Не читай мой дневник

Мне было тридцать лет. Что такое тридцать лет? Наверное, я поняла бы это позже, тогда же я в душе была семнадцатилетним подростоком, пытающимся решить свою жизнь. Уезжая из квратиры Дэнни, я словно расставалась навсегда с какой-то частью самой себя. Но я уходила в свой собственный уголок жизни. По-настоящему мой. Только одинокий. -Нифига себе квартирка у тебя! -Ставь сумку, тяжелая ведь. Дэнни осторожно поставил мою сумку в угол и пошел исследовать дом. -Мог бы и снять свои бахилы! -Не ворчи, старушка! -Тебе сорок один! Кто из нас еще старик! -Я по крайней мере не выгляжу на свой возраст! -Тебя кто-то дезинформировал. Дэнни высунулся из кухни. -Ну ты и вредина! -Наколю себе эту фразу. -Правильно! Где-нибудь в районе задницы! -Мужчина, вы совсем оборзели в чужом доме! -Женщина, не стройте из себя леди. Вам не идет. Вы ж суровый, угрюмый мэн.- И Дэнни встал в позу, которая должна была изображать меня. Я только отмахнулась от него и пошла готовить кофе. Квартиру выбирали мы с Николь и Санни. Дженс остался дома со своим сыном, Сэтом. Сэт и Санни стали братом и сестрой. Пусть теперь Санни была старшей. Годы во все времена ничего не значили. Куда больше значили сами люди. Николь понимала, в честь кого был назван сын. Но она все равно согласилась на это имя. А оно принесло первый ощутимый раскол в наши жизни, оно было именем умершего человека. Мы давали Сэту еще один шанс. Быть может, в этот раз он не спустит его на рабское подчинение собственным желаниям и страхам. Быть может, когда-нибудь и нам дадут второй шанс. А пока мы были живы. Мы жили. Не надеялись на искупление в далеком будущем, не ждали смерти для этого. Мы просто жили, чувствовали, желали. Те эмоции тоже переполняли меня. Мне хотелось рассказывать о том, что было у каждого из нас. Какие ценности для нас открылись. И я говорила. Я так много говорила об этом Дэнни! А он улыбался, слушая все это, и отвечал: -Тебе везет, вредина. А однажды сказал: -Ты чувствуешь, что такое счастье. Я чувствую. Твои друзья чувствуют. А сколько людей никогда этого не испытают? Я помнила: когда-то мне казалось, что человеку не дано быть счастливым. Как бы он ни бился. Это могло быть достигнуто только искусственными путями. Но в настоящей жизни, в ее голой правде, ничего не могло дать человеку полностью прочувствовать эйфорию и легкость своего полета. Счастье несопоставимо с жизнью. Только с полетом. Людям нельзя молчать о своем счастье. Говоря о нем, они приносят другим частичку той радости и эйфории, которые испытывают сами. Бездействие, оседлость и время убивают даже то, что мы, люди, считаем хорошим и прекрасным, то, что нравится нам. Кто его знает, может, на самом-то деле нет и не было ничего приятного в смехе, в свете, в семье. Быть может только мы находили в этом что-то, что нам нравилось. Кому-нибудь улыбки, легкость казались бы муками, как нам таковыми кажутся застой, смерть и безысходность. Феликс познакомил меня с той женщиной, о которой он говорил, Констанс. Она была моложава, красива, она не стеснялась своих седых, все еще густых длинных волос. Она была величественна, точно королева. И обаятельна. Тогда я поняла, почему Феликс так сильно привязался к ней. Он видел в ней тот идеал женщины, который практически исчез за какой-то короткий срок. В ней была надежда и верность, мудрость и ум. Так резко стали цениться совершенно другие качества в женщинах. Пусть и были те мужчины, которые хорохорились, во всеуслышание заявляли, что презирают легкодоступных, курящих, выпивающих барышень. На самом-то деле большей части из них было плевать. В женщинах они просто видят объект мужского наслаждения. А вот женщины пытаются найти в мужчинах вождей. И в большинстве своем не находят. -Ты любила когда-нибудь, девочка?