Отель "Последнее Пристанище"

ЧунМён счастливо улыбнулся, подняв глаза кверху. Ну как тут не быть благодарным судьбе, ведь он счастливейший человек на земле! У него есть всё, о чем только можно мечтать, а может, даже больше. Молодой предприниматель запер машину и поднялся из гаража в дом. – Дорогая! – прокричал он с порога. – Я дома! – Папа! – ему навстречу выбежала девчушка лет двух, одетая в воздушное сиреневое платьице. – Привет! – ЧунМён поставил портфель на пол и протянул к дочурке руки. Девочка, смеясь, прыгнула отцу в объятия. – ЧунБин, папа устал после работы; не кидайся на него так! – строго проговорила молодая изящная женщина, выходя в прихожую. Госпожа Ким ХеБин отличалась приятной внешностью и безупречным вкусом. Она родилась в довольно бедной семье, но, благодаря выгодному замужеству, смогла подняться довольно высоко, однако простое происхождение порой проявлялось то в любви к ювелирным украшениям, то в расчетливом блеске в глазах. Несмотря на это, она была довольно красива и знала, как это подчеркнуть. – А как МёнХе? – спросил глава семьи, подбрасывая повизгивающую от восторга ЧунБин в воздух. – Спит, – коротко ответила жена. – Она съела за ужином столько пюре, что заснула тут же. – Вот оно как! – папа подбросил девочку ещё раз, вызвав очередной всплеск ликования. – Наша сестренка съела много питания! ХеБин криво улыбнулась, обозревая это действо. – Надо поговорить, ЧунМён, – не выдержала она. Молодой бизнесмен осторожно опустил дочку на пол и присел перед ней на корточки. – ЧунБин у нас послушная девочка, так? – проговорил он. – Пойди и убери все свои игрушки. Папа потом проверит, а сейчас нам с мамой нужно пообщаться, потому что мы соскучились друг по другу. Девочка кивнула и быстро убежала в свою комнату, торопясь исполнить порученное. – У нас прекрасные дети, не так ли, дорогая? – улыбнулся ЧунМён, выпрямляясь в полный рост и поднимая с пола портфель. – Конечно, – ответила ХеБин. – Им ведь есть, в кого. Пойдем в гостиную. Супруги Ким прошли в комнату, обстановку которой можно было охарактеризовать двумя словами: "сдержанная роскошь". Деревянные панели, теплые шоколадные оттенки, камин под темный мрамор – всё это дышало некоей аристократичностью и совершенно не смотрелось вульгарно. – Я слушаю, милая, – ЧунМён бросил портфель на одно из кресел, обитых темно-коричневой кожей. ХеБин грациозно приземлилась в другое кресло и, положив руки на подлокотник, внимательно посмотрела на мужа. – ЧунМён.., – женщина замялась. – Я не знаю, как начать... Дело в том, что Ли ХванЁн звонила сегодня. – Помню её, – кивнул глава семьи, снимая пиджак и расстегивая жилет. – У неё муж филателист, так? – Так, – подтвердила жена. – Они расстались. ЧунМён замер и присвистнул. – Неужели?! – изумился он. – Они казались мне такой крепкой парой... – Они и были крепкой парой пока не пришла она, – вздохнула ХеБин. – "Она"? – молодой предприниматель нахмурился. – Другая женщина? – Нет,– помотала головой жена. – Скука. Глава семьи усмехнулся. – Не уверен, что понимаю тебя, – протянул он, распуская узел галстука. ХеБин резко встала и подошла вплотную к мужу. – Раз это произошло с ними, ЧунМён, – серьёзно процедила она, – значит, этому подвержены все семьи. Любая могла бы оказаться на их месте. И мы тоже. – Исключено, – категорически ответил супруг, нежно обнимая свою вторую половину. – Я люблю тебя до безумия, не говоря уже о наших девочках. Как ты могла даже допустить подобную мысль?! ХеБин отстранилась и заглянула главе семьи в глаза. – Я знаю, дорогой, – проговорила она, убедительно вздохнув. – Я знаю. Но... Но порой я чувствую, что тебе нужно разнообразие. Хотя бы недельку отдохнуть от семьи, например. Провести это время вдалеке, на курорте... – Без вас?! – воскликнул ЧунМён. – Для меня это будет не отдых. – Зато смена обстановки благоприятно повлияет на атмосферу внутри семьи, – назидательно сказала жена. Молодой бизнесмен пожал плечами. – Что ж, если это – то, чего ты хочешь, милая.., – протянул он. ХеБин широко улыбнулась. Она быстро подошла к бюро из тикового дерева, стоявшему у стены около письменного стола, и вытащила из верхнего ящика билет и брошюру. – Я уже всё заказала, – проговорила она. – Только неделя. В качестве... Профилактики. – Понял, – кивнул ЧунМён, рассматривая проспект. – Что ж, будем надеяться, я не умру там с тоски по вас. *** Крис сосредоточенно красил стены своей квартиры. В общем-то, они не особо нуждались в покраске, но ему было необходимо заняться хоть чем-то, иначе агент Интерпола всерьёз опасался сойти с ума. Китаец вынес из своей