Dustin O'Halloran – Opus 37
Как-то странно было следить за тем, в ком так уверен. Странно и волнующе. Тэхён не заметил, чтобы Чонгука шатало или он вел себя иначе, чем обычно. За все время, наполненное Гуком до краев, Тэ успел изучить его походку и каждый жест. В тот раз Чон явно налегал на асфальт грузными шагами, убеждая белый свет в своей адекватности. Тэхён ничего не мог поделать с тревогой и проследил, чтобы Чонгук добрался до дома в целости и сохранности. Так ангелы присматривают за своими подопечными. Когда это случилось, дверь оставила между ними щелочку, и Тэ понял – Гук не запирал. Не потому, что знал о преследовании, просто забыл, как забывает любой немного пьяный и уставший человек. Тэхён и мечтать не мог, что сможет стать гостем в чьем-то доме. Он подождал около двадцати минут, затем неуверенно переступил порог и прислушался. Доносилось тихое сопение из спальни в конце коридора. О ноги потерлось мягкое и тихо мурлыкающее. Кошка. Пепельно-серая короткошерстная британка. Тэхён присел на корточки и погладил ее, а она взобралась ему на колени и уткнулась мордашкой в нос. Тэ улыбнулся ей и потрепал за ушки. У него никогда не было домашних животных, он не умеет о них заботиться и знает, что они не пьют кофе и требуют к себе много внимания. А у Тэхёна нет времени в жизни на кого-то другого. Но почему-то в тот вечер было для Чонгука. Тэхён шел неслышно, едва ступая на носочках и, добравшись до комнаты, обомлел. Примерно так выглядела его собственная в старом доме: стол напротив входа, ноутбук на нем, слева кровать и тумбочка с фоторамками и стильной лампой, справа три стеллажа, два под книги и один для вещей. Подобная планировка, скорее всего, найдется у сотен. Но Тэхён отыскал бы среди остальных именно эту комнату. В ней пахнет Чонгуком, словно поздним октябрьским дождем после внезапного окончания лета. Каждый человек имеет свой запах. У Тэхёна обостренная чувствительность, цвета в его мире гораздо ярче, запахи насыщеннее, звуки глубже. Он прошел в комнату, потому что решил – Чонгука нужно накрыть одеялом, подоткнуть со всех сторон и удостовериться, что ему удобно. Вначале Тэ не знал, как подступиться. Он просто стоял в растерянности и смотрел на спящего человека, на то, как размеренно поднималась и опускалась его грудь, как подрагивали пальцы и веки. Прикасаться к нему – роскошь. И Тэхён не мог себе ее позволить, он слишком беден по сравнению с Чонгуком, слишком ничтожен. Неправильно так думать, но и обратному повода нет. В конце концов, Тэхён осторожно накинул одеяло сверху и сел в кресло, чтобы немного отдохнуть, стереть испарину со лба и успокоиться. Почему его должно волновать чужое дыхание, почему так душно в прохладной, казалось бы, комнате? Были заказы, люди, клиенты, но не было такого, чтобы Тэ отклеивался от выбранной роли и не мог собраться. Общение с Чонгуком разбило его изнутри. Теперь, чтобы выжить, он вынужден вывернуться наизнанку. А это то самое ужасное, чего Тэхён боится, поскольку привык к пустоте, к осознанию того, что внутри – чистый лист. Чонгук забавно причмокивал губами во сне, затем что-то быстро-быстро проговорил и успокоился. Тэхён подошел к нему, повел ладонью над лицом, почувствовал тепло. Человеческое - оно незаменимое, прививается матерью с первых дней жизни и не должно покидать никогда. Без прикосновений любой сосуд каменеет. Тэ, может быть, стыдно за то, что он выполнил чье-то пожелание и лишил Чонгука объятий матери. А может быть и нет, ведь того хотел и Чонгук. Иначе бы не принял всего так спокойно, не простил бы Тэхёна и не писал бы ему записок… Тэхён продолжал играть только для того, чтобы определиться: действительно ли он настолько охвачен Чонгуком. Оказалось взаимно и до мурашек утвердительно. Им обоим интересно, что