- Констанс откинулась в своем плетеном кресле с чашкой чая в руках. -Смотря что понимать под любовью. Констанс досадливо отмахнулась. -Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я вот не верю в любовь. Но знаю, что любила. И любила очень сильно. -Как это?- удивился Феликс. Казалось, она была его музой. Он искал в ней вдохновение и находил его. В его голове уже писались слова и играла музыка. Констанс, возможно, и сама не догадывалась, что значила для этого идиота, когда-то пробовавшего покорить скрипку. -А ты не чувствуешь разницы между верой и знанием?- спросила Констанс с хитрой усмешкой. Потом снова повернулась ко мне:- Так что, девочка? Я молчала, глядя на притаившиеся на дне чашки чаинки. Стоило чуть дернуть ее - и они взлетали ввысь и потом снова приземлялись. -Хорошо, что ты не отвечаешь сразу. Многие глупцы сразу же готовы объявить всем, что любят. Любовь всегда в моде. Я посмотрела на нее. А она смотрела на меня и улыбалась. И в серых глазах проносились все прожитые годы. -Я не любила. Я люблю. -Хочешь совет старой перечницы?- Констанс рассмеялась.- Не отдавай всю свою любовь ему. Иначе скоро ее совсем не останется. Мне стало неуютно. -С чего мы на такие возвышенные темы говорим? -А ты считаешь себя недостойной говорить о них? Что за мода пошла! Что за молодежь! Всем лишь бы показать какую-то свою крутизну!- Констанс смешно растопырила пальцы.- Всех почему-то стала привлекать жестокость! Все хотят боли! Все хотят уродства!- Она схватила за руку Феликса.- Вот зачем тебе столько татуировок? -У тебя тоже есть одна,- усмехнулся Феликс. Констанс закашлялась и отпустила его. -Я была одной из тех, кому в голову стукнуло, что жестокость и брутальность - это круто. Надоела красота, надоела мораль. Я не считаю это ошибкой. Но об этом стоит задуматься. К чему мы придем? Будем уважать убийц и насмехаться надб теми, кто следует правилам, законам и устоям нашего общества? Хочу умереть до этого момента.- Она сделала глоток.- Так что, девочка, каков твой избранник? Феликс рассмеялся. -Тот еще экземпляр! Констанс с интересом глянула на него. -Что, правда? -О да! Вечный экспериментатор!- Я поняла намек. И усмехнулась. -А внешне какой? -Волосы отрастил, но почти все время их в хвост собирает. Вечно небритый. И глазюки синие-синие. И молчит постоянно. -Значит, не говорит по пустякам и ерунду. Мне он уже нравится. -Ты его даже не видела!- возмутился Феликс. -А зачем? Я поняла, какой он. По тебе, девочка это видно. -Как это может быть видно?- спросила я. -Поживешь с мое - поймешь.- Констанс улыбнулась.- Вы один цельный Человек. Две половины его. Человек - эгоист. Потому и любит только свою собственную вторую половину. А некоторые умники говорят о том, что любовь не терпит эгоизма. -Вам не кажется, что вы слишком категоричны? -После пятидесяти начинаешь молодеть душой и возвращаешься в свои пятнадцать, когда ты был категоричен ко всему. И тогда, и сейчас кажется, что ты знаешь все. Только в вашем возрасте можно понять, что ты не знаешь НИЧЕГО. Я видела, как смотрел на нее Феликс. Иногда кажется, что жизнь бывает жестокой и не дает родиться двум людям в одно время. Но я смотрела на этих двоих и понимала, что в этом нет жестокости. Возраст - ничто. Как и время. Люди сами, искусственно придали им значение. У Феликса никогда не было мыслей о славе. Он просто хотел, чтобы его понимали. Этого же когда-то хотел и Сэт, только в своей манере. Феликс же передавал свою обыкновенность через музыку, которую писал. В обыкновенности не было ничего плохого. Обыкновенность была эмоциями, предпочтениями, вкусами, желаниями, пониманием. А фанаты понимали Феликса. И именно это: то, что его поняли наконец,- стало для него настоящим пристрастием, как для меня курево, как для него самого алкоголь. Феликс пытался бросить пить. Он терпел, но неизменно срывался. В нем словно боролись два человека: понятый и не понимающий, что он понят. И эта внутренняя борьба постепенно подкашивала Феликса. Потому он так любил сидеть с Констанс. С ней ему всн было ясно и понятно. Потому что она была категорична. А ему как раз и нужна была четкость и определенность. Только тогда можно бороться со своими пристрастиями. -Ты больше не играешь? Джерри кивнул. -Больше нет. Я глотнула пива. -Как ты остановился? -Понял, что мной пытается управлять тупая рулетка.