«…В три гигантских шага Джейкоб пересек комнату и упал на колени рядом со мной и Ренесми. От него шла горячая волна, руки до кончиков пальцев сотрясала дрожь.
– Что с ней? – кладя ладонь Ренесми на лоб и одновременно прижимая ухо к груди, требовательно спросил он. – Всю правду, Белла, пожалуйста!
– С Ренесми ничего не случилось, – через силу выдавила я.
– Тогда кто при смерти?…»
- Стефани Майер «Рассвет»
Боль была невыносима до тошноты, буквально продавливала виски, намереваясь окончательно раздавить мой череп. Меня сильно лихорадило - остатки яда все еще плескались в моем организме. Выходить из забвения было страшно, но проваливаться в бездну с воспоминаниями - еще страшнее. Я разомкнула липкие ресницы, щурясь от яркого непривычного света, чувствуя, как пульсирует под бинтовой повязкой укус. Я догадалась: кто-то высосал яд, очищая мою кровь. Поморгав, привыкая к свету, я встретилась со встревоженными взглядами моей семьи и стаи. Я шумно выдохнула и с облегчением снова прикрыла глаза. Страх рассеялся. Все живы. - Несси! - Первой ко мне подлетела мама, молниеносно отреагировав на мое внезапное оживление, - Милая! Ты как? Ее холодные руки ощупывали мое горячее лицо, будто старались забрать весь жар. Спустя мгновение, возле койки уже стояли все, тревожно выискивая признаки, что я окончательно отделалась от цепких лап смерти. - В порядке, - хриплым шепотом ответила я. Сквозь нависших надо мной членов семьи и оборотней, я увидела одиноко стоящую фигуру в углу комнаты. Алек взволнованно смотрел прямо в мои глаза, облокотившись всем телом на стену. Руки его были плотно скрещены на груди, а лицо казалось по-особенному неживым, будто смерть, покинувшая меня, тенью лежала на нем. Осознание пришло молниеносно, окончательно выбивая из меня смертный покой. Меня тут же осенило: она не выжила. Она не выжила… Я хрипло задышала и только потом сложила в голове последние события, перед тем как мрак забрал меня с собой. Я зашипела, вспоминая, как по подбородку стекала кровь, перемешанная с ядом. Идиотка! Первой моей мыслью сейчас должен был стать Джейк! Почему его нет рядом?! Я резко спохватилась, садясь на постели и, пошатнувшись от неуспокаивающейся головной боли, неожиданно громко и надтреснуто закричала: - Где Джейк?! Где он? Резким движением я скинула с себя простыню, и начала лихорадочно выискивать его по комнате. Я крутилась, сминая постель, и не заметила, как меня стало трясти. Еще секунда и меня накроет истерика. Но я нашла его взглядом раньше, чем это случилось и кто-то успел мне ответить. Он лежал на такой же койке позади меня: спинки были придвинуты вплотную друг к другу. Рядом стоял аппарат фиксирующий его слабое сердцебиение и пищал так назойливо, что я чувствовала пульсацию в висках в ритм ему. В вену, как и в мою, была вставлена игла, через которую поступал прозрачный раствор. Лицо его было непривычно белым, как мел, а дыхание едва уловимым и чуть слышимым. Меня волной охватила отчаянная ярость. Я не успела выпить достаточно яда из его раны, прежде, чем меня от него оттащили. Именно поэтому я очнулась раньше него! - Погоди, приляг. Тебе нельзя делать резкий движений, - запротестовал Карлайл, а папа легонько надавил мне на плечи, заставляя лечь обратно в постель. Я слабо отодвинула его руки, снова поднимаясь. - К черту это все! - Прошипела я, вырывая капельницу из вены. Остановить меня не успели. Или же боялись, что если преградят дорогу, то я натворю еще больше глупостей. На секунду я показалась самой себе полностью невменяемой. Пошатнувшись, я припала на колени перед койкой Джейка, и обхватила руками его горячее лицо. Его температура была выше, чем способны показывать человеческие градусники. Настолько выше, что от прикосновения к его коже, я буквально обожглась, но руки не отняла. Его лицо… Лицо, словно восковая маска. Оно было вытянутым и изможденным, а на лбу проступала ледяная испарина, контрастирующая с горячей кожей. Я снова начала молиться, как делала это раньше, когда было очень страшно, стараясь успокоить дрожь в теле. Все остались стоять рядом. Мама опустилась на колени рядом со мной, прижимая мою спину к своей груди и успокаивающе целуя в затылок. Мои руки продолжали поглаживать горячее лицо Джейка. Мы погрузились в бесконечное молчание и спустя какое-то время, перестав заниматься самобичеванием, я все-таки спросила, что пропустила. Последнее, что я помню - как упала на колени на поляне, стараясь спасти жизнь самого важного человека во всем мире, и борясь с предсмертными галлюцинациями Долорес. Карлайл, с невыносимой скорбью, объявил внушительный список погибших. Ирландцы, кочевники пали целым кланом. Амазонок осталось две: Сенна и Зафрина. Кейт и Гаррет, потерявшие семью, теперь присоединились