СССР больше нет.

Иван чувствовал, как Новый 1995 Год вступал в свои права по всей территории. Он знал, что многие сейчас собирались семьями у экранов телевизоров и желали здоровья и благополучия друг другу. Тихо, скромно. С усталостью и невесёлой улыбкой констатировали, что вот-де пережили ещё один год. Но никому из них и в голову не приходило, что в это самое время Иван Брагинский гибнул вместе со 131-й Майкопской бригадой, открывая ящик Пандоры под именем Чечня. - Уходи, отводи ребят, пожалей их матерей, пожалей их самих, - человек Адлана был добр и, казалось, искренне переживал за Ивана и его людей. Хотелось верить ему, послушать, но Иван не имел на это права. Он знал это. - Ведь я тебя, когда в бою увижу, щадить не стану. Так же, как и ты меня. Кто от этого выиграет? Я ничего с этого не выиграю, так же как и ты ничего не выиграешь. Лучше ко мне как гость приезжай. Отводи ребят. Дай команду. Он просил, предостерегал, лил в уши елей. Казалось, не будет сопротивления. Казалось, что можно договориться. У Ивана кружилась голова от слабости, он едва стоял на ногах, но нельзя было не... Понимаете? Нельзя. - Я не такой большой начальник, чтобы отдавать такие команды, - в голосе офицера федеральных войск была вера в силы своей страны. И сам он был верен России. Иван был ему за это благодарен. Настолько, что если б его попросили, то словами этой благодарности он бы выразить не смог. - Пойми меня правильно, я тебя не пугаю. Я тебе от всего сердца, от всей души желаю живым остаться. Но уйди лучше. - Я такого выбора не имею, - отрезал офицер России. - У меня есть приказ, и я его выполню в любом случае. Ох, если бы можно было знать, чем это вскоре обернётся... Сначала Иван не мог поверить, что это всё действительно происходит с ним. Горят танки, БМП, осыпаются каменные дома, как карточные домики. Слишком много было вчерашних школьников среди солдат, слишком мало опытных офицеров. Иван так же, как и они, не мог поверить. Так же, как и совсем зелёным солдатикам, ему казалось, что всё это не взаправду, что это кино такое. Оно совсем ему не нравилось. Гибли его дети. Их разрывало на части, сжигало заживо, прошивало насквозь пулемётными очередями. Всё то же самое происходило и с ним. Всю бригаду просто смешали с землёй. Но для чего? Во имя чего, Господи?! Когда его, скрюченного, вывели на свежий воздух, дабы передать в заботливые руки медиков скорой помощи, он, наконец, пришёл в себя. Он спокойно отказался от госпитализации, подписав все бумаги, попросил прощения за беспокойство и ушёл в неизвестном направлении, как был, в грязном, в ржавых разводах, пальто, оставляя за собой редкие алые капли. В обычную больницу ему не было толка ехать, понятное дело. Тут не простая человеческая рана, а проекция очередных взрывов. Мандарины ему уже не были нужны. Хотелось домой, чтоб тихо, чтоб безопасно. Крутанувшись на каблуках, Иван очутился у деревянного дома на Урале. Он решил, что Новый Год отметит исключительно в своей компании. А если кто чего спросит, то Иван ответит, что имеет право находиться в любой точке своей территории. Не в Москве же ему постоянно торчать, ожидая, как пёс, когда кто-нибудь придёт его навестить. Тем более, когда и навещают-то только по делу. От Ивана требуется только подписать бумаги, покорно кивнуть и продолжать не высовываться. Так теперь заведено. Россия чувствовал, что-то начинает в нём