- Смешок.- Это же бред какой-то! Рулетка! И деньги! Если б еще живое что-то!..- Кашлянул.- Я в клинике полежал недолго... Люди осознавали, что становятся рабами неживого? Того, чего в мире могло никогда и не существовать? Когда-то я уже говорила об этом, думала. Кажется, в первый раз эти мысли появились после смерти Сэта, второй - после того, как я собственными руками убила Кори. Сравнивая их обоих, мне иногда казалось, что я спасла Кори от более мучительной смерти. Но разве я вправе была распоряжаться его жизнью?.. Это неразрешимые вопросы. Я ничего не знала. Констанс была права. Я не общалась с соседями, не искала новых знакомств. У меня был свой круг. И никого нового мне не хотелось в него добавлять. Это было что-то устоявшееся и свое. Жизнь часто останавливает нас, часто подсказывает, как лучше поступить, часто буквально приводит к нам нужных людей. А мы ничего не делаем. Просто принимаем это как должное, по большей части. Печально. Но невозможно заставить себя ценить. Крестили маленького Сэта мы с Джаредом. Как можно искупиться? Как можно получить прощение у самого себя? Держа на руках сверток, глядя в огромные зеленые глаза маленького ребенка, задумчиво перекатывавшего во рту соску и разглядывавшего своды церкви, я не видела в нем Сэта, но я знала, что он был там, внутри этого беззащитного тельца. Джаред стоял совсем рядом, но где-то далеко, где-то в своих мыслях и мечтах. Он улыбался мне, любил этого чужого ребенка, как своего. Видел во мне мать. Во мне. Той, кто не знала, что значила для людей мама. И лишала этого еще кого-то, неродившегося, но ждущего своего часа. Каждый раз меня что-то останавливало. Словно это была не я, ведь я не могла думать обо всем этом. Я настоящая не могла любить, не могла стоять в церкви и крестить ребенка Дженса, не могла искать себя, я ведь уже знала, кто я. Я убивала. Я не могла дать жизнь. Я могла только отобрать ее. Я не могла так думать. Все это говорил, писал другой человек, не я. Нет. Я. -Будешь двигаться - затопим соседей. -Ну там же пена! -Лежи тут. Вода прольется. Ванна же не резиновая. Хоть и большая. -Ты зануда. Джаред рассмеялся. Мы лежили вместе в теплой воде, на которой уже почти растворилась пена. В этом была особая близость. Казалось, тела просто переплелись. Не разберешь, где чья рука, где чья нога, даже мокрые волосы спутались. Я смотрела за тем, как исчезали одинокие островки пены. Потом глянула на Джареда. -Ты чего на меня так смотришь? Он улыбнулся, но ничего не сказал. Продолжал смотреть своими голубыми-голубыми глазами. Я ждала, когда он отвернется или хотя бы скажет что-нибудь. Но атмосфера все менялась. Она не могла не измениться. -Слушай, перестань. Ты меня пугаешь. Он прижался лбом к моему лбу. Заглянул прямо в глаза. И сказал тихо и уверенно: -Я тебя люблю. Я смотрела в его глаза, слышала снова и снова эти слова, хоть он больше ничего и не говорил. Просто наслаждался мной и ждал. А эти слова все стучали в моей голове. Разносились по всему телу. Согревали его, но пока не давали ничего сказать в ответ. Я закрыла глаза, обняла его, прижалась еще ближе к его телу. Мой ответ был слишком очевиден. Я столько раз произносила его, столько раз слышала его в своей голове, что мне не нужно было его искать. Только сказать. И я сказала, точно так же прижавшись лбом к его лбу, как сделал он: -Я тебя люблю. Его глаза закрылись. Потом он провел по лицу руками. Затряс головой. -Я не могу... поверить. Я отвела открыла его лицо. И увидела в его глазах сияние. Слезы. -Ты... Он не дал мне больше ничего сказать. Просто поцеловал, отвечая на вопрос, почему