Кошмар

Продолжение POV Сиэля Держась за стену, я таки поднялся на ноги, сводимые судорогой. Дышать было тяжело, а желудок отозвался неприятным урчанием от попадания в него водопроводной жидкости. Держась одной рукой за живот, второй долго закручивал краны. Что ж такое? Чего это желудок так бунтует? Медленно продвигаясь по стеночке к двери, пытался дуновением скинуть прилипшие к лицу волосы, самым наглым образом закрывающие весь обзор. Когда я уже взялся свободной рукой за дверную ручку, обнаружил, что на мне нет одежды. Наверное, это странно звучит – обнаружил! Будто с меня её кто-то снял, пока я благополучно спал. Ну или почти спал… В общем, это неважно. Я обернулся и, поджав губы, нахмурился – удрученно посмотрел на кучку смятой одежды, валяющейся на полу. Казалось, что выше моих сил преодолеть такой путь назад. Живот снова скрутило неистовой болью. Я упал на колени, сжимая зубы и прокусывая до крови губы, сдерживая рвущийся с самого низа крик. Мои обе руки обнимали живот, я сидел на коленях, силясь успокоить так внезапно и очень не вовремя разбушевавшийся желудок. Боль начала потихоньку отступать, и я уже обрадовано вскинул голову, хлеща по лицу мокрыми прядями. Язык быстро проскользнул вокруг рта, слизывая маленькую капельку крови, появившуюся в процессе моего настойчивого желания сдержать крики. Я поднялся на ноги уже второй или третий раз за время пребывания в душе, что-то чует мое сердце, не последний. Задумчиво замерев и с интересом прислушиваясь к внезапно притихшей боли, повертел головой, попрыгал на месте. Вроде ничего, я снова взялся за ручку. Как будто какой-то комок образовался в самом низу живота и, быстро расширяясь и разгораясь, полетел наверх. Я не успел опомниться и понять, что произошло, как горло вывернулось наизнанку. Тело инстинктивно сложилось пополам, не препятствуя выходу из организма всего съеденного за сегодняшний день. Было мерзко, грязно, противно, как в луже повалялся, а если быть точнее, как лужу влили в меня. В животе продолжали зарождаться комы, толчками выходящие наружу. Когда процесс закончился, я попытался проглотить слюну, которую горло тут же вернуло обратно. Обессилено прислонившись лбом к холодной стене, я сплевывал на пол, стараясь избавиться от мерзкого ощущения во рту. -Господин, вам так плохо, — учтиво просветили меня рядом. Голову поворачивать не хотелось, как в принципе и отклеиваться от стены. Холодная плитка несколько приводила в сознание и отрезвляла. – Выпейте, вам станет легче! Демон говорил спокойно, ровно. Таким голосом, как разговаривают с душевнобольными. Я вверх ногами смотрел на его живот, выше мне видно не было. Дворецкий держал на этом уровне руки, в одной из которых находился прозрачный стакан, а на предплечье другой висело много различной одежды. С мыслями, что хуже, чем мне сейчас, быть просто не может, повернулся к Себастьяну. Взяв из его руки стакан, я немного потряс его, рассматривая кристально-прозрачную жидкость. Она забурлила и запенилась, я недоверчиво глянул на Михаэлиса, а потом отпил немного. Совсем обычная, как вода. Я задумчиво прочистил горло и выплюнул лекарство на пол. Потом, ещё немного потряся стаканом и заворожено глядя сквозь стерильное стекло, пока не исчезнет последний пузырек (что поделать, люблю пузырьки), залпом выпил оставшееся. Стало действительно намного легче. Рвотные спазмы, которые до сих пор продолжали терроризировать горло, но рвать меня уже было абсолютно нечем, утихомирились. Боль, которая изредка продолжала рассекать желудок, тоже отступила. Я неожиданно почувствовал себя хорошо, бодро и свежо. Тем не