***
– Не беспокойся, – произнес Питч. – Когда Фея потеряет верящих, они перестанут летать и утихнут. Джек кивнул, постукивая концом посоха по лодыжке, едва касаясь пола, когда они проходили мимо клеток. Он слегка подпрыгнул, глядя на Питча, сцепившего руки за спиной. – Ну, не знаю, – наконец сказал он. – Они мне не мешают. Все клетки – а их здесь было сотни, свисающие с потолка, словно созревшие плоды темного фруктового дерева – были заполнены множеством ярких, как самоцветы, Зубных Крох. Они чирикали и щебетали, разозленные тонкие голоса долетали до них, смешиваясь и образуя белый шум, но еще громче был стрекот их крылышек. Они были похожи на колибри и звучали так же, маленькие пропеллеры крыльев создавали мерное гудение. По крайней мере, теперь здесь было не так пусто. Питч посмотрел на него и затем медленно кивнул. Джек не был уверен, что хочет знать, о чем конкретно Бугимен думал в этот момент. – Итак, – сказал он, чтобы отвлечься. – Сколько продержалась Фея? Дух усмехнулся, оскалив зубы, небольшие острые клыки блеснули в темноте пещеры, ярче, чем должны были бы. – Старалась изо всех сил, но у нее не было шансов. Северянин и его… Хранители тоже не доставили особых проблем. «Что ты сделал с ним, Питч?! Джека Фроста нигде нет, где ты его спрятал? Если ты убил его…» Потребовались все его душевные силы и терпение, которыми он владел, чтобы просто засмеяться в лицо Зубной Фее, а не ответить: «Теперь он мой, он мой союзник». Но терпение всегда было его сильной стороной: даже если момент был красивый, Питч все равно должен был ждать, как он и сказал Джеку. Он хотел оставить это сюрпризом, открыв его в тот момент, когда Джек будет сильнее, когда не будет ничего, чем чертовы Хранители могли бы переманить Джека к себе. Он был спутником Питча, а не их. Эти мысли мелькали в его голове, когда он смотрел на Джека, но дух вряд ли об этом знал. – Как ты думаешь, когда они перестанут верить? – спросил Джек, снова приземлившись на глобус и присев, разглядывая огни. Между золотыми огнями проглядывало все больше и больше серебряных, затмевая их, и сила от веры детей бежала по его замерзшим венам, как ртуть. Это было приятно, Фрост даже не подозревал, чего был лишен до этого момента. – Может начаться в любой момент, – Питч легко прикоснулся к железной форме Японии, и Джек видел, как начали затухать огни под его пальцами. – Видишь? Солнце встает над Японией, дети просыпаются, а их зубы на месте и никто не оставил им монеток. Зубная Фея не пришла. От клеток раздались вопли, и Джек недовольно посмотрел на них. Феи держались за металлические прутья, наблюдая за глобусом так же внимательно, как и они, но крохи при этом были в ужасе. Они тоже понимали, что происходит. Это не должно было радовать его, подумал Джек. Его грудь не должна была переполнять радость, поющая: «Теперь вы знаете, каково это»! Но она все равно была, и он принял ее; ледяное сердце билось быстрее от осознания, что скоро Хранители узнают, каково было ему. В конце концов, он не был злым или жестоким. Просто это было нечестно. – Но ведь не все дети оставили вчера зуб под подушкой, – отметил Джек, наклоняясь так далеко, что он упал бы, если бы не выставил посох вперед, крепко уперев его в пол, чтобы удержать равновесие. Питч усмехнулся, но Джек просто приподнял бровь, как бы говоря я так и хотел сделать и продолжил. – Почему исчезает так много огней? – Дети разговаривают, – Питч усмехнулся и постучал по одному из огоньков, после чего тот погас. – Друг с другом. Постоянно. Представь, что один маленький мальчик проснулся и не нашел монетки под подушкой, только свой зуб. Он решает, что Зубная Фея не пришла, а значит – ее нет. Он идет в школу. Расстроенный, он рассказывает об этом друзьям, они рассказывают своим, и так по цепочке, пока наконец… – Целый класс детей, не верящих в Зубную Фею, – медленно произнес Джек, понимая. – Именно. И если они не верят в Фею, то кто следующий? – Санта Клаус, – он откинулся назад, чувствуя, словно кто-то открыл ему глаза, и он наконец-то видел. – Пасхальный Кролик. Все! Сурок, Лепрекон, Купидон… все до единого! – И даже, – протянул Бугимен, – Луноликий. Джек медленно втянул в себя воздух, широко раскрыв глаза. Он наклонился вперед, положив руки на острова наверху Северной Америки, обдумывая ситуацию. Наконец, он сказал: – Но если они не будут верить в Луноликого, с чего им верить в Питча Блэка и Джека Фроста? – Потому что мы будем здесь. Питч переместился в тень, и Джек сумел не вздрогнуть, хотя и был близок к этому, когда Бугимен внезапно оказался на вершине глобуса вместе с ним. Он просто исчез, а в следующую секунду уже был рядом. Что ж, предполагал он, это идеально подходит для Бугимена. Присев рядом, Питч мягко сказал: – Представь, Джек. Фея должна обменивать зубы на монетки. Кролик должен прятать яйца по кустам, чтобы дети нашли их. Северянин кладет подарки под елки в Сочельник. Песочник… должны же они видеть приятные сны, не так ли? Но мы будем здесь, Джек. Будет холодно и будет темно. Они будут дрожать при мысли о тебе, и будут пытаться не уснуть при мысли обо мне. Вместе мы всегда будем здесь. – Звучит логично, – наконец решил Джек. – Просто это как-то… слишком просто. – Так и есть, – промурлыкал Питч, и Джек поднял голову, внимательно вглядываясь в лицо Бугимена. – В этом и вся соль, Джек! Они никогда не сомневались в своей власти над умами детей, что кто-нибудь может проскользнуть сквозь щель в их броне. Но они стали настолько самоуверенными, что это для нас уже даже не щель, это широко открытый проход! Джек наклонился вперед, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от Питча. – А если это не сработает? – неуверенно произнес он. – Сработает. Джек смотрел на его лицо. Он искал малейшее доказательство того, что Питч не совсем уверен, что он каким-либо образом лжет ему, согласно очередному плану, но не видел ничего, кроме правды, в золотых глазах. Искренней веры и убежденности, что это сработает. И Джек вынужден был признать, глядя вниз на глобус, на котором они сидели, что да, может быть, у них получится. – Хорошо. Мы забрали зубы и Крох, что дальше?***
Похищая фей, Фрост чувствовал себя немного виноватым. Питч видел это по его напряженным плечам, по тому, как он смотрел на клетки, когда думал, что Питч не видит, – серебряные глаза темнели, когда Джек рассматривал Крох в их заключении. Он чувствовал неуверенность, когда они забрали зубы, и не раз Питч видел, как он дотрагивается до золотых и бежевых коробочек, лежавших в больших грудах, словно ему было интересно, что внутри, но он не решался открыть. Но в уничтожении яиц Джек не колебался ни секунды. Бугимен послал Кошмары позаботиться об этом, и так как все яйца должны были пройти по туннелям из Лабиринта, чтобы попасть во внешний мир, он создал вход в свое владение прямо в одном из них, и Кошмары вошли незамеченными. Но Джек настоял, чтобы на этот раз идти с ними и тоже участвовать, и теперь, когда множество серебряных огней покрывало глобус, словно бы лед Джека начал светиться, Бугимен не смог ему отказать. Так что они отправились вместе с Кошмарами, тени держались близко, чтобы закрыть их от чужих глаз, просто на всякий случай. Но в туннеле, вдали от надоедливых глаз Кролика и остальных, Питч снял завесу из теней и позволил Джеку поиграть. Потому что для Джека это было игрой. Он широко улыбался и смеялся, глаза его сияли. Используя посох как шест для прыжков, он разворачивался в узком туннеле, с силой приземляясь на яйца, сокрушая их тонкую скорлупу босыми ногами. Он смеялся каждый раз, когда уничтожал очередную порцию яиц, осколки лежали разбросанные по земле, словно разноцветные кости, его смех звучал радостно и звонко, как колокольчик. Это был смех ребенка, совершенно невинный, и Питч предполагал, что он должен был