появились слезы. Просто обнял и уткнулся лицом в мою шею. Просто показал то, что чувствовал. Просто услышал ответ, хоть и не ждал ответа. В этом была его искренность. Ему нужно было просто сказать. Он не думал о том, как отвечу я. А я ответила ему, не думаю, что когда-нибудь скажу это. Все то, чем мы с ним занимались раньше, было как будто навсегда забыто. Каждый раз был похож на самый первый. Сколько лет нам понадобилось, чтобы стать настолько необходимыми друг другу? Или так было изначально, просто мы не замечали этого по собственному желанию? Неужели все те мысли, идеи, кровожадность, монстроподобность вытесняла то, что в тридцать лет, казалось, невозможно не заметить и не почувствовать. Киун снова попросил позировать ему. Моя жизнь стала крутиться по одному и тому же сценарию, но этот сценарий мне нравился. Я ходила к Киуну, говорила с Констанс, встречалась с Дэнни, приходила в гости к Дженсу, играла там с Сэтом, путешествовала, слушая рассказы Джерри, следила за Феликсом, любила и была любимой. -Хоть у кого-то все хорошо!- усмехнулась Констанс. Мы сидели с ней и пили чай. Одни. Редко бывало такое, чтобы Феликс не пришел.- Как этого мальчонку отвадить отсюда? -А зачем это? -Он молодой еще. Зачем ему возиться со старостью? В пыльном месте сам пылью покрываешься. -Вы сами к нему привязались, а еще отвадить хотите,- сказала я. Констанс дернула бровью и рассмеялась. -А ты права! Я привязалась к нему. Будь я только помоложе лет на двадцать!.. А так... мне помирать скоро. -Не думаю, что вы скоро умрете. Больно вы активны. -А ты думаешь, что смерть настигает только хилых, неподвижных овощей? Я покачала головой. Я помнила, сколько жизни было в тех, кого я убила. Помнила, как она медленно вытекла из Чарли. И из того клуба самоубийц, где я успела когда-то поорудовать от скуки. С Джерри мы любили ходить в книжные магазины, покупать книги, читать их и обсуждать потом. Это стало традицией, которую мы не нарушали. Возможно, у каждого есть какие-то традиции. Иногда, бывает, человек сам не осознает, что что-то стало для него привычным. Часто я оставалась на ночь у Джареда. А наутро разгуливала по квартире в его майках, готовила завтрак, курила тайком, а потом спешно пила кофе, чтобы он не почувствовал запах курева. Всегда был включен телевизор. Мы сидели и завтракали. Не говорили, просто молчали. Телевизор бредил поставленным голосом диктора. За открытым окном шумел город. Это была особая, неповторимая атмосфера, которую не хотелось разрушать. Да и у кого вообще могло появиться такое желание?.. Я никогда особо не обращала внимания на мелькавшие на большом экране новости. Но в тот день на это невозможно было не обратить внимание. -Вчера наконец был пойман Колин Хэйнс, который последние двадцать два года был настоящей легендой криминального мира. Подробнее в следующем репортаже. У меня пересохло в горле. Картинка сменилась. На ней появилась женщина-репортер. Она стояла напротив дома, в котором прошло наше детство. -Именно здесь, вчера, в двадцать три часа тридцать шесть минут был наконец задержан Колин Хэйнс, сорокавосьмилетний мужчина, которого двадцать два года назад выпустили на испытательный срок из психиатрической больницы. Ясно, что в больницу Хэйнс по окончании срока так и не вернулся. Все это время он скрывался от полиции. Но психопата-убийцу все-таки задержали. Кадр снова сменился. Теперь женщина шагала по квартире. Там все было перевернуто вверх дном. И мебель была старая, такая, какой я ее помнила. -В результате допроса выяснилось, что не Хэйнс на самом деле убивал своих жертв, он только получал на них заказы, а все грязное дело выполняли его сообщники: дети-сироты, которых он брал с улиц на воспитание. Джаред моментально повернулся к экрану. А репортерша все вещала свой текст. -Сейчас активно ведутся поиски этих детей. Самим Хэйнсом были названы пять имен. По просьбе Правительства суд, которому