Хроники одного Волшебного Мира: цикл первый

Забери моё право на жизнь – это все, что отныне мне нужно, Это лучше, чем биться без сил в цепких лапах смертей. Если ты мою страсть и любовь называешь по-прежнему – дружба… Саша Снежная – Макс… – я слышу своё имя откуда-то издалека, не желая выныривать из сладкой дрёмы. – Ммм…Чегоооооо? – сонно спрашиваю я. – Я понимаю, что тебе не хочется просыпаться, но сейчас просто необходимо это сделать, – кажется, Шурф гладит меня по волосам.        Я разлепляю глаза и… резко сажусь, чтобы обнаружить – я сижу на мягком и почему-то тёплом мхе, тёмно-зелёном, а Шурф находится рядом, и немного насмешливо смотрит на меня. А когда я поворачиваю голову, то вижу… пропасть, а над ней – канатная дорога, тянущаяся в туманную даль. – Где это мы, Шурф? – Тебе виднее, где мы находимся, – отвечают мне. – Это что, снова мой сон?! – озаряет меня. – Боюсь, что не сон, Макс. Я абсолютно в этом уверен, – голос Мастера Пресекающего спокоен, и я ощущаю, что мой друг совершенно расслаблен, а ведь это бывало всегда только во сне. По крайней мере, раньше. – Ничего не понимаю, – встряхиваю головой, словно пытаясь проснуться, но я никуда не исчезаю, не проваливаюсь, а всё ещё сижу в этом странном месте. – Макс, ты куда-то перенёс нас, пока мы спали, – поясняет мне Лонли-Локли. – Перенёс? – несколько секунд я соображаю, как же так вышло, а потом вспоминаю свои почти-во-сне мысли: «Неплохо бы нам снова побывать в Городе в Горах, покататься на канатной дороге…»        Ага, ясненько. Значит, вот что имел в виду сэр Махи Аинти, когда говорил, что вселенная спешит выполнить каждое моё желание, и чем оно определённей и ясней, тем лучше. А что может быть конкретней желания прогуляться по Городу в Горах – с Шурфом? Вуаля, получите и распишитесь: ваше желание исполнено. – Я понял, Шурф, мы у подножия Города в Горах. Мне очень уж хотелось снова прогуляться по старому английскому парку, выпить кофе за маленьким столиком кафе, и чтобы непременно – с тобой. Ну, вот мы и здесь, – я улыбнулся ему. – Спасибо, Макс, – зачем-то благодарит меня он. – За что? – я поднимаюсь с земли, обнаруживая, что на мне Мантия Смерти, а на Лонли-Локли – привычное белое лоохи. – За такой невероятный подарок. Я не знал, что видимое нами во сне место реально существует, – пояснил он, тоже вставая. – А оно и не существует, – я улыбаюсь до ушей. – Точнее, не существовало, как я понимаю. А теперь вот он – наш Город в Горах, – кажется, ему приятно, что я сказал «наш», а не «мой». – Пошли? – Пошли, – откликнулся он. – Но, Макс, что это? – имелась в виду канатная дорога и ярко-красная кабинка на двоих, которая подъехала, как только мы подошли к краю пропасти. – Это канатная дорога. Да ты садись, Шурф, – я уже забрался в кабинку. – Нас быстро довезут в Город.        Сэр Лонли-Локли только кивнул, садясь на сиденье напротив меня. И кабинка тронулась с места, неспешно двигаясь вверх. Странно, но вокруг совершенно ничего не было – только туман повсюду. А пропасть казалась мне бездонной. Даже не казалась, нет. Я точно знал: она бездонна, и наполнена пустотой. Сорвись кто в неё – и его ждёт неминуемая бесконечность смерти.        