Mr. Nobody

The Antlers – Doppelgänger

- Ты скучаешь по матери? – поймав паузу, спрашивает Тэхён. - Не знаю. – И Гук пожимает плечами, стараясь добыть внутри какие-нибудь более существенные доводы. А внутри заморожено и пустовато. – Не могу сказать. Пахнет омелой и сладостями. Перед Рождеством любимый бар Чонгука до тошноты пышет ванилью, лезет в глаза блестками мишуры и красно-белыми полосами на игрушечных тростях-леденцах. Звучит правильный джаз Чета Бейкера, и за соседними столиками веселеющий народ стучит бокалами, но в воскресенье на дне их мало алкогольного. На дне взгляда Чонгука явно плохо осознаваемая потеря. А Тэхён, какой-то до невозможного свой, смотрит в душу и доедает шарик фисташкового мороженого. Недавно Чонгук гнался за ним по улицам и во снах, а теперь может спокойно любоваться его родинкой, большими грустными глазами и острым подбородком, вздымающимся вверх, когда кусочек мороженого особенно вкусен. Голод пропал. Гук почти ничего не съел и только пригубил коктейль. - Если бы я не узнал тебя, то сейчас был бы дома, представляешь? – усмехается он. - Ах да, двадцать один ноль-ноль, - кивает Тэ, взглянув на часы. – Разве тебя не напрягает, что по моей вине… - Нет, - перебивает Чон, просчитывая чушь от собеседника заранее. – Это я был виноват. Перед собой, в первую очередь. Как бы там ни было, я думал, что смогу быть сильнее обстоятельств, вынесу это и не сдуюсь. Я догадываюсь, что ты в курсе моей плачевной истории, но не детально… Например, как ты узнал о моем отце? - Я не раскрываю источников, - морщит нос Тэ. - Но ты звонил моей маме и молчал в трубку? - Допустим. - Ты довел ее до ручки. - Она и без меня дошла, - вздыхает Тэ. - Все, что мне известно, так это то, что твой отец погиб в пьяной драке на улице. В наше время о таких вещах довольно легко узнать. Извини за прямолинейность. Чонгук скривил рот и выпил еще глоток жгущего ромом коктейля, потер руки, чтобы разжечь храбрость. Храбрость вообще говорить о человеке, который посмел оставить семью. - Он ушел, когда мне было тринадцать. Потом у матери были ухажеры, конечно, работа и дела. Она увлекалась чем-то и неплохо пела в то время, постоянно таскала меня по субботам в караоке. Плохо стало, когда я пошел в старшую школу, а затем и в колледж. Потом у нее обнаружилось тревожное расстройство на почве стресса за мою хулиганскую шкурку. В действительности – ее бросил мужчина. А потом я не мог приводить друзей домой, сам понимаешь… Я ходил к ним. Тогда не понимал, что с каждой ночевкой вне дома мать сходит с ума еще на один пункт. Появились правила, традиции и безысходность, ее упреки, истерики, слезы. Так я оказался в тюрьме, которую сам себе построил. - Ты чувствовал себя виноватым, - подает голос Тэхён, не сочувствуя, не поощряя, а так, как говорят дикторы за кадром. – Хотел отдать долг за всю заботу. - Да, - соглашается Чонгук на автомате. - А еще мне было стыдно. Я не доучился в колледже, а потому потерял возможность найти нормальную работу. Гук говорит о многом, делает акцент на появлении лучшего ныне друга, сквозь зубы добавляет, что уже не злится на отца, потом еще пару абзацев о неудачной личной жизни и скверных буднях. Тэхён многое слышал от Намджуна, он знает, что Чонгук попал в плохую компанию, влип в передрягу, и что закончилось неладное исключением. Тэхён в курсе многих подробностей, о которых Чонгук рассказывал другу, но ему еще не открылось того, что он может поведать вот так: тет-а-тет. - Сожалеешь, что не доучился? – интересуется Тэ. - Не сказал бы, что сильно. Особенно сейчас, когда уже столько воды утекло. На тот момент – вероятно, что да. – Чонгук задумался на пару минут, всмотрелся в старика за барной стойкой, шляпа которого пестрила ярко-розовым. - Ну ладно. Расскажи о себе что-нибудь. Не про сайт и всякие авантюрные приключения или про то, как мы узнали друг о друге... А что-то другое. Вздохнув, Тэхён неспешно облизывает десертную ложечку, пожимает плечами и откидывается на спинку стула. - О своем прошлом? Чонгук подается вперед и опирается щекой о кулак. - Да. Тэхён обводит глазами потолок и овальные коралловые люстры, задумывается надолго и знает, что Чонгук будет ждать. И он наблюдает за тем, как Тэ шевелит