раздражать его, вызвать в нем желание заглушить этот звук. Но он напомнил ему о чем-то, что Питч не мог даже описать, и, кроме того, иногда самые невинные дети были самыми жестокими, необработанные и незапятнанные «моралью», так что Питч оставил Фроста в покое, его темное сердце билось в такт смеху ледяного духа. – Ага! – Джек засмеялся, заметив еще одно яйцо, пытавшееся спрятаться за камнем, подскочил к нему и раздавил его концом посоха, затем огляделся по сторонам. Щеки его покраснели, и он широко улыбался, тяжело дыша. – Еще что-нибудь осталось? – Думаю, Кошмары уже разобрались с остальными, – усмехнулся Питч. – Жаль, было весело, – он снова засмеялся, запыхавшись. – В будущем будет еще веселее, – Питч засмеялся, сам того не ожидая, его смех был не таким веселым и невинным, как у Джека, больше похожим на острые края разбитого бокала. – Пойдем, посмотрим, как там глобус, – он протянул к нему руку. На долю секунды Джек выглядел неуверенным, смотря на его ладонь, затем его улыбка стала шире. Холодные пальцы обхватили его, сжимая руку сильнее, чем Питч мог ожидать, затем смеющийся Джек Фрост помчался по тоннелю, утянув его за собой, требуя поспешить, им нужно было завершить работу. Питч позволил вести себя, скользя по тени вслед за летящим на слабом ветре парнем. Позволить мальчику веселиться. Будет гораздо лучше, если он будет получать удовольствие от происходящего. Похоже, оно было заразным. Потому что Питч понял, что тоже улыбается.***
– Взгляни на эти огни, – тихо прошептал Питч, проводя пальцами по Европе. – Ужасно много серебряного, – согласился Джек, и Питч обернулся через плечо посмотреть на молодого духа; тот уселся на спинку его трона, подтянув колено к груди и спустив другую ногу вниз. Посох был прислонен к подлокотнику, и хотя дух был все таким же светлым, было видно, что среди теней он дома. Один из Кошмаров прислонился к трону, его темная голова касалась бока Фроста, и дух лениво гладил черную песчаную гриву. Тени расходились под его пальцами, создавая небольшие завихрения черного песка, утихающие одновременно с очередным поглаживанием. Это была очень трогательная картина. Джек усмехнулся, глядя Бугимену в глаза, и приподнял бровь. Озорной мальчишка. Но опять же, в каком-то роде именно это в нем нравилось Питчу больше всего. – Насколько сильным ты себя чувствуешь? – спросил он, опустив ладонь на металл. У магических огней не было температуры, но он мог поклясться, что его рука чувствовала тепло над золотыми областями, а когда он касался там, где Кошмары создали самую сильную веру в Джека, огни обжигали холодом. Достаточно, чтобы обморозить ему пальцы, если бы он оставил их там достаточно долго – или если бы он был человеком. – Словно я могу победить любого из Хранителей одной левой, – похвалился он, смеясь. – Рад слышать, – Питч усмехнулся, отпустив глобус и подходя к своему трону. Парень возвышался над ним, глядя на него сверху, будто он был королем замка, гордый своим преимуществом, но Джек просто был счастлив, хоть и выглядел слегка бледнее, чем раньше. Возможно, для него, призванного изо льда, увеличение силы делало его более похожим на зиму. – Потому что я думаю, пришло время по-настоящему приложить усилия к захвату власти. В конце концов мы будем править миром. Настало время править. – Мы идем наружу? – Фрост оживился. Он был духом, расцветающим от действия. От веселья. Он не мог жить без этого. – Да, идем, – Питч снова протянул ладонь, и уже не был удивлен, когда тот принял ее и позволил стянуть себя на пол. Фрост был легким, возможно, по вине Ветра, потому что тот был способен нести его, как пушинку. – Видишь ли, Песочник до сих пор держится, пытаясь отогнать Кошмары. Конечно, по своей природе ему… так сказать, трудно справиться. Но все-таки я предпочел бы, чтобы мы попытались полностью избавиться от этой неприятности. – И мы собираемся заставить людей перестать верить в Песочника? – Джек явно сомневался, опираясь на посох, словно не мог без него стоять прямо. – И как мы это сделаем? В смысле, люди не ждут Песочника каждую ночь, он просто… приходит. Когда ему вздумается. Верят они в него или нет. – Значит, мы просто сделаем так, чтобы он больше не приносил сны, – Питч усмехнулся. – Как ты сказал, люди не совсем верят в него, но пока они видят милые короткие сны, которые дарит им золотой песок, у него будет сила. – И как мы остановим сны? – Джек нахмурился, на лбу у него появилась морщинка. Бугимен протянул руку, разгладив ее. – Остановив Песочника, Джек. – Легче сказать, чем сделать, – наконец ответил он. – Возможно, – признал Питч, убрав руку. Кошмар, что раньше наслаждался вниманием Джека, шагнул вперед, толкнувшись массивной головой в ладонь Бугимена, горячее дыхание вырывалось из ноздрей коня, когда Питч провел рукой по его шее, всколыхнув песок. – Но, как ты видишь, эти Кошмары созданы из его сонного песка. Точнее, это был его песок, я сделал его немного… темнее. Лучше, если тебя интересует мое мнение. Все, что нам требуется – превратить весь сонный песок в Кошмары. – И как мы сделаем это? – спросил Джек. – Превратив Песочника в Кошмар, – усмехнулся Бугимен во весь рот. Джек не вздрогнул и не отвел взгляда – но снова нахмурился, всерьез обдумывая сказанное. – Поверь мне. Но сначала нам надо привлечь внимание Хранителей. Надо, чтобы они пришли к нам. – Сюда? – Нет… куда-нибудь в другое место. Неважно куда, на самом деле, хотя, конечно, лучше бы выбрать нечто, чего они не ожидают ни от одного из нас. – Питч прикоснулся к серебристо-белым волосам Джека, пропустив пряди сквозь пальцы, точно так же, как до этого Фрост гладил Кошмар. Он слегка наклонился вперед, все так же отчаянно желая внимания, даже если его имя шептал каждый Кошмар, выпущенный Питчем во внешний мир, и теперь дети вздрагивали при виде морозных узоров на окне. В него верили, но он настолько привык жить в одиночестве, что Питч не был уверен, что Джек когда-либо успокоит свою жажду заботы. Он был не против, дух зимы мог проявлять ее столько, сколько потребуется. – Я думаю, что теперь, когда ты достаточно силен, мы можем отбить наш мир у Луноликого обратно. – Как мы сделаем это? – спросил Джек, расслабленно закрыв глаза рядом с Питчем. – Представь себе мир, в котором солнце не растапливает твои шедевры, – мягко сказал Бугимен, все еще перебирая ослепительно-белые на фоне теней волосы парня. – Я сделаю его достаточно темным, чтобы солнце больше не показывалось и не разрушало все с приходом утра. Там всегда будет ночь, Джек, и ты сделаешь ее очень холодной. Джек издал долгий вздох и широко открыл глаза, представляя эту картину. Затем его серебряные глаза зажглись, и он радостно засмеялся, дьявольски усмехаясь Питчу. – И холодно будет везде? – Везде, – пообещал он. – Даже те части мира, до которых ты не мог даже дотронуться. Весь мир будет знать силу Джека Фроста и Питча Блэка. Проведя пальцами ниже, он обхватил его подбородок, тени на белом снегу, Питч объяснил: – Весь мир принадлежит нам, Джек. – Нам, – выдохнул он.***