комнаты всю мебель, застелил полы газетами, облачился в рабочий комбинезон и начал работать валиком. Цвет, которым он покрывал стены, предприимчивые производители красок со свойственной им фантазией нарекли "Слезами Иезавели", хотя, по скромному мнению Криса, простое прилагательное "темно-серый" отражало суть содержимого банки ничуть не хуже и намного более определенно. Светло-желтый окрас постепенно исчезал; после каждого мазка малярным валиком его оставалось всё меньше, а Крис всё работал и работал, не давая себе отдыха и стараясь сконцентрироваться на том, что он делал, не допуская в голову никаких посторонних мыслей. Когда с комнатой было покончено, Крис таким же образом обработал и прихожую. Оставив окна раскрытыми настежь, китаец вышел на улицу. – Рис, лапша быстрого приготовления, чай, кофе, сахар, хлеб для сэндвичей, – пробормотал он вслух свой список покупок. Буквально влетев в ближайший магазинчик, агент Интерпола купил всё необходимое, перекинувшись парой любезных фраз с веселой кассиршей, которая знала его уже довольно давно. Придя домой с одним скромным пакетиком в руках, китаец расположился на кухне. Разложив покупки, он проглотил наскоро сделанный импровизированный ужин из лапши и куска хлеба, а потом пошел проверить стены. Водоэмульсионная краска не подвела: она и правда высохла почти мгновенно. Расставив мебель по местам, Крис сделал уборку. Устало вздохнув, он оперся на швабру и оглядел результаты трудов своих. По-армейски аккуратно заправленная низкая кровать, тумбочка, письменный стол, стул, да платяной шкаф – вот и вся мебель, что наличествовала в комнате. Порядок был идеальный. Агент Интерпола спрятал швабру в кладовку и, немного подумав, принялся мыть окна. Ну и что, что он делал это всего лишь месяц назад? Мало ли, может, его пошлют на задание куда-нибудь далеко, и он долгое время не сможет поддерживать порядок. Что, если его пошлют на Ближний Восток... Перед глазами молодого китайца возникло лицо ибн-Заммара. "Убивая нас, ты убиваешь самого себя", – проговорило оно, увеличиваясь в размерах. Лик араба рос, и рос, и вскоре стал размером с дом. Его рот раскрылся и был уже готов поглотить молодого китайца, как вдруг раздался звонок в дверь. Крис потряс головой и неловко сполз с подоконника. Промокнув тыльной стороной ладони испарину на лбу, он пошел к входной двери. На пороге его ожидал полковник Ксавье. – Сэр? – удивился Крис, посторонившись и пропуская гостя внутрь. – Я к тебе по делу, сынок, – проговорил офицер высшего эшелона, неторопливо проходя в прихожую. – Как ты смотришь на то, чтобы отдохнуть? У Криса перехватило дыхание. Неужели, это конец? Неужели, Интерпол решился навсегда отказаться от него, от человека, которого они когда-то считали героем?! – Ты не волнуйся, – поспешил вставить полковник, заметив состояние своего подчиненного. – Я имею в виду временный отдых. Отпуск в каком-нибудь тихом местечке. Подлечишь нервы и станешь, как новенький. – Как скажете, – ответил Крис, бесшумно вздохнув с облегчением. – Возьми, – Ксавье протянул китайцу пачку документов. – Я уже всё оформил. Вылетаешь в Корею завтра. – Благодарю, сэр, – кивнул агент, принимая бумаги. – Я вас понял. – Не сомневаюсь, – улыбнулся полковник. *** Ким ЧонДэ скучал. Столь желанный отпуск грозил обернуться мукой мученической, ведь делать ему было решительно нечего. – Надо было съездить куда-нибудь, – пробормотал себе под нос знаменитый адвокат. – Смысл заработать столько на последнем деле и сидеть на денежном мешке? Он подошел к шифоньеру и налил себе апельсинового сока. Он придерживался строгого правила: никакого алкоголя. И именно поэтому, скорее всего, его ум всегда оставался ясным и острым, как бритва. Расстегнув "молнию" домашней спортивной куртки, знаменитый адвокат пешком прошел на кухню и взял из вазы для фруктов одно яблоко. С хрустом надкусив его, ЧонДэ выдвинул один из стульев, стоявших рядом со стойкой, и уселся на него. Кухня в квартире воротилы разводного мира была ультрасовременной и напичканной всякого рода аппаратурой, созданной специально для того, чтобы облегчить существование своему обладателю. Светло-бежевая плитка на стенах; ламинат под светлое дерево на полу; кухонная модульная система с ярко-красными дверцами и черной блестящей поверхностью; стойка, заменявшая рабочий стол; черный холодильник-гигант самой распоследней модели; обеденный стол с мраморной столешницей, гордо стоявший посреди всего помещения; четыре простых деревянных стула вокруг него. Никогда не пустевшая ваза с фруктами примостилась на столе, и адвокат переместился