губами, как увлажняет их языком, волнительно взмахивает ресницами, а потом говорит: - У меня нет прошлого. Одной фразой он приковывает Чонгука к месту и разрушает что-то и без того плохо отстроенное внутри себя. У Тэхёна отлично поставленная речь, он запечатывает историю своей жизни в ясный недолгий рассказ, резкий на ударениях и бесцветно-горький по содержанию. А потом отслеживает на лице Чонгука потрясение, сочувствие, боль и страх, все в одном и чудным образом смешано. Выбираясь наружу из размышлений, Гук допивает коктейль, заказывает джин-тоник и вытирает пальцами внутренние уголки глаз, массирует занывшие виски. Он ожидал чего угодно, но явно не такого. Мистер Никто - не выдумка, а роковое следствие разбитых вдребезги причин. Там, конечно, имелась метафора, но сколь ловко завуалированная… Такое сразу не придумаешь. - Приблизительно вот так, - ставит точку Тэхён и безо всяких сожалений разламывает пластиковую ложечку надвое, - я выгляжу теперь. - Совсем ничего… - выдавливает Чонгук, но голос срывается. – Совсем ничего не помнишь? - Я не так уж и много прожил, - ухмыляется Тэ. Ему страшно идет хитровато-печальная ухмылка. - Было бы обиднее, случись это со мной лет в сорок или пятьдесят. Но тогда я хотя бы больше смог успеть, правда? Но Чонгук не знает, правда или нет. Ему всего двадцать три и все, что он пережил, по сравнению с состоянием Тэхёна теперь выглядит мелкокалиберным ранением, в то время как Тэ перед ним – расстрелян амнезией и продолжает как-то жить. Как? Неизвестно. Чонгук не умеет влезать в чужую шкуру, считает это абсурдным, но чувствует, что такая жизнь очень и очень сложна. Тэхён не помнит себя прошлого, выходит, что он – это вовсе не он, а всего лишь получившийся после аварии и реабилитации слепок. Голова Гука загудела еще сильнее. Разумно, что Тэхён не признается в своей слабости. А может быть, у него таковой и нет в наличии. Чон верил, что отыщет нужные слова, но вместо этого он промолчал оставшееся время и сделал Тэ большой комплимент в понимании. До приезда автобуса и до того, как Чонгук пожалеет о своей ненавязчивости остается всего-ничего. Гук обнимает Тэхёна на остановке, потому что сказать по-прежнему тупо нечего. Тэ слушает его сердце, но жалости не испытывает, так как давно смирился с истиной. Чонгуку понадобится время, чтобы во всем разобраться. Или не понадобится: как пойдет. - Дай мне свой номер, Тэхён. Настоящий номер. Тэхён поджимает губы и неохотно диктует набор цифр, согревает ладони дыханием и пританцовывает на месте. - Холодно сегодня, да? - Ужасно холодно, - подтверждает Чонгук, притягивая его обратно, легонько касается губами виска и просит: - Только не сбегай. Я не хочу тебя отпускать сейчас, но и держать не буду. И зря ты не согласился поехать ко мне. - Эй, разве в первый день знакомства так себя ведут, извращенец? – Тэ отстраняется и дует щеки. Как будто его учили вести себя так непозволительно мило. Едва ли не наигранно.- Автобус, Чонгук. Мне пора. С его «пора» расплетаются пальцы, и Чонгуку охота замотать Тэхёна обратно в объятия, закутать и унести с собой. Не потому что его жалко из-за всех тех потрясений, а потому, что Тэхёну нельзя быть одному. Никому нельзя быть одному с таким умирающим взглядом, проскальзывающим внезапно. - Чонгук… - Тэ оглядывается назад и растерянно смотрит на него. Тот упрямо держит за локоть и не спешит отпускать. – Я ведь опоздаю. - Останься со мной. Или… - Гук с трудом ворочает немеющим языком. – Или я могу поехать к тебе. - Но зачем? По-моему, на сегодня достаточно часов вместе. Бегущей строкой между ними – холод, а еще глубже, под ребрами страшно-колющее предчувствие. Вместе с Тэхёном Чонгуку никогда не будет достаточно, нужно чтобы он знал. Он знает, но иначе, прижимается к Гуку и утешительно выдыхает на ушко: - Со мной все будет хорошо. Ты должен мне верить. – И противоречием печальная улыбка. - До встречи. После он машет Чонгуку со ступеньки, за стеклом закрывающихся автобусных дверей, и тот медленно машет в ответ. До него никак не дойдет, что они с Тэхёном живут в разных мирах, что они обычные смертные и в их истории нет никакого волшебства. И если так, то Гук сотворит его сам. А завтра наступит понедельник. Он временно