меняться. Одиночество, жуткое, сосущее чувство в грудной клетке, теперь его не пугало, он стал относиться к нему спокойнее. Его теперь такие пустяки не волновали. Мир поменялся, и теперь наоборот стремишься уединиться, да не всегда выходит. Теперь, по сути, кто угодно может сесть на теплоход, поезд, автомобиль или самолёт - и вот он уже у твоего порога. А Россия давно не любит незванных гостей. - Найду эту черноглазую гниду – сразу убью. И разговаривать не стану. Иван ощущал, как в нём бурлит и клокочет гнев, и мрачно улыбался. Тёмные ели в таком же мрачном обещании устремлялись в морозное чёрное небо. В боку жгло и пульсировало. - Ничего, поплачешь у меня ещё, - Иван закурил и обернулся к дому.- А может, даже не успеешь... Было темно, ни зги не видно. Иван достал фонарь. Жёлтое пятно света выхватило из пахнущего хвоей мрака крепкую дверь, мощный бревенчатый сруб, мох, которым сам Россия когда-то щедро заделывал щели между брёвнами. Время дом не пощадило, как и всё остальное, но тот стоял с тем же деловитым достоинством, когда был только построен. Правда, брёвна уже начали трескаться. Да и крыша наверняка нуждалась в обновлении. Кинув окурок в снег, Иван достал массивный ключ из внутреннего кармана пальто, открыл дверь и вошёл внутрь. Пахло древесиной, пылью и покоем. Захлопнув за собой едва начавшую поскрипывать дверь, Иван довольно хмыкнул и открыл щиток. За всё то время, что Иван тут не был, давно могла бы уже завестись плесень, однако чуткое обоняние Брагинского не улавливало её специфической тошнотворной горечи. Проверив пробки и немного проводки, Иван щёлкнул переключателем, закрыл щиток и включил свет. Комната озарилась гостеприимной желтоватой лампочкой Ильича. Брагинский направился к настенному, выкрашенному белой краской, шкафчику. На дверце его краснел небольшой пухлый крест. С боку краска начинала уже немного отслаиваться. Россия достал бинты, марлю, вату, 75% спирт. Откупорил бутыль с жидкостью, поводил у носа, скептически хмыкнул. Почти выветрился. Но выбирать не из чего, какой-то градус там всё-таки сохранился, поэтому он осторожно освободился от одежды выше пояса и занялся самопомощью. Ватка со спиртом сильно жгла, Брагинский шипел, кряхтел, но действовал чётко, будто делал это миллион раз. Что, в общем-то, запросто могло оказаться правдой. Когда добротная повязка заботливо накрыла рану, Иван блаженно вздохнул. Зябко поёжившись, Иван удивился, как он мог столько времени не замечать, насколько в доме холодно. Температура почти не отличалась от уличной, а он покрылся мурашками только сейчас. Иван аккуратно натянул на себя старую рубаху, свитер потолще, что нашёл в комоде, завёрнутый в газетку от моли. У выхода оглядел тулупы, расстроенно покачал головой и пошёл к сараю за дровами без них, прямо в свитере. Ворча на моль, что "вероломно поела такие прекрасные экземпляры", вслушиваясь в звук собственного голоса, Иван постепенно обретал полузабытое чувство покоя. Не надо ждать, когда кто-то нагрянет. Не надо куда-то бежать. Можно чуточку побыть одному. Никто не найдёт. Никто не тронет. Когда под весёлое потрескивание дров температура в доме стала более, чем комфортной, Иван уже успел постелить себе постель, попить чаю и улечься. Блаженно поворочавшись, он сладко зевнул и прошептал: - Наконец-то. А то что-то я подустал в этом году. И заснул сразу, будто провалившись сквозь перину в тишину.