от стойки именно сюда, схватив второе яблоко. ЧонДэ не пользовался услугами домашних работников, ибо был немного параноиком (что не раз спасало ему шкуру), так что в быту обеспечивал себя исключительно сам. Его рацион состоял преимущественно из ресторанной пищи, изредка перемежавшейся продуктами быстрого приготовления – далеко не самая здоровая диета, и именно поэтому хозяин дома частенько покупал свежие фрукты, чтобы разбавить витаминным коктейлем свои будни. Адвокат вздохнул и, схватив третье яблоко, собирался было пройти в гостиную, как вдруг всю квартиру огласила громкая трель дверного звонка. ЧонДэ насторожился: он никого не ждал; всё, что он заказал, ему доставила ещё три дня назад, а клиентов дома он не принимал никогда. Положив яблоко на столешницу, хозяин дома быстро прошел в гостиную и взял из первого ящика внушительного письменного стола из красного дерева неприметный черный пистолет. Спрятав оружие за пояс брюк, ЧонДэ подошел к двери и глянул в глазок. На лестничной клетке стоял невзрачный паренек в форме службы доставки. Адвокат прищурился. – Кто там? – громко спросил он. – Доставка, – ответил служащий, вздрогнув от звука голоса ЧонДэ. – Вам послание. Послание? Брови знаменитого адвоката взлетели вверх. От кого, интересно? Уверившись в том, что его внезапный гость не замышляет ничего коварного, ЧонДэ открыл дверь. – Распишитесь здесь, – проговорил посыльный, шмыгая носом. Хозяин квартиры послушно поставил свою подпись и получил в руки небольшой сверток. Схватив свои бумаги, парнишка быстро поклонился и с быстротой молнии ринулся вниз по лестнице. ЧонДэ прошел в гостиную и положил сверток на свой роскошный письменный стол. Разрезав шпагат, которым было перемотано послание, адвокат с любопытством развернул его. Внутри оказался туристический проспект, билет и письмо. В последнем говорилось: "Дорогой господин Ким ЧонДэ! Очень сложно переоценить всю ту помощь, что Вы мне оказали! Со времени моего развода прошло уже шесть лет; я начал новую жизнь, и я по-настоящему счастлив, как и моя бывшая жена. Благодаря Вам, у нас не осталось никаких споров и недомолвок. Памятуя о том, что именно Вы оказались своеобразным архангелом Михаилом для нас, я хотел бы отплатить Вам в силу своих ничтожных возможностей. Теперь моя очередь приоткрыть перед Вами двери Рая, что я спешу сделать: я дарю Вам отдых в поистине чудесном местечке! Наслаждайтесь заслуженным отпуском! Пак." Хозяин квартиры цокнул языком. Он не помнил, что за дело разбирал целых шесть лет назад, да и фамилия сама по себе ничего ему не говорила. Паков тысячи, если не миллионы. Да и какая разница, в конце концов? Этот бывший клиент, видимо, в порыве благодарности сделал именно то, что было больше всего нужно ЧонДэ. – Раз я доверял ему настолько, чтобы дать свой домашний адрес, значит, всё в порядке, – улыбнулся адвокат. – Тем более, вот оно – то, что я искал. Быстро пробежав глазами проспект, хозяин дома, удовлетворенно хмыкнув, скользнул в свою спальню. Ему нужно было собрать вещи как можно быстрее, ведь рейс автобуса был назначен на завтра. *** ЧанЁль сидел у своего подъезда. Героиновая эйфория уже давно отпустила его, и суровая реальность ударила юношу по голове со всего размаха. Он в одно мгновение понял, что потерял с таким трудом добытую работу, а также то, что мать и отец не обрадуются, когда узнают, как именно их сын вел себя сегодня вечером. Окрашенная в весьма спорный голубой цвет дверь дома приоткрылась, и оттуда показалось изможденное лицо невысокой женщины средних лет. – ЧанЁль, иди домой, – мягко позвала она. – Нужно поговорить. – Прости, мам, – проговорил молодой человек, повесив голову. – Обсудим всё дома, – ответила мать. Юноша покорно прошел в подъезд за матерью. Она не проронила ни слова, пока они вдвоем поднимались на нужный этаж. Всё так же молча она открыла дверь их квартиры и пропустила сына внутрь. На пороге его ожидал отец с сурово сдвинутыми у переносицы бровями и скрещенными на груди руками. Рядом с ним стояла сестра, разочарованно глядя на брата. Эта сцена повторялась в жизни молодого человека настолько часто, что ощущение дежа вю было практически материальным. – Итак, ты опять взялся за старое, – проговорил отец, скорее, утвердительно, чем вопросительно. ЧанЁль не смел поднять глаза, упрямо упершись взглядом в пол. – Я не слышу ответа, – сурово нажал родитель. – Прости, папа, – тихо прошептал юноша. – За что? – развел руками отец. – За что нам тебя прощать? За то, что ты превратил всю нашу жизнь в ад? За то, что мы обязаны ночью откупаться от твоих дилеров? За то, что из-за тебя никто не хочет брать в жены СинХи?! – Сынок, – вступила мать. – Пойми, нам очень трудно. А ты не хочешь помочь хотя бы чуть-чуть. – Мы решили, что тебе необходима реабилитация, – вмешалась сестра.