Прижав ладони к оконному стеклу, Джемми смотрел на шторм, тихо вздыхая. Каждый раз от его выдоха на стекле таяли морозные узоры. Было темно. Он взглянул на часы, нахмурившись и кусая губу. Было всего два часа дня, а солнце уже полностью скрылось. Мама сказала, что поэтому до сих пор идет снег, хотя уже минула Пасха и пару дней назад на деревьях появились почки, а тюльпаны и нарциссы показали свои яркие цветные головки солнцу меньше, чем неделю назад. Мама сказала, что, наверно, это вулкан или что-нибудь в этом духе, потому что, когда она была ребенком, извержение затемнило солнце на несколько дней. Но сейчас прошла почти неделя во тьме, без солнца. Только темнота и снег неслись по свету. Всю неделю он не ходил в школу, потому что никто не мог безопасно до нее добраться, и его отец тоже оставался дома. Софи нравилось светить всюду фонариком, и их родители шутили и улыбались, говоря, что скоро все будет хорошо. Вряд ли они знали, что он наблюдал за ними из гостиной, когда они сидели на кухне, слушая радио на низкой громкости, хмурясь и пытаясь понять, что происходит и когда конкретно все станет хорошо. – Джемми, не смотри в окно слишком долго, а то увидишь что-нибудь. Он обернулся к матери, мягко улыбавшейся ему, когда она поставила рядом тарелку с копченым сыром, и услышал вдалеке громкие протесты сестры: «Мам, опять сыр?!», но мама ведь не могла сходить в магазин на этой неделе. Он читал книги и думал, что это похоже на штормы, о которых рассказывалось в одной из книг – где люди оказывались запертыми в своих домах до тех пор, пока не заканчивались продукты, и они превращались в вендиго, нападавших на людей и пожирающих их. Джемми не думал, что мама одобрит его выбор книг, особенно учитывая обстоятельства. – Что я увижу, мам? – спросил он, сильнее натянув шапку на лоб – Джемми настаивал, что она сохраняла его мозг в тепле, и мать разрешила оставить ее, потому что сейчас ей было о чем беспокоиться, помимо того, что он носит шапку в помещении, – и взял свой бутерброд, откусив огромный кусок. – Джека Фроста, умник, – она улыбнулась и натянула шапку ему на глаза. – Ты же говорила, что это просто сказки! – ахнул Джемми, подняв шапку обратно и глядя на мать широко открытыми глазами. – Ну, ты же знаешь, откуда эта история родом, верно? – усмехнулась она, уперев руки в бока. Она была довольна, что он оторвался от созерцания шторма за окном, и была не против подпитать его надуманные фантазии, если это отвлечет его от происходящего. – Нет! Откуда? – спросил он, уже не обращая внимания на то, что он ел. – Из истории о Джеке Фросте, – она улыбалась. – Некоторые люди зовут его Старик Зима. – Так он старый? – Джемми нахмурился, наморщив нос. – Не думаю, – мать хмыкнула. – Я думаю, он просто ребенок. Потому что он озорной, любит щипать детей за носы и пальцы и запутывать дороги в снегу, чтобы ты потерялся. – Так значит… он злой? – Злой, Джемми, – сказала она, и фраза ее была отчасти пророческой, хотя она еще не знала об этом и, возможно, никогда не узнает. – Все зависит от точки зрения. То, что нам кажется «злым», для кого-то может быть совершенно оправданным. И ты не можешь называть кого-то злым за то, что он делает по своей природе. Разве кошка злая, если она убивает птиц? Джемми поморщился. – Нет, но это не очень хорошо. – Может быть, но это не будет неправильным или злым, – она ласково улыбнулась ему. – Это просто ее природа. Так что, если Джек Фрост заморозит мир, это не будет злом. Он просто делает то, для чего был создан. Это в его природе.***
В лесу был ребенок. Не самая лучшая идея, подумал Песочник, учитывая все обстоятельства. В лесу? Было не по сезону холодно – зима держалась, насколько он знал, дольше, чем когда-либо раньше – и зимой лес не был безопасным местом ночевки для ребенка. Но сонный песок говорил ему, что в лесу был засыпающий ребенок, и он отправился туда. Может, он может дать ему особенно хороший сон, который скрасит ему ночь, компенсируя тот факт, что он потерялся в лесу. По крайней мере, Песочник думал, что ребенок потерялся. Кто в здравом уме решит остаться в лесу в разгар зимы? Золотой песок мягко шуршал, когда он пролетал над снежными завалами между деревьями, и скоро Песочник смог почувствовать ребенка. Он не мог узнать его, совсем, словно ни разу не дарил ему сна... новорожденный? Обычно он знал сны каждого ребенка, в деталях знал, что они видят, что наполняет каждую их ночь удивлением. Он не знал этого ребенка – но он казался знакомым. Песочник заметил силуэт под деревом, свернувшийся между корней, снег создал вокруг него странное и, по-видимому, случайное укрытие. Лежавший был длинным и худым – точно не новорожденный – одетый в темную одежду с поднятым капюшоном, лежащий на боку с подогнутой ногой, голые пальцы ног касались промерзшей земли. Босые, особенно зимой, ноги означали, что парню не пережить эту ночь, и Песочник издал шуршащий песком расстроенный вздох. Он приносил подобные сны раньше, помогавшие детям уснуть в последний раз, сны, после которых не просыпались. Это было ужасно, но, по меньшей мере, он мог облегчить их смерть добрым, хорошим сном. Мальчик не пошевелился, когда Песочник приземлился рядом с ним, мягко мерцая, и наклонился, коснувшись его сознания, чтобы понять, какой сон будет лучше всего. Все, что он нашел там – холод, острый, горький и неровный, словно разбитое стекло. Озадаченный, он наклонился немного ближе, стянув с него капюшон, чтобы посмотреть, кто это был. Он выглядел странно, словно с ним было связанно что-то важное, но Песочник никак не мог уловить… Когда капюшон был снят, мальчик перевернулся на спину, и это не был просто потерявшийся ребенок, это был Джек Фрост, дух, выбранный Луноликим на роль нового Хранителя, которого они безрезультатно искали несколько недель, и вот он здесь. Но как песок мог среагировать на него, он был духом, разве Северянин не говорил, что только другие духи могут видеть его? – Сюрприз, – Джек усмехнулся и шевельнул пальцами в сторону Песочника в небольшом, озорном жесте. А затем что-то врезалось в его спину, пронзив его разрывающей болью. Песочник не помнил боли, но для него это был острый шок, прошедший через все тело. Он обернулся, и позади него стоял Питч Блэк, которого они давным-давно прогнали в тень, с черным песком, вившимся возле его ладоней. Он знал, что это было, он чувствовал свой песок в тенях вокруг Питча, но этот песок был испорчен тьмой и сводил с ума. Он был извращен, он начал приносить кошмары вместо хороших снов. И каким-то образом этот черный песок только что оказался глубоко в его сути, и Песочник взглянул вниз, на свою ладонь, прижатую к груди. Чернота сочилась из-под его пальцев, расползаясь по груди, и он с тревогой взглянул на Бугимена, наблюдавшего за ним с дьявольской усмешкой. Тьма и черный песок распространялись все дальше по его телу, словно стремительно растущая раковая опухоль. Джек Фрост встал, подойдя к Питчу, и они вдвоем – враг Хранителей и мальчик, который должен был стать новым Хранителем, – стояли бок о бок, наблюдая, как черный песок полностью поглощает золотой, и внезапно Песочник исчез.***
Питч проводил немного времени на поверхности. Зачем ему это, когда в его владениях было куда как приятнее, а снаружи было слишком ярко и живо. Под землей – комфортная темнота и не было чертовых Хранителей. Но ситуация изменилась. Сделав глубокий вдох, который он мог ощутить, казалось, до самой поясницы, словно холодное покалывание, бежавшее по его венам, он развел руки, обозначая лежащий перед ними мир. – Разве он не совершенен? Дух сидел на краю крыши рядом с ним, и они смотрели на город, укутанный слоем снега – город, который никогда не видел снега до этого, едва знал о нем по книгам и фильмам, город, не знавший, как функционировать при снеге, и теперь такой же темный, как тени вокруг них. – Никогда не видел ничего подобного, – усмехнулся он. Питч привык к инстинкту смертных прогонять его, наполняя ночь рукотворными огнями, пытаясь удержать его на границе их маленьких кругов света. Он мог понять этот инстинкт, даже если смеялся над ним – неужели они на самом деле думали, что свет мог как-то навредить ему, и Питч не мог просто использовать его в своих целях? Так или иначе, света больше не было, не было мерцающих бастионов человеческого упрямства, пытающихся искоренить его силу. Во тьме мира сияли только звезды и луна. – Красиво, – выдохнул Питч, коснувшись плеча Фроста и легко сжав его. Джек наклонился в прикосновении и прошептал: – На глобусе теперь не так много огней, ты заметил? Питч взглянул на духа. – Их действительно