вымоет из чонгуковых мечтаний осадок романтики, он вернет его к хаосу на полках в магазине, он зацепит на его ноги кандалы и поведет по грязи до самой субботы. И за все пять дней Гук не сможет вырваться и выпутаться, поэтому к следующим выходным придет разбитым и вымученным. Главным образом потому, что Ким Тэхён не отвечал на его звонки и не открывал ему дверь. Тэхён занимался только повседневными делами и тщательно выжидал, чем для него обернется долгое молчание. Он варил себе кофе, кушал то, что купил ему Гук, прочел еще четыре книги по философии и разобрал пару заданий на будущее, мелкокалиберных и малоинтересных. Ему не нравилась идея слушать советы Чонгука по поводу ношения носков в доме и уборки. И Тэ чрезвычайно обрадовался, когда увидел повсюду тонкий слой привычной пыли. И разочаровался, когда вдруг не нашел его в среду. Тэ не хотел бы становиться знаменем и верхней строчкой топ-достижений Чонгука, не желал бы, чтобы их связь обрастала несмываемым приоритетом. В конце концов, Чон обязан чувствовать, что его мир продолжается в бесконечность и не прерывается Ким Тэхёном. И Тэ обязательно добьется у него этого ощущения. Оправданный риск. Риск пахнет снежным воздухом из приоткрытого окна и заново начатой шариковой ручкой. Но снег все еще не выпал, а ручка рано или поздно закончится. Тэхёну немного тоскливо слышать со всех сторон предпраздничную суету. Такого раньше не наблюдалось, Тэ не с чем было сравнивать. Но вот он вспоминает белозубую улыбку Чонгука, каждый суставчик его пальцев, волнующее зеркало внимательных глаз. И зависает. Еще несколько слов. Тэхён закрывает блокнот и, обведя взглядом комнату, вглядывается в крепления гамака, с ужасом передергивает плечами: серебристые новые кронштейны. Быть может, Тэ был слишком занят своими мыслями, что не заметил сначала дыры в стенах на месте прошлого положения неверных болтов. Теперь, в преддверии вечера пятницы – он видит. Гораздо большее, чем показывает ему бесцветная картинка реальности. И не может поверить. Чонгук был здесь. Он оставлял за собой маленькие порции нескончаемой еды в холодильнике, он чистил чашку до отвратительной белизны, стирал пыль и тихо уходил, ни разу не потревожив сна Тэхёна. Почему тот был так крепок, почему Тэ больше не падал по утрам и чувствовал себя спокойно, оберегаемым? Открытие ошеломляет. Тэхён считал себя бесплотным духом, но теперь крайне удивлен тем, что не он один такой, не он один умеет играть. Чонгука учили заботиться о других, но не уважать их личное пространство. Тэхёну нравится подобная дерзость. В дверь постучали, зашумели. Тэ со стопроцентной уверенностью определяет, кто там. Некто врывается за порог, стоило только щелкнуть замком, он опускает большие шуршащие пакеты, обнимает Тэхёна прохладным ветром, ласково и едва ощутимо целует, а затем, легонько встряхивая его за плечи, говорит: - Здравствуй, Тэхён. И находит на сонном лице большой вопросительный знак, смешно оканчивающийся вихром на прямой чёлке. - Как ты…? – запинаясь, пытается спросить Тэ. - Потом все расскажу. С Рождеством! Тэхён недоуменно хлопает глазами, продираясь сквозь сумрак разума к календарю и числам. Даты мало что значат, если не привязаны к определенным действиям. Нынешнее действие привязано к запаху хвои и мандаринов, головокружительно вкусному. - И тебя, - отвечает Тэхён, заглядывая за плечо Гука и видя там верхушку маленькой ели. А Чонгук уже идет прямой наводкой на кухню, закатывает рукава рубашки, просит помочь ему выставить закупленную провизию, делает все так шустро и без оглядки на нерасторопность Тэхёна, что тому кажется: все сон. - Я приготовлю нам ужин, - сообщает Чон, улыбаясь и хлопоча. - И пока курица будет запекаться в духовке, мы с тобой поставим ёлку, Тэ. - Ёлку? Мы? - у Тэхёна глаза заполняются каким-то отсветом блесток и воспоминаний. Но ни одного Рождества с семьей он не помнит. И ему стыдно. – Не стоило, Чонгук, не надо было… - Надо, - парирует тот и щелкает Тэхёна по носу с очаровательной родинкой. – Празднику – быть. Спустя полчаса оказывается, что у Тэхёна замечательный вкус к оттенкам и прекрасному в целом: ёлочные украшения, разноцветные шары и ангелочки, мягкие игрушки и конфеты, гирлянда, - все упорядочено