– Хотя бы краткий курс. – Поедешь завтра в санаторий, – приказал отец. – Надеюсь, что хотя бы там из тебя смогут сделать человека. А теперь иди и собери вещи! ЧанЁль кивнул, в душе удивляясь своей удаче. Он ожидал, что его выгонят из дома, как это уже случалось, и ему придется жить на вокзале, пока отец не успокоится, однако в этот раз всё обошлось куда меньшей кровью. Молодой человек вошел в свою комнату и, вытащив из-под продавленной кровати, наполовину прикрытой цветастым покрывалом, большую дорожную сумку, стал складывать в неё предметы первой необходимости. Мать вошла в помещение следом за ним и, подойдя сзади, сжала плечи сына. – Прости нас, сынок, – тихо проговорила она. Быстро прижавшись к спине ЧанЁля, женщина выбежала из комнаты. Юноша посмотрел ей вслед и пожал плечами. Порой мама вела себя странно, конечно, но и она, и папа были его семьёй, а значит, любили его, несмотря ни на что. *** В кабинете главного финансового аналитика было абсолютно тихо. Хозяин помещения терпеть не мог, когда посторонние шумы отвлекали его от работы, потому и отказался и от шумных приборов. Даже телефон стоял на бесшумном режиме. Обстановка кабинета была нарочито богатой, даже несколько вульгарной: массивный дубовый стол, отделанный золотом; кожаное кресло, больше похожее на трон; в тон ему – кресла для гостей, представлявшие собой миниатюрную и менее помпезную версию хозяйского; шкафы для бумаг, украшенные замысловатой резьбой; дорогой индийский ковер на полу; а также портрет самого финансового аналитика в золоченой раме. С картины на мир взирал молодой человек с немного резкими чертами лица, пронзительными глазами и тяжеловатой челюстью. Он смотрел на художника с вполне оправданной гордостью собой. Под портретом, прямо на раме, была табличка с названием картины, набранным крупным витиеватым шрифтом. Она гласила: «Бён БэкХён». Сам же финансовый аналитик во плоти работал за своим столом; его тонкие ухоженные пальцы с огромной скоростью порхали над клавиатурой компьютера. Его прервал тихий стук в дверь. Хозяин кабинета скривился и потянулся было к трубке рабочего телефона, но, вовремя вспомнив, что рабочий день давно закончился, и секретарши на месте уже нет, раздраженно цокнул языком и отрывисто бросил: – Войдите! Массивная дубовая дверь бесшумно приотворилась, и в кабинет просочился низенький плюгавый человечек. Вошедший был настолько же неприметным, насколько БэкХён – заметным. Он был одет в слегка помятый синий костюм, на носу сидели очки, а реденькие волосы были зачесаны набок, прикрывая намечавшуюся лысину. – В чем дело, ШинХёк? – не очень вежливо поинтересовался хозяин кабинета. Новоприбывший подобострастно склонился. – Директор Цой просил меня передать вам вот это, – проговорил он, кладя на край стола папку с документами. – Что это? – спросил БэкХён, не отрываясь от цифр, что мельтешили перед ним на экране монитора. – Это предложение отдохнуть, – пояснил ШинХёк, непроизвольно приглаживая свою «прическу». – Директор решил, что вам необходим отпуск в тихом местечке. Хотя бы непродолжительный. – Хмм.., – финансовый аналитик нахмурился и перевел взгляд на папку. – Самый ответственный период года уже позади, – продолжил его коллега. – Вы отдохнете недельку, смените обстановку, а потом со свежими силами вновь вольётесь в рабочий процесс. БэкХён задумался. Он не брал отпуск почти три года и, надо признаться, довольно ощутимо устал. Чуть-чуть отдохнуть от этого бешеного ритма жизни было бы нелишним... – Передайте директору, что я согласен, – решил хозяин кабинета. – С удовольствием, – ШинХёк улыбнулся, обнажая кривые зубы. – Приятного отдыха. Он попятился назад и вскорости скрылся за дверью, аккуратно прикрыв её за собой. Финансовый аналитик развязал тесемки папки и вытащил оттуда небольшую пачку бумаг. Пробежав глазами туристический проспект, он удовлетворенно улыбнулся и бросил быстрый взгляд на свои роскошные наручные часы фирмы «Винтекс». Присвистнув, БэкХён резко встал, побросал несколько документов в свой портфель и, зажав под мышкой брошюру с билетом, вышел из кабинета. *** Адская боль. Именно так теперь можно было охарактеризовать всю его жизнь. Он просыпался с болью, он проносил её через весь день, он ложился с ней спать. Та ужасная авария резкой красной линией разделила его жизнь на «до» и «после». «До» он был великим гонщиком, настоящим