стало меньше. – И это не просто потому, что люди не верят в Хранителей? – сказал он тихо. Джек выглядел отстраненным, взгляд не был сфокусирован на виде перед ним, хотя было темно, холодно, красиво и все, как обещал ему Питч, когда он заманивал парня на свою сторону. – Это не потому, что люди не верят в нас, это… это из-за того, что они теперь вообще ни во что не верят, так ведь? Питч издал долгий, тихий вздох и присел рядом. Парень сгорбился, съежившись и сжимая посох так, что побелели костяшки пальцев. Питч должен был заметить намного раньше. Заметить, что Джек становился тише, что серебристые глаза не сияли так, как прежде. Обхватив его плечи сначала тенями, а потом рукой, Питч испытал чувство облегчения, когда Джек, несмотря на ощутимое сомнение, прижался к нему. Бугимен пытался сделать Фроста зависимым от него. Он не проиграл. По крайней мере, не совсем. Поглаживая темными пальцами шею Джека, Питч прошептал: – Да, огней меньше, потому что стало некому светить. Но когда ты завоевываешь мир, неизбежно будут потери. – Я не думал об этом, – тихо признал он. – Джек, они никогда не волновались о тебе. Зачем беспокоиться из-за них? – Питч постарался не отпрянуть, даже когда Джек вздрогнул. Он ожидал этого, ожидал, что тот расстроится из-за перемен. В конце концов, парень был закален одиночеством, но всего лишь на протяжении трехсот лет. Даже когда Питч был забыт на триста лет, у него все равно была вера, надежда, что, может быть, он не будет в этом заброшенном аду вечно. Несмотря на горящее ненавистью сердце, Питчу потребовалось много времени, чтобы стать настолько жестким, пресытившимся, что он готов был пожертвовать смертными, что когда-то поддерживали его. – Иногда необходимо жертвовать во благо. Люди… смертные… могут умирать. Но когда в последний раз кто-либо из них видел тебя? Дух тяжело вздохнул, плечи его поднялись и опустились, и Джек немного повернулся, чтобы посмотреть на него. – Нет, я понимаю. Я просто хотел бы обойтись без этого. Питч не ожидал такого ответа. Он на самом деле не ожидал такого – он ожидал благородного ответа, искреннего желания спасти весь мир и людей в нем, чего-нибудь… героического, наверное. Парню нравилось проводить время со смертными. Возможно, Питч не настолько хорошо умел оценивать характеры, как он думал до этого. – Это то, что мы должны делать, верно? – спросил он, встретившись с Питчем взглядом. Что ж, может быть, он и не ожидал такого. Тем не менее, Питч Блэк всегда легко приспосабливался и обращал все в свою пользу, и он понял, что по-волчьи усмехается, глядя на духа. – Конечно, Джек, мы уже говорили об этом. Это естественное для мира состояние, не так ли? Под нашим контролем? – Да, – кивнул он, сильнее прислоняясь к его груди, подвинувшись так, что он почти оказался у Питча на коленях. – Это довольно… приятно. – Приятно? – Питч приподнял бровь. – Хорошо, больше, чем приятно, – хихикнул Джек, забравшись к нему на колени и прижавшись к его груди, словно замерзший маленький комок льда, завернутый в окружающие его тени. Питч обернул их плотнее вокруг Джека, пока он почти полностью не скрылся во тьме, и он не был против холода, когда ледяные пальцы Джека обхватили его запястье, словно пытаясь притянуть его еще ближе. – Это потрясающе. Весь мир покрыт льдом, Питч! Я могу пойти куда угодно и это будет моим, ты представляешь себе, каково это ощущать? Питч слегка засмеялся, одна из его теней перебирала волосы Джека. – Я знаю, благодаря тебе. Благодаря этому. – Почти что идеально, не так ли? – Джек усмехнулся, весело и радостно, как и всегда. Не осталось ни малейшего следа сожаления, заботы о смертных, что были несколько мгновений назад. Он снова был весел, полон жажды жизни, и Питч не помнил, чтобы он когда-либо испытывал что-то подобное в прошлом. Бугимен думал, что, возможно, с духом на его коленях он сможет получить такое же удовольствие. Чтобы править миром, усмирить Хранителей, Питч планировал сделать Джека зависимым от себя. Он и не предполагал, что привяжется сам. План можно было немного изменить.***
Когда Джек Фрост впервые оказался во владениях Питча, на глобусе горело куда больше огней. Вдвоем они правили миром из этого тронного зала – хотя правление в данном смысле имело мало общего с руководством или влиянием, а означало сокрушающее и неминуемое объединение их сил; Питч, сидя на своем троне из теней, и Джек, неизменно находившийся рядом с ним, превращали мир в очень холодное и суровое место. Их влияние было повсеместным, они крепко держали мир в ледяной хватке, и прошло как минимум несколько недель с тех пор, когда последний раз выглядывало солнце. Тем не менее, исчезновение огней было большой проблемой. В то же время Джек Фрост еще никогда не был так силен. Не было ни одного ребенка, не знавшего его имя или не имевшего здорового страха перед смертью от холода. Все знали, на что он был способен, что он мог сделать, и все верили. Как они могли не верить, когда не осталось ничего, не отмеченного его прикосновением? Когда каждый ребенок во всем мире знал по меньшей мере одного человека, который заблудился в снегах и не вернулся, или сидел дома до тех пор, пока не кончилось продовольствие, или, в отдельных случаях, людей, которые настолько боялись того, что может случиться, что они просто забрали выбор, жить им или умереть, из рук Джека Фроста. Это было жестокое решение, но они его приняли. И все же Джек иногда сидел перед глобусом, со стекленеющим взглядом подсчитывая огоньки, беззвучно шевеля губами. – Ты заболеешь, если будешь так волноваться, – сказал Питч, подходя к Джеку и заложив руки за спину. – Не думаю, что я могу заболеть, – ответил Фрост, и хотя в его взгляде сквозила задумчивость, он радостно улыбнулся Питчу, когда тот взглянул на него. – Я ведь не совсем живой, и я думаю, если бы я мог, то я бы уже заболел за последние триста лет. В конце концов, я не особо держал ноги в тепле. Питч покачал головой, когда дух перед ним пошевелил пальцами на босых ногах. – Я просто думаю, это-то мне можно делать? – усмехнулся он. – Полагаю, думать можно. Насчет льющегося из тебя потока сарказма я уже не так уверен, – Питч усмехнулся, когда Фрост звонко и радостно засмеялся. Питч часто размышлял, что ему не должен нравиться смех, он должен был вызвать в нем желание стереть его тьмой и молчанием, но Питч понял, что вместо этого поддерживает его. Ищет предлоги, чтобы Фрост засмеялся. Забавно, думал Питч, пока мир вокруг засыпал под их контролем в последний раз, из-за Джека он чувствовал себя живым. – Кроме того, – Джек поднялся, словно марионетка, которую потянули за нити, и приземлился на ноги. Он слегка качнулся, затем взял Питча за руку, переплел их пальцы и сжал. Он часто это делал, словно искал подтверждение того, что Питч был здесь и не собирался никуда исчезать от него. – Я думал над тем, что означают огни. – То, что в тебя верят. Я бы подумал, что ты наслаждаешься этим. – О, конечно, – быстро сказал Джек, снова сжимая его пальцы. – Так и есть. Но сейчас их намного меньше, и я знаю, что такое случается, это естественно, когда мир в… в ледниковом периоде, – Джек сделал паузу, явно радуясь возможности использовать эту фразу теперь, когда она соответствует действительности, затем встрепенулся и продолжил. – Но что произойдет, когда не будет детей? Когда никто не будет верить в нас или в Хранителей просто потому, что никого не останется? – Ты боишься, что так произойдет? – спросил Питч тихо. Джек кивнул, серебряные глаза уже не сияли так, как за пару мгновений до этого. Дух все еще был веселым, но в последнее время его веселье стало сдержанным, с большими промежутками молчания и отрешенности. Иногда это беспокоило Питча. – Ты думаешь, – он протянул руку, проведя пальцами по затылку Джека, и тот прижался к его ладони. – Что