менее, присутствие свежести, что добавлял аромат мяты, поселившийся у меня во рту после приема лекарства, не остудил моего желания ещё раз сходить в душ. Я быстро, буквально «спрыгал» туда и назад и поспешно стал натягивать на себя все, что предлагала рука-вешалка Михаэлиса. Честно говоря, это мне плохо удавалось, так как до сих пор что-то не припомню случая, когда я бы сам одевался. Непослушные пуговицы совершенно не хотели сдаваться в борьбе с моими пальцами, а воротник туники откровенно не желал раскладываться ровно. Но это, скорее всего из-за того, что улечься воротнику туники мешал топорщащийся ворот рубашки. Провозившись ещё пару секунд с бесполезной одеждой, которая уже просто выводила из себя, я в конце концов плюнул на все и прошествовал к выходу из ванной. -Постойте, господин. Позвольте, я помогу? – раздался сзади равнодушный голос, будто Себастьяна и вовсе не интересовало, как я выгляжу. Но ради соблюдения условий контракта, он готов был идти на эту жертву и прикасаться ко мне. -Ну, помоги, — поворачиваясь к нему лицом, я встал в позу завоевателя всего мира. Михаэлис подошел ко мне. Быстрые пальцы ловко справились со всеми петлями, а также успешно уложили оба воротника. Затем, взявшись за низ рубашки и туники, дернули вниз, распрямляя последние складки и последним штрихом было молниеносное разглаживание шероховатостей на коротких штанинах, заканчивающихся на коленях. -Идемте, господин, вас уже ждет мистер Ченссай, — равнодушно кивнув на дверь и первым прошествуя к ней, безучастно осведомил меня дворецкий. Точно! Ченссай! Я наконец-таки смог выучить его фамилию. Но, наверное, если я услышал её только что из уст Себастьяна, это ещё не значит, что через полчаса смогу сам её воспроизвести. Я смотрел удивленными глазами, а точнее глазом, потому что демон, неизвестно как узнавший, что происходило в душе, принес чистенькую новенькую повязку. От которой ещё пахло моющими средствами, и этот запах самым наглым образом щипал глаз. Очень хотелось отодрать повязку, желательно вместе с глазом, но если с глазом не получиться, то выдрать его самому в попытке почесать. Когда Себастьян помогал мне довести свой внешний вид до «более-менее нормально», я смотрел на его глаза, опущенные вниз. Они были абсолютно безразличными и стеклянными, взгляд будто был направлен в пустоту, а не на меня. Неужели его так задели те фразы, брошенные мной в порыве гнева? *** Мистер Ченссай, как я и предполагал, оказался выходцем из восточных стран, о чем говорил невысокий рост и чуть узковатый разрез глаз. Естественно, у него были темные волосы, а также смуглый цвет кожи. Хотя одет он был истинно по-европейски: серые штаны и серый, под стать штанам, пиджак с длинными полями. Однако, как я вскоре убедился, он представлял интересы одной из французских компаний, которая сама по себе ничем не занималась, а являлась перекупщиком у иностранных компаний-производителей. -Итак, о чем вы хотели поговорить? – осведомился я, сверля мужчину напротив взглядом. -О, видите ли, ваша компания так разрослась, что стала известна далеко за пределами Англии! – воодушевленно начал брюнет. -Извините, — бесцеремонно перебил его я, — я и так об этом знаю! Давайте по существу, не тратьте понапрасну мое драгоценное время. Я услышал едва различимый смешок Себастьяна и зыркнул на него, приказывая успокоиться. Как всегда, демон все понял без слов, поэтому уже через мгновение стоял с непроницаемой миной, держа в руках серебряный поднос. -Ах да, простите, — залепетал Ченссай. Его манера разговаривать торопливо, обрывая слова меня начала раздражать. Поэтому я хотел как