Я люблю тебя!

Занимаясь одним интересным переводом, до меня таки, наконец, дошло, что «kami korosu» можно перевести еще и как «убить бога». Кё-тян такой смелый (х ______ — Кё-тян, — устало вздохнул Дино, ставя на пол почти пустую бутылку минеральной воды, — а можно я тебя буду как-нибудь ласково называть? — Нет, — резкое отрицание. — Даже милый? – удивленно, сжимая в пальцах бутылку до пластикового хруста. — Камикорос! — А любимый? Я ведь люблю тебя, — беззаботно закивал Дино, сидя по-турецки и пытаясь пододвинуться поближе к Хибари. Точнее подпрыгать, потому что двигаться, увы, не получалось. Кея же сидел в традиционной позе японского самурая. С прямой спиной. Гордо вздернутым подбородком. Прикрытыми глазами и попивал зеленый чай из глиняной чашки. Чай, впрочем, был холодный и из бутылки, хранимой в холодильнике. — Наплевать, не хочу, — серые глаза чуть приоткрылись, с интересом наблюдая попытки Мустанга подобраться поближе. — А если дорогой? – мечтательно нахмурившись, спросил Дино. И перед глазами сразу же идеальные семейные отношения. Кёя в одном фартуке готовит завтрак. Протягивает утреннюю газету. А перед уходом, обязательно смущаясь, целует в щеку. Точнее пытается – хитрый Дино поворачивается губами, удовлетворенно ловя глазами удивление и новые нотки смущения… А еще приносить обед на работу. А вечером обязательно обнимать за шею, прижимаясь всем телом и снова смущаясь, краснея… Едва ли не кровь из носа от одних лишь мыслей. Но стоит взглянуть на ледяной камень безразличного выражения лица Хибари, как все мысли разбились и осыпались в бесконечность несбыточной мечтой. — Что за грязные намеки? – идеальные брови дрогнули, собираясь встретиться на переносице. — Грязные? – удивленное больше восклицание. — Сколько я тебе там стою? – если бы взглядом можно было убить – Дино был бы уже мертв. Такого уничтожающего взгляда не заслуживал даже Мукуро. — Да ты все не так понял! – замахал руками Мустанг, ища слова для оправдания. – Просто ты мне дорог! — Да-а? И во сколько же ты меня оцениваешь? Если бы вопрос слетел с губ иллюзиониста Вонголы или Маммона – на худой конец – то Дино отнесся бы к нему безразлично. Но слышать такое от Кёи вызывает смутные подозрения. — Кё-тян, Мукуро-кун заразил тебя своей язвительностью? – немного нерешительности в голосе. — Ты не ответил, — хмуро и с толикой нетерпеливости. — Бесценно! – почти обиженно, пытаясь расплести свои ноги – те, одна, не поддавались, предпочитая прочно изображать из себя позу Лотоса. Хибари в ответ только хмыкнул, величественно отпивая глоток чая. — А если драгоценный? — Камикорос, — почти мгновенная реакция. — Ну почему? – снова обиженное придыхание. — Туда же, к «дорогой». Дино почему-то не сразу сообразил, что Кёя сам не против перебирать все варианты ласковых имен. Разве что Хранителю хотелось отвергнуть их все, а Мустангу – каждым назвать. — Экий ты меркантильный! – почти искренний вздох, с нотками умиленной улыбки. – А если зайчик? Хибари подавился чаем, закашляв и посмотрел на блондина таким взглядом, что тот покраснел, представляя во всех красках картины того, как молчаливо-сдержанный Кёя доходил до жесткого насилия. Какое там БДСМ, это так, детские игрушки. — Зая Кёя, — мечтательно, и словно бы прощаясь с таким трогательным словосочетанием, повторил Дино, снова пытаясь адекватно оценить всю прелесть невинной стеснительности Хибари. Стеснительность, разумеется, мнимая, потому что ни один адекватный здравомыслящий человек, который еще хочет пожить хоть немного, не станет называть грозного брюнета ласкательными прозвищами. — Уничтожу, — чашка аккуратно ставится на пол, а пальцы сжались, снова вытаскивая из ниоткуда тонфа. — Н-нет, я полностью осознал свою вину и раскаиваюсь! – единственная из речей, которая производит впечатление на Кёю. Странно, но действует. И пальцы снова сжимаются на чашке, поднося к тонким губам. — Кажется, не стоит предлагать идентичные, да? – почти что-то ласкающие слух предложение. И любой другой бы растаял от нежности, едва бархатные нотки коснулись чувствительных ушей. Тон напоминал легкие поцелуи по коже, сопровождаемые нежным дыханием, от которого проявлялись мурашки, и томные придыхания вырывались из груди. Однако Хибари остался равнодушным – непробиваемый, ей-богу. — Олененок Кёя, бельчонок Кёя, щеночек Кёя, соловушек Кёя, медвежонок Кёя, лисичка Кёя, ласточка Кёя, рыб… Договорить Дино, увы, не успел, получив чашкой в щеку. Откуда у Хранителя появились бравые замашки Занзаса – неизвестно. Но точность явно не уступала. — Б-больно, — обиженно протянул Мустанг, хватаясь за зудящую щеку. — Ты сравнил меня с травоядными, — медленно отреагировал брюнет. — Тигренок Кёя, — шумно втянул воздух блондин. — Не желаю, — хмуро. — А если светлый? — Светлый? – немного с заминкой переспросил Хибари. — Ну да, мой светлый Кёя. — Заткнись, — снова