же дальше, сколько будет длиться увлекательная прелюдия, сочиняемая Тэхёном на ходу. Тогда Тэхён заметил на крючке двери вешалку, а на ней свои вещи. Обычно, он к ним не привязывался, но тут ему нравилось пальто. И Чонгук хранит, бережет. Чонгук терпит и ждет, пока Тэхён сможет признаться себе в том, что игры перестают иметь смысл. Нужно поставить точку. Покопавшись в карманах куртки, Тэ находит маленький карандаш для глаз, а затем решает покончить с вечной беготней, но как всегда изысканно и по-своему загадочно. Он нарисовал на зеркале в ванной незамысловатую карту и подписал улицу и дом. Чонгук обязательно найдет. Но Тэхёну еще предстояло понять: готов ли он быть найденным и обезоруженным окончательно.♯♯♯
Тэхён просидел во вдумчивой тишине полчаса и ушел из дома, даже не выпив кофе, изменил себе, испугался так, что заныло в груди. Он обмотал шею толстым шарфом и пошел, куда глаза глядят, втайне надеясь, что заблудится и снова потеряет память на одной из улиц. И никак не мог сообразить, что заставило вчерашнего его так сглупить, раскрыв карты и обнажив правду. Его убежище оставалось за спиной. Для переезда сейчас не время, тем более, денег почти нет. Зато есть иное. Чон Чонгук. С его неясной добротой и искренностью, простотой, тихими чертами лица рано повзрослевшего мальчишки. «Тебе холодно». Тэ поежился. «Холодно». Уже пять лет в безызвестности и четырех стенах. И Тэхён еще ни разу так не ошибался. Он просчитался тогда, когда доверился, проникся, всмотрелся в те тоскливые глаза. А доверие случилось еще там, на сайте знакомств, в долгих и содержательных переписках. Отход не только от сценария, но и прямиком к пропасти. Виртуальность либо делает тебя сильнее и выше, либо позволяет раскрыться до конца. …Противный сырой ветер дул в лицо, а Тэхён бежал вперед, не сбавляя хода. И хлюпкие подмерзшие лужи чавкали под подошвой его ботинок.♯♯♯
Чонгук бежал от метро до остановки, затем прочел указатель, сверил данные с фотографией карты на зеркале. Все верно. И когда до нужной квартиры под номером: «52» всего пару шагов, Гук резко притормаживает и дает себе время отдышаться. Вот так. Если потянуть за ручку двери, можно решить судьбу. Иногда даже самые простые действия не поддаются выполнению. Минуты шли, а Чонгук, бездвижно припав к стене, стоял и смотрел. Здесь холодно и грязно, совсем не место для того, кто умеет вязать самые теплые вещи на свете. Для Чонгука «Никто» - это его маленькое шедевральное все в космических масштабах, заключающее в себе шорох страниц бесчисленных книг, щелчки клавиатурных кнопок, бодрящий запах эспрессо, тени рисунков на красной бумаге и много чего еще, что можно найти только в том, кто раз и навсегда. Открыто. Точно. Чонгук не запирал вчера, а значит для него по-честному открыто сегодня. Белым-бело и пусто. Словно забираешься в чей-нибудь альбом, в котором так и не нашлось места рисункам и записям. Чон осмотрелся в прихожей, не нашел ни обуви, ни вещей, ни мебели. Дальше комнатушка с маленькими окнами и потрепанными занавесками. Сердце замерло. Вдруг – опоздал? Так опаздывать нельзя, чтобы совсем без шанса упустить и не суметь вернуть. Гук не может кричать в чужой квартире, хотя внутри у него уже все кровоточит от переизбытка децибел. Чонгук проходит на кухню, застает там обычные и простые вещи, немного успокаивается, когда находит чашку и остаток рафинада в фарфоровой вазочке. Должно быть, владелец квартиры живет очень бедно… Даже не скромно. Намеренно бедно и невзрачно. Из-за того, что вторгаешься в чужие чертоги - неловко. Чонгук проходит в последнюю неизведанную комнату. Там оказывается спальня того типа, каких он ни разу не видел. Не чистая, не грязная, просто белоснежный аквариум с некоторыми приметными вещами и окном с