асом своего дела. «До» у него брали интервью; его фотографии печатали в газетах; его приглашали сниматься в рекламе. «До» за самую малую толику его внимания готовы были драться. «После» он стал никому не нужным инвалидом, которому и двигаться-то было тяжело, что уж тут говорить о вождении автомобиля... «После» друзья и почитатели куда-то исчезли, оставив напоследок лишь легкую дымку горечи. «После» ему пришлось учиться экономить, ведь все компании, которые в прошлом так жаждали его подписи на бланке контракта, разом кинулись аннулировать договоренности, и финансовый поток был перекрыт. «После» появился он – очередной великий гонщик, занявший ныне пустовавшее место. Энди Кан. Полный сил, пышущий здоровьем, нахальный... Больно было видеть, с какой легкостью этот новичок прибирает к рукам всё то, ради чего он, Ким ЧонИн, работал в поте лица долгие годы. А теперь он забрал ещё и ДонДжина – человека, которого бывший великий спортсмен считал своим единственным настоящим другом. Но что толку скулить? Жизнь продолжается, как бы противна она ни была. ЧонИн с трудом встал со стула и, тяжело опираясь на трость, прошел на кухню. Обезболивающие препараты на него уже не действовали, и ему оставалось лишь одно: просто терпеть. Да, его существование держалось лишь на терпении. Но надолго ли его хватит?.. Бывший гонщик с тоской оглядел тесное помещение. В, казалось бы, недавнем прошлом его кухня была размером со всю эту жалкую квартирку, в которой ему теперь приходилось ютиться. Но, с другой стороны, содержать то огромное поместье, что он себе выстроил на самом пике своей карьеры, было ему уже не по средствам. ЧонИн вздохнул. В конце концов, ассоциация гонщиков выплачивала ему небольшую пенсию, и он должен быть благодарен за это. Хотя... В прошлом он столько денег пожертвовал этой самой ассоциации, что они озолотить его должны... Но что уж тут говорить... Очень горько быть никому не нужным. Бывший гонщик подошел к навесному шкафчику и, с огромным трудом подняв руку, открыл створку и вытащил оттуда пакет хлопьев. Покосившись на упаковку лапши быстрого приготовления, он помотал головой: её пока лучше не трогать. Денег в наличии не было ни гроша, поэтому еду нужно было растягивать как можно на больший промежуток времени. ЧонИн вытащил миску из выдвижного ящика и насыпал туда немного хлопьев. Он приоткрыл старый обшарпанный холодильник, а потом снова закрыл: молоко кончилось ещё позавчера, и у хозяина дома не было ни сил, ни денег, чтобы купить себе ещё. Устроившись за столом, покрытым замахрившейся на углах клеёнкой, бывший гонщик начал есть свой малоаппетитный ужин, тщательно пережевывая каждую порцию. Покончив с этим, он с трудом встал, отдышался, затем, подойдя к раковине, быстро ополоснул миску и ложку. Небрежно запихнув вымытую посуду в ящик, ЧонИн похромал к входной двери: нужно было взять почту. Выйдя на лестничную клетку, он огляделся: не очень хотелось снова встречаться с сердобольной пожилой соседкой, глаза которой при виде искалеченного юноши наполнялись слезами жалости. Как это мерзко, когда тебя жалеют. И вдвойне мерзко, если жалеют заслуженно. Молодой человек открыл дно почтового ящика, висевшего на внешней стороне двери, и выгреб всю корреспонденцию. Писали ему мало; газет он не выписывал, кроме дешевой «Ищу работу». Бывший гонщик всё надеялся, что какого-нибудь работодателя заинтересует инвалид с громким прошлым. Похромав назад на кухню, ЧонИн развернул газету, и из неё выпал какой-то сверток. С огромным трудом наклонившись, юноша поднял его с пола и с любопытством осмотрел. На вид это был самый обыкновенный почтовый конверт. Отправителем был его бывший менеджер – ДонДжин. «Почему он написал? – подумал бывший гонщик, вскрывая конверт. – Почему не пришел сам?». Внутри оказались туристический проспект и билет, а также коротенькая записка: «Привет, ЧонИн! Прости, что не захожу в гости... Дела, дела... Энди Кан скоро будет участвовать в Турнире Большого Щита; он протестирует новый болид на трассе в Дамаске. Но довольно об этом. Я решил сделать тебе небольшой подарок в память о нашей многолетней и продуктивной дружбе. Барабанная дробь! Тебя ждет оплаченный недельный отдых в тихом и милом отеле. Я вложил билет и проспект внутрь. Отдыхай, набирайся сил и держись, приятель! Твой ДонДжин». ЧонИн вздохнул и огляделся. Идея с отдыхом была не такой уж плохой... Во всяком случае, это был шанс отвлечься от того жалкого существования, которое он ныне влачил. Юноша проверил дату и время рейса и просиял: дорога предстояла ему уже завтра. Он с трудом встал и прошел