мальчиков? -Не скажу!- горделиво заявила малышка.- Вот приедешь к нам - тогда все и узнаешь! Я закусила нижнюю губу, посмотрела на Сэта. -Хорошо. Я приеду завтра. -Ураа!- завопила Санни.- Мам, пап, Джейни приедет к нам завтра!- В трубке послышались сначала удивленные, а потом возмущенные голоса Дженса и Николь. Видимо, телефон Санни взяла без разрешения. И, найдя мое имя в списке контактов, решила позвонить. Столько людей в мире с именем Джейн! Но девочка чувствовала, кому она звонит. -Джейни, этот ребенок просто стащил мой телефон, пока я не видел!- затараторил Дженс. -Гордись своей замечательной внимательностью,- проворчала я.- Я завтра приеду. Готовьте застолье. -Ждем тебя,- раздался в трубке веселый женский голос. Николь. -Ждите.- И я отключилась. Постояла немного, продрогла и вернулась в ванную, где вода уже немного остыла. Пришлось снова слушать шум льющейся из крана воды. Эта девочка словно сама не хотела меня отпускать. А я забыть ее не могла. Сэт просил о ней позаботиться, и я сделала то, что казалось мне правильрным. У Санни появилась семья. И я не понимала, почему она все еще помнила меня и хотела найти. Что такого я сделала для нее, чем таким была, что она продолжала идти мне навстречу? Дверь квартиры распахнулась, и Джерри сразу же завопил, перекричав даже шум воды: -Ты где? -В ванной. Джерри повозился с чем-то на кухне, а потом заявился в ванную вместе со стулом. Закрыл за собой дверь и уселся напротив меня. Глянул на мои синяки и присвистнул. -Это откуда? -Развлекалась. -По-моему, быть грушей для боксеров - не лучшее развлечение.- Я брызнула в него водой. -Чего тебе? -Поговорить зашел. -Очень вовремя. -Ну извини. Я человек занятой.- Джерри взял с полки шампунь, сначала поразглядывал бутылку, потом открыл и понюхал.- Вкусненький. Надо и мне такой купить. Я отключила воду. Сразу стало тихо-тихо, только едва слышны были какие-то звуки с улицы. -Почему ты так много играешь? Джерри вернул шампунь на полку. Посмотрел на меня как-то устало. -Вспомни ты, откуда берутся наши деньги. Это же... грязь. А, играя, я от них избавляюсь. Уж лучше совсем не иметь денег, чем такие. Иногда выигрываю, конечно. Но выигранные бумажки уже чистые. Я их отдаю в детские дома. Мне они не нужны. -Деньги не бывают чистыми. -Но бывают чище наших. Я сначала улыбнулась, потом рассмеялась. -То есть столько лет это тяготит каждого из нас? Джерри провел рукой по пышным кудрявым волосам и отозвался: -Если уж заумно говорить, то мы не можем от этой тяжести избавиться. Она слишком въелась в нас самих. Вот я, например, уже никогда не смогу смотреть на убийство так, как на него смотрят нормальные люди. Для меня, для тебя, для Дженса - для нас всех это обычное дело. Сколько человек мы убили? Сколько трупов сожгли? -Мой первый труп был в девятилетнем возрасте. -Мой тоже. -Ты его спасал? -Да. Я на пару мгновений ушла под воду, потом снова вынырнула, откинула с лица мокрые волосы. -Мы изначально были монстрами? -Слишком философский вопрос, Джейни. -Не умничай.- Я запустила в него мокрой мочалкой. -Да ну тебя.- Джерри расхохотался, когда она шлепнула его по лицу. Человек, возможно, неоснознанно, но всегда стремился к крови и тьме. Просто некоторые могли бороться с собой, двигались вперед, а многие либо просто стояли на месте, либо медленно, но верно катились назад. Катиться с горы вниз всегда легко. А вот карабкаться вверх, когда ноги и руки то и дело соскальзывают, не знают, за что зацепиться, - слишком сложно. Нужен стимул. Для кого-то стимулом и поводырем становился бог, а для кого-то сам он, своя личность, собственная гордость и собственные стремления. А чтобы стоять на месте и с криком катиться вниз стимула не надо. Все мы шестеро топтались на самом дне. Но как нам можно было подняться наверх? И опускались ли мы? Быть может, мы всегда были здесь, в этой дыре? Просто не пытались выбраться из нее? Родились такими монстрами, а не стали ими, скатываясь вниз? -Не хочешь у меня поужинать? -А ужин вкусным будет? -Обижаешь!- улыбнулся Джерри. -Тогда хочу.- Невозможно было не улыбаться ему в ответ. -Ну я пошел тогда готовить, а ты давай, полчаса - и чтобы у меня была как штык! И, так уж и быть, можешь не наряжаться! И Джерри словно ветром сдуло. Я успела только крикнуть: -Стул забери!! Но его уже не было в моей квартире. Умчался. Его никто не мог догнать. Даже мы. И в этом не было ничего плохого. Только все его силы уходили совсем не на то, что было действительно нужным. А что такое это "нужное"? В двадцать шесть лет я все еще была без понятия. Возможно, многие люди и умирая остаются в неведении о том, что же действительно нужно делать, на что следовало тратить свою жизнь. Я взялась руками за бортики и встала. Вода едва не выплеснулась на пол. Ну, затопила бы Дженса - поделом ему. Зато вернулся бы в свою квартиру. Кого я обманывала? Не вернулся бы.