еще только предстоит разбирательство по этому делу, вынес решение освободить нашедшихся сообщников Хэйнса от уголовного наказания в виду влияния, которое на них оказывал преступник с самого детства. На этом все. Мы будем держать вас в курсе событий. Репортаж закончился. Я поднялась и пошла в коридор. Вернулась уже с сигаретой и зажигалкой. Закурила на кухне. Джаред спокойно допил свой кофе и усмехнулся. -Он не назвал Сэта и Дженса. -Николь все равно догадается, не дура же. -Догадается, если нас найдут. -Ты думаешь, не найдут? -Они знают только имена. -Да уж, от них вообще никакого толку. -Дай мне сигарету. -Вон целая пачка. Джаред молча вытащил из моих пальцев сигарету и докурил ее уже сам. Джаред, казалось, никогда не менялся, что бы не произошло. И этим всех держал на плаву. Даже тогда он не позволил мне курить больше обычного. Джерри просто хохотал в трубку, только иногда вставлял, что мы все полные лохи и такими темпами станем знаменитыми. А через какие-то два часа мы собрались все в квратире Джареда. Смотрели новости только трое, но скрывать такое от Киуна, Феликса и Дженса не было никакого смысла. Единственное, о чем я промолчала, было то, что я уже знала о Его диагнозе. Точнее, о диагнозе Колина Хэйнса. -Зачем он вообще имена назвал, мать вашу?! -А толку с тех имен?- отозвался Киун. Дженс сразу сел и обхватил голову руками. Глядя на то, как Феликс то и дело прикладывается к бутылке рома, мне хотелось сигарету. Но Джаред не давал. -То есть я мог вырасти абсолютно нормальным человеком?- пробормотал Феликс. -Вполне возможно. Если бы нас все-таки отправили по детским домам.- Киун потянулся.- А если бы нет, то мы бы все и передохли на улицах. -Ты как всегда изящен в выражениях,- фыркнул Джерри. -Главное, чтобы нас не нашли. Вот и все. А все, что раньше было... нам просто не повезло.- Джаред, как и всегда, пытался успокоить каждого, когда был в растерянности сам. -Не знаю... Мне правда нравилось убивать. -Ты всегда был на голову стебанутым,- усмехнулась я. Киун хохотнул. -А тебе не нравилось? -Нравилось. Поначалу. -Тогда это не было невезением. -И чем же это, по-твоему было?- саркастически спросил Дженс. -Жизненным опытом, который показал нам, какой отвратной и прелестной может быть жизнь. -Тебя иногда реально противно слушать. Феликс посмотрел на пустую бутылку в своих руках. Он даже не соображал, что пьет. Он не чувствовал опьянения от выпитого, потому так много и пил. Не от того, что ему нравился алкоголь, а от того, что он ждал, что он поможет, как помогает многим. Но он не помогал. -Давайте чаю попьем, раз уж собрались,- сказал Джаред.- Джейни, ставь чайник, а я пойду за тортом каким-нибудь сбегаю. -Давай. -Меня тошнит от вашей слащавости,- широко улыбаясь, заявил Киун. -А по-моему они нифига не слащавые. Они больше на мужа с женой похожи, которые уже пятнадцатилетие со дня свадьбы справили. Киун шутку Джерри оценил и захохотал. Я только покачала головой, забрала у Феликса бутылку и ушла на кухню ставить воду. Мы превратили все в обычную семейную встречу, пили чай и ели выбранный Джаредом с учетом всех наших вкусов торт. Джареду удалось нас отвлечь на время, но все равно мы все вернулись к произошедшему чуть позже, когда разошлись. Каждому нужно было побыть одному и решить, как он сам относится к тому, что вытекло на поверхность. Мне решение давалось легче, я уже знала половину правды. Но я не знала, что делать, если нас все-таки найдут. Да, нас не посадят. Но нас вполне могут запереть в психушку, подальше от людей. Чужие никогда не знают, как воспитал хозяин своего питомца. Потому и боятся здоровенной собаки, которая на самом-то деле может оказаться совершенно ласковым животным. Мы не были ласковыми, это уж точно. Но он не учил нас лгать, а потом неожиданно нападать. Мы всегда действовали в открытую, не скрывая ничего. Другое дело, что люди ничего этого не замечали. Я не