Ехали мы так минут десять, а потом туман стал рассеиваться, и мы увидели окраину Города в Горах. Странно, что у него нет названия. Или не странно? Выйдя из кабинки, мы увидели, что она поехала вниз и быстро исчезла в тумане. В Городе только-только занимался рассвет, было свежо, и в воздухе сладко пахло осенью. Я сделал глубокий вдох и блаженно выдохнул. В этом Мире всегда ранняя осень, шуршащая опавшей листвой, золотой, коричневой, багряной, изредка моросящая дождём, и сладко пахнущая хризантемами. Это всегда были мои любимые цветы. И любимые запахи. А ещё – маленькая Кофейня на окраине Города. И я точно знаю, что она начинает работать с раннего утра…        Словно в ответ на мои мысли, начинает моросить дождик, и я счастливо улыбаюсь, подставляя лицо мелким капелькам. Что Шурф стоит рядом со мной, я вспоминаю не сразу и, шало улыбаясь, смотрю на него. – Думаю, нам стоит укрыться от дождя, – разумно предлагает мой друг, а я только ещё шире улыбаюсь. – Идём. Здесь в двух шагах кафе. Выпьем кофе, согреемся, – я тяну его за край лоохи, увлекая за собой. – Что такое кофе? – спрашивает он, но идёт, не противясь. – Это, дружище, замечательный напиток, – весело отвечаю я, когда мы оказываемся возле кафе, где на улице стоят несколько круглых столиков. И дождик перестал моросить – очень кстати, надо сказать.        Мы усаживаемся за ближайший столик, и тут же к нам подходит… Ох, наверное, чудес для меня всегда будет в избытке, сколько бы времени ни прошло. Перед нами стоит моя Мерилин, рыжеволосая, весёлая и невероятно красивая. Брови Шурфа удивлённо взметнулись вверх, но вслух он ничего не сказал. По крайней мере, он не собирался что-то говорить мне в присутствии Мерилин. – Что будете пить, мальчики? – спрашивает она, и голос её не тягуче-медовый, а звонкий. – Два кофе, пожалуйста, леди, – вежливо отвечает Шурф. – Леди?! – в вопросе пополам весёлости и удивления. – Меня зовут Мерилин. Что – просто «два кофе»? Это скучно, мальчики. Может, подумаете ещё? – она подмигивает нам, и я улыбаюсь в ответ. – Мерилин, два кофе с мёдом, корицей и имбирем, – прошу я. – Уже лучше, дорогой. А твоему другу неплохо бы сбавить градус серьёзности, – она смеётся и быстро отправляется выполнять наш заказ. – Макс, правильно ли я понимаю: это ведь леди Мерилин, не так ли? – спрашивают меня. – И что такое мёд, корица и имбирь? – Ты всё правильно понял, не волнуйся, – сквозь смех отвечаю я. – Это действительно моя Мерилин. Правда, я не ожидал встретить её так скоро. И здесь. Но, знаешь, она мне очень понравилась. Настоящая леди, а не то, что вышло из меня. – Ты несправедлив к себе. И всё ещё не ответил на мой второй вопрос, – замечает Шурф. – Ох, прости. Имбирь и корица – пряности из моего Мира, а мёд – это такая сладкая штука, которую производят пчёлы – насекомые, существующие на моей родине, – объясняю я, а потом добавляю: – Тебе понравится: это горько и одновременно сладко, а запах вообще божественный! – моя физиономия становится мечтательно-предвкушающей. – Знаешь, ты очень похож на кофе. Этот напиток пестрит разнообразием оттенков вкусов и запахов, совсем как ты, Шурф, – осознав, что смолол, я смущённо опускаю глаза, ощущая, как жар заливает щёки. А он ничего не говорит, но я понимаю, что Мастер Пресекающий смутился не меньше меня. – Мальчики, вы чего приуныли?! – это Мерилин, принесшая наш заказ. – Сегодня в воздухе с самого утра витают тайны. Можете за ними поохотиться. Или подарить Городу свою, – она произносит это с весьма загадочным видом и удаляется.        