***

- Что, оклемался? - с хорошо скрываемым облегчением спросил Путин спустя две недели, едва Иван закрыл за собой дверь в кабинет президента. - Ещё бы поотдыхал, но хватит и этого, - сказал Россия. - Работа сама себя не сделает. - Мне нравится твой настрой, - улыбнулся президент.

***

Новость была неожиданной, как оплеуха. Не сказать, чтобы Иван не ждал этого, но он не мог воспринимать это серьёзно. Литва заявил, что хочет вступить в ЕС. (1) "Ну, правильно, куда ему ещё проситься?" - думал Россия, а наружу вырывалось совсем другое: - У-у, гад. Такой праздник мне испортил. - Угощайся печенюшками, Вань, плюнь ты на него. - Путин с сочувствием смотрел на него и незаметно пододвигал ближе к России розетку с вареньем, конфетницу и блюдо с овсяным печеньем. - Всё к этому шло, глупо обижатся на неизбежность. - Да как ты не понимаешь? - Иван в негодовании вскинул на собеседника глаза. - Тут глубоко личное! Он мог выбрать любую дату, любую! Так нет. Что, думаешь, не знаю я его, чтоль? Теперь лишь бы мне назло. Зачем он так? Не понимаю… Я ж для него всё делал, как с картинки у меня был. Сам не доедал, а ему всё доставал, что ни попросит. И Эстонии, и Латвии. А они думали, что в служанках у меня ходили. Но это ж не та-ак всё бы-ыло… Путин вздохнул и, покачав головой, стал размешивать чай в чашке тонкого фарфора серебряной витой ложечкой. Он пил чай без сахара, но мерное тихое позвякивание успокаивало. Казалось бы, Россия, здоровенный мужик, на таком пахать можно, а плаксивый, как... Путин пожевал губу и не стал додумывать аналогию. За Державу было обидно. - Тем более, - подал наконец голос Президент. - Даже если Литва в самом деле подгадал именно эту дату, тебя-то это с какого боку должно задевать? Иван немного стушевался, но продолжал упрямиться: - Так Победа же... На святое... Он знает об этом. И США знает. Путин вздохнул. - Показывая ИМ, - Путин особенно выделил местоимение. - Всем ИМ свою уязвимость, ты сам себе роешь яму. Вот ты обижаешься, что никто не слушает тебя, а что ты для этого сделал? Ты даже сам себя не уважаешь. Что уж говорить о других? Иван отодвинул от себя печенье и ничего не сказал, продолжая слушать, насупившись. - Мало того, что ты ведёшь себя, как маленький нытик, так ты еще и гордый до зубовного скрежета. - Владимир не вытерпел, встал из-за стола и начал ходить по комнате, сцепив руки за спиной. - Не лучшее сочетание для сверхдержавы, но для периферийного государства, которое ничего не решает, а только подчиняется - самое оно! То, что раньше Ивану казалось обидным, ушло на второй план. Каждое слово прилетало пощёчиной. Россия не ожидал такого. Россия отвык принимать слова людей близко к сердцу, и поэтому сейчас только и мог, что смотреть на президента широко распахнутыми глазами. Путин вдруг резко развернулся к нему на каблуках: - Мне надоело с тобой сюсюкаться, Иван, понимаешь? Я к тебе со всей душой, а ты только хуже делаешься. Этот его обидел, тот не послушал и по-своему сделал, а Литва вообще специально праздник испортил. Тебе самому-то не противно? Все у тебя виноваты, кроме тебя. А так не бывает. - Я пойду, - сказал Иван, поднимаясь. - Я не обязан всё это выслушивать. Спасибо за чай. - Нет, сиди. Вообще-то очень даже обязан. Сверкая глазами, Иван сел. Пусть упрёки его Главы и были, по сути, где-то справедливы, настроения выслушивать всего этого не было. Позвал чаю попить, расслабиться, пообсуждать Парад Победы, а сам выволочку ему устроил, как школьнику непутёвому. Мысль о том, что он действительно ведёт себя несколько инфантильно, Иван упорно игнорировал. У него же тоже есть чувства. Почему он постоянно должен их скрывать? В своё время так наскрывался, что забыл, каково это вообще - чувствовать... Теперь оба молчали, Путин смотрел в окно, Россия - на часы с маятником и слушал. ТИК. ТАК. ТИК. ТАК. За окном Кремлёвские куранты отбили полвторого. На Красной площади беспечно прогуливались москвичи и гости столицы. Скромно зеленели молодыми, едва проклюнувшимися, листочками деревья, немного сурово темнели вечнозелёные ели. Ветер задорно играл цветастыми шарфами девушек. Жизнь, казалось, налаживалась. Но всё было не то. И не так. Путин снова тяжело вздохнул. - Вот скажи мне, Россия, когда ты прекратишь жалеть себя и начнёшь работать на своё благо? - Когда перестанут воровать, - тут же отозвался Россия. - А то интересно выходит: работаю я, а виллы и яхты за рубежом покупают себе они. На своё благо теперь и не получается, получается - на чужое. Тикали часы. - Я пойду, - сказал Иван спустя несколько минут неловкого молчания и вышел. А президент, глядя на уже давно закрывшуюся за Россией дверь, в который раз тяжело вздохнул. Он не всесилен. Он всего-навсего человек.