к нам, не желая возвращаться в родной дом. Из египтян выжили только Бенджамин и Тиа. Стая уменьшилась вдвое - все павшие были достаточно молодыми, обратившиеся в первый раз во время прихода Вольтури, десять лет назад. И Ровена, тоже, погибла. Алек парализовал Аро, выпустив туман, выйдя из себя после смерти сестры, и, стараясь спасти свою невесту. Он видел, что я умираю, лежа рядом с бессознательным Джейком, и впал в отчаяние, понимая, что нас всех ждет конец. Кай не стал медлить с ее кончиной. Алек рассказывал об этом совершенно холодным и отрешенным голосом. Я не смогла найти подходящих слов, чтобы поддержать его. Будь я на его месте - я бы погибла прямо на поляне. Все соболезнования и речи, наполненные скорбью, были абсолютно бессмысленными. Я не могла помочь ему пережить эту боль - с этим может справиться только время. - А что с Вольтури? - Шепотом спросила я, продолжая сидеть на коленях у койки. - Мой туман сделал свое дело. Двое стражников, не имевших особого веса в клане, успели все-таки сбежать. Жены тоже остались живы - после смерти Долорес, как только они пришли в себя, они лично убили Кая. Обездвиженную Ренату разорвал Сет. С Аро я расправился самостоятельно, - с ненавистью выдохнул он, - Теперь Сульпиция и Афинадора будут править вместе с Маркусом. - А… ты? - Пойду за ними. Вместе с румынами. Ты жива - я остался только ради того, чтобы убедиться в этом. Мне рассказали о том, что я пробыла без сознания двое суток. Мой отец, увидев, что Алек все же не сдержался и выпустил туман, прямо на поляне начал высасывать яд из моего отравленного тела. Мама, тем временем, занялась Джейком. Нас дотащили до дома, соорудили в кабинете дедушки палату, и присоединили к капельницам. Все было сделано оперативно. И только я все-таки очнулась. Джейк же, до сих пор, нет. Дальше, я в первый и последний раз поднялась с пола, оторвавшись от койки Джейка, и крепко обняла Алека. Я не знала, через сколько мы увидимся вновь, но была уверена - наши судьбы теперь плотно переплелись. Алек навсегда стал для меня важным человеком. Новые Вольтури вышли за порог, а я села снова на пол и не смыкала глаз с Джейка следующие два дня и две ночи.***
«…По коричнево-рыжей морде покатилась слеза величиной с бейсбольный мяч. Эдвард уткнулся лбом в теплое волчье плечо, куда он только что подсаживал Ренесми.
– Прощай, Джейкоб. Брат мой… сын мой…»
- Стефани Майер «Рассвет»
Это случилось на рассвете. На короткое лживое мгновение мне показалось, что его ресницы задрожали - моя усталость от бессонных ночей сыграла свою роль. Я отчетливо помню две вещи: как перестал пищать аппарат, и как разбились чашки с остывшим ромашковым чаем, которые я сбила, разбрасывая по полу, вскочив на ноги. Предательская полоска выползала за экран, объявляя о страшном проклятие. Его сердце остановилось. Я помню все обрывистыми частями. Мрак покрыл воспоминания о том, как меня силой вытащили из комнаты, бьющуюся в истерике. Но я помнила, каким холодным казался пол - я прижалась вплотную к закрытой двери, ведущей в «палату», желая сравняться с землей, и помнила, какими горячими казались руки Сета, прижимающие мое дрожащее тело к себе. Почему?! Почему он?! Господи, почему ты не забрал меня? Я била в грудь так сильно, что чувствовала, как мои кулаки вот-вот пробьют грудину, и я вырву свое остановившееся сердце и швырну в стену. Перед моим взором стоял маяк. Он рассыпался, превращаясь в прах, следом за потонувшим кораблем. Я не помнила дни до похорон и сами похороны: дедушка накачал меня какими-то успокоительными таблетками. Либо же дело было вовсе не в них - я мысленно была закопана в могиле рядом, и помню только землю, которую сбрасывали на меня сверху вниз. В тот день я умерла вместе с ним, без возможности воскрешения. От меня осталось лишь бесполезное тело без чувств, без сердца, без души. Я впала в анабиоз. Была мертвой, не умирая при этом. Вина лежала на моих плечах тяжким грузом, придавливая плотно к земле. Я прокляла тот день, когда вывела нас на эту чертову поляну. Я ненавидела себя, что не спасла его. Я словно исчезла из своей собственной жизни. День сменялся ночью, а лето зимой - я приросла к дивану, мысленно отрезала себе язык, и бо’льшую часть времени неотрывно смотрела в стену прямо перед собой. Физически умереть мне не давали. Пять бессмысленных лет прошли, тянувшиеся бесконечно долго, как живица с раненного дерева. А я продолжала ничего не чувствовать, кроме всепоглощающей пустоты бороздившей мою душу. Вокруг меня бесконечно кружили близкие, не оставляя ни на секунду один на один с собой. Я отказывалась есть и спать. Я отказывалась разговаривать с кем-либо. Папа боялся, что если они покинут комнату, я потеряю самообладание, поэтому никто не предоставлял