видом на задний захламленный дворик. Гамак, стопки книг, картонные коробки и примечательный блокнот с песочными часами на подоконнике. Здесь так грустно, что даже пыль, кажется, играет реквием. Присев на гамак, Чон осматривается и тяжело вздыхает, потирает руки из-за холода, удивляется тому, как в такой незначительной обстановке может жить такой значительный человек, даже значимый. На кресле-качалке ноутбук и пряжа. Чон улыбается находке, потому что это точно говорит о том, что здесь живет тот, кто ему так нужен. Вот проходит полчаса, а картина не меняется. Чонгук не находит в кухне весомых запасов еды, ругается, морщится, а затем идет в магазин и возвращается с пакетами покупок, по-хозяйски раскладывает все по полочкам, готовит еду и варит свежий вкусный кофе. Потом он просит у соседей ведро и швабру с тряпкой, от нечего делать проводит влажную уборку. Пыль веселее, стены белее и полы блестят в приглушенном свете зимнего солнца. Чонгук доволен. И ему неинтересно рыться в вещах, пытаться что-то выяснять. Нет. Он хочет услышать все из первых уст. Чон устает и идет отдохнуть в комнату, в одиночестве слушает музыку с телефона и смотрит в потолок, исчерченный трещинками. Спустя несколько дорожек он начинает дремать с ощущением полной правильности и справедливости бытия. Он подождет. Гук будет ждать здесь до тех пор, пока не вернется его человек.♯♯♯
Тэхён возвращается около полуночи и думает, что дома никого. Потому что там еще никого кроме него и не было. Но вот в прихожей он шарит рукой по стене, чтобы включить свет, а того нет. Электричества нет во всем доме. Такое здесь случается. Смирившись, Тэ делает шаг вперед, напряженно. Начинает понимать: что-то явно не так. Не склеивается, не складывается уже с порога. Запах кофе, доводящий до исступления, манящий. Не может быть, чтобы кто-то остался и ждал. Еще пара секунд и Тэхён спотыкается, с шумом падает на коленки, шипит от боли и давится внутренним криком, когда обнаруживает на ощупь причину падения. Чужая обувь. Из натуральной кожи. А кожа Тэхёна воспалена, и волоски стоят дыбом. Непроглядно темно. Поначалу Тэ хочет выбраться обратно, сбежать, но встает медленно. Достаточно для того, чтобы привлечь внимание. Чонгук уже не спит, лежит себе тихо и прислушивается к каждому шороху. Реакция на шум в квартире заставляет его тут же подскочить и выйти из комнаты. Несколько шагов вперед. Он отчетливо слышит чье-то дыхание, поэтому теряет собственное. Света из окон хватает на разбавление палитры до темновато-синего, но плохо просматриваемого, мутного. Они застыли одновременно, когда услышали друг друга в одну весомую секунду: Тэхён поднялся на ноги, а Чонгук оказался на расстоянии вытянутой руки. Только Тэ не успел этого осознать, он затаился и вжал голову в плечи. Его может снести поток чужого любопытства, размозжить кости и превратить в тряпичную куклу. Опасно двигаться, когда есть вероятность сломаться. Нарушить тишину голосом немного страшновато. Любые звуки будут как гонг посреди пустыря. Тэхён часто моргает и отступает назад, прикидывая в уме, сколько шагов до выхода. Но Чонгук читает его мысли, беспокоится и делает выпад вперед. Его рука окольцовывает тонкое запястье, и сердце колотится как неисправный метроном. Удивление и ужас, овладевшие Тэхёном, рассеялись с первым шепотом: - Не уходи. Может быть, это не Тэхён? Откуда Чонгуку знать, когда здесь так темно? Тэхён немеет и не пытается вырваться. Его удерживают только потому, что хотят быть рядом. Накаленная воздушная масса звенит в ушах, и от страха у Тэхёна кружится голова, внутри одна сплошная истома от долгого ожидания, ослабший шарф слетает на пол. Они чувствуют друг друга полминуты и досконально, узнают что-то новое, вроде того какая у Тэ нежная кожа, а у