если не останется детей, верящих в тебя, то все вернется к тому, как было? Что ты будешь потерянным и неосязаемым, один и без друга во всем мире? Джек шумно сглотнул и слегка наклонил голову, соглашаясь. Питч продолжил поглаживать шею Джека, его пальцы все еще были переплетены с пальцами духа, державшегося за него. Он не собирался отпускать Фроста, не сейчас. – Я понимаю твой страх, Джек. Он известен мне. Как и ты, я знаю, каково быть брошенным на произвол судьбы без малейшего якоря, чтобы удержать меня. Я прекрасно знаю боль от полного одиночества. Я понимаю твой страх потому, что он принадлежит и мне тоже. Однако я хочу, чтобы ты понял кое-что, Джек. Когда он убедился, что Джек смотрит прямо на него, весь во внимании, он продолжил: – Тебе не придется больше чувствовать это, Джек. Неважно, какие у тебя страхи, неважно, насколько они оправданны, ты можешь больше не беспокоиться о них. Понимаешь? Даже если все дети на планете умрут и останемся только мы. Ты никогда не будешь один. Пока я жив, Джек Фрост, я буду верить в тебя. Ты никогда не будешь забыт. Никогда. До тех пор, пока я здесь и верю в тебя. Он внимательно наблюдал за глазами Фроста, пытаясь определить увиденные эмоции, желая убедиться, что Фрост верил ему. Джек судорожно вздохнул, словно замерзая насмерть в снегу, затем выпрямился, коснувшись ледяными пальцами щеки Питча. Пальцы обжигали холодом, остро и пронизывающе, когда Джек притянул его ближе. Питч послушно наклонился, следуя за легким прикосновением, все еще глядя Джеку в глаза, неуверенный, что собирался сделать дух. Издав еще один мягкий, дрожащий выдох, Джек встал на цыпочки – и затем легко коснулся своими губами его, холод обжег губы Питча. Поцелуй был легким и неуверенным, и когда Джек отстранился от него, его щеки и нос покраснели. Забавно, что когда он зарумянился, как и любой другой на его месте, на Джеке смущение выглядело как на ребенке, который провел слишком много времени на улице зимой. Это было крайне мило. Фрост… нервничал. Словно он боялся реакции Питча на его несколько импульсивные действия. Питч, в свою очередь, взял лицо Фроста в ладони. – Джек, – прошептал он. Тот выдохнул, и по звуку это должно было сопровождаться дрожью по всему телу. – ...да? – Посмотри на меня. Джек неохотно открыл серебряные глаза, осторожно встречаясь с Питчем взглядом, боясь быть отвергнутым. Несмотря на заверения Питча, что он всегда будет верить в него, Фрост до сих пор боялся острой боли разочарования. Боялся остаться отрезанным от остальных, в одиночестве. Питч пристально посмотрел на него, достаточно долго, чтобы убедиться, что дух не отведет взгляда, затем наклонился и прижался к его губам сильнее, чем в их первый мимолетный поцелуй. Властно.***
Обычно Питч не спал. Ему незачем было тратить время на то, что ему не нужно, и обычно он засыпал только тогда, когда хотел насладиться особенно удавшимся кошмаром. Тем не менее, этой ночью он оказался лежащим на жесткой каменной кровати, которую он давным-давно создал для духа, тени одеялом укрывали Бугимена и Джека в его обьятиях. Фрост лежал на боку, прижавшись спиной к груди Питча, положив одну руку под голову и переплетя пальцы другой с темными пальцами Бугимена. Джек полностью расслабился, чувствуя себя в безопасности и доверив Питчу присмотреть за своими снами. Его медленное, ровное дыхание обдувало руку Питча там, где он держал его, успокаивающее прохладное прикосновение, показывающее, что парень все еще спал. Питч следовал за Джеком в его сне, наблюдая за движением глаз под веками, и снова почувствовал острое желание больше не отпускать его, спрятать его от всего мира. К черту Хранителей. К черту детей. Джек Фрост принадлежал ему. Наклонившись вперед, он поцеловал висок Джека. Тот вздохнул во сне и заворочался в его руках, прежде чем снова затихнуть. Его. Питч Блэк спал – и хорошо – той ночью.***
На глобусе горел яркий золотой огонь, такой же яркий, как и множество других, еще до того, как Джек впервые появился во владениях Питча и принес в них перемены и магию и жизнь, которых им явно не хватало. Теперь же сияли тысячи серебряных огней, и почти все золотые исчезли, но этот светил, несмотря ни на что, яркий, золотой и здоровый. – Не понимаю, – сказал наконец Джек, опираясь на посох и изучая карту. – Как так вышло, что этот ребенок до сих пор верит? – Не знаю, – Питч хмурился, коснувшись огонька. Он не потух, как остальные. Питч привык, что они переставали сиять, когда он дотрагивался до них, Кошмары кружились вокруг ребенка, убеждая его забыть о радостной и счастливой иллюзии о Хранителях. – Как ты думаешь, может быть, он не верит в меня? – тихо спросил Джек. Все еще хмурясь, Питч кинул на него острый взгляд. – Нет. Не осталось никого, кто бы не верил в тебя. Мы повсюду в этом мире, Джек. Ты и я, вместе. Джек взглянул на Бугимена и затем усмехнулся, придвинувшись к нему с помощью посоха и обхватив его за талию. – О, ты умеешь находить приятные слова, Питч. В самом деле. Мне всегда нравилась твоя глупая красноречивость... огней стало больше. – Конечно, их больше… – начал Питч, усмехнувшись, но слова замерли у него на губах. Джек говорил не о внушительном количестве серебряных огней, обозначающих веру в зимнего духа. Они, хоть и стали меньше, все еще были сильны. Нет, Джек говорил совершенно о другом. Он говорил о внезапно появившейся горсти золотых огней, сияющих ярко и поразительно на фоне серебра. – Что? – выдохнул Питч, шагнув к глобусу, разводя руками над металлическим миром под ним – огни продолжали сиять, несмотря на него, несмотря на Кошмары, кружащие вокруг детей, закусив удила, пытаясь добраться до них, показать им тьму, прячущуюся, ожидающую момента, чтобы поглотить их. Эта тьма сокрушила веру в Хранителей у всех остальных детей, что пошло не так с этими? Это была маленькая россыпь, меньше, чем дюжина детей. Просто образная горсть. Но если эти огни обозначали смертных детей, которые искренне верили в Хранителей… восстановление сил Хранителей в данный момент могло стать фатальным. Сначала вернется солнце, загнав Питча обратно в тени и разрушив все, над чем так старательно трудился Джек. Тепло и свет снова будут править днем. И пока Питч всегда был готов собрать осколки своей недолговечной империи и начать снова – разве он не сделал этого однажды? – он не был уверен, что Фрост сможет сделать это с той же легкостью. Питч усердно работал над тем, чтобы заманить Джека на свою сторону, в свои руки, в свою постель, и теперь его холодное сердце отказывалось принимать мир, где он будет править без Джека Фроста. Если он и хотел мир, он хотел его с Джеком. Это означало, что должен был сохранить мир сейчас, уничтожить опору для возвращения Хранителей. – Я позабочусь об этом, – резко сказал Питч, уходя. – Стой! Он замер, когда холодные пальцы поймали его запястье, удерживая на месте. Питч обернулся, золотые глаза встретились с серебряными, и Джек слабо улыбнулся. – Позволь мне пойти. Если Хранители поймут, что у них снова появляются верящие, кто знает, что они могут сделать. Они могут быть достаточно сильны, чтобы стать проблемой для тебя, – Питч сомневался, что они могут быть достойными соперниками или что они могут остановить его, но в серебряных глазах была искренняя тревога, что они могут попытаться. – Мы должны пойти вдвоем. Нам вдвоем они не угроза. Повернувшись к нему, Питч прикоснулся к его щеке, обхватив бледное лицо серой ладонью, поглаживая большим пальцем по гладкой коже. – Останься, Джек. Следи за глобусом. Пошли моих Кошмаров к любому, кто засветится золотым. Джек нахмурился. – Я могу больше, чем… – Я знаю, – он оборвал его, крепко прижавшись к его рту, заглушив слова, рвущиеся с губ Джека. – Я знаю. Но я должен сделать это. Джек был недоволен таким аргументом и его пальцы все еще сжимали