мне такой возможности. Очень жаль. - Поговори со мной, пожалуйста, - взвыла мама, садясь рядом со мной на диван. Закрывшись один на один со своей болью, я превратилась в чертову эгоистку. Я знала, что смерть Джейка тяжело переживали все, но уверовала в то, что никто не способен разделить даже толику моих страданий. Вокруг меня сплетался кокон. Я не старалась вырваться из него. Я думала, что нет на свете ни одного человека, который мог чувствовать эту боль, так, как ее чувствовала я. За одним исключением. Пройдя в гараж, под надзором мамы и Эммета, я стянула старое пыльное покрывало с его мотоцикла. Он вложил в него всю душу - железный друг, который был с Джейком долгие годы. - Дайте мне побыть одной, - шепотом попросила я. Они повернулись к папе, и, помедлив, все-таки исполнили мою просьбу. Слезы лились бесконечным потоком, пока я протирала мотоцикл от пыли влажной тряпкой. Я не плакала уже три года. Мне казалось, у меня закончились слезы еще в первые два года, после его смерти. Я снова убедилась в одном: слезы не приносят никакого облегчения. Я поклялась семье, что не натворю глупостей. Разговоры заняли целых полчаса. Все были рады, что я, наконец, была способна вести столь долгий диалог, но недоверчиво поглядывали на папу, ожидая его решения. Он кивнул и все-таки помог мне выкатить полумертвый мотоцикл из гаража на подъездную дорогу. Ржавый двигатель взревел с кашляющим рычанием, возвращаясь к жизни. Я погладила руль, словно успокаивая бездушную железяку. Он слишком долго ждал этого момента. Под контролем десяти пар золотистых глаз, я отъехала с подъездной дороги. По пути в резервацию, всеми силами борясь с желанием свернуть руль и улететь с обрыва, я заехала в магазин на трассе, и купила огромный пакет продуктов. Билли встретил меня на пороге. - Я ждал тебя, - прошептал он, когда я наклонилась, чтобы обнять его. - Почему ты один? Где Рейчел и Пол? Где Сет и Ли? - Твой дедушка скоро приедет вместе со Сью. Я попросил оставить меня в покое, хотя бы до их прихода, - горько усмехнулся он. Я понимающе кивнула. Билли сильно постарел: лицо индейца было измождено морщинами, а волосы были собраны в седой, практически белый хвост. Сидя в инвалидном кресле, он казался совсем, по-старчески, крошечным. - Я купила продукты. Сделаю индейку с картошкой - сегодня же День благодарения. Я механически выкладывала продукты на столешницу, стараясь не выискивать по комнате напоминания о Джейке. Но все кругом безжалостно напоминало об одном: нашем первом поцелуе. - Ты впервые вышла из дома за пять лет? - догадался Билли. - Хотела тебя увидеть, - стоя спиной к нему, коротко сказала я, уходя от прямого ответа. - Он бы не хотел для тебя такого будущего. Ты совсем перестала жить, Ренесми. Ты видела себя? Я кинула взгляд на кольцо на истощенном пальце и промолчала, проигнорировав замечание Билли. Я ошиблась. Не было никакого исключения. Все продолжали жить, свыкаясь с этой болью. Все, кроме меня. - Мне тоже ужасно тяжело. Потерять ребенка - самое страшное, что могло со мной произойти, - словно пытался успокоить меня индеец, будто читая мои мысли и напоминая, что я не одна в своей боли. Новая эгоистичная часть меня понимала, что хоть Билли и тяжело переживает смерть сына, но уже не впадает в такое же отчаяние, в какое до сих пор впадаю я. Я понимала, что виной моих страданий - запечатление. Как же удивительно легко оно превратилось из дара в проклятие. Дедушка и Сью приехали вместе с Клируотерами. Я выслушала несколько огромных монологов о том, как они рады меня видеть и как все переживают смерть Джейкоба. За столом я все-таки заставила себя поесть, делая вид, что участвую в разговоре. Своны уехали ближе к ночи, взяв с меня обещание, что я приеду к ним погостить. Проводив их, я села на скамейку возле дома, вглядываясь в непросветный темный лес. Я ничего не чувствовала - эмоции будто подкрутили и поставили на минимум. - Сестренка, я к тебе, - проговорил Сет и осторожно присел рядом со мной, будто боясь навредить. Он закинул большую руку через мою голову и положил на плечо, крепко прижимая к себе. Его пальцы поглаживали меня по предплечью. Я уткнулась в горячую шею оборотня, сдерживая неожиданно подкатившие слезы. Теперь я знала: я не плакала только потому, что не давала никому себя жалеть. - Тебе хуже всех - я знаю. Я будто сегодня увидел совершенно незнакомого мне человека. От тебя совсем ничего не остается, - с болью в голосе проговорил он. Сет отстранился на секунду и посмотрел прямо в мои глаза. - Я тысячу раз пытался прийти к тебе за эти чертовы пять лет, но Эдвард и Белла каждый раз меня переубеждали. Они говорили, что ты ни с кем не разговариваешь и я ничем не помогу, а сделаю только хуже. Мы ждали, пока ты сама приедешь