Шведская семья

Наконец-то этот длинный месяц декабрьских гонок закончился. За неделю до католического Рождества завершился третий этап, и спортсмены спешно собирали вещи, паковали их в автобусы и разъезжались по родным базам. Самые нетерпеливые, загрузив вещи на попечение друзей, сразу отправились в отпуск, вылетая в заранее запланированные путешествия. Едва отзвучали слова организаторов, завершившие этап в Поклюке и объявившие биатлонные рождественские каникулы, спортсмены быстро разъехались. Некоторые даже не стали задерживаться на традиционную вечеринку, переходящую в обычные танцы с фуршетом. Злопыхатели называли этот прием банальной пьянкой, но большинство присутствующих действующих спортсменов слишком долго шли к вершинам карьеры, с трудом завоевывали свои места в сборных, положив годы упорных тренировок на достижение своих рейтингов, медалей и званий, поэтому пили немного, некрепкое вино или шампанское, некоторые — вообще сок. Олаф с Ингваром видели такие приемы после каждых значительных соревнований, поэтому даже не собирались идти, но Аманду пригласили коллеги-массажисты, она уж было собралась с Мирри посетить данное мероприятие, но в конце концов, подумав, отказалась, аргументируя: — Как-то неправильно: сами невесты гуляют на приеме, а герои-чемпионы отсутствуют. Олаф уловил сожаление в глазах девушки и предложил: — Давайте на часок завернем на прием, выпьем по бокалу шампанского, засветимся перед журналистами, пообщаемся. Вы увидите, что там нет ничего интересного. А затем пораньше ляжем отдыхать, чтобы на рассвете выехать домой. Мне надо по пути заехать в Лозанну, проведать отца. Ребята понимали стремление Олафа посетить отца, проходящего предоперационную подготовку по особой системе. Они и так каждый вечер подолгу разговаривали по телефону — отец жаловался на дотошных докторов, а Олаф делился успехами, новостями и просто хорошим, бодрым настроением. Он понимал важность своей поддержки для страдающего от болей, истощенного и слабого старика. Часто, слыша в трубке слабый голос, Олаф чуть не плакал от жалости, от бессилия, от невозможности что-либо изменить. Ему оставалось только молить Бога и поддерживать отца морально. Больше всего старик радовался, когда слышал рядом с сыном голос Аманды. Именно из-за этих ежедневных разговоров девушки перестали выходить по вечерам. Так как старик, позвонив и пару минут поговорив с Олафом, неизменно просил: — А теперь дай трубку Аманде! Той ничего не оставалось, кроме как вежливо отвечать на все вопросы гипотетического свёкра, иногда мучительно краснея, иногда отмолчиваясь, а иногда уклончиво отвечая. Пара минут, несколько неопределенных фраз — и Аманда облегченно передавала трубу Олафу и ускользала к себе, в их с Мирри номер. Теперь, подъежая к Лозанне, они вчетвером обсуждали сложившуюся ситуацию и, представляя, что сейчас придется вытерпеть от больного старика с его стремлением сделать «правильным и счастливым» проблемного сына. От этих мыслей Олаф только за голову брался — благо, что машиной управлял Ингвар. Уже на парковке всемирно известного онкоцентра Олаф буквально взмолился: — Аманда, я тебя очень прошу, продержись в роли невесты ещё немного. Отцу на днях предстоит операция. Ему ни в коем случае нельзя нервничать. Соглашайся со всеми его пожеланиями. Пожалуйста. Пусть он спокойно перенесет операцию и послеоперационную реабилитацию. А потом мы всё расставим по своим местам. Аманда ответила, удивленно взглянув на него: — Я от своих слов не отказываюсь. Мы же давно договорились. Мне не трудно соглашаться и кивать в нужных местах, если всем от этого станет легче. — Вот совсем не могу понять твоего отца, — вмешался в разговор Ингвар. — Всё, вроде бы, хорошо: и девушка у тебя классная, и внуков подарить не отказываетесь, и карьеру биатлониста ты бросаешь ради его фабрик. Но чего он от тебя ещё хочет? Почему не может успокоиться? — Основная причина, я думаю — болезнь. Организм отравлен лекарствами, изможден болезнью, вот логика ему и отказывает. Он видит перед собой цель — невестка, внуки, — и изо всех сил стремится к этому. А может, плохие предчувствия его мучают, — рассуждая как будто про себя, ответил Олаф. — Возможно, он боится, что я передумаю в любую минуту, отменю помолвку и вернусь опять к парням. — Надо как-то его успокоить перед операцией, — заметила Мирри. — Может, сказать, что Аманда уже беременна и спешит домой, чтобы побыстрее пройти медосмотр и стать на учет в медицинском центре Эстерсунда? Отец успокоится и перестанет давить на вас. А через месяц скажете, что тесты были ошибочные или выкидыш случился. Главное — выиграть время и дать ему спокойно пережить операцию. Как вам мой план? — Не знаю, не знаю… — заколебался Олаф. — Шутить такими вещами… Нехорошая примета. — Я не верю ни в какие приметы, — бодро улыбнулась Аманда. — Если это добавит спокойствия твоему отцу — говори. Пусть он спокойно лечится, зная, что будущая невестка никуда не денется. Отец выглядел ещё изможденнее — бледный, с просвечивающими синим венами на тонких руках, в которые вливали через систему капельниц какое-то лекарство. Бледно-прозрачная кожа, запавшие глаза и синюшные губы — такой образ отца больно врезался в сознание Олафа. Пожилая медсестра, что провела их в палату, проверила систему и предупредила посетителей: — Только недолго, не более десяти минут! Пациента нельзя утомлять, он слишком слаб, — и покинула палату, смерив их строгим взглядом. Олаф с Амандой остались наедине с отцом. Олаф сразу подошел поближе: — Папа, как ты? — Олаф, сынок… Аманда, доченька… — приветствовал слабым, но радостным голосом старик. — Папа, лежи спокойно. Тебе нельзя волноваться, а то нас выгонят. Мы с соревнований едем домой на рождественские каникулы. Вот и решили с Амандой завернуть к тебе, проведать, проверить, как ты себя ведешь, как лечишься, выполняешь ли все предписания врачей, — преувеличено бодрым и веселым голосом произнес Олаф. — Лечусь, терплю все исследования и процедуры. Вот на операцию согласился, только в надежде увидеть рождение внука. Может, хоть год протяну… — голос отца слабел, Олаф ободряюще держал его за руку, деликатно сжимая в своей крупной ладони истончившуюся, похожую на птичью лапку, кисть. — Одно меня гложет, — отдохнув минутку, продолжил отец. — Из-за твоей неустроенности в жизни мне умирать страшно. Лежу здесь месяц, все думаю, чем я Бога прогневил, что у меня нет надежды внуков увидеть? Знаешь, как больно умирать с этой мыслью? — Папа! Что ты такое говоришь! Даже думать не смей! Умирать он надумал… Я говорил с доктором, у тебя неплохие шансы на излечение, если ты сам себя не будешь накручивать. Лечись спокойно и живи долго. А внуков мы тебе обеспечим! — Ах, если бы я был в этом уверен… — Отец! Можешь быть уверен — твоя мечта уже исполняется. А теперь твоя очередь исполнять нашу мечту — лечиться и выздоравливать. Не расстраивай Аманду, ей нельзя волноваться. — Нельзя волноваться? Неужели? .. Это правда? Вы ждете ребенка? — Папа! Ещё рано об этом говорить, но мы сделали несколько тестов, и они показали положительные результаты. Но всё точно будет известно только после обследования в нашей клинике. Приедем — сходим к доктору и всё узнаем. Но если ты будешь сильно нервничать, тогда мы останемся до операции с тобой. Поддержим, зарядим бодростью и оптимизмом. Да и сами будем спокойны, когда убедимся, что операция прошла успешно и ты идешь на поправку. — Нет-нет! Ни в коем случае! — даже привстал над постелью отец. — Нельзя волновать будущую мать моего внука! Негоже ей наблюдать смерть и болезни в онкоцентре. Вы немедленно едете домой! Клиника и обследование — это само собой разумеется. Но нельзя забывать и о главном событии в жизни каждой девушки! Готовьтесь срочно к свадьбе! То что невеста беременна — хорошо. Вас в мэрии Эстерсунда примут без очереди, проведут