мантию Питча. – Предполагается, что мы равны, Питч, разве это не означает, что мы должны работать вместе? – Мы равны, – заверил его Питч, затем добавил. – Поэтому я не могу потерять тебя. Взгляд Джека немного смягчился, потом он засмеялся и шутливо пихнул Бугимена. – Хорошо, хорошо. Иди, так и быть. Но ты должен быть осторожным, и если ты ко мне не вернешься, я пойду и найду тебя сам, понял? – Понял, – пообещал Питч и наклонился поцеловать его. Это было важнее, чем все остальное. В его душе всегда была болящая пустота, которую ни один детский страх не мог заполнить, словно из его жизни выдрали что-то, что он не мог даже назвать, и оставили навечно страдать от смутной потребности найти то, что у него украли – но совершенно не зная, что он ищет. Питч не мог сказать, что Джек заполнял эту брешь, потому что он знал – хотя он не мог точно определить, что потерял – что Джек не был тем, что было отобрано. И даже если Фрост не закрывал собой пустоту в его душе, Джек был шумным и желанным баламутом в его жизни, и он делал ее настолько другой, что Питч больше не волновался, что в нем была нехватка чего-то. Джек сделал его жизнь насыщеннее. Он просто отказывался принимать вероятность того, что Джека Фроста могло в ней не быть. Питч скорее убил бы всех смертных детей, от чьей веры зависели его жизнь, сила и власть, чем отказался от духа, которого держал в руках. Поцеловав Джека еще раз, он пообещал: – Я вернусь. Затем он исчез.***
Рождество было нескоро, но Джемми все равно вытащил ярко-зеленое рождественское дерево, которое мама убрала в шкаф несколько месяцев назад, развесил гирлянды и сияющие стеклянные шарики, затем пригласил друзей. Они не особо горели желанием пробираться через настолько глубокий снег, что город давно перестал пытаться очистить улицы. Все же он настаивал, и они тепло оделись, взяли фонарики и добрались до его дома. Тогда он включил гирлянду в генератор – электричество давно вырубилось, и хотя его родители вряд ли когда-нибудь забудут такую растрату, он считал, что восстановление боевого духа того стоило. Собравшись вместе для тепла, держа в руках кружки с водянистым какао, его друзья, подавленные постоянными кошмарами и страхом, что они больше никогда не увидят дневной свет, слушали Джемми. Он рассказывал о счастливом Рождестве, о вещах, которые он хотел купить на принесенные Зубной Феей деньги, о странных местах, в которых он находил пасхальные яйца. О каждом хорошем сне, который он видел до кошмаров. Они пали духом. Но человеческая природа такова, что она хочет надеяться, хочет мечтать, что станет лучше, и пока Джемми говорил, их глаза начали сиять, каждый цветной отблеск гирлянды на елке отражался в их взглядах, и он мог видеть, в какой момент они стали верить снова. Для смертных вера – могущественная вещь. Она зажигает их, уменьшает тяготы мира, указывает выход, даже если это вопрос восприятия. Она заставляет сердца парить, делает невозможное возможным. Делает холод тем, с чем можно бороться усилием, темноту – тем, что можно побороть, подняв зажигалку как оружие. Его друзья улыбались ярче, их смех прорезал тени, липшие к ним, как паутина, поднимая их настроение. Это было хорошо, думал Джемми – его щеки болели от того, что он слишком много улыбался, смеялся слишком сильно, – что он не один цеплялся за надежду. В конце концов, разве дети не должны были верить в Санту и Пасхального Кролика, дурачиться и веселиться, а не думать о серьезных вещах, беспокоящих их родителей, вроде того, что будет, когда кончится еда или исчезнет топливо для генератора? Его мама говорила, что вера в вещи делает их реальными. Может быть, если он будет верить в хорошие вещи в мире, они вернутся. Он должен верить, ведь так? Он проводил друзей, согретых какао, пообещав встретиться снова, может быть, на их собственную Пасху, чтобы помочь поверить и другим детям тоже. Стоя на крыльце, Джемми помахал уходящим в темноту приятелям – был разгар дня, но было темно, как в полночь – затем остановился. Что в абсолютной темноте – фонари давно канули в лету – может быть темнее, чем сама ночь? Но что-то было, осознал он, сердце забилось в его груди, пока он осторожно наблюдал за тенями, двигающимися, словно живые, медленно собираясь в единую форму. Мужчина, высокий и темный, и созданный из самих теней – кроме золотых глаз, наведших его на мысль об охотившейся в ночи кошке – шагнул к нему, зубы были обнажены в нехорошей улыбке. Джемми знал, кто это был. Конечно, он знал, он видел его каждую ночь в своих кошмарах, когда Джемми сворачивался под одеялом и просыпался от собственного крика, это был создатель ужасных видений, это был тот, из-за кого скрылось солнце. Это был Бугимен. Это был Питч Блэк.***
Это был тот мальчик? Это и есть тот верящий мальчик? Это был ребенок, который должен был вызвать падение его и Джека королевства, это был тот ребенок, собирающийся отобрать у него зимнего духа? Он был… жалким. Маленький, просто ребенок, еще наивный и невинный. Он мог уничтожить его движением руки. Джек мог бы снести его одним порывом ветра. Он не должен был значить что-либо, не должен был представлять ни малейшей угрозы. Питч должен был просто уничтожить его и больше никогда не беспокоиться о Хранителях. Но он знал этого ребенка. Не по имени, он никогда не слышал его. Нетрудно было узнать: он мог выдернуть имя любого ребенка из его кошмаров, если бы хотел. Но он узнал его. Питч видел этого ребенка, с санями в руках, играющего с друзьями. Джек Фрост создал снежок именно для его головы, и если бы Питч не вмешался, ребенок оказался бы утянут в одну из веселых игр Джека, играя в снегу и наслаждаясь озорством, которым славился Джек. Этот мальчик почти что стал одной из многочисленных целей Фроста, и только вмешательство Питча предотвратило это. Он усмехнулся. Что этот ребенок о себе возомнил, пытаясь уничтожить все, над чем Питч так трудился? Его королевство тьмы и снега, Джек на его стороне и спящий у него под боком по ночам… ребенок мог разрушить все это просто своей верой в чертовых Хранителей. Питч вышел из тени, возвращая себе материальность, и мальчик, опасно угрожавший мальчик внимательно следил за его приближением, и Питч был доволен, что хотя бы страх охватил его сердце. – Ты знаешь, кто я? – низко прорычал Питч. Маленький верящий нервно сглотнул и кивнул, глядя на него широко распахнутыми глазами. – Хорошо, – он навис над ним, на мгновение выпрямил пальцы, затем снова сжал их в кулак, словно пробежавшие пауки по паутине. – Нам надо поговорить.***
Обычно Питч Блэк не решал проблемы разговорами. Он не собирался прибегать к ним и сейчас. На улице было темно – конечно, сейчас все было охвачено красивой тьмой – и свет шел только от зажигалки, которую крепко сжимал маленький мальчик, шедший перед ним. Питч шел сзади, наблюдая за сведенными плечами дрожащего от страха и холода мальчика, но не чувствовал жалости. На самом деле Бугимен чувствовал облегчение. Даже если вера ребенка оказалась настолько сильной, чтобы не только поддерживать свою веру в Хранителей, но и заразить этим остальных детей, он все еще боялся Бугимена. В какой-то момент Питч думал, что если он найдет мальчика с такой верой в Хранителей, то тот не сможет даже увидеть его. И то, что смертный ребенок все еще боялся Бугимена, говорило Питчу, что у него еще есть сила над ним. Сила, которую он мог использовать. Кошмары кружили вокруг них, пока они шли по узкой тропке в снегу, которая раньше была главной дорогой, главной артерией маленького городка. Раньше эта дорога обозначала выход, теперь же это было узкое подобие свободы, которое никуда не вело. Из медленного замерзающей гробницы мира не было выхода, и Кошмары просто ожидали возможности показать это дрожащему смертному. Каждый раз, когда в сияние зажигалки попадал один из Кошмаров, Джемми