в комнату, опираясь на трость: нужно было упаковать необходимый минимум вещей. *** Смуглый врач бегом поднялся по лестнице и постучал в дверь главы госпиталя. – Войдите! – ответили ему. Тао вошел в кабинет и застыл посередине комнаты. Пак МинХён – главный врач больницы – сидел во главе стола, олицетворяя собой величественную невозмутимость. Напротив него, скрючившись на самом краешке стула, располагался Ан ДжиХун – один из работавших в медицинском учреждении эскулапов. Вид у почтенного доктора был крайне жалкий. Он поднял на вошедшего глаза и вздохнул. – Что здесь происходит? – растерянно спросил Тао, подходя ближе. – Дорогой мой мальчик, – торжественно начал ДжиХун. – Несмотря на свою юность, вы преподали мне урок. Вы напомнили мне, что есть главная миссия настоящего врача. Я погряз в собственном постыдном пороке и напрочь забыл о том, что действительно важно. Я расценивал врачевание как простое средство заработка, упустив из виду, что спасать человеческие жизни – это мой первейший долг. На вчерашней операции я совершил нечто непростительное и готов понести за это заслуженное наказание. Я пойду под дисциплинарную комиссию, а потом, возможно, и под суд. Время, которое у меня появится, я посвящу изучению медицинской литературы и борьбе с собой. Кое-что я уже сделал, слив в раковину все свои запасы спиртного. После этой тирады доктор Ан встал и протянул к молодому хирургу руки. Всхлипнув, Тао подошел к нему и порывисто обнял. – Я так рад, что вы всё осознали, – сдавленно проговорил он. – Я искренне желаю вам счастья... – Заседание дисциплинарной комиссии назначено на восемнадцатое, – вступил в разговор хозяин кабинета, потирая сухие ладони. – То есть, через неделю. Что же касается вас, Тао... Главврач встал со своего места и улыбнулся. – Ваша честность и неиспорченность приятно поразили меня, – продолжил он. – И в награду... Он выдвинул первый ящик своего стола и извлек на свет божий небольшой документ, сложенный вдвое. – Вам полагается небольшой отдых, – сердечно проговорил Пак МинХён. – Проведете недельку в тихом отеле, полюбуетесь пейзажами... – Что вы.., – засмущался молодой доктор. – Право, не стоило... – Очень даже стоило, – возразил ДжиХун, принимая трясущейся рукой билет у главного врача и передавая его китайцу. – Отдохните, наберитесь сил, а позже, как приедете, вам придется выступить на заседании комиссии в качестве свидетеля. Тао неуверенно принял билет и благодарно улыбнулся двум пожилым врачам. Те немедля заулыбались в ответ. *** – Эй, Кривой! Ким МинСок, перебиравший четки, недовольно обернулся. В раскрытых дверях небольшого помещения застыл Медведь – его правая рука и по совместительству телохранитель. Двухметрового роста, с бугрящимися под футболкой с оторванными рукавами мускулами, узкими глазами, широкими скулами и обритым черепом, этот человек являл собой угрозу любому, кто осмелится напасть на его патрона. – В чем дело? – откликнулся глава синдиката, вставая с колен и осеняя себя крестным знамением. Он неторопливо сел за стол и, сложив руки, выжидательно уставился на вошедшего единственным глазом. Помещение, заменявшее бандиту кабинет, выглядело довольно неприглядно: стены, окрашенные когда-то в бежевый цвет, местами залоснились или запачкались; их то тут, то там покрывали следы от пуль – свидетельства мгновений, когда Кривой был в плохом настроении; пол был обит линолеумом, и это практичное покрытие смотрелось далеко не новым; потолок украшали три лампы дневного света, которые постоянно мигали и гудели; стол, стоявший посреди комнаты, был металлическим, с деревянной столешницей, местами обшарпанным, но надежным. Кресла хозяин кабинета не жаловал, предпочитая стулья, на одном из которых обычно и восседал. За спиной у МинСока стоял огромный сейф, код к которому бандит менял каждые три дня. Слева располагался стеллаж, на котором были в беспорядке свалены мобильные телефоны, коробки с патронами, различные виды оружия и документы. На столе лежала «беретта», коробка патронов к ней, замурзанный блокнот, шариковая ручка и маленький крестик. В углу кабинета его хозяин устроил своеобразный иконостас, повесил распятие и установил маленький алтарь со свечами. Медведь с опаской покосился на крест и проговорил: – Тут Семипалый хочет с тобой поговорить. Впустить? – Пусть войдет, – махнул рукой Кривой. Огромный телохранитель посторонился, впуская в помещение невысокого человечка в костюме в полоску, с хитрыми глазками и зализанными назад волосами. – А я к вам не просто так, – заискивающе проговорил он. – Вижу, – кивнул МинСок. – Ну, говори, зачем