регистрацию. Хотя я бы хотел, чтобы вы заехали в наш городок Брунфлу и порадовали этим праздником земляков и родственников. Тетка Магда как раз в мэрии служит секретарем, она будет счастлива провести эту церемонию. — Отец! Мы дождемся, когда ты выйдешь из клиники здоровый и веселый. Ты ещё спляшешь на нашей свадьбе. — Мальчишка! Не спорь! — прохрипел слабым голосом отец. — Это не обсуждается — ты женишься на Аманде немедленно! Я на стол к хирургам не лягу, пока не увижу видеосъемку со свадьбы. — Отец! Куда спешить?.. — И слушать ничего не желаю! Сейчас едете домой, по дороге покупаете самое красивое платье для невесты и кольца. День вам на дорогу и день на подготовку, и на третьи сутки я жду от вас видео с отчетом о бракосочетании. Если не дождусь — выписываюсь из клиники! Я все сказал! — тихим голосом закончил отец. - Всё, идите… я устал… — слабый голос едва слышно шептал, глаза больного человека закрывались. Еще минута — и он уснул. Посетители переглянулись и потянулись на выход. Аманда растерянно молчала, Олаф задумчиво кусал губы и хмурился, прикидывая и так, и эдак: «Можно было бы постановку замутить, записать на видео подставного мэра и липовую церемонию. Но тетку Магду не проведешь. Остается единственная возможность — договориться с девчонками…» Олаф остановился в холле, придержал рукой Аманду и, наконец, решился: — Аманда, выслушай меня внимательно. Пожалуйста. Та только заинтересовано кивнула. — У меня нет другого выхода, как только просить у тебя помощи… Просить у вас с Мирри помощи, — сформулировал свою проблему Олаф. — Это мой отец, единственный родной человек. И он борется сейчас с болезнью. Я понимаю, что всё это неправильно, что это ложь, но ложь во спасение. И я не могу иначе. Я должен всё сделать для его спасения. И если чаши его жизни и смерти колеблются в шатком равновесии, имея равные шансы, то та капля позитива от нашего брака способна сдвинуть в сторону излечения эту нестабильную ситуацию. Поэтому я буду краток: Аманда, выходи за меня замуж! — Что?! — изумленно воскликнула Аманда. — Выходи за меня замуж. Фиктивно, разумеется, — продолжил Олаф, с надеждой всматриваясь в лицо девушки. — От тебя ничего особенного не потребуется: заедем, выберем платье, организуем церемонию и видеосъемку, официально создадим семью и успокоим отца. Будем и дальше жить в одном доме — ты с Мирри, я с Ингваром. — По моему, это уже черезчур… — Аманда попыталась вырвать ладонь из рук Олафа, но тот не отпускал, стараясь найти нужные слова и аргументы, чтобы убедить в правильности этой идеи: — Аманда, не спеши отказываться! Раз уж мы волею случая попали жить в один дом, а журналистами записаны в женихи и невесты, что нам мешает считаться супругами? Если бы, не дай Бог, болезнь подкосила кого-то из твоих родственников, ради его спасения фиктивный брак тебя не смутил бы? Нет? Вот и для меня это необходимая мера. За твою помощь я готов на любую компенсацию. Побудь моей женой этот год, а я обязуюсь полностью оплатить ваши счета за жилье, тепло, электричество и что там ещё… Я, как глава семьи, на этот год полностью буду обеспечивать финансово свою жену, да-да, все расходы, вплоть до питания. Так как, согласна? — Я не знаю, надо подумать, с Мирри посоветоваться. — Подумай, пожалуйста. Мне это очень важно. — Мы подумаем. Когда они вернулись к машине, Олаф позвал Ингвара: — Инг, пошли пройдемся, — и отойдя на некоторое расстояние, добавил: — Девчонкам надо поговорить. Сейчас в их руках моя судьба и жизнь моего отца. — Что ты еще придумал? — саркастично изогнул бровь Ингвар. — Девчонок зачем в это впутывать? — Они уже впутаны. Изначально плохой идеей была успокаивать отца беременностью Аманды. Он поставил жесткий ультиматум, сказал, что не ляжет на операционный стол, пока я не сочетаюсь браком с Амандой. Я сделал ей предложение, от которого трудно отказаться — фиктивный брак на год. — Понятно, — помрачнел Ингвар. — А меня ты, значит, ставишь