Шурф берёт в руку небольшую фарфоровую чашечку, белую, конечно же, и делает маленький глоток незнакомого ему напитка из другого Мира. А я поверх своей чашки наблюдаю за ним, всё ещё смущённый сказанным мною. Ну почему я не умею держать язык за зубами? С чего я вообще решил, что Шурфу нужны такие признания от друга? Друга… Есть что-то немыслимо неправильное в подобных словах, и я слишком хорошо понимаю, что именно. Боишься, сэр Макс? Да, боюсь. До дрожи в коленях боюсь сказать даже не Шурфу, а себе… – Макс, что-то не так? – его спокойный – слишком спокойный! – голос возвращает меня к реальности. – Нет. А почему ты спросил? – он ведь всё понимает, парень, и видит, что ты врёшь. – Значит, мне просто показалось, – и в голосе друга (хотя, какого, к чёрту, друга?!) я слышу горечь. – Шурф… – тихо зову я его. Он пристально смотрит на меня, и моя рука через столик сама тянется к нему, чтобы на полпути встретиться с его собственной рукой. Я переплетаю наши пальцы, до боли их сжимаю, и чувствую, что пространство между нами начинает вибрировать от напряжения, от несказанных слов. Самых важных на свете. Таких желанных слов… – Не хочешь показать мне свой Город? – тихо и хрипло просит он, и я только киваю.        Мы поднимаемся и уходим из кафе леди Мерилин. Я веду Шурфа туда, где протекает огромная Река, а через неё перекинулся старинный каменный Мост, которому, по меньшей мере, пять столетий – кому знать, как не мне? – я сам так придумал. А ещё, если бросить в воду монетку и загадать желание, то оно непременно исполнится. Но тебе ведь, сэр Макс, даже монетка не нужна, не правда ли? Ну так желай, чёрт тебя возьми! Если не здесь и не сейчас, то когда же?! Ты ведь знаешь, что, вернувшись в Ехо, вы… Когда. Мы. Вернёмся. В Ехо. Эти слова звучат как приговор. Шурф ведь что-то говорил про обещание Джуффина убить его, если он потеряет над собой контроль…        Я даже не заметил, как мы пришли к Мосту. В этой части Города туманно и сыро: совсем недавно прошёл дождь, и не моросящий, а холодный осенний дождь. Один из тех, которые я ненавижу больше всего на свете. Такие дожди смывают всё счастье. И если намокнуть под ним, можно навсегда забыть о чудесах. Странно, что за свои двадцать девять я, столько раз промокая под дождём (не везёт мне с зонтиками, увы), всё же умудрился как-то не смыть всю свою веру в чудеса, да ещё и сбежал в Ехо, где не бывает таких дождей. Но в этом Городе их тоже не должно быть! Только не здесь.        Оказавшись на середине Моста, я стал вглядываться в тёмную воду, но не видел своего отражения. Хорошо бы солнышко выглянуло. Без его лучей эта вода совершенно чёрная, как глаза Безумного Рыбника. Вот он, кстати, не прячется за масками, являя миру себя настоящего, какой он есть. И если хочет – непременно это получает. Тебе бы поучиться у него, сэр Макс.        Мне на плечи ложатся тёплые ладони Шурфа и слегка их сжимают. Будто он говорит: «Я здесь». А я прислоняюсь спиной к его груди и прикрываю глаза, когда он обнимает меня. Какая, к Тёмным Магистрам, дружба?! Никогда ничего подобного между нами не было. Это называется по-другому. Совсем иначе… А Город, словно услышав моё желание, разгоняет тучи, и тёмная водная гладь становится зеркалом, где отражаемся я и он. Мерцающее, дрожащее изображение кажется мне таким зыбким, что я сильнее вжимаюсь в Шурфа, будто боясь его потерять. – Макс, ну что ты, – ласково шепчет мой Мастер Пресекающий. – Город просто чудесен, а ты грустишь. – Шурф, я… – мне не хватает слов. – Скажи, а что будет, когда мы вернёмся из Кеттари? – Полагаю, ты расскажешь сэру Джуффину о произошедшем, а я напишу отчёт о наших с тобой расходах. Пожалуй, это всё, – деловито