притащился? – Так я, это.., – гость засуетился и нервно облизнул губы. – Тут такое дело... Ты наставил нас на это... На путь истинный, значит. Ну и мы, значит, решили, что... Ну, значит... Без тебя бы мы на светлую дорогу бы не вышли. Ну и тебе, значит, награда нужна. Мы с ребятами, значит, скинулись, и... Семипалый совершил изящное движение правой кистью, и в его руке, словно по волшебству, появился билет. – Отдохнуть тебе надо, – продолжил новоприбывший. – А тут, значит, и отель хороший, и храм рядом, и места святые, значит... – Святые, говоришь? – прищурился глава синдиката. *** Исин чувствовал себя крайне некомфортно. Вся родня почившей бабушки Пай Хи Во собралась в огромной столовой в её поместье на поминальный обед; стол ломился от разнообразных яств, но юноше всё равно было не по себе. Родственники вели себя совсем не так, как на оглашении завещания; напротив, каждый из них являл собой воплощённую вежливость и доброжелательность, но наследник чувствовал себя неловко. Племянница бабушки – та самая сухопарая дама, что оказалась инициатором великого перемирия между Исином и прочей роднёй, – заняла место рядом с ним и то и дело подкладывала ему в тарелку новые и новые порции различных блюд. – Извини, что так получилось, – проговорила она с улыбкой. – Просто мы все были так поражены смертью тёти... Всем нам было больно. Наследнику захотелось воскликнуть: «Правда?! А почему, интересно, последние восемь лет, что я за ней ухаживал, никто из вас не удосужился ни разу навестить её?!», но он предпочел смолчать. – Мы, конечно же, понимаем, почему она оставила всё тебе, – продолжила племянница покойной, ловко положив Исину на тарелку креветку в острой панировке. – Последние годы ты жил здесь практически затворником, посвятив всю жизнь ей. Юноша опять ничего не ответил, тяжело вздохнув. Его собеседница попала в точку: все последние годы он только и знал, что быть при бабушке и сиделкой, и слугой, и мальчиком на побегушках... А жизнь, тем временем, на всех парах неслась мимо него. У умершей был крутой нрав; в порыве гнева она вполне могла и ударить внука своей тростью. Её раздражали сущие мелочи, на которые любой другой человек не обратил бы внимания, и она заставляла молодого человека подчиняться её правилам, ведь, как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. Исину было шестнадцать лет, когда он потерял обоих родителей в автокатастрофе. Бабушка, о которой до того момента он ничего не слышал, взяла мальчика к себе. Он переехал в её огромное поместье, окончил школу, затем университет, а потом... А потом здоровье достопочтенной Пай Хи Во начало резко ухудшаться, а с ним – и характер. Она постепенно уволила всех слуг, оставив при себе лишь внука, которому пришлось взвалить на себя все заботы по содержанию дома и участка, а также – и о самой бабушке. Прошло восемь лет, восемь тяжелых веков мытарств и мучений, и наступил день, когда пожилая дама преставилась, оставив внуку, как и обещала, всё свое состояние, которое насчитывало ни много, ни мало – больше миллиарда в американской валюте. Именно поэтому реакция родственников была ему вполне понятна: они рассчитывали урвать хотя бы кусок от этого аппетитного пирога, ничего при этом не сделав для самой бабушки. По-настоящему его удивила резкая перемена, произошедшая с ними на следующий день после оглашения завещания: родня, которая ещё вчера была готова убить его, теперь при виде наследника чуть ли не реверансы делала. Особенно много внимания ему доставалось от племянницы покойной. Эта спокойная худая женщина со стянутыми в тугой пучок седеющими волосами и резкими складками, тянущимися от крыльев носа к тонким губам, отличалась способностью проникать ему прямо в душу, что ещё больше обостряло чувство дискомфорта, снедавшее юношу. И сейчас её слова били точно в цель, обнажая бессмысленность проведенных им в этом склепе лет. Он бестолково тратил свои лучшие годы, и родственница напомнила ему об этом. – Ничего страшного, – продолжила дама, бросив внимательный взгляд на Исина. – Жизнь только начинается. И я хотела бы кое-что тебе предложить. Наследник удивленно поднял глаза на собеседницу. Та слегка приподняла уголки губ и отпила апельсинового сока из высокого стакана. – Как насчет того, чтобы начать свою жизнь в качестве миллиардера с небольшого путешествия? – спросила дама после небольшой паузы. – Я взяла на себя смелость приобрести для тебя билет на отдых в одном весьма симпатичном месте в Южной Корее. Говорят, там очень живописно. Тем более, – она наклонилась к нему поближе, – ты ведь всегда