***

- А чё? Нормас, - сказал Гилберт, игнорируя церемониальный этикет. - Даже лучше, чем прежняя, скажи, братуха? Братуха на вид чуть сконфузился, покосился на Шрёдера, который вёл задушевную беседу с российским руководителем на языке потомков Маркса, Вагнера и Гёте, понял, что никто не осуждает сленговые словечки Гилберта, и кивнул. - Действительно. - Не, я считаю, мы - красавчики. Особенно я. - Тут уж никто не спорит, Гилберт, - рассмеялся Иван, довольно осматривая только что отреставрированную Янтарную Комнату (2). Для её отделки использовали калининградский янтарь, поэтому Иван говорил от чистого сердца. - Действительно, - сказал Людвиг. - Ксе-се, Запад, ты чо, кому-то проспорил или в карты проиграл? - заржал Гилберт. - Нет, - коротко и строго ответил Людвиг. - А, ну ладно, - бывший ГДР тут же потерял интерес. - Я уж думал, ты собрался одно слово весь день на разные лады повторять. Людвиг с негодованием покосился на брата, но ничего говорить не стал. А тот уже кружил по кабинету и выкрикивал на смеси немецкого и русского что-то вроде: "О, Пресвятая Дева Мария! Как же я чертовски хорош! Как же я божественно прекрасен!" - Тебе не помешало бы у него поучиться, - чуть слышно донеслось до России откуда-то сбоку. Иван со скепсисом посмотрел в лукавые смеющиеся глаза президента, который степенно проплывал мимо под ручку со Шрёдером. Иван подумал, что Путин издевается. А может, был серьёзен? Хрен его сразу поймёшь, президента. - Жаль, столько средств ушло на экспедиции по её поиску, чтобы узнать, что она просто сгорела, - вздохнул Людвиг. Иван чуть рассеянно пожал плечами.

***

За окном маленькими чёрными молниями мелькали стрижи. Вместе с их пронзительными весёлыми криками в пыльную квартиру врывался июльский ветерок. Чувствуя себя последним дураком, Иван уставился на собственное отражение в ванной. Зеркало отображало его неохотно, потому как всё было в мыльных разводах и брызгах зубной пасты. Путин велел повторять ту гилбертову галиматью с открытия Янтарной комнаты перед зеркалом каждое утро. Иван, как мог, откладывал это, ерепенился. Поначалу эта... "просьба" носила рекомендательный характер. Владимир каждый день спрашивал, красовался ли Россия сегодня перед зеркалом, как индюк. Россия честно отвечал, что и в мыслях не было. Так продолжалось недолго, терпение Владимира лопнуло, и он приказал. Вот от прямого приказа Брагинский уж не смог отвертеться. Господи, что за глупость. Прочистив горло и набрав в грудь воздуха, Иван вдруг схватил тряпочку для пыли, намочил и начал мыть зеркало. Когда зеркало своей чистотой начало напоминать проход в параллельное измерение, где перед раковиной стоит такой же чуть растерянный Иван, Россия вспомнил, что у него окна не мыты. И пыль покрыла всё тонким слоем, сбиваясь в серые клочья под кроватью. Что полы тоже не мыты и ковёр на стене не пылесошен, наверное, уже десятилетие. Когда квартира сияла чистотой, на улице уже была вечерняя заря. Вечный бардак на столе приобрёл чёткую структуру, ковёр на стене пестрел освобождёнными от гнёта пыли красками, Иван встал перед зеркалом во весь свой рост, расправил плечи и с чувством выполненного долга... Зашипел от боли в сердце. Опять теракт. Опять боль. Опять смерть. (3) - Вот попадись мне, сволочь, - яростно шептал Иван, вглядываясь в напуганную толпу, что ещё недавно с восторгом внимала живому русскому року. Вглядывался, но даже следа Адлана, чтобы найти и немедля покарать, не находил. – Только попадись мне... _________________________________ (1) - 10—11 мая — в Литве состоялся референдум о вступлении в ЕС. В голосовании приняло участие более 60 % процентов зарегистрированных избирателей и более 90 % из них высказались в поддержку вступления Литвы в Евросоюз. (2) - 31 мая — официальное открытие воссозданной Янтарной комнаты при участии В. Путина и Г. Шрёдера (3) - 5 июля — теракт в Москве на рок-фестивале «Крылья». В результате взрывов погибли 20 человек, 40 ранено