сообщают мне. – Ты ведь знаешь, что я не об этом, – укоризненно замечаю я, поворачиваюсь к Шурфу лицом и, отойдя от него на полшага, опираюсь на каменный парапет моста. Его взгляд становится тревожным. Я слышу тяжёлый вздох, после чего он тихо произносит: – Знаю. Но на этот твой вопрос у меня нет ответа. Я не знаю, как поступит сэр Джуффин, узнав о произошедшем. – Что значит – не знаешь, как он поступит?! – неожиданно для себя я перехожу на крик. Нервы мои, понятное дело, не выдерживают такой насыщенности чудес, событий и эмоций, которые нахлынули на меня, как цунами. – Какая ему, к Тёмным Магистрам, разница?! Джуффину вообще не обязательно знать! Ты слышишь меня, Шурф?!        Он устало трёт пальцами висок и говорит после довольно продолжительной паузы: – Но сэр Джуффин непременно узнает, Макс. Нет ничего, что укрывается от его взора. – С чего ты взял?! – мой вопрос звучит как вызов: кому? зачем? – Джуффин ничего не узнает! Понимаешь?! Ни-че-го! Это его не касается! – ага, вот, значит, как ты заговорил, сэр Макс. Не касается? Бросаешь вызов начальству? Да уж, этот ехидный тип, который живёт во мне, как всегда, прав. Могущество Джуффина лежит вне пределов моего понимания. Но он не узнает! Чёрт возьми, я хочу, хочу больше всего на свете – чтобы не узнал! – Макс, тебе нужно успокоиться, – невозмутимо говорит сэр Лонли-Локли, Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, Истина на Королевской службе, да кто угодно, только не мой Шурф.        Я отворачиваюсь от него, вглядываясь в тёмную водную гладь, и опять не вижу своего отражения. И я сравнивал эту водную бездну с другой – глазами Безумного Рыбника? Да они и рядом не стояли! Чёрный взгляд Безумного Рыбника – бездна желания, которая больше всего на свете жаждет одного – меня. И тогда ведь всё было так легко и просто. Я и он. И мы… Почему же сейчас Шурф прячется от меня за своими масками? Боится? Или ему просто всё равно? Эта мысль ужасает меня. Что если правда – всё равно? Если это был сиюминутный порыв, и ничего больше?! А я-то, дурак, поверил, будто он… мы… – Перестань, – его голос, полный горькой нежности, окутывает меня вместе с теплом его объятий. – Хватит, Макс…        И я судорожно обнимаю Шурфа, пряча лицо в складках его лоохи. Тёплые ладони успокаивающе гладят мою спину, а я никак не могу расслабиться, не могу понять, что же на самом деле он хочет сказать мне этими объятиями. «Шурф…» – безмолвно шепчу ему я. «Да, Макс, да. Только ничего не говори вслух». «Тогда почему ты закрываешься? Всё время – закрываешься от меня…» «Ты сводишь меня с ума. Ты… разрушаешь привычного меня. Это очень опасно, Макс. Я ведь говорил тебе – не смотреть в бездну, не дразнить её…». «Но я не боюсь, Шурф». «Я боюсь. Неизвестно, к чему это приведёт…нас обоих». «Джуффин не узнает». «Он куда могущественней нас, Макс. Мне нечего ему противопоставить». «Учитель Джуффина сказал, что Вселенная жаждет исполнять мои желания. И, знаешь, я ему верю. Мне хотелось, чтобы Город в Горах существовал, и чтобы мы посетили его вместе – и вот мы здесь. А ранее я хотел увидеть Безумного Рыбника, и я с ним встретился. А потом он… Я не думал, что ты… И, знаешь, я боялся: вот утром мы встретимся, и ничего не изменится. Или ты вообще не будешь помнить…» «Всё-таки ты ещё такой мальчишка. Что не удивительно, ведь в твоём Мире очень мало живут. Слишком мало, чтобы повзрослеть. Вы так и умираете большими детьми», – ласково и с лёгкой грустью сообщают