недовольно. — Моя светлая половина… — довольно хихикнул Мустанг. — Нет, — резко, почти окрик. — Н-не половина? – кажется, нотки удивления в бархате голоса. — Не светлая, идиот. Где ты у меня свет увидел? — Зато половина, — снова улыбка до ушей. — Чай достань, — недовольно смотря на дно чашки, оповестил Кёя. Именно оповестил, как царствующий монарх оповещает слуг о своем желании. Не приказывает, нет. Слуги все равно должны следовать каждому слову. — А волшебное слово? — Камикорос! — Понял, не дурак, — снова тихое хихиканье. Едва расплетя собственные ноги, Дино упал на спину, запрокидывая голову и вытянув руку, касаясь тонкими пальцами дверцы холодильника. Тот нехотя открылся, пуская слишком длинные пальцы блондина внутрь себя и лаская поцелуями дымчатого холода, вырывающегося в жаркие объятья японского лета. — Именно дурак. Голос откуда-то сверху, и Мустанг, увлеченный погоней за вечно ускользающей бутылкой, растерянно переводит глаза, встречаясь со сталью глаз. Совсем рядом с его второй ладонью расположилось бедро Кёи, который сменил позу с традиционной на обычную, вытягивая ноги и давая кровотоку спокойно наладиться. — Кё-тян как всегда слишком резок, — вздох, сразу сменяемый ласковой улыбкой. Одной из тех, что сладки как шоколад и прекрасны как восход в переливах утреннего солнца, сменяемый на полотнище неба множество уникальных в своей индивидуальности оттенков цвета. Хибари в ответ лишь хмыкнул, касаясь пальцев руки Дино своей, внимательно наблюдая, как блондин переплетает пальцы. Настолько завораживающие зрелище, что поглотило целиком, не давая возможности увидеть, как шоколадные глаза предвкушающе прищурились, а холодильник закрылся с легким шорохом мягкой резиновой прокладки. Спокойно пульсирующей артерии шеи обжигающем холодом коснулась пластиковая бутылка зеленого чая. Кея невольно вздрогнул, быстро перемещая взгляд на эту нахалку. Если бы бутылка могла – она бы непременно спряталась куда подальше – уж больно грозным был взгляд. Пальцы Мустанга сжали в стальном захвате, вынуждая его слегка выгнуть спину и едва слышно зашипеть. — Ты садист, — почти констатация факта. — Ты идиот, — кажется, в равнодушном голосе брюнета скользнула нотка грусти. — О да, влюбленный в тебя, — довольный смешок, а следом пальцы освобождаются от хватки. — Вот поэтому и идиот, — утвердительный кивок. — Ты невозможен, — в сердцах воскликнул Дино. — Зачем тебе искать мне прозвища? – приглушенным голосом. — Мне показалось, что это мило. Точнее все почему-то так называют друг друга, вот я и подумал, что может тебе это понравится, — сбивчивое объяснение. — Тебе показалось и ты подумал? – хмыкнул Хибари. – Вполне в твоем духе. — А почему ты спросил? – полностью проигнорировав издевку. Вообще у Мустанга была очень странная способность не замечать почти все колкости. То ли его научили подчиненные, не гнушавшиеся лишний раз напомнить о том, какой босс иногда нерасторопный и растерянно-неуклюжий. Либо… Либо колкости от Кёи не считались таковыми. На самом деле Дино настолько редко слышал голос любимого Хранителя, что заворожено ловил каждую нотку, зачастую совершенно игнорируя и интонации и смысл этих слов. На что, кстати, не особо и уповал. Блондин, что ж с него взять?.. Хибари сжал губы, словно бы размышляя о чем-то. Точнее взвешивая стоило ли отвечать на этот вопрос или нет. На одной чаше весов был Дино – такой веселый, романтичный, нежный и теплый. А с другой… Дино! Но на этот раз неуклюжий, смешливый, недальновидный и зацикленный только на собственных чувствах. Дино против Дино. Победил, разумеется, Дино. Разве что какой именно Хранитель Облака определить так и не смог, полагая, что ему без надобности, а Мустанг все равно не отстанет, пока не узнает. Причем пристанет так, что его потом только тонфа и затыкай. Кёя довольно улыбнулся этой мысли – странно, что не приходила раньше. — Тебе не нравится мое имя? – немного тихо, словно бы специально заглушая собственный голос, спросил Хибари. Дино удивленно моргнул. Еще раз моргнул. В третий раз моргнул. И тут, наконец, до него дошел весь смысл сказанных слов! — Да что за глупости? Я наоборот подумал, что тебе будет приятно! Но если ты не хочешь – то я ничего не буду искать. Ты ведь зна… Договорить ему, увы не дали. Зато каким способом. Губы Кёи оказались прохладными, как и язык. «Наверняка из-за чая», — невольно пронеслось в голове Мустанга, когда кончик его языка коснулся кончика языка Хибари. Сжимая хрупкое, совсем юношеское тело в своих руках, Дино улыбался, медленно целуя каждую клеточку любимых губ. — У тебя… Поцелуй буквально на секунду углубился – блондин не смог отказать себе в таком искушении. — Самое потрясающее имя! – на выходе, с улыбкой самого счастливого человека в мире. — Тогда «Кёя» и все, — недовольно буркнул Хибари, снова сжимая все еще переплетенные пальцы.