подпрыгивал, пламя колебалось и вздрагивало. Каждый раз Кошмары вскидывали головы, развеселено фыркая и ударяя копытами по льду. Дыхание мальчика образовывало облачка пара, но теперь они появлялись чаще, виясь около его головы, словно выдыхаемый драконом дым, сгибаясь, словно пальцы, заманивая Питча. «Давай», – призывало его сбившееся нервное дыхание, сладкое от наивности юности. – «Выжми из него жизнь». – К-куда мы идем? – внезапно спросил Джемми, голос мальчика дрожал, как и дыхание. – Я же сказал, – ответил Питч, любуясь тем, как его голос заставил плечи мальчика опуститься, словно его голос произвел такой же эффект, как вилка по стеклу. – Мне нужно поговорить с тобой. – Но куда? – потребовал он, не оборачиваясь, чтобы взглянуть на духа, смотря прямо перед собой на дорожку в снегу. Питч усмехнулся. Страх ребенка был великолепен. – Это хорошее место, уже недалеко. На самом деле, Питч не знал, как оно могло быть еще лучше, что верящий ребенок жил именно здесь. Возможно, это не было совпадением. Возможно. Но вряд ли. Их конечная цель внезапно появилась перед ними во всем своем превосходстве, словно заранее ожидала их. Они сошли с дороги несколько минут назад, и хотя не было особой разницы между узкими тропами в снегу, вместо темных улиц и запертых домов их окружали голые, скелетообразные деревья, ветви без листьев тянулись к небу, как голодные пальцы. Теперь и они исчезли, оставив перед ними чистый и холодный лед. Из-за ветра на гладкой поверхности озера не было снега, и, хотя Джемми сомневался, он медленно ступил на озеро, мерцающий огонек отражался ото льда под его ногами, заставляя его немного светиться. Никто не знал, откуда появился Джек Фрост столетия назад, кроме, конечно, Луноликого – и он не особо распространялся об этом. Тем не менее, никто не знал, откуда он явился и почему, но все знали, что он был – и Питч вовремя оказался поблизости, чтобы увидеть, откуда. Скрываясь в тени, с недоверием наблюдая за новичком, избранным Луноликим, Питч смотрел, как дух, растерянный и сбитый с толку, впервые поднялся из вод этого самого пруда. Даже если Джек не был с ним здесь по настоянию Питча, это все равно выглядело как завершение круга – привести угрожавшего их с Джеком империи ребенка именно сюда. Пока они шли дальше от берега, облака разошлись в стороны, и впервые за долгое время Луноликий отважился показаться ему на глаза. Серебряный свет пролился на них, словно кто-то опрокинул чашу над пейзажем, подсвечивая все вокруг серебром. Пусть Луноликий смотрит. Питч хотел, чтобы тот смотрел. – Это пруд, – сказал Джемми, когда они оказались достаточно далеко на льду. Теперь он обернулся к Питчу, страх и упрямство боролись на юном лице. Питча заинтересовало, что из них в итоге победит. – Я не понимаю. Зачем мы вышли на озеро? Лениво заложив руки за спину, Питч начал неторопливо, но выверено огибать ребенка, как хищник подкрадывался к жертве. – Ты когда-либо слышал о Хранителях, Джемми? Мальчик уловил интонацию, с которой Питч произнес его имя, словно сплевывал, потому что Джемми вздрогнул. – Хранителей чего? – Детей вроде тебя, которые в них верят, – Питч развел руки, чтобы показать, что именно он об этом думал. – Санта Клаус. Зубная Фея. Пасхальный Кролик. Песочник. Глаза Джемми загорались ярче с каждым именем, пока он не начал горячо кивать, видимо, забыв, с кем он разговаривал. – Конечно, я их знаю! Они защищают детей, приносят радость и счастье, и они делают вещи лучше и жизнь становится легче, и они… – он умолк, вероятно, наконец осознав глупость восхваления этих качеств перед Бугименом. Питч наклонился к нему, руки все еще были за спиной, вторгнувшись в его пространство. – Неужели? Кошмары бесшумно подошли ближе, жадный голод светился в их золотых глазах. Джемми кивнул, его внимание было полностью обращено на Питча. Питч дождался, пока Кошмары нависнут над ребенком, затем нехорошо усмехнулся. – Тогда где они сейчас? Все Кошмары, как один, поднялись на задние ноги, испустив злобное ржание, затем ударили передними копытами об лед. Он разбился, покрывшись паутиной трещин, протянувшихся по всей поверхности льда, как по разбитому зеркалу. Мальчик вскрикнул от потрясения, но Кошмары продолжили разламывать лед, и Питч отступил назад, смеясь над его усилиями, над его беспомощным, бесполезным страхом. Это не был такой приятный, невинный смех, как у Джека, но Питч считал, что он все равно красив. Джемми рванулся вперед, пытаясь избежать опасности, выбраться, но последний кусок льда, державший его, выскользнул из-под ног, и Джемми камнем пошел ко дну. Проблема решена, подумал Питч. Он был последним оплотом веры в Хранителей, и теперь его глупые друзья снова перестанут верить, это просто вопрос времени. Темнота всегда могла сокрушить хрупкую веру молодых, тяжесть бытия гасила неуверенное пламя невинности. Кто-то взвыл в ярости, и Питч оторвался от созерцания темной воды, чтобы взглянуть в небо. Это было невозможно… Сани, ведомые восемью гарцующими оленями, приземлились на лед пруда, и массивная фигура, одетая в красных бархат и мех, размахивая двумя изогнутыми ятаганами, выпрыгнула из них и нырнула в ледяную воду. – Северянин, – прошипел Питч, презрительно усмехаясь. Он думал, что старый дурак не представлял угрозы, но нет, конечно, он должен был появиться в разгар происходящего, когда смог заполучить пару смертных детишек в свою веру, и конечно он готов был пожертвовать всем, чтобы спасти последнего сильного верящего… Двое могут играть в эту игру. Питч вытянул руку, призывая из теней черную косу, напомнившую ему о посохе Джека, и подготовил себя и Кошмаров к атаке. Северянин выскочил из воды подобно снаряду из пушки, с поднятой над головой рукой, в которой был зажат меч, словно ростр на боевом корабле в виде ангела мщения. В другой руке он держал вымокшего – и неподвижного – Джемми. Он тяжело приземлился сразу за черным зевом дыры, ярость была написана у него на лице. – Питч Блэк! – взревел он во всю силу могучей груди. – На этот раз ты зашел слишком далеко! Питч приглашающе развел руки. Ребенок не двигался – может быть, ему все же удалось убить его. Отлично. – Всегда рад твоей критике, Северянин. Санта Клаус взвыл и рванулся вперед, все еще держа мальчика, и попытался отсечь голову Питча. Выставив косу, Питч ответил ударом на удар, зловеще усмехаясь, наслаждаясь тем, что у огромного духа не было той силы в мускулистых руках, которую он помнил, не было возможности биться с ним так, как обычно – даже несмотря на обмякшее тело в руках, Северянин просто не был силен, как раньше. Кошмары издали вопли ярости и злости, вставая на дыбы и лягаясь, пытаясь сбить Северянина, проломить голову копытами, втоптать его в лед. Питч был благодарен их поддержке, но он хотел покончить с этим. Хотел уничтожить Северянина, чтобы он больше никогда не доставлял проблем. Он хотел, чтобы его и Джека империя – ледяная, холодная, темная и красивая – была в безопасности и свободна от вмешательств чертовых Хранителей. Неужели они не заслужили счастья?! Ятаган задел плечо, и потекла черная кровь, Питч отдернулся, обнажив зубы в оскале, вызванным не болью – хотя рана болела сильнее, чем он того ожидал – а попыткой уменьшить ее перед финальным ударом косой. Он хотел уничтожить своего старого врага. Раздался вопль ярости, и он звучал более знакомо, чем должен был. Питч развернулся, и несмотря на его крик: «Я же сказал нет!», Джек Фрост врезался в гущу событий на Северном Ветре, оскалившись, как дикий зверь, лед струился из его посоха, пока он яростно атаковал Северянина, пытаясь разодрать Хранителя на куски. В это мгновение он превратился из милого юного духа, каким он обычно был, в жестокого и мстительного зверя, желавшего защитить своего любимого, любовника, партнера. Это было прекрасное, первобытное, ужасающее