и притягательно на пушистой зеленой красавице. Становится в разы уютнее. Благоухание хвои впивается иголочками в переносицу при каждом вздохе, разносится по легким освежающей волной. Так могло пахнуть детство зимой. Вероятно и очень хотелось бы. Тэ лопает стащенный из вазы мандарин и любуется угасающими и снова зажигающимися огоньками, прогоняя щемящую в груди неосторожную грусть. Они с Чонгуком решили обойтись излюбленным минимализмом и устроить праздничный пикник у ёлки, сидя на подушках и заставив едой полосатое зеленое покрывало. Тэхён в восторге до того, что не слышит подошедшего с главным блюдом Гука. Улыбнувшись, тот присаживается рядом и смотрит, как самые кончики пушистых ресниц Тэхёна превращаются то в красный или оранжевый, то в синий. - Приступим? – И Чонгук разливает по бокалам дорогущее, наверное, вино. – Никогда не любил Рождество, если честно. Сначала все напьются, притворятся счастливыми, а потом снова страдают целый год. Не забавно ли? - Что-то в этом есть, - соглашается Тэхён, его душит то, что он скрывает, коробит теперь еще сильнее. – Но люди притворяются не только по праздникам. А счастье… Знаешь, я не умею его распознавать. - Сейчас… - Гук поднимает бокал и смотрит на часы, где еще далеко не полночь, но неважно. Потому что важно заглянуть в глаза Тэхёна. – Сейчас я счастлив. И после звона хрусталя, который Чонгук с большим трудом доставил в целости и сохранности, Тэхён слышит свой последний вздох, как свободного и неприкосновенного персонажа. За потрясающим ужином Тэхён узнает, что Чонгук на прошлой неделе незаметно вытащил из его кармана ключ и сделал дубляж, пока они гуляли в парке. Он якобы волновался и хотел позаботиться. Тэ опускает глаза и царапает ногтями материю подушки. Здесь больше небезопасно. Ни в этом доме, ни в этой шкуре. - Я поступил подло, прости. - Ты приходил сюда ночами, пока я спал… - бормочет Тэхён. - Знаю, это тянет на статью. - Я не об этом, - хмурится Ким и тут же смягчает тон. - Как ты опустил гамак? - Удачно зашел днем. Тебя не было в полдень во вторник. А у меня был пропущенный обед. Да, я не люблю сдаваться. Правда, пришлось повозиться, но я успел уйти. Тэхён быстро вспомнил о причине отсутствия: он покупал вещи для нового заказа. Но Гука эти причины, как и ожидалось, абсолютно не тревожат. - Верно, меня не было дома. Но, Чонгук, чего ради ты приходил? - А как еще я мог тебя увидеть, если ты забросил телефон и так тоже дверь не открываешь?! – возмущается он. - А ты приходил сюда просто так? - Конечно. - Ох, я забыл, что у меня звонок сломан, - морщится Тэхён. Он сломал его сам, чтобы быть вне зоны доступа. – А телефон у меня всегда отключен. - Если тебе так удобнее жить, я согласен, - говорит Чонгук и улыбается. Он бы хотел выразить, как рад видеть Тэхёна вообще, как рад, что сам находил время, чтобы его уберечь и полюбоваться тем, как красиво он спит. – Только дубляж ключа останется у меня. И не спорь. Тэ и не посмеет спорить. Они заводят беседу о многом, близком и таинственном, существенном и не очень за счет разбегающихся по хмельной голове мыслей. Гук жалуется на весь мир, потом на себя и Намджуна, потому что тот зажал в этом месяце премию. Тэ внимательно слушает, не пропуская ни одного слова или интонации, а затем спрашивает, был ли Чонгук у матери. Тот качает головой и мрачнеет. - Я звонил. Не могу смотреть на нее. Честно, пробовал посещать, даже разговаривал десять минут, докладывал опять, хорошо ли я ем, как дела на работе и какие планы на будущее. - А какие? – Тэхён вытягивает шею и всем видом показывает, что заинтересован. – Твои планы? Гук задумался, залюбовался участием со стороны Тэхёна. Кажется, он может исполнить любое желание. - Быть с тобой – это первое. Тэхён закусывает губу и прячет ладони на коленях, прячет увлажнившиеся глаза. Так уверенно о нем никто не смел еще заявлять. - Добиться повышения на работе – второе. Не могу же я вечно заниматься такой ерундой. А третье, пожалуй, попробовать поступить в Вуз в следующем году. Ничего заоблачного, да? Я такой скучный, что тошно. - Ты вовсе не скучный. Немного заплутавший в себе, разве что. И тут Гук поднимает указательный палец вверх и говорит: - Как я мог забыть. Подожди-ка здесь.