можно скорее закончить всю эту суету, мозолящую мои, и так натруженные, глаза. – Я хочу скупить у вас партию игрушек. -Я не против. Давайте подпишу, — благодушно, но при этом продолжая холодно смотреть на мужчину, сказал я. -Вот так просто? – лицо, имеющее темно-желтоватый оттенок вытянулось, а прищуренные узкие глаза вдруг открылись. -Вас что-то смущает? – прищурившись на его манер и склонив голову набок, осведомился я. -Нет, нет! – поспешно замахал руками Ченссай, вертясь на стуле, будто у него шило в одном месте. Я, поставив локоть на стол, деловито щелкнул пальцами, а затем растопырил их. В ладонь тут же опустилось холодное блюдце, а вслед за ним я услышал ещё один нервический смешок дворецкого. Нет, ну он издевается надо мной! Ставя очередную чашку перед собой, я методично принялся помешивать содержимое, изредка кидая косые взгляды на суетящегося мужчину. Он копался в каком-то коричневом портфельчике с изрядной потрепанностью. На желтоватом лбу Ченссая выступила испарина, а вот нужные документы уже в течение минут 5 никак не хотели находиться. Я терпеливо ждал, как никак должен стараться во благо компании Фантом, я не могу вот так просто прогнать мужчину лишь из-за того, что мне надоело его мельтешение… А ведь суета действительно изрядно выматывает. Причем не только человека, создающего заварушку, но и окружающих. Дабы несколько успокоиться, я отложил серебряную ложку, которая уже трагично стучала по стенкам фарфора и начал медленно пить. Держа чашку обеими руками и согревая лицо. Локти абсолютно бесцеремонно, что не подобает слоям общества вроде меня, стояли на столе – что-то мне подсказывало, что этого человека я больше никогда в жизни не увижу… Я не собираюсь его трогать, убивать мужчину не в моих интересах… Подумав об этом, я многозначительно посмотрел на демона. Себастьян, не сняв с лица маски извращенного маньяка с фантазией пятилетнего ребенка, горестно вздохнул и, покачав головой, поставил передо мной блюдце с десертом. К моей великой радости от равнодушия и стеклянных глаз, демонстрируемых мне ещё в душе, следа не осталось, лишь неприятный отпечаток в моей проклятой душе. Отставив чашку с недопитым чаем и скользящей по стенкам ложечкой, ещё раз внимательно посмотрел на Михаэлиса. Демон, до сих пор с азартом, блестящим в глазах, осматривающий гостя, перевел взгляд на меня и совершенно искренне, не «по-демонически», улыбнулся. Мои губы дрогнули в ответ, и дворецкий ещё шире растянул лицевые мышцы, превратив милую улыбку в оскал. Я нахмурился и отвернулся от брюнета, услышав сзади себя смешок, в очередной раз. И что это ему весело-то так? Даже противно! Почему мне так не весело? Ну да ладно, будет и на моей улице праздник! Скоро! Сегодня! Сейчас! Нет, с последним я, конечно, погорячился… Но, как только этот мужчина уберется из моего особняка я сразу стану одним из самых счастливых людей на земле, если в моем положении такое, конечно, возможно. Положив подбородок на кулак, я уставился в стену с какими-то мрачными обоями, на которых, как оказалось, есть рисунок! Я погрузился в свои мысли, забыв и о Себастьяне, и о Ченссае, и о своей скорой безмерной радости. Но! Это ведь закон подлости, что кто-то ОБЯЗАТЕЛЬНО вырвет тебя из приятных мыслей! Причем нагло, бесцеремонно, таким тихим покашливанием…. -Кхе-кхем, — деликатно вывел меня гость из раздумий. -Нашли? – бесцеремонно спросил я просто так, дабы продолжить не начавшийся разговор. Моя левая рука потянулась через весь стол, как-то подозрительно далеко вытянувшись. Передвижение конечности сопровождалось презрительным взглядом, от которого, казалось, Ченссай