Только мы

— Лисбон, проснись.  — Я сплю, Джейн.  — У меня для тебя сюрприз.  — Сейчас шесть утра.  — Это большой и очень важный сюрприз.  Она смешно продирает глазки и хлопает ресницами, совсем как ребёнок. Потом хмурит брови и поджимает губы, вяло произнося: — Ну, что там? Я, улыбаясь во все тридцать два, сую ей под нос два желтоватых листочка с кучей цифр и букв. Тереза, не понимая, к чему эти бумажки, вопрошающе поднимает бровь.  — Мы едем в отпуск! — восклицаю я, обижаясь на то, что она не видит очевидного.  ~ Последние три недели я кружился как пчелка, добывая эти шикарные путевки. Да, пришлось немножко поколдовать над пожилой парой, которая так и хотела у меня их перехватить. Но, к удивлению туроператора, мистер и миссис Рузвельт вдруг поняли срочную необходимость побывать на снежном курорте. Я же получил бронь в «Синей птице», чудесную машину напрокат и десять дней вне пыльного города.  И теперь я тихо попиваю чай на кухне у Терезы, потому что она немного в шоке, немного в бешенстве, немного счастлива и немного не знает, что ей взять в поездку. (Надо бы сказать ей, что и об этом я позаботился). Все идёт по плану. День пролетит быстро, как и все дни, когда никого не убили, а потом мы сядем в самолёт и улетим, показывая Эбботу свой длинный язык. Ну, Лисбон вряд ли станет это делать.  Она мечется по дому, шаркая тапочками с пушистыми помпонами (кто бы мог подумать, что она любит такие вещи?) и что-то бормочет себе под нос. Но мы оба знаем, что уже через несколько часов она придёт в восторг от моей идеи.  — Джейн! — слишком злобно.  Снова шаркая тапочками, моя зеленоглазая фурия подходит близко-близко и собирается поцеловать. Я в порыве нежности закрываю глаза и наклоняюсь, а она (правда фурия) прикладывает палец к моим губам и торжествующе произносит: — У нас дело. Отпуск отменяется! Вздыхаю, дважды за утро обиженный её поведением.  — Боже, Тереза, я как будто тебя в вулкан с горячей лавой зову! Я раскрою это дело за пять минут, спорим? Если я побеждаю, ты даже не попытаешься мне возразить насчёт отпуска.  Она смотрит на меня недоверчиво, но потом ухмыляется и говорит: — А знаешь, спорим! Это того стоит. Если я выиграю, ты сдашь путевки.  — Идет.  Бедная Тереза. Они и вправду сомневается в моих способностях. Мужик сказал — мужик сделал. То есть, раскрыл убийство. За три минуты и пятьдесят девять секунд. А потом ещё и публично украл у моей Терезы ма-а-ленький поцелуй.  ~ В самолёте она вдруг кладёт голову мне на плечо и умиротворенно произносит: — Может ты и прав, Патрик. Может, мне и впрямь нужен отдых, —, а потом ухмыляется. — Знаешь, кто сегодня ко мне походил? — Кто? — поворачиваю голову в её сторону и целую в макушку. Её волосы пахнут корицей, как всегда, и я утопаю в этом запахе.  — Маркус Пайк. Он предлагал мне бросить тебя и уехать с ним в Вашингтон.  Она залилась смехом, а во мне вдруг проснулись… собственнические замашки? Наверное, да.  Черт дёрнул меня подняться с мягкого сидения, и глянув Терезе в глаза на весь салон крикнуть: — Эй, видите эту прекрасную женщину в изумрудной кофточке? Это Тереза. И я люблю её, слышите? Я люблю эту женщину на месте 12B! Тереза покраснела, и я ожидал осуждающего взгляда. Но она вновь рассмеялась и тоже вскочила со своего места, крикнув: — А я люблю его, этого мужчину по имени Патрик! Мы хохотали вместе, плюхнувшись назад на кресла, пока некоторые пассажиры умилялись на нас, а некоторые шептались о том, что мы безумцы.  Что ж, может, мы и безумцы. Но нечего всяким Маркусам Пайкам безосновательно зазывать мою Терезу в свой дурацкий Вашингтон!