проявление животной ярости и инстинкта – и последние черты невинного духа, способного пощадить невинных, исчезли. Джек всерьез был намерен уничтожить Хранителя, к которому питал двойственные, если не приятельские чувства, только потому, что Северянин атаковал Питча. Это заставило его черное сердце наполниться гордостью и радостью. Джек Фрост принадлежал ему. Питч, в этом отношении, в равной степени принадлежал Джеку. Атака духа застала Северянина врасплох, он шагнул назад, но быстро пришел в себя, ответив на выпад, ятаган ударил посох Джека с такой силой, что он увяз в дереве. Фрост раздраженно дернул посох, пытаясь освободить его – затем издал тихий звук, который Питч никогда раньше не слышал и от которого волоски на его шее встали дыбом. Джека все еще поддерживал Ветер, но он не двигался, он просто был здесь, с широко распахнутыми глазами и шоком на лице. Он выглядел ошеломленным, будто не мог понять, почему в его груди торчал меч, словно выросший между ребер. Северянин выглядел таким же потрясенным, как и Джек, явно не ожидав, что меч пронзит его. Но, тем не менее, Джек стоял с половинами посоха в обеих руках, рассеченного мечом, который продолжил свое движение и вошел в его бок. – Джек?! – взвыл Питч, и если бы он мог думать в тот момент, он бы осознал, как надломленно и страшно прозвучал его голос. Издав еще один слабый звук, Джек судорожно вдохнул, затем закашлялся, темная кровь появилась на его губах, и Луноликий смотрел, освещая серебряным светом эту карикатуру. – Нет, – выдохнул Северянин, выглядевший таким же потрясенным, каким ощущал себя Питч, хотя все, что мог чувствовать в данную минуту Бугимен, была ярость, кипящая в его груди, желавшая оторвать Хранителю все конечности одну за другой. Отшатнувшись, Северянин выдернул ятаган из груди Джека, даже не осознавая, что делая, издав тихий вздох ужаса, когда меч освободился и Джек дернулся, все тело на мгновение последовало за мечом, затем он упал на колени, ударившись об лед. – Я не собирался – я не хотел… Питч зарычал, разворачиваясь к Хранителю, подняв косу, желая отсечь Хранителю все конечности одну за другой, порвать на части… – Питч… Он мог подумать, что было иронично застыть от прикосновения Джека к его лодыжке, но в тот момент его разум был слишком занят, чтобы думать об иронии такого действия в результате прикосновения духа льда и снега. Его сознание было занято его любовником, парнем, осевшим на лед, кровь растекалась под ним и стекала в воду. Питч опустился рядом с ним, обхватив его лицо ладонями, коса растворилась в тенях, когда он взглянул в серебряные глаза, которые начинали затухать. Его даже не волновало, что Северянин мог использовать момент и ударить в спину. Питч думал, что, возможно, поприветствует смерть, приди она сейчас. Возможно, это было раскаяние. Позволит ему остаться с парнем, несомненно. – Джек, я должен сказать тебе кое-что, – решительно сказал он, слегка встряхнув Джека, когда его глаза начали закрываться. – Взгляни на меня! Я должен сказать тебе кое-что. Ты слушаешь? Джек дрожал, пытаясь держать глаза открытыми. Мир был совершенен. Заботливо выверенный, тщательно созданный – он завоевал доверие духа, привлек его на свою сторону, в свои объятья – и он не хотел оставлять все это. Но если он не сделает это сейчас, он потеряет Джека навсегда, и Питч предпочел бы потерять его на время, чем навечно. – Проснись. Эпилог. Джек резко вдохнул и открыл глаза. Очнувшись от полудремы – Питч не совсем спал, но его Кошмары показывали ему то, что видел дух в своем сне, подаренном Питчем. И хотя Питч не спал, он определенно наслаждался сном – он выпрямился на троне, глядя на кровать, которую он создал для Джека перед тем, как показать его видение их будущего. Парень учащенно дышал, ловя ненужный ему воздух, все еще широко раскрыв глаза, словно он не мог поверить, что проснулся – затем резко встал и скользнул в тени, взвившиеся вокруг него, потревоженные резким движением. – Хорошо поспал? – негромко окликнул его Питч, не желая давить. В конце концов, несмотря на то, что он видел в его сне, это был просто сон, и он необязательно должен был быть правдой. Все необязательно должно было пойти таким путем. Тени снова всколыхнулись, когда Джек вышел из них, хотя они тянулись к его плечам бесплотными руками, следуя за ним, будто плащ из тьмы. Джек подошел к его трону, глядя на Питча – встретившись с ним взглядом – долгое мгновение, затем посмотрел на глобус. На нем было множество золотых огней, но, опять же, он еще не привел план в действие. Фея все еще правила своим королевством со всеми ее феями, и сильнейшее зерно сомнения еще не было посажено. Но на нем также было достаточно серебряных огней, словно разбросанные между золотыми монетами бриллианты, маленькие яркие пятна, светившиеся ярче, чем остальные, на темном фоне. – Этот сон был правдой? Питч отвел взгляд от глобуса, нахмурившись. Фрост смотрел на глобус, не на него, и челюсти его были сжаты. – М-м-м… насколько сны вообще являются правдой? – Питч развел руками. – Это было мое лучшее предположение, основанное на информации, которую я имею, на том, что я знаю, на том, что Кошмары видят в людском сознании и в мире вокруг нас. Оно несовершенно, так как я не могу предсказывать будущее, но я думаю, это… достаточно точное предсказание того, что вероятнее всего случится. Джек издал долгий, глубокий выдох. – Тебя это беспокоит? – мягко спросил Питч. – Я думаю, кое-что нужно изменить – он наконец повернулся к нему, посмотрев ярко-серебряными глазами ему прямо в душу. – Этот мальчик, Джемми, который верил… ты думаешь, он продолжит верить? – К сожалению, – протянул он, – да. – Потому что если так… это создаст нам лишние трудности, разве нет? Будет разумнее убедиться, что у Северянина и других Хранителей не будет того, что может сделать их сильнее. – Джек внезапно подпрыгнул, используя посох, и уселся на подлокотник трона Бугимена. Питч удивленно моргнул, но парень выглядел невозмутимым, подтянув одну ногу к груди и покачивая другой в воздухе. – Дети вроде него легко теряются в лесу. Выманим его небольшим волшебством, затем ты усыпишь его, и я позабочусь об остальном. Дрожь темного удовольствия пробежала по позвоночнику Питча, и он сел прямее. Парень определенно знал, как превратить хороший кошмар в нечто темное и прекрасное. – Даже так? – Да, – Джек взглянул на него, усмехаясь, и приподнял бровь.– Что, ты не думаешь, что лучше избавиться от врагов прежде, чем они смогут нас остановить? Сделать завоевание немного проще? – Действительно, – Питч наклонил голову, усмехаясь в ответ. – Что-нибудь еще не так в моем сне? – Я не хочу ждать. Джек переместился, оказавшись у него на коленях, обжигающе-холодные пальцы коснулись его щеки, холодные губы прижались к его губам. Его рвение удивило Питча, но он ни капли не жаловался, и позволил теням обернуться сильнее вокруг них, притянув Джека к себе, отвечая на каждое движение духа своим. Он знал, что Джек видел это во сне – и он явно не был против того, какой оборот принял его сон – но он не был уверен, что это повторится после того, как Джек проснется от его тщательно изготовленного кошмара. Ему нужно было волноваться. Джек Фрост целовал Короля Кошмаров с жаром, который его промерзшие кости не чувствовали столетиями, холодные руки обхватили его шею, и тени вились вокруг них, обвиваясь вокруг Джека, создав темный плащ с капюшоном. Джек вздрогнул и положил руку на плечо Питча, создавая ледяные узоры вроде тех, что постоянно были на капюшоне и плечах его толстовки, даря ему такую же серебряную холодную вышивку, какую носил юный дух. Холод окружал тьму, и тьма окружала холод. Они отлично дополняли друг друга. Во всех смыслах, если говорить об этом. В конце концов, что больше подходит друг другу, чем холод и тьма?