уменьшается в росте и лужицей сползает под стол. -Прекратите, господин, — сквозь зубы, не переставая улыбаться, тихо прошипел дворецкий. – Я подам вам бумаги. Неопределенно дернув плечами, я вернул руку в исходное состояние и со скучающим видом вернулся к изучению иероглифов на стене. Себастьян изящной походкой приблизился к мужику и протянул руку. Я боковым зрением отметил залегший на его щеках румянец и заскрипел зубами. Оба вопросительно на меня обернулись, а я тут же схватил ложечку и стал с крайней заинтересованностью на лице поспешно ковыряться в кусочке пирога. -Подпишите, пожалуйста, здесь и здесь… А ещё вот здесь, здесь и здесь! – поочередно тыкая пальцем в различные точки на различных листах документа, деловито попросил Себастьян. Я как зомби на автомате ставил подписи, причем быстрым летящим почерком, коего у меня раньше не наблюдалось. А взгляд продолжал прожигать дырку между ключиц этого мужичка, который с каждой секундой нравился мне все меньше и меньше. -Огромное вам спасибо, я вам премного благодарен! – рассыпался в благодарностях Ченссай. -Не стоит, это в интересах моей компании. – Учтиво сказал я, вставая из-за стола и сильно сжимая щупленькую руку. -Я вас провожу, — Себастьян, с неизменной улыбкой на красивом лице держал плащ в руках, пока мужичок в него старательно заворачивался. -Мне его убить? – перед самым выходом из кабинета шепотом спросил Михаэлис. -Думаю, не стоит, — пожал я плечами, отпивая чай из очередной чашки, а предыдущую пододвигая к другим чашкам, выстроившимся в шеренгу, под предводительством аккуратного кофейника. -Как скажете… Я неспешно поднялся из-за стола, отодвигая от себя, как я насчитал, пятую чашку. Заложив руки за спину, подошел к окну, вглядываясь вниз сквозь плотную пелену дождя. Тяжелые капли с шумом разбивались о стекло, а затем стекали вниз, скапливаясь в щели между стеклом и подоконником. Себастьян стоял возле повозки, запряженной двумя белыми лошадьми. Он о чем-то переговаривался с Ченссаем, а я смотрел на него, но при этом думал о погоде. Как же она сильно может измениться буквально за пару часов. Когда я проснулся радостно светило солнце, заставляя радоваться жизни, а вот теперь как из ведра хлыщет дождь, невольно нагоняя тоску. Но не на меня. Я люблю дождь, ещё в детстве любил дождь, ведь он помогает спрятать самую большую человеческую слабость – слезы. Уже тогда я ненавидел показывать свои страхи и мог поплакать только на глазах у самого дорогого человека – моей матери, всем остальным я боялся показать свои слабости, воспринимая их как врагов, которые в будущем смогут воспользоваться этими знаниями. Только отец, с ним была несколько иная ситуация – он сам ненавидел слезы, никогда не показывал своих эмоций и заставлял меня быть таким же. Отцу я боялся продемонстрировать слезы, а мать всегда могла утешить простым поглаживанием по голове. Я любил обнять её тонкую талию своими маленькими ручонками, прижаться головой к груди, слушая мерное, всегда такое спокойное сердцебиение. Оно всегда успокаивало, будто просило мое сердце биться также, подаваясь общему ритму. Я приложил ладонь к стеклу, и мое отражение также прикоснулось ко мне. Я повел рукой вниз, оно сделало то же самое. Ему там, наверное, хорошо, под дождем, я тоже хочу на улицу. Стоять под дождем, запрокинув голову навстречу холодным струям – это напоминает душ, но здесь все иначе. Если я отбегу на несколько метров, дождь все равно будет хлестать по щекам. Если раскину руки, если лягу, согнусь, все равно мое тело будет под струями. Я опустил руку и вгляделся в глаз Сиэля за стеклом. Совсем