в известность позже всех… — Вот только ты не нагнетай, пожалуйста! Мне и так нелегко! — Олаф обреченно поник, на лице мелькнула гримаса боли и отчаяния. Ингвар как будто впервые увидел этого сильного человека, удачливого спортсмена и поразился тому, сколько испытаний выпало на его долю. Сколько сил он затратил на эту серию гонок, сколько препятствий преодолел на пути к вершинам, потеряв мать в раннем детстве и не имея поддержки со стороны вечно занятого отца, Олаф всего достиг сам, став сильнейшим спортсменом сборной. Без пяти минут капитан, он бросал на самом пике карьеру биатлониста и взвалил на себя заботу и о семейном бизнесе, и о больном отце. О том отце, что всю жизнь не понимал и не принимал его образ жизни, его ориентацию и любовь. Он и сейчас был готов заботится о них всех, ломать свою карьеру и судьбу, только чтобы спасти и поддержать. Ингвар прошептал про себя: «Где же ты силы берешь?» и обнял за плечи, покаянно шепнув: — Прости! Ты всё правильно делаешь. В любом случае, я с тобой. — Ох, не знаю, не знаю… — выдохнул Олаф, а затем, взглянув на окна клиники, встрепенулся. — Пошли отсюда, а то если отец подойдет к окну, то сразу, увидев наши объятия, всё поймет.

***

— Мирри, он мне сделал предложение! — влетела в авто Аманда. — Кто? И что предложил? — холодно переспросила Мирри. Аманда, опомнившись, стала по порядку рассказывать: — Зря мы старику про беременность намекнули. Он тут же стал Олафу ультиматум выдвигать — женись немедленно. И сроку дал три дня! — И что? — Иначе отказывается лечиться, грозится из клиники выписаться в тот же час. — А мы-то тут при чем? — Отец уверен, что я беременна его внуком. Он загнал Олафа в глухой угол, тот в отчаянии… — И ты его готова пожалеть? Меня бросить… — Да ты что? Разговор шел о фиктивном браке, и только на год. Взамен он будет оплачивать наше жилье в течение этого года. — И ты согласилась? — Без тебя? Нет, конечно! — широко распахнутые голубые глазищи Аманды выражали искриннее недоумение и возмущение. — Как ты могла такое подумать? Я сказала, что мы будем советоваться и решим это вдвоем. Но подумай сама: мы платим за жилье три четверти наших окладов. Если Олаф за сущие пустяки нам оплатит квартплату, то сэкономленные деньги мы сможем отложить на клинику. Может, даже через год одна из нас сможет забеременеть и родить ребенка. Слышишь, Мирри, мы будем настоящей семьей с детьми! В общем, мое мнение ты услышала, а теперь я хочу знать, что ты об этом думаешь? Мирри помолчала несколько минут, взвешивая все «за» и «против», а затем ответила: — Наверное, ты права. Я рада, что ты решила посоветоваться со мной. Олаф — хороший человек, даже без той экономии денег можно было помочь ему. Когда через некоторое время открылись дверки, и в машину ввалились оба парня, их встречали улыбающиеся девушки. Мирри шутливым тоном спросила: — Олаф, ты недавно обращался к Аманде с неким предложением? Может, повторишь? Олаф недоверчиво вглядывался в смеющиеся лица подруг, пока Ингвар не толкнул его в бок, прокомментировав его нерешительность: — Это ты от счастья замер? Или от страха? Если боишься — посторонись! Я сам готов сделать предложение. Аманда — такая девушка… Олаф, опомнившись после насмешек Ингвара, повернулся к заднему сидению, где находились девушки, взял за руку Аманду, солнечно улыбнулся и спросил: — Сударыня, не соизволите ли стать моей формальной женой на ближайший год? Естественно, с сохранением статус кво и на полном моем финансовом обеспечении! Аманда улыбнулась и просто ответила: — Да, согласна. Если только фиктивно… Ингвар подтолкнул Олафа: — Жених, можете поцеловать невесту! — Паяц! — фыркнул Олаф, но, повинуясь внутреннему чутью, приник губами к запястью Аманды, и тут же, завладев ладонью Мирри, поцеловал и ее руку со словами: — Спасибо, девушки! Я никогда этого не забуду! Я всё для вас готов сделать, что попросите! Я ваш должник на всю оставшуюся жизнь!