мечтал путешествовать, не так ли? При бабушке тебе этого сделать не удавалось... Исин улыбнулся и несмело кивнул. – Большое спасибо, – с чувством проговорил он. – Не за что, – ответила племянница покойной. – Уверена, тебе там понравится. *** – Прекрасная погода, не так ли? – СуВон лучезарно улыбнулась брату, протянув ему тарелку с супом. – Спасибо, – ответил КёнСу, принимая из рук сестры посуду. – Я так рада, что наша годовщина выпала на такой прекрасный день, правда, дорогой? – женщина повернулась к мужу. – И какое же счастье, что нам удалось вытащить КёнСу из его морга пораньше! Полицейский офицер кивнул, не отрываясь от своей порции. Сестра, поправив платье, уселась на стул и всем корпусом наклонилась к брату. – Ты слишком много работаешь, КёнСу, – проговорила она, посерьёзнев. – Вся жизнь проходит мимо. Судмедэксперт с удивлением посмотрел на СуВон. Он никогда не задумывался о таких вещах. Будучи убежденным трудоголиком, он считал, что ему очень повезло, что работа и хобби соединились для него в единую, непрерывную деятельность. В полицейском морге он проводил до двенадцати часов шесть дней в неделю; дома он читал книги по патологоанатомии; выписывал периодические издания по судебно-медицинской экспертизе... В общем, молодой человек всё своё время посвящал любимому делу и никогда не жалел об этом. Но слова сестры заставили его призадуматься. А СуВон, тем временем, продолжала: – Тебе необходимо отдохнуть, развеяться, посмотреть страну, в которой ты живешь, в конце концов. – Я даже не знаю.., – замялся патологоанатом. – Всё ты знаешь, – помотала головой сестра, намазывая сэндвич кальмаровой пастой. – Одна знакомая рассказала мне о чудесном отеле, в котором она недавно отдыхала. Всё, как ты любишь: уединенное, тихое место; огромная библиотека; живописный пейзаж... Я смогла достать тебе билет. – О, – КёнСу с сомнением посмотрел на СуВон. – Спасибо, конечно, но я... Хозяйка дома шумно вздохнула. – Ну до каких пор ты будешь метаться? – простонала она, протягивая брату сэндвич. – Ты же сгоришь на работе! Молодой судмедэксперт кивком поблагодарил СуВон и вонзил зубы в бутерброд. Прожевав, он произнес: – Спасибо. Я с удовольствием воспользуюсь твоим предложением. *** Лу Хань потянулся и недовольно уставился на девственно белый лист документа компьютерной программы-редактора текстов. Отчет по Балтиморскому делу никак не хотел писаться; мыслями юноша уже был в отпуске, который начинался с завтрашнего дня. Молодой полицейский офицер хотел поехать за границу, но, к сожалению, ни одна из туристических фирм, в которые он обратился, не могла предоставить ему путевку так быстро. Так что, скорее всего, ему придется отдыхать на родине. Но и это казалось ему весьма неплохой идеей. Один из коллег, тоже поневоле припозднившийся, тронул Лу Ханя за плечо. Последний резко обернулся. – Ночной дежурный просил тебе передать, – проговорил второй полицейский. – Сказал, прислали из Америки в благодарность за твою помощь. – Спасибо, – кивнул офицер. – Надеюсь, там меня ожидает увесистая пачка долларов. – Насчет «увесистой» я очень сомневаюсь, – пожал плечами его собеседник. – Конверт довольно тонкий; сам посмотри. Лу Хань с недовольной миной взвесил манильскую папку в руке и открыл послание. Он извлек на свет божий небольшую записку и яркую брошюру. С удивлением изучив текст, китаец просиял. – Это даже лучше, чем доллары! – воскликнул он. – Что это? – полюбопытствовал его коллега, подходя ещё ближе. – Это – рай после серых будней; это – приключения мирные после событий полувоенных, – продекламировал Лу Хань, вытряхивая из брошюры билеты. – Это – оплаченный отдых в Корее! – В которой? – со смехом спросил второй полицейский. – Уж явно не в той, где по «отдыхом» понимают патриотические песни и пляски! – офицер начал с остервенением печатать на старенькой клавиатуре. – Мне нужно как можно быстрее расправиться с этим... У меня рейс завтра... – Ты не будешь уточнять у Балтиморской Полиции, что это прислали именно они? – осведомился коллега. – Ни в коем случае, – отрезал Лу Хань. – Во-первых, никто другой не знает, где конкретно я работаю. Во-вторых, у меня нет времени. В-третьих, разные часовые пояса: они вряд ли обрадуются моему звонку в семь утра. В-четвертых, я вымотан и устал; могу я, черт возьми, просто расслабиться?! – Ты прав, – кивнул второй полицейский. – Удачного тебе отдыха! Как вернешься, будем изучать твой фотоматериал. – Ещё как! – с уверенностью выдал офицер, исправив орфографическую ошибку в первом абзаце текста отчета. – Фотографий будет море, это уж я обещаю.