знала, чему верить. Я уже не верила ни во что. Этому не было ни конца, ни начала. Когда все это началось? Когда этот Хэйнс взял нас к себе? А может раньше? Может, не он нас такими воспитал? Может, мы сами такими и были? Сколько я уже думала об этом? И я никак не могла найти ответа. Рождаются монстрами или становятся? Если бы я родилась чудовищем, то смогла бы я жить без крови и убийств? Нет. Мне не хватало бы чего-то. Не хватало бы того тепла, которое я так раньше любила. В девять лет я хотела искупаться в ванне крови. Тогда все было так просто. Тебе холодно - люби то, что дает тепло. И я покорно любила: убийства, кровь, Его. Покорно. Точно. Он никогда не был для меня отцом. Он был моим собственным Богом. Вот и вся религия и ирония. Я сама придумала себе идола и поклонялась ему. А идол оказался чуточку с фальшью. Ошибка? Да нет. Мне не хотелось ничего менять в прошлом. Что толку жалеть о нем? Я жила в своих тридцати годах. Не в семнадцать или двадцать, не хотела рвать на себе волосы за то, что делала. Зачем? Это была я. Это и есть я. Я и тогда могла убить совершенно спокойно. Дело было совсем в другом. Я уже понимала, что убийства - это не цель моей жизни. Мне просто хотелось попробовать жить обычно, найти уже работу, а не жить за деньги, заработанные на чужой крови, просто любить и быть любимой. Может, создать семью. По крайней мере, попытаться. Попытаться попробовать еще один вариант жизни, а не просто идти по уже проторенной дороге. В ней уже не было ничего интересного: она была слишком темной и какой-то омерзительно липкой, холодной. Не нужно бояться перемен. Страх часто бывает сильнее скуки. И тогда наступает апатия, депрессия, а к чему это приведет человека - уже вопрос. Кого-то это побуждает к действию, а кто-то даже не хочет бороться, потому что не видит жизни вокруг себя. Таким мне бы просто хотелось крикнуть: "Вокруг меня почти двадцать лет все было мертво, но я же не застрелилась от безысходности!" Но люди не учатся на чужих поступках и ошибках. Им нужен собственный опыт и собственные шишки. В чем-то была их правда. Ситуации не подстраиваются под людей, каждый человек подстраивается под ситуации по-своему. В тот же вечер ко мне пришел Киун вместе со свернутым холстом. -Вот. Вчера закончил. Я смотрела на свое лицо. Оно казалось мне каким-то непривычным, словно оно было не моим. Как будто там было много отсебятины Киуна. -Глянь, какая у тебя счастливая морда по сравнению с предыдущей! -Пошел ты. -Ну и ладно. Джареду подарю. -Зачем ему эта мазня? Киун обиженно поджал губы. -Он мазню хоть оценит. А то баба у него вообще без мозгов и вкуса. Я усмехнулась. -Что без мозгов, то точно. Репортеры нашли нас через неделю. Ровно через неделю, вечером в дверь позвонили. Не получив ответа, застучали. Джаред ругнулся, подошел к двери, в которую продолжали стучать, и посмотрел в глазок. -Кто там? Он повернулся и одним взглядом заставил замолчать. Стук не прекращался. Джаред отработанным, неслышным шагом подошел к окну, осторожно выглянул. По его лицу невозможно было ничего прочитать. Все такое же спокойное. Звякнуло извещение о пришедшем смс. От Джерри. "Эти дегенераты мне сейчас дверь выломают!! Каким макаром они меня нашли?!" Я быстро набрала ответ. "Они и нас нашли" Отправила. Джаред быстро подошел ко мне и прошептал: -Переждем. Пришел ответ от Джерри. "Вот же уроды! Они мне весь газон потоптали!!" Джаред улыбнулся, читая сообщение. Что бы ни случилось, когда бы ни случилось - он успокаивал. Я не знала, что бы я делала, если бы оказалась в своей квартире, одна, а в дверь барабанили репортеры. Наверное, я закрылась бы в ванной, чтобы не слышать омерзительной настойчивости этих пронырливых людей. А с Джаредом мне было плевать на все. Мы привыкли быть незаметными, мы умели молчать. Пока те люди пытались до нас добраться, мы пили чай, смотрели какой-то фильм, правда, без звука. Через три часа репортеры