мне. «Наверное. Но Джуффин авторитетно заключил, что я жизнестойкая тварь, и проживу очень долго», – моя весёлость понемногу возвращалась ко мне. Вот и отлично. Ненавижу грустить. «Хорошо», – только и сказал Лонли-Локли. «Не то слово. Шурф…». «Да?» «Так что будет, когда мы вернёмся?» «Я не знаю…» – по крайней мере, это честный ответ. «Тогда пошли домой». «Куда?» «Я точно знаю, что через два квартала отсюда есть маленький домик с красной крышей. И в нём живём мы с тобой, когда бываем в Городе в Горах». «Если ты так говоришь – пошли».        И мы уходим, плутая по узким улочкам, совершенно безлюдным. Я уже понял, что Город дышит со мною в унисон. Мои желания – это его желания. Он преображается и меняется – для меня. И домик с красной крышей мы действительно находим – очень быстро. А в кармане моей Мантии Смерти оказывается маленький ключик – от входной двери.        Гостиная тускло освещена множеством зажжённых свечей, которые никогда не гаснут и воск их не плавится от огня. Комната выдержана в бело-серебристых тонах, что очень нравится Шурфу, который опускается в массивное кресло у камина. Я сажусь в другое, расположенное напротив. А в окна дома (я это точно знаю) сколько ни заглядывай – ничего не видно. Будто здесь – свой особый мир, созданный хозяевами. Как там сказала моя леди Мерилин? «Сегодня в Городе с самого утра витают тайны. Можете за ними поохотиться. Или подарить Городу свою…»        Действительно, почему бы и нет? Я точно знаю, что Город сохранит любую мою тайну. И эту тоже. Особенно эту. Мы долго сидим в тишине, которая нарушается только потрескиванием поленьев в камине да тиканьем настенных часов – с кукушкой, конечно. Но она кукует вслух только когда обитатели дома не спят. А мы ведь не спим, верно? Странный вопрос, дорогуша. Конечно, ты не спишь. Более того, собрался поделиться с Городом какой-то там тайной. Что, уже передумал? А вот и нет. Просто… Просто – что? Так можно решаться всю жизнь – и всё равно не сметь…        Я встаю и подхожу к окну. По стеклу одна за одной ползут капли: идёт дождь. Один из тех, что смывает чудеса и радости. А мы – в доме, укрыты от жестокой небесной воды. Будь моя воля, я бы запретил все холодные дожди на свете. Я слышу тихие шаги. Шурф тоже поднялся с кресла и стоит у противоположной стороны окна, прислонившись плечом к стене, и смотрит на меня так пристально и одновременно тревожно, что я невольно вздрагиваю от понимания: ему тоже нужны ответы, и даже больше, чем мне самому. Решившись, я подхожу к нему и снизу вверх заглядываю в тёмно-серые глаза, в которых вот-вот разразится буря. Я так и слышу завывание ветра и шелест накатывающих на берег волн: океан неспокоен, и причина тому – маленький и незначительный я. А он протягивает руку и почти невесомо касается пальцами моей щеки, отводит прядь волос за ухо – она, злодейка, так и лезет в лицо – а я прикрываю глаза от этой невинной и такой интимной ласки. Мне почему-то кажется, что Мастер Пресекающий за всю свою долгую жизнь никого так не касался, столько в нём нежности, нерастраченной, и, кажется, неожиданной даже для него самого. А я… А что я? В моей жизни были только девушки, которых, как мне казалось, я любил. Но теперь-то я понимаю, как сильно ошибался. А в голову почему-то лезет какая-то шекспировская чушь: О, нет, то были ложные богини… Я истинной красы не знал доныне! (1)        Именно так, сэр Макс. Ничего ты не знаешь о любви. Не знал – до сего дня. Шурф уже держит в ладонях