к нам и никуда тебя теперь не отпустим. Помедлив, я проговорила, словно бездушная машина: - Легче не становится. Даже на немного. - Ты должна жить ради него. Ты бы хотела, чтобы Джейк отказался от жизни после твоей смерти? - риторически спросил Сет. Мои губы тронуло жалкое подобие горькой ухмылки, и я проговорила вполне очевидную вещь: - Джейкоб бы умер вместе со мной… «Так почему же я должна оставаться?» - мысленно дополнила я. Сет понял, что выбрал плохую тактику. - Джейкоб оборотень. И сердце у него оборотня. Потерять того, на ком запечатлен - приравнивается к смерти. Но ты же не волк, - неубедительно тараторил он, - Никто не говорит тебе перестать страдать - мы сами с этой болью навечно. Но ты отказываешься жить. Не пытаешься себя спасти и не даешь этого сделать никому. Я рассматривала пустыми глазами крыльцо, усыпанное гравием. Слова Сета не приносили облегчения, как бы сильно мне этого не хотелось. Они отзывались яростью во мне - казалось, словно я одна во всем мире и весь груз тяжести бытия упал только на мои плечи. Пять лет моего забвения сыграли свою роль: все постепенно научились заново жить, приняв смерть Джейка, а я, напротив, все глубже опускалась в могильную яму. - Жить вечно с этой болью? - наконец спросила я. Сет не ответил. Вопрос прозвучал риторически. Он задумчиво опустил глаза на байк, стоящий на подъездной дороге. Его пальцы продолжали сжимать мое предплечье. Билли уговорил меня остаться с ним. Я позвонила родителям, сказав, что остаюсь с Блэком на неопределенный срок. Домашняя рутина постепенно помогала ненадолго отвлекаться. А дел в доме моего несостоявшегося свекра было много. Билли постарел - с ним точно должен кто-то оставаться. Ему было тяжело пересаживаться с инвалидной коляски, хотя раньше он делал это без труда. Я готовила завтраки, обеды и ужины, постепенно научившись создавать вкусные и быстрые блюда, и начиная вызывать в себе аппетит. Я копалась в огороде, перебирала запылившиеся инструменты в гараже Джейка, ежедневно подметала и мыла полы, стирала и гладила наши вещи. Я делала все, чтобы к вечеру во мне только и оставались силы, чтобы сесть рядом с Билли на диван и пить пиво за просмотром бейсбола. К нам постоянно кто-то приходил. Иногда оборотни заставляли меня выйти на прогулки по резервации, которые не приносили никакого толку. Каждый раз, когда мы прогуливались по Ла-Пуш, воспоминания одолевали меня, прижимая ближе к земле. Все разговоры с оборотнями были одинаково, по-наивному глупы. Каждый пытался сказать что-то особенное, отчего мне должно было стать легче. Билли говорил им заткнуться. Он берег меня, как самое ценное, что у него осталось. Он давал мне справляться с болью самостоятельно, без посторонней помощи. Я была безмерно благодарна ему за то, что он нисколько не жалел меня. Билли позволял мне оставаться собой: я никогда не улыбалась и разучилась плакать, была молчалива и погружена в свой собственный разрушенный мир. Он понимал меня без слов, зная, что мне потребуется много времени и любая попытка привести меня в чувства станет откатом назад. Мне не нужно было ничье «спасательство». Каллены приезжали дважды в неделю: привозили вещи, десерты Эсми, и проводили с нами несколько часов. Они беспокоились, что я не вернусь домой, но не задавали никаких вопросов вслух. Они видели, что живя в резервации, я постепенно вылезала из собственноручно выкопанной могилы. Я стала медленно привыкать к дыре в моей груди, которая не затягивалась. Она была неотъемлемой частью меня и я не старалась избавиться от нее. Через полгода жизни у Билли, научившись заново общаться с людьми, я стала на убой работать в магазинчике Джейка с автозапчастями. Я даже научилась делать простые детали на заказ на ручном станке, под наставничеством Сэма и Сета. Мои руки из тонких изящных, стучащих по клавишам рояля, превратились в рабочие, покрытые мозолями. С тех пор, как умер Джейк, я перестала охотиться, окончательно превратившись в человека. Только бессмертного. Выручка выходила неплохая - магазин пользовался спросом, и Билли начал настаивать, чтобы часть денег я откладывала на свое будущее. Мама периодически приходила на подмогу, когда привозили много товара, либо когда я делала детали на станке, а очередь клиентов была большой. Конечно, я могла справиться и самостоятельно, но не перечила, боясь ранить маму. У нее появилась возможность провести больше времени со мной, потому что домой я никогда не приезжала. Так пролетели три года. Билли был по-отцовски строг, в отличие от моей семьи, которые продолжали страдать от сложившейся у меня судьбы, относясь ко мне, как к хрупкому цветку. Но Блэк буквально силой заставил меня жить. Без него бы я пропала совсем. Я сдала выпускные экзамены, возобновив