уехали. И от Джерри пришло сообщение. "Свалили, уроды. Что мне теперь с газоном делать?!" Я написала ему, что нас тоже оставили в покое. Но тут за дверью раздался громкий голос: -Слушайте, хватит прятаться. Я не знаю, сколько вас там, но кто-то стопроцентно есть. Если вы не выйдете, то мы в эфир выведем не лучшую новость о вашем шестом дружке. Слышал, у него семья есть. Вряд ли его жена в курсе, кто он. И она явно не оценит данную новость. У меня просто вырвалось: -Сука. Джаред потер руками лицо, посмотрел на меня, встал и все-таки открыл дверь. Парень, стоявший на пороге, нагло прошел мимо Джареда прямо в квартиру и, не разуваясь, устроился на диване в зале. -Джейни! Моя рука вернула нож на стол. Парень этого, похоже не заметил: он разглядывал квартиру. Джаред подошел к нему. Кажется, репортер ждал, что мы начнем задавать вопросы, доказывать что-то, но мы просто молчали. Если бы не Джаред, этот мальчишка валялся бы уже тут мертвый. И я бы не пожалела о том, что воткнула нож ему в глотку. Парень оглядел сначала меня, потом Джареда. И заговорил только тогда, когда молчание стало напряженным. -Я смотрю, вы очень любите своего дружка. Мы по-прежнему молчали. Парень почесал нос и неуверенно проговорил: -Может, вы не будете на меня так смотреть? Я себя неуютно чувствую. -Тогда уходи,- сказал Джаред. Спокойно, убедительно. -Не. Не пойду. Вы моя прибавка к зарплате. Мне кредит как-то выплачивать надо. Так что извиняйте уж. Так вы вместе типа да?- И он по-дурацки хохотнул.- Типа братик с сестричкой? Инцест? А ваш папочка в курсе?- И парень попытался подавить смех. Меня всю захлестнула практически неконтролируемая ярость. -Я вырежу тебе язык, сука. Парень вздрогнул. На самом деле вздрогнул, неподдельно и не притворяясь. Он нас боялся. Причем боялся просто ужасно. Но никуда не уходил, потому что ему нужны были деньги. Чертовы бумажки заглушали даже его инстинкт самосохранения, страх. -Тебя как зовут? Мальчишка повернулся к Джареду, собрался с духом и постарался ответить как можно увереннее: -Бен,- но получилось не очень. -Так что тебе от нас надо, Бен? Парниша принялся судорожно копаться в своих карманах, потом протянул Джареду визитку. -Это номер моего шефа. Она хочет сделать ток-шоу с вами. Если вы не согласитесь, то... -Мы поняли. Едва заслышав мой голос, Бен запаниковал. Я улыбалась, глядя на это. Передо мной сидела настоящая жертва. Если бы не Джаред, то я бы, наверное, не думала десять раз, а просто прирезала бы паренька - и дело с концом. Хотя ковер светлый, пришлось бы выкидывать. -Как вы нас нашли? -Ваш этот псих нам сказал, где вас и еще одного искать. А мне по секрету про вашего шестого приятеля шепнул. -Хорошо.- Джаред протянул ему руку. Бен непонимающе посмотрел на нее, но Джаред ее не убрал.- Вставай.- Парень наконец оперся о протянутую руку и поднялся.- Выход там, где был вход. Дверь открыта. Бен, казалось, готов был сбежать из этой квартиры. Но голос Джареда остановил его прямо у двери. -Да, еще. Ты слишком наглый. Поучись манерам. -Да. -Иди. -До свидания. -Всего хорошего. Дверь за мальчишкой закрылась. Джаред прикрыл глаза, потом улыбнулся. И расхохотался. -Ну и запугала ты его! -Ты тоже того еще страху нагнал,- засмеялась я. -Страх страхом, но нам все-таки придется позвонить.- Джаред бросил визитку на журнальный столик. Я посмотрела на белый квадратик с буквами и цифрами. Хэйнс вел какую-то свою игру. Все эти годы, что он скрывался и что заставлял скрываться меня, он за нами следил. Сначала выдал наши пять имен. Потом сообщил адрес и только одному сказал про шестого. И теперь нас могли шантажировать как угодно. Никто: ни я, ни Джаред, ни Феликс, ни Киун, ни Джерри - не рискнет спокойной жизнью Дженса. Проще совсем не иметь семьи. *** -Они все-таки не избавились от своих старых привычек. -Ну конечно не избавились! Было бы странно, если бы они превратились в невинных овечек... ***