моё лицо, пальцами зарывается в волосы, а когда я открываю глаза и наши взгляды встречаются, то понимаю: буря уже разразилась. Может быть, она ещё незаметна, но я знаю, что нам не спастись. Да я и не хочу… «Шурф», – шепчу безмолвно: «Это не просто любопытство. Или ещё что. Это… Я…» – слова заканчиваются, но я не отвожу взгляд. Пусть он видит: всё всерьёз. И что я хочу… «Я так вовсе не думаю», – отвечает мне он: «Но ты, помнится, говорил, что в твоём Мире это…не является нормальным», – ах, как деликатно он избегает слова «извращение». «Нет-нет. Да и неважно, даже будь это правдой. Я… Шурф, пожалуйста…» – в моей безмолвной просьбе – мольба: чтобы он ничего не спрашивал. И сам пусть ничего мне не говорит. Я и так всё знаю. «Макс, ты хоть понимаешь, что я не смогу потом остановиться?» – спрашивает он и добавляет: «Никогда не смогу остановиться. Стоит только раз…». «Ты меня запугиваешь?» – в моём голосе звучит незлая насмешка. «Предостерегаю. Ты… Я хочу тебя так сильно, что…»        Я не даю ему договорить, встаю на цыпочки, иначе не дотянуться, и целую – сам. На этом слова заканчиваются, и нас накрывает буря. Страстность и даже жестокость его поцелуев может сравниться только с судорожностью моих объятий. Я не помню, как мы поднимались по лестнице и как вошли в спальню. Шурф целовал меня, и целовал, и целовал… Вот то единственное, что отпечаталось в моём сознании, пока голой спиной я не ощутил прохладность постели. Когда мы успели снять одежду? Как это происходило? Не знаю. Единственное, на что я надеюсь: наши лоохи и скабы остались целыми. Опыт подобного общения с Безумным Рыбником показал, что ему сей факт глубоко безразличен. Шурф же был, наверное, деликатным, раздевая меня… А, вообще, какая, к Тёмным Магистрам, разница?! Сейчас он нависает надо мной и не просто смотрит – любуется. А я совершенно не понимаю, чем тут можно любоваться. Мой Мастер Пресекающий изводит меня нежными поцелуями, хотя я знаю: ему больше всего на свете хочется – меня, и чтобы поскорей, сейчас. И так уж вышло, что мне хочется – его. Когда он снова целует меня в губы, почти невесомо, я обнимаю сэра Лонли-Локли за шею и тяну на себя, вовлекая в глубокий поцелуй. Наши языки переплетаются в жарком танце страсти, а бедра соприкасаются в болезненном и диком удовольствии. Разорвав поцелуй, Шурф запрокидывает голову и стонет, а когда вновь склоняется ко мне, глаза его уже стали абсолютно чёрными, и я проваливаюсь в их бездонную пропасть, теряя ощущение реальности. Даже моё тело будто существует отдельно от меня, а я лечу и лечу…        И уже исхожу стонами, когда он… А потом его язык творит что-то совершенно немыслимое… Впервые меня поражает откровенность подобной ласки. Интересно – почему? Ведь было такое и раньше. А вот фига с два! Не было! И тебе это отлично известно, сэр Макс! Прежде я никогда никого не любил. И не позволял… чтобы любили…меня… Особенно так – бесстыдно, откровенно, словно я воздух, без которого невозможно само дыхание.        Неожиданно Шурф переворачивает меня на живот, нежно целует в шею, и проводит горячим языком вдоль позвоночника до самой поясницы, и ниже… Я не помню, когда он успел подложить мне под бедра подушку, да это и не важно. Когда его жаркое дыхание вновь раздаётся у моего уха, я уже не стону даже, а всхлипываю. Мне хочется, чтобы он… А Шурф вдруг шепчет, хрипло и прерывисто: – Макс… Я…не могу… Больше…не могу… Пожалуйста… – Даааа…. – только и могу выговорить я. Ведь мои желания – это его желания. А сейчас я хочу больше всего на свете, чтобы он любил меня. И не сомневался – ни во мне, ни в нас.        