Чонгука действительно горячие ладони. И Тэхёну охота признаться во всем, в имени, ничтожности, бессмысленности… Вот в чем он не лгал, так в том, что болен отсутствием смысла жизни. И он не может поверить, что «Никто» в нем кому-нибудь нужен. Настолько. Понимая, что смятение не дает говорить, Гук заходит так далеко, что Тэхён по-настоящему дрожит всем существом. Чонгук заключает его в объятия, без грубости, требовательности, без упрека. А так, что хватает одного вздоха и сразу понятно – чем пахнет чонгукова шея и мягкий джемпер, и кто готовил кофе, и даже почему так быстро бьется жилка. И в мире понятного и сокровенно личного, интимного, Тэхёну открывается необходимая истина. Завет этот приятен и мягок, завет рисуется губами на губах, трепетно и впервые, сквозь едва ощутимое касание. Тэхён сжимает ладони в кулаки, неспешно пробует поцелуй на вкус, задерживает дыхание и решается на скоропостижную смерть во имя нового рождения. Чон прижимает его к себе, и Тэ приходится сложить руки на его лопатках, вцепиться, чтобы не упасть. Он не подозревает, что они падают оба, что у Чонгука красные уши и щеки, что между его ребер фейерверки и блестящая патока в прикрытых глазах. В одном поцелуе прячется целая история, и Тэ полноправно отдается и тает, предпочитая погибнуть в этих руках, рассыпаться и, возможно, не иметь надежд. У Тэхёна не было прошлого, но у него есть неизменное настоящее. С тех пор, как в нем появился Чонгук - оно взорвалось. Кажется, они находятся в центре единственного оставшегося целым острова и в самом эпицентре разрушительного землетрясения. Незнамо отчего, Тэхёна душат слезы, подступают комом к горлу. Чонгук осторожен до ювелирного, нежен и нетороплив. Хотя Тэ догадывается, что это с трудом сдерживаемая пламенная натура, и все оттого сладко, что Гук не хочет трагедий. Он целует Тэхёна в висок и гладит по голове, как прощенное дитя, не требует объяснений и молчит. Для Тэ в этом молчании много близкого и ранящего. На обрыве нескольких минут – вымученный выдох: - Тэхён. Чонгук округляет глаза. - Мое имя, - уточняют для него еще раз. – Ким Тэхён. И в прозаичной простоте этого имени Гуку видится очаровательная правда. Не псевдоним, не сценическое, настоящее имя, открытое занавесом перед последним актом. Чонгук благодарен, ему вдруг легко и радостно. - Ты устал, Тэхён? Голоден? Я приготовил тут кое-что, пойдем. – Чонгук берет его за руку и ведет за собой в кухню, хмурится, когда выключатель не отвечает нужным функционалом. - Дома нет света, - сбивчиво поясняет Тэ, не в силах привыкнуть к тому, что происходящее реально. - Ничего, пока я раскладывал продукты, нашел восковую свечку в одном из шкафчиков. Присаживайся. Тэхён вешает куртку на спинку стула, а потом смотрит на огонек свечи, пока Чонгук возится с ужином. Как будто все это хороший сон, который закончится. И если бы завтра не наступило, Тэ предпочел бы застрять в этом вечере. Гук жутко переживает за качество пищи, за то, что подумает Тэхён, а тот снимает первую пробу, затем отпивает разогретый кофе в знак вежливости и говорит: - Вкусно. - Правда? - Угу, - кивает Тэ, набив рот. И Чонгук тянет руку через стол, чтобы пальцем коснуться той самой родинки на носу. Тэхён нервно сглотнул и широко распахнул глаза, почувствовал как горит лицо. - Она замечательная, твоя родинка, Тэхён, - улыбается Чонгук, склонив голову. У него острая потребность называть это имя, наслаждаться его мелодичностью, доказывать, какое оно важное. – А теперь ешь. Сам Чонгук почти ничего не ел, любовался, странно улыбался и очень переживал, что так и не проснулся. И успокоился только тогда, когда Тэхён уснул на его плече в гамаке и тихо прошептал: - Как тепло… Чонгук сжал его руку, поцеловал в макушку и безоговорочно во все поверил.