недетский взгляд, несвойственный ребенку двенадцати лет. Такой пронзительный, жесткий, прокалывающий насквозь, несколько мрачный за счет нахмуренных бровей и залегшей на лбу складки. Само лицо такое каменное, что кажется, будто ничто не может расшатать эту конструкцию, заставить измениться это холодно-отстраненное выражение на безмятежно-радостное. Я опустил взгляд вниз и увидел, что Михаэлис, вдоволь наговорившись с мужиком, входит в особняк. Повернувшись спиной к своему отражению, я быстрым шагом пошел к двери. Спешно спускаюсь по лестнице, глядя себе под ноги и считая ступеньки. Пока на последней не врезаюсь в черный фрак, который, протянув руки, помогает мне не упасть. -Куда вы так спешите, господин? – спрашивает Себастьян, обнимая меня за талию. -На улицу, — пытаясь вырваться, буркаю я себе под нос. -Но там дождь, — не обращая внимания на мои тщетные попытки выбраться из захвата, спокойно говорит демон. -Хочу дождь! – по-детски топаю ногой, выказывая крайнюю степень возмущения. -Как пожелаете, господин, — расплетая пальцы за моей спиной, говорит Михаэлис. Неужто так просто отпустит? – проносится в голове мысль, которую дворецкий сразу же подтверждает: -Но я пойду с вами, — доносятся уже из-за моей спины слова. -Мне все равно! – дернув плечом, приоткрываю дубовую створку. -Ну, может, хоть оденетесь? – невозмутимо спрашивает он. -Не хочу! – бросаю я, уже выходя на улицу. -Как пожелаете, мой лорд, — тут же оказываясь рядом и закрывая за мной двери, говорит Себастьян. Я неспешно иду по каменной дорожке, старательно закатывая оба воротника. Себастьян, видя мои махинации, наоборот поднимает ворот своего плаща, в который он непонятно когда успел облачиться и недовольно фыркает. Я, несколько подумав, не без труда расстегиваю тунику и, выскользнув из неё, сбрасываю прямо на дорожку. Да, хорошо, так я чувствую себя намного свободней. Но уже через мгновение рубашка, промокшая под таким ливнем, прилипает к телу, очерчивая не сильно выдающийся рельеф. Теперь я снова не чувствую свободы, которую обычно дарит дождь или ветер. Нахмурившись, начинаю ковыряться в самой верхней петельке, но мою руку перехватывает белая перчатка. -Не стоит, господин, вы замерзнете и заболеете, — заботливо говорит Михаэлис. -А разве ты не сможешь меня вылечить? – прищурившись, спрашиваю я, на время прекратив попытки расстегнуть хотя бы одну пуговицу. -Смогу, но лечение требует времени, болеть всегда неприятно! – восклицает он, будто взывая к моему здравому смыслу, забывшему своего хозяина и делающему вид, что мы незнакомы. Честно говоря, этот самый здравый смысл стал возникать ещё когда я собирался идти под дождь, стоя у окна, и потом пару раз бился о стенки моего черепа, пытаясь остановить, а затем, обидевшись, сделал вид, что не знает меня. -Мне плевать! – с силой дернув рукой, рявкнул я и встряхнул волосами, налипшими на лицо. Себастьян вздохнул, а я, поняв, что мотая головой, добьюсь только окончательной каши в ней, рукой убрал пряди, закрывающие глаз. Дорожка, по которой я медленно передвигался, резко пошла влево, огибая огромную клумбу перед особняком. Я остановился, а потом пошел по маленькой тропинке, уходящей прямо, в сад. Михаэлису ничего не оставалось, кроме как последовать за мной, что явно не нравилось демону. Моя хрупкая фигурка запросто проходила между высокой живой изгородью, росшей по обеим сторонам от тропинки и в последнее время запустившейся благодаря плохой работе Финни. Себастьяну же такие легкие маневры не давались, даже когда он шел бочком, а зеленые ветки беспощадно хлестали по лицу, ещё больше зля брюнета.