И он входит в меня до самого основания, и замирает, думая, что мне больно. А я не в силах сказать хоть слово, потому что откровенность происходящего превосходит все мыслимые пределы. То, что я ему это позволяю, уже само по себе ответ – можно. Тебе – всё что угодно. И Шурф это понимает. Сперва едва заметное покачивание наших бёдер скоро становится почти бешеным. А Мастер Пресекающий кусает меня за плечо, у основания шеи, и, кажется, почти рычит. Завтра, я знаю, будут следы – свидетельства, что нам ничего не приснилось. А я почему-то схожу с ума от одной только мысли – на мне следы его страсти, его несдержанности. И я понимаю: ещё чуть-чуть, и мы достигнем предела удовольствия, и разразившаяся буря поглотит нас. А Шурф вдруг полностью выходит из меня, и я оказываюсь на спине, встречая безумие, которое плещется в чёрных безднах его глаз. Ещё несколько толчков – он склоняется ко мне за поцелуем – и нас накрывает волна эйфорического наслаждения. Я дугой выгибаюсь на постели, и в следующее мгновение Шурф прячет лицо в изгибе моей шеи, а, спустя некоторое время, когда наше дыхание выравнивается, его голова всё ещё покоится на моей груди. Я перебираю пальцами его волосы, а он, должно быть, слушает стук моего сердца. Мне так хорошо – невыносимо, немыслимо, слишком хорошо. Может быть, моего желания будет достаточно, чтобы Джуффин ничего не узнал, но Шурф прав: противопоставить его силе мне определённо нечего. Может быть, и другие поддержат шефа в стремлении уничтожить сошедшего с ума Мастера Пресекающего? Сэр Кофа – наверняка. Меламори – не знаю, особенно учитывая наш с ней несостоявшийся роман. А ведь она ревновала меня к Шурфу, ещё когда мне самому ничего не было ясно. Даже не так: тогда мне и в голову не пришло бы подобное развитие событий. Мелифаро, я уверен, найдёт это забавным, и будет всякий раз подкалывать меня. Что до его поддержки – может быть, но наверняка я не знаю. Сэр Луукфи вообще не поймёт, почему – нельзя. Этот удивительно рассеянный парень даже не станет молчать, заметив перемены во мне и Шурфе. Когда Мастер Слышащий преобразил меня в Мерилин, для него я по-прежнему оставался сэром Максом, только с очень уж странной причёской. И что мы имеем в итоге? А вот что: слово Джуффина будет непререкаемым. И я один не смогу… – Макс, ты слишком много думаешь, – тихо произносит Шурф, поднимая голову. – Мысли читаешь? – спрашиваю с преувеличенной весёлостью. – Это лишнее. Ты как на ладони, – он чуть заметно улыбается. В полумраке спальни, освещённой всё теми же не тающими и не гаснущими свечами, он сейчас кажется совершенно умиротворённым. – Никогда не был хорошим притворой, – сообщаю я. – Тебе это и не нужно, – притягивает меня к себе, и теперь уже моя голова ложится ему на плечо. – Не скажи, – возражаю я. – Скоро мне позарез понадобится это умение. А раз его нет – надо учиться. – Всё равно не сможешь, – хмыкает Шурф. – Смеёшься, да? – укоризненно говорю я. – А что мы будем делать, когда…? – его палец касается моих губ, не позволяя закончить фразу. – Сейчас самое разумное – заснуть, – и я ощущаю, что проваливаюсь в сон, когда его рука дотрагивается до моих волос.        Наверное, уже во сне я спрашиваю его: «Ты ведь не сомневаешься, что я…?»        И ответ его тоже, несомненно, приснился мне: «Никогда». Сноски: (1)У. Шекспир, «Ромео и Джульетта»