домашнее обучение в то же время, как занялась магазином. Удалось урезать программу и отучиться в школе на целый год раньше. Я не хотела оставлять Билли, но во мне созревал навязчивый план, который назойливо прокручивался в моей голове. Он казался сумбурным, и без одобрения Блэка, я бы так и не решилась его осуществить. Собравшись с мыслями, я позвонила Рейчел и строго сказала, чтобы они с Полом забрали отца к себе, взяв обещание, что они не оставят его до самой смерти. - Поезжай, Несси, - одобряюще положив горячую руку на мою, проговорил Блэк, - Ты скрасила целых три года моей жизни. Я бы пропал без тебя, - сказал он, а я мысленно усмехнулась, что все произошло наоборот, - Я знаю, что ты справишься со всем и тебе нужно двигаться дальше. У тебя впереди долгое счастливое будущее, но помни, что никто не спасет тебя, кроме самой себя. А за меня не беспокойся - я еще потанцую. Я поцеловала индейца в морщинистый лоб, и, взяв несколько вещей из комнаты Джейка, отправилась навестить Чарли и Сью, прежде чем в первый и последний раз появиться дома. - Домашнее обучение я закончила экстерном и Сэм помог мне сделать права. Я хочу получить высшее образование в Италии, а жить буду в Вольтерре. Алеку я уже позвонила. Я собирала последние вещи в чемодан, сидя на полу в гостиной. Моя семья стояла тенью надо мной. Из внутреннего кармашка в чемодане выпирал ловец снов, сделанный Джейкобом. Я забрала все, что может мне напоминать о нем. Каллены мученически промолчали, подавив в себе желание меня остановить. Мама снова бесслезно расплакалась. - Я буду приезжать. Билли и Чарли я тоже это пообещала. И вы пообещайте, что будете навещать нас в Италии. - Как ты сама доберешься до Вольтерры? - печально вздохнула Роуз. - Алек встретит меня по прилету. Я уже все продумала. - От Вольтерры до Болоньи далеко. Здесь полно возможностей получить высшее образование, - попытался остановить меня папа, - Мы скоро переедем в Теннесси. Пожалуйста, останься с нами. - У меня есть деньги - Билли заставил меня копить. На них куплю машину. От Вольтерры до Болоньи всего два часа, - проигнорировав просьбу, коротко сказала я. Застегнув молнию на чемодане, я встала и окинула взглядом родных. Я снова делала им больно. Я начала испытывать вину, что ушла от них к Билли, став холодной и закрытой. Но за восемь лет боль во мне закостенела, и, если бы я тогда не вынырнула из той трясины - меня бы уже не было в живых. Я по очереди обняла каждого, мысленно умоляя меня простить. Папа задержал меня в объятиях и поцеловал в лоб, будто успокаивая, что прощать меня не за что. - Когда соберетесь переезжать - отвезите байк Сету. Я не хочу, чтобы он «загнулся», пока я не буду им пользоваться. Все промолчали. Буквально, прикусили язык. Никто не осмелился сказать что-то против. Прощание было трагическим. Они не хотели меня отпускать, зная, что переступив порог дома, я больше сюда не вернусь. Только если в качестве гостя. В аэропорту нас ждали дедушка и Сью, а, также, добрая часть резервации, подготовив тем самым, прощальный сюрприз для меня. Проходя через рамку на посадку, я в последний раз обернулась, чтобы помахать им рукой, и скрылась из вида, захлебываясь впервые нахлынувшими слезами, за последние три года.***
Италия встретила непривычно ярким весенним солнцем. Трасса была свободна и у Алека появилась отличная возможность устроить гоночный турнир. Но только турнир, из-за отсутствия соперников, был для одного автомобиля - его. - И каков план? - Спросил он, кинув короткий взгляд на спидометр. Стрелка неумолимо перевалила за сто сорок. Гарантированное пожизненное лишение прав. - Поступила в Болонский университет, - ответила я. Его скоростная езда меня совершенно не трогала, - Всего два часа на машине отсюда; машину куплю, а права уже получила. Алек стал медленно сбавлять скорость. Я поняла: сейчас начнутся болезненные разговоры. - Эдвард мне позвонил, после того, как они отправили тебя на посадку. Он сильно встревожен и просил позаботиться о тебе. Я поморщилась, отворачиваясь к окну, и перевела тему с себя на Алека. - Я ведь тебя совсем не поддержала тогда, - вину в голосе скрыть не удалось. - Тебе самой нужна была поддержка. А я уехал, - Алек покачал головой и дальше заговорил едва слышимым шепотом, - Я думал, у тебя все будет хорошо и сбежал, стараясь пережить собственную потерю. Мы помолчали. Я увидела вдалеке, как приближается Вольтерра и не ощущала никакой тревоги. Когда я вообще в последний раз чувствовала хоть малейший страх? - Ты другая, - заметил он. Я не смогла распознать с каким чувством он это проговорил - с удивлением или же с разочарованием. - Ты тоже. Алек качнул головой. - Я - такой же. Во второй раз принять ее смерть было тяжелее - никто не создавал искусственного благополучия. Я ощутил всю палитру чувств, а затем смирился. Бессмертие - проклятие, и умереть по собственной воле в нашем нынешнем спокойном мире оказалось невозможным. Я закусила губу, думая о возможности смерти. В отличие от Алека, у меня было перспектив побольше. Слова крутились на языке, и я ляпнула, не подумав: - Ты мне нужен. Алек озадаченно посмотрел на меня, отрывая взгляд от дороги. Немой вопрос ощутимо заполнил собой всю машину, и помедлив, я решила объяснить. - Не знаю, - шепнула я, - Мне кажется, что если мне все же вздумается выпить яду - ты нальешь мне бокал. Алек нахмурился, обдумывая, пошутила ли я или говорю серьезно. Затем его губы дрогнули и он ответил: - Постелю нам в одной гробнице, если ты не против, и выпью второй бокал следом за тобой. Я усмехнулась, удовлетворительно кивнув.Полвека спустя
Слой пыли, казалось, был вековой. Я намочила тряпку и провела ей по опустевшим полкам книжного шкафа. В библиотеке было душно, несмотря на раскрытые настежь окна. Середина лета в Италии. За пятьдесят лет моей жизни здесь, до сих пор не могу привыкнуть к такой знойной жаре. Я смахнула выступивший пот со лба и окинула взглядом стопку книг, лежавших на полу. За ними никто никогда не ухаживал - половину великих произведений и энциклопедий придется выбросить. Остальную часть я планировала реставрировать. Сняв резиновые перчатки со вспотевших рук, я решила продолжить уборку позже. Я тут уже десять долгих часов, но так и не охватила даже четверть библиотеки. Уборка успокаивала, как и прежде. Я называла ее трудовой терапией или, все же, это было невротическое расстройство. В любом случае, уборка приносила душевное облегчение и спасала меня в самые тяжелые дни и ночи. Когда руки были заняты - бесконечный поток моих мыслей затихал. К счастью, в Вольтерре можно было разгуляться. Я планировала полностью привести старинный замок в нормальное состояние. Но я словно пыталась объять необъятное - замок был чертовски огромен. Я получила два диплома о высшем образовании в Болоньи, выбрав медицину и психологию, и, получила бы и третий, если бы люди не стали осыпать меня комплиментами и удивляться, как хорошо я сохранилась. Сейчас, я окончательно превратилась в затворницу Вольтерры по собственной воле. Стены замка стали для меня родным домом. В Штаты я так и не вернулась. Только приезжала раз в год в резервацию и в гости к Свонам. Каллены, колесившие по Америке, возвращались на это время в Форкс, чтобы побыть со мной. Несколько раз они наведывались в Вольтерру. Маркус уговаривал их остаться, но они оставались непреклонными. Усталость давила на плечи (последствия отказа от сущности вампира вот уже как шестьдесят лет), и я шла по длинному коридору в сторону нашей спальни, мечтая лишь об одном - набрать полную ванну прохладной воды. Зайдя, я разделась и бросила пыльную одежду на пол, затем прошла к раковине, умывая соленое лицо прохладной водой. На полке, возле зеркала, лежал браслет с лунным волком - на его цепочку было надето кольцо Джейка, продолжающее, до сих пор, бороздить мое сердце. Рядом с ним - другое, новое помолвочное кольцо из белого золота с большим кроваво-красным рубином. Закатное солнце преломлялось через камни: рубин отражал красный свет на голубые отблески лунного волка. В груди снова защемило. Я набрала ванну и опустилась в холодную воду, заставляя тело снять накопленный за день жар. Веки медленно сомкнулись и я растворилась в освежающем наслаждении. - Можно к тебе? - послышался шепот за дверью. Мои губы расплылись в улыбке. - Я тут совсем голая. До свадьбы видеть невесту в чем мать родила - предосудительно. Алек усмехнулся и зашел. Окинув меня игривым взглядом, он присел на край ванны, проведя рукой по моей голове. - Ты совсем горячая. Ты весь день провела в библиотеке? - Половину сгнивших напрочь книг придется выбросить. Столько раритета - и все в помойку. Алек криво улыбнулся, не отводя от меня взгляда золотистых глаз. Он единственный в Вольтерре, кто перешел на «вегетарианскую диету». Я же упорно продолжала не охотиться вовсе. - Сколько жил здесь - ни разу не задумывался о порядке. Мы бы без тебя совсем пропали. Это я уже где-то слышала. - Ваша задача - сад. Моя - замок, - отрезала я. - Думаешь, гости заметят всю накопленную за века пыль? Иронизирует. Алек ждет этого дня, как самого важного события в его жизни. Я ткнула пальцем в его плечо. - Я не для гостей стараюсь. Считай, что это мое хобби. Алек коротко засмеялся и наклонился, целуя меня в губы. Приятный холод его тела снял оставшийся жар.***
Повествование от третьего лица Маркус высадил последний куст роз вдоль аллеи. Они источали необыкновенно приятный запах - гибрид, скрещенный с пионом. Единственные в своем роде. Он вывел новый сорт удивительного гибрида - его соцветия были белоснежными, а к кончикам лепестки краснели. Шипы были хрупкими, но не давали подпускать к себе любопытных незнакомцев. - Ренесми… - прошептал Маркус, улыбнувшись. В его саду были три сорта именных роз: первые он посвятил Дидим, вторые - Аро. Кусты гибридных роз Ренесми сейчас украшали главную аллею. Для Маркуса сегодня утром настанет важный день - столько гостей увидят его вековые кропотливые старания и посетят его сад. Для Ренесми сегодня утром настанет важный день. Она не спит всю ночь, представляя, как пойдет к алтарю под руку со своим отцом. Для Джейкоба сегодняшнее утро было бы важным. Он наконец бы увидел, как больше полувека спустя, Ренесми постепенно обретала душевный покой.***
Повествование от лица Ренесми На город плавно опускался рассвет. Бессонная ночь сказывалась: я зевнула, наливая чашку крепкого кофе. Накинув халат на ночную сорочку, я села на скамейку на балконе и наблюдала со стороны за подготовкой к церемонии в саду. Горячий пар из чашки разносил запах кофе и окутывал им все вокруг. - Ну куда вы это ставите? Вы проход загородили! - доносился снизу командный голос Элис. Ее подручными были мама, Джаспер, Эммет и Розали, которые терпеливо выполняли все приказы. Оставались последние штрихи. Карлайл и Эсми неспешно прогуливались по саду, с восхищением рассматривая детище Маркуса. Их экскурсоводами были Сульпиция и Афинадора - главы клана Вольтури, вышедшие из заточения. Чарли и Сью были счастливыми долгожителями, но побывать на моей свадьбе, так и не успели. Дедушка умер десять лет назад, в возрасте девяносто шести лет. Сью ушла следом за ним. Из замка, уже торжественно одетые, вышли постаревшие Сэм и Эмили с двумя взрослыми дочерьми. Рядом с ними шли их мужья и дети. После смерти Джейка, право вожака перешло к Сету. Пол тоже предпочел семью, не давая Рейчел стареть в одиночестве. У них был прекрасный сын Билли, названный Рейч в честь отца. Ген оборотня передался ему - он был массивным рыжим волком, один в один, как его дядя Джейк. Жаль, что Билли этого не увидел. О том, что ему становится хуже, мне сообщила Рейчел, и мы тут же вылетели в Вашингтон. Его смерть произошла на моих руках. Я словно откатилась в день похорон Джейка, провожая индейца в последний путь. Билли чувствовал, что его дни подходят к концу, и, увидев Алека на предсмертном одре, сказал, что я сделала правильный выбор. Он словно ждал меня, хватаясь ослабевшими руками за ускользающую жизнь, и не позволил себе умирать, пока не попрощался со мной. Его слова о «правильном выборе» не принесли облегчения, а только заново разбили мое сердце. Увидев приехавшую на свадьбу Рейчел, я ждала ее осуждения, но она расплакалась от счастья, обнимая меня. Осуждение было словно выдумано мной и существовало только в моей голове. Я любовалась на их лица, украшенные глубокими морщинами, осознавая, что жизнь все-таки идет своим чередом. В Вольтерре время словно останавливалось: ничего вокруг не менялось и мы не старели. - Нервничаешь? - Спросил меня папа, выходя на балкон. Он присел на скамейку рядом со мной и смахнул упавшую ресничку с моей щеки. - Немного, - призналась я, - Такое ощущение, что я все еще сплю. Папа понимающе кивнул. - Я безмерно рад, что ты у нас есть. Я так горжусь тобой. Глаза папы блестели, как вересковый мед, переливаясь на рассветном солнце. Он тоже, как и я, словно вышел из мучительного забвения. - Хорошо, что мы смогли тебя тогда отпустить. Я принимаю любой твой выбор, и хочу, чтобы ты была счастлива и любима. В сердце кольнуло. Я поставила чашку на стеклянный кофейный столик и повернулась к папе. - Заслуживаю ли я всего этого? - Джейкоб был бы счастлив, что ты возвращаешься к жизни. Я говорю это ни как твой отец, а как его отец. Или же, как самый близкий его друг. Он просил меня сделать все, чтобы ты обрела душевный покой. Папа заботливо заправил выбившуюся прядь мне за ухо. - Он был частью всей нашей семьи. Всем нам пришлось тяжело. Шестьдесят лет, Ренесми. Долгие шестьдесят лет душевных страданий. Джейкоб бы этого не одобрил. - Шестьдесят лет для нас - это чертовски мало, - шепотом ответила я. Время не лечило: он покрывало пылью душевные раны. Попробуешь смахнуть - как они снова начинали кровоточить, разнося инфекцию и вызывая заражение крови. А дальше снова - только смерть. - К боли привыкаешь. Но она навечно будет со мной. Папа задумчиво отвернулся и опустил глаза на необъятный сад. - Как и со всеми нами, - с сожалением в голосе прошептал он, - Ты изменилась, Ренесми. Стала совершенно другой. Алек не спасет тебя от боли, но он сделает все, чтобы ты оставалась счастливой, несмотря на рану в твоей груди. Он тебя очень любит. Я отпила глоток горячего кофе. - Я знаю, - выдохнула я в чашку. Слова стояли комом в горле, и я так и не смогла сказать, что тоже его люблю.Год назад
Алек опустился на одно колено возле нашей кровати. Его лицо было сосредоточенным, а золотистые глаза уверенно смотрели прямо в мои. - Ренесми Каллен, ты окажешь мне великую честь и выйдешь за меня замуж? Я на мгновение задержала дыхание. Алек ждал моего ответа, держа черную коробочку в руках. - Я согласна, - шепотом ответила я. Лицо Алека вытянулось в удивлении, а губы расплылись в широкой улыбке. - Ну, наконец-то! - Ликуя, прошептал он. Это была шестая попытка Алека сделать мне предложение. Долгие пять лет я отказывалась. Он не сдавался. За сорок лет Алеку удалось вытянуть меня из того кокона, в котором я сама себя похоронила. Я не верила, что пройдя через ад, до сих пор могу что-то чувствовать. А Алек верил и неустанно повторял: - Я буду ждать сколько нужно. И дождался, несмотря на то, что это решение далось мне крайне тяжело. Во мне сидел навязчивый неестественный страх: я была помолвлена с Джейком, а Алек уже делал предложение Ровене. И мы их потеряли. Они умерли, забрав с собой наши души. Если с Алеком что-то случиться - я упаду в пропасть с хрупкого моста, кропотливо выстроенного мной за эти долгие годы. Я потеряю последний смысл, держащий меня на этом свете. Но Алек упорно хотел осчастливить меня всеми возможными способами. Со второй, настоящей смертью Ровены, он окончательно свыкся через двадцать лет. Мы помогали другу другу пережить те кошмарные годы. Но в моей душе оставалась дыра, которой не было суждено затянуться. - Запечатление - это нечто большее, чем любовь, - понимающе говорил Алек, - Я не заменю тебе его, но без тебя мое существование будет бессмысленным. Я люблю тебя, Ренесми. Люблю так сильно, как только может любить вампир. Я молча слушала его, эгоистично осознавая, что мне нужна его любовь. Я чувствовала, что для меня не будет никого роднее Алека Вольтури. Рядом с ним, я постепенно училась заново жить, и любовь его была для меня спасательным кругом. Без него я не выдержу и точно пойду ко дну. Я не врала ему, честно говоря о своих чувствах, и Алек знал, что он никогда не заполнит пробитую дыру в моей груди.***
Повествование от третьего лица Ренесми стояла у выхода в сад, держа своего отца под руку. Она была ослепительно красива - белоснежное шелковое платье струилось до самого пола, а длинные локоны, покрытые тонкой фатой, падали на открытую спину. Они вышли из тени, шагнув на каменную лестницу и кожа Эдварда засветилась тысячей крошечных бриллиантов. Волосы Ренесми отливали медовой бронзой на солнце, а изумрудные глаза были наполнены хрустальными слезами. Две сотни гостей стояли в окружении ухоженных роз, источающих непередаваемый аромат. Люди, вампиры, оборотни - все собрались вместе, плечом к плечу, чтобы засвидетельствовать важное событие. Алек не верил своему счастью. Он стоял у арки, одетый в элегантный классический черный костюм, с трепетом рассматривая свою невесту. Он жалел, что не умеет плакать, как делают это его новые родственники Каллены. Он был счастлив, что семьдесят лет назад, в этом саду, на этой скамейке, вернул Ренесми тот значимый браслет. Он благодарил Джейкоба, за то, что он был в их жизни, и сделал тот браслет своими собственными руками. Алек принимал реальность со всеми ее лучами света и терновыми кустами. Он знал: она никогда не забудет Джейкоба Блэка, огромного красно-коричневого волка, который постоянно по-доброму подшучивал над Алеком, и смотрел на Ренесми, как на весь его мир. Он поклялся сделать все, чтобы воспоминания о нем оставляли приятный отпечаток в ее душе. Он пообещал, что сделает все, чтобы Ренесми больше не проронила ни единой горькой слезы. Эдвард подвел дочь к алтарю, бережно вкладывая ее теплую тонкую ладонь, в холодную ладонь Алека. - Береги ее, - прошептал он вампиру. Клятвы, поцелуи, слезы, аплодисменты. Торжественные речи, бокалы, наполненные игристым вином. Над Вольтеррой медленно сгущались сумерки. Ренесми стояла со своим мужем, поодаль от гостей. Маркус смотрел на нее издалека, радуясь, что обрел некровную дочь. Эдвард смотрел на нее издалека, чувствуя, как в его дочери едва уловимо зародилась новая жизнь. - Все будет хорошо. Я вижу их будущее, - прошептала Элис, прокручивая в голове видение, - Готов стать дедушкой? Губы Эдварда расплылись в широкой улыбке, и он окликнул жену, стоящую рядом с оборотнями. - Думаю, нам пора остаться с Вольтури. На век-другой, - проговорил он, притягивая Беллу за талию. Молодожены обернулись, почувствовав пристальные взгляды. Ренесми непонимающе улыбнулась, вопросительно посмотрев на отца. Она